– Всё чухня! Я скрывал свою царевичность. Вот только не надо на меня так таращиться. Попробуй выживи в статусе закволдованного, когда вокруг все жабы – обычные. Засмеют, запинают, заплюют. – Жаб тяжело вздохнул и ещё удобнее развалился на диванных подушках.

– А зачем же ты в добровольцы полез, жениха моего изображать? – недоверчиво спросила царевна.

– Да потому что я весь этот план и придумал, а с позиции жениха легче контролировать ситуацию!

– Что-то не ахти у тебя с контролем вышло. Дурацкий план! Зачем ты вообще затеял его?

– Зачем? – вскричал жаб и воздел лапки к потолку. – Зачем?! Думаешь, очень весело сидеть в болоте и ждать шальной стрелы, которая решит твою судьбу? Думаешь, очень охота жениться на непонятно какой царевне, которая шастает по болотам с колчаном наперевес? Да, да! Нечего на меня так смотреть! Ты именно и есть – непонятно какая царевна, которая схватила колчан и по велению родителей понеслась искать жениха! И это при том, что на самого жениха тебе в общем-то плевать! Лишь бы матушка с батюшкой отвязались! А как бедному закволдованному царевичу с тобой жить, тебе всё-равно! Ну что? Разве не так?

– Эх, правда твоя. Всё так, – уныло признала Марья-царевна, уселась рядом с жабом и пригорюнилась. – Что делать-то теперь?

– Утро вечера мудренее, – робко булькнуло говорящее зеркало и еле увернулось, когда царевна и жаб одновременно швырнули в него диванными подушками.

***

Луна укрыла себя густыми облаками и уютно спала в тихом ночном небе. Царский дворец тоже был тих и спокоен. Но на его заднем дворе наблюдалось подозрительное шевеление.

– Ш-ш-ш! Ты можешь топать не так громко? В квонце-квонцов ты царевна, а не слон!

Царевна даже поперхнулась от такой наглости со стороны жаба, который с важным видом восседал у неё на плече. Его счастье, что сейчас было не до препирательств. Побег из дворца – дело опасное. Можно легко кого-нибудь разбудить и тогда – конец свободе.

Царевна нырнула в густую тень от стены царского замка, на цыпочках пробежала через открытую часть двора, легко перемахнула через дворцовый забор и нырнула в ближайшие кусты.

– Уф! Кажется, нас никто не засёк! – радостным шёпотом сообщил царевне жаб, когда она нашла в ночной темноте заветную тропинку и уверенно зашагала по ней. – Теперь можешь топать на здоровье!

– Я-то потопаю! А ты, может быть, попрыгаешь? Тяжело небось на плече-то сидеть? – язвительно ответила царевна.

– Ничего, я к неудобствам привычный. Так и быть, потерплю, – невозмутимо ответил жаб и даже принялся насвистывать какую-то жабью песенку. Ни за какие коврижки он не признался бы Марье, что боится шлёпать по неведомым тропам в незнакомом направлении. Как-будто это не он всего час назад горячо убеждал царевну, что знает дорогу на Кудыкину гору, как свои пять бородавок.

На Кудыкиной горе, как известно, чего только нет. Вернее, там всё есть. Поэтому жаб и царевна решили бежать с собственной свадьбы именно туда. Уж где-где, а на Кудыкиной горе наверняка найдётся местечко для таких беглецов, как они. Жаль только, сведения о местоположении волшебной горы были покрыты туманом домыслов и догадок. Однако жаб-царевич убедил Марью, что лучше всю жизнь искать Кудыкину гору, чем всю жизнь жить с ним в браке.

Весь остаток ночи Марья-царевна шла без устали через тёмный лес и к рассвету так выбилась из сил, что решила устроить привал на первой встречной поляне. Жаб не возражал. Прежде всего потому, что он умудрился уснуть на тёплом царевичном плече. Однако, когда царевна сгрузила жаба на землю, он тут же проснулся и принялся прыгать в траве, охотясь на утренних мошек. Мошки в ответ подняли такой шум, что ни о каком отдыхе уже нельзя было и думать.

Царевна тяжело вздохнула и решила если не поспать, то хотя бы посидеть. Она подхватила дорожный плащ и, не прекращая тяжело вздыхать, отправилась к большой круглой каменюке, которая лежала под раскидистым кустом калины. Каменюка, между тем, тоже взыхала и всячески демонстрировала свою одушевлённость, покачиваясь в разные стороны.

– Э-э-э… Уважаемый? – нерешительно произнесла царевна в сторону бурого кругляша. Тот в ответ живо развернулся к Марье, и она увидела весьма опухшую и угрюмую физиономию, высокой степени небритости.

– Ой! – испуганно прошептала Марья-царевна, – неужто богатырь Росланей? Я думала, вы сто лет, как померли!

Голова в ответ надулась и покраснела. Царевна подумала было, что от гнева, но в следующую секунду раздался такой оглушительный хохот, что даже жаб его услыхал и прискакал, посмотреть, что случилось.