Когда передача кончилась, Далия выключила телевизор и долго сидела, глядя в тёмный экран. Вышедшие из оцепенения родители, по-тихому дообедали, убрали посуду и сели на диван с двух сторон от неё. Они хотели заговорить, но не были уверены, стоит ли, к тому же никак не могли придумать что сказать. Наконец девочка сама заговорила, но как-то очень неразборчиво.
– Атомы, звёзды, пыль, – бормотала она. – Миллиарды лет, динозавры… всё относительно…
Потом повернулась к папе:
– Мне надо подумать.
Папа кивнул. Повернулась к маме:
– Я вернусь к ужину.
Мама кивнула.
Далия осторожно выбралась с участка и, никем не замеченная, вернулась на речку и уселась под ивой. При её появлении ива разволновалась, что, мол, «примчится сейчас этот хулиган, будет ветки мотать», но Ветер не примчался.
– Куда ты течёшь, Речка? – спросила Далия после долгих раздумий.
– В водохранилище, моя дорогая, – отзывчиво прожурчала Река.
– Это я знаю, – нетерпеливо сказала Далия, – а вообще, в масштабе Вселенной?
– В масштабе? – переспросила Река. – Это так сразу и не скажу… И туда, и сюда, вверх и вниз, и во всех направлениях. То вширь, то вглубь. Раньше в другую реку впадала, а с нею – в третью, а потом уж все вместе – в море, а оттуда – в океан.
– А звёзды? – спросила Далия.
– Нет, в звёзды не припомню, – ответила Река. – Впрочем, я довольно молода и в этом течении звёзд не помню. Может, в прошлом они были?
– В далёком прошлом? – уточнила Далия.
– В прошлом течении, – объяснила Река. – А прошлое течение, конечно, было в далёком прошлом.
– Прошлое течение? – не поняла Далия.
– Да, знаешь, разные течения бывают. Сейчас здесь теку, потом разольюсь и растворюсь или наоборот высохну, отсюда уйду, будет у меня новое течение.
– Человек часами может наблюдать три вещи: как горит огонь, как течёт вода и как работает другой человек, – раздался у неё за спиной бодрый старческий голос.
Разговор о течениях прервал Ерофей Ефимович, учёный на пенсии. Всю жизнь он занимался физикой, но ужасно любил философствовать, или, как говорила бабушка (эх…), мудрствовать. Лет ему было уже очень много, но энергии было ещё больше.
«А ведь он тоже умрёт», – невольно подумала Далия, глядя на его осанистую фигуру и живые смеющиеся глаза.
– Здравствуй, Далюша, – поздоровался учёный пенсионер.
– Здравствуйте, Ерофей Ефимович.
– Соболезную о твоей бабушке, – вздохнул он, опускаясь на землю рядом с Далией.
– Спасибо, – сдержанно ответила девочка. – Ей не нравилось, что все уже всё знают и наверняка обсуждают между собой. Они этим как будто вторгались в её личное горе, а она не хотела туда никого пускать, даже с трудом делилась им с родителями.
– Хорошая была женщина, – продолжал Ерофей Ефимович. – И красивая. Особенно по молодости. Мы с ней на этих дачах ещё малышей вместе выгуливали. Я своего Сашку, а она с твоей мамулей ходила. Я даже за ней приударять пытался, но она меня так отшила – еле ноги унёс, – он рассмеялся от воспоминания.
Далия тоже улыбнулась. Ей было приятно слушать, какой была бабушка в молодости.
– Дааа, и добрая такая была, отзывчивая. Я, бывало, заработаюсь – на выходные с собой работу брал, – моя жена – в городе на дежурстве, а Сашка мой некормленый, беспризорником по дачам бегает. Она его отловит, накормит, ко мне приведёт, умоет, спать уложит. А потом – давай меня ругать, что я на своей физике повернулся, ребёнка запустил. Я ей объясняю, что у меня научное дело мировой важности, за этим будущее, а ей хоть бы что. Дети – наше будущее, вот, мол, мировая важность, а остальное – потом. Хе-хе.
Далия слушала и чувствовала, что камень в её груди становится легче.
– Дааа, и на работе её уважали. Она-то ведь, ты же знаешь, тоже по физике… – Далия кивнула. – В нашем институте работала. Всё у неё чётко, продуманно, проверено, просчитано, без авосей и примерностей… Отработает неделю по полной, а на выходные – на дачу. Любила она это дело земляное. И так у неё всё росло хорошо. И дом они с твоим дедушкой быстро построили – старый, который уж снесли, – и нам с супругой помогали.
Далия даже закрыла глаза, чтобы лучше представлять то, о чём рассказывал старый бабушкин друг.