Дойдя до одной из телег, Мартин вспомнил обо мне, обернулся, позвал:
– Мадам, позвольте вас побеспокоить.
Позволяю. Я спустилась с крыльца, подошла. Мартин показал рукой на небольшой диванчик, спросил:
– Нравится?
Да, ничё так. Колдун усмехнулся, приказал нести в комнаты мадам и, когда слуги начали сгружать мебель, поинтересовался:
– Не хотите поруководить? Показать, как расставить?
Как элегантно меня выпроваживают. Уже ухожу.
Забыв об обеде, я занялась обустройством комнат. Слуги принесли мебель: диванчик, два кресла и круглый столик, расставили в пустой комнате, ушли. Нильс оглядел обновлённый интерьер и, поковыряв ногой новый ковёр, спросил:
– Может, в башню сходим?
Я знала, зачем он так рвётся в башню, но не хотела исчезать из поля зрения. Нильс насупился, смотрел мрачно, вздыхал так тяжело, как будто поднялся на Эверест. Махнув рукой на игромана, открыла ему ход в башню, выдала смартфон и сказала, что приду вечером. Осчастливленный эльф умчался с глаз долой, только пыль столбом, а я, закрыв вход и оглядев комнату придирчивым взглядом, снова спустилась вниз. Не то, чтобы я была очень голодна, но очень хотела кое-что уточнить.
Пришла в приёмную. Мартин копался в документах. Особо мне не обрадовался, но и не выгнал, правда, и отвечать не торопился. Я попыталась навести мосты и узнать, что творится в королевстве, но раскрутить Мартина на интервью было непросто: колдун мастерски уходил от расспросов. Ла-ла-ла, вокруг угла, хлоп, и мы обсуждаем ценность навоза, как удобрения. Вот и как тут быть? Но когда хоть этот алкаш вернётся? Мартин посмотрел удивлённо, спросил:
– Кто?
– Линц.
– Не знаю. Их светлость заняты.
– Да уж знаю, чем он занят. Бухает с утра до вечера.
Мартин пожал плечами:
– Я не считаю нужным обсуждать действия Максимилиана.
– А я обсуждаю не действия, а образ жизни.
– И это тоже, – Мартин даже не улыбнулся. Зараза!
– Ну, да. Что ж тут обсуждать?.. Пижон, пробы негде ставить.
– Если вы об очках, то это исключительно по той причине, что как-то Максимилиана пытались ослепить, с тех пор он защищает глаза от света.
Да? Ну, извините, я не знала. Думала, что выпендривается.
– Зачем? Без жены не останется.
Не став напоминать, что один раз уже остался – я не могла об этом знать, – согласилась, что на такого плейбоя всегда желающие найдутся. Мартин только кивнул, но и всё. Колдун!
Барбара вернулась в дом феи, прошлась по комнатам, но Эмилии нигде не было. Тяжело вздохнув, Барбара поднялась на второй этаж, подошла к двери будуара, осторожно постучала. Услышав тихое «да», вошла.
Эмилия сидела у зеркала, рассматривала собственное отражение. Барбара присела в книксене, а фея, бросив короткий взгляд на прислугу, поинтересовалась, разглаживая брови:
– Что?
Барбара доложила, что побывала в салоне и поговорила с одной из горничных:
– Пришлось заплатить двадцать монет, на меньшее не соглашалась ни в какую.
– Если сведения того не стоят, будешь до конца своих дней отрабатывать, – бесцветным голосом сказала фея, снова вернулась к созерцанию собственного отражения. Барбара молчала, и фея поторопила: – Ну, я слушаю.
– Все шляпницы на месте, но пропала девка, что из деревни взяли на чёрную работу.
Фея резко развернулась, пронзила Барбару острым взглядом:
– Что за девка?
– Деревенщина. Говорят, совсем малая, лет четырнадцать, не больше. Глаза зелёные, волосы светлые.
– Так-так, – фея вскочила, прошлась по комнате, подошла к Барбаре, – кто забрал, знают?
Барбара отрицательно покачала головой:
– Нет. Там мадам всем заправляла, никого не подпустила.
Эмилия помолчала, медленно протянула:
– Что ж, всё сходится, – и вернулась к туалетному столику. Достав из ящика сшитый из бархата мешочек, бросила Барбаре, – тебе. Заслужила. Можешь отдохнуть пару дней.
Барбара снова присела в книксене. Фея небрежно махнула рукой, отпуская помощницу, и снова села за столик.
Выйдя из будуара феи, Барбара быстро сбежала по лестнице вниз и скрылась в небольшой комнатке, находившейся рядом с кухней. Закрыв дверь на щеколду, Барбара открыла мешочек, высыпала на кровать деньги и, быстро пересчитав, грязно выругалась – фея заплатила очень щедро. Очень-очень. На какой-то миг Барбара пожалела, что обманула фею, но сожаления были недолги. Фея поверила? Ну и ладно. Теперь оставалось только обезопасить себя на будущее, и неожиданные выходные будут очень кстати.
Бросив в заплечный мешок перчатки, нож в кожаном чехле и лёгкие туфли на толстой подошве, Барбара направилась в Елхов.
Прислужница феи родилась тридцать с лишним лет назад в Риоме в семье скупщицы краденого и вора по фамилии Корк, и при рождении получила имя Степанида. Степа, как звали Барбару дома, с младенчества знала, что краденое дешевле. Эта жизненная философия привела Степу сначала в Дижон – в подпольное заведение, где Степа ещё больше сократила имя, превратив его в, как ей казалось элегантную кличку Сте Кор, и начала учиться вскрывать замки, скакать верхом, стрелять из арбалета и бросать нож. Обзаведясь совершенно неженскими навыками, Сте продолжила дело отца: начала грабить богатые дома, но одним воровством дело не закончилось.
Первого человека – слугу, охранявшего хозяйское добро, – Сте Кор убила, когда ей было двадцать два. После убийства грабительница затаилась, но ненадолго, нет, совесть её не грызла, Сте опасалась, что её поймают, а об убитом она и не вспомнила. Не прошло и полугода, как Сте Кор убила второй раз, а потом просто перестала считать трупы.
Всё закончилось, три года тому назад. Сте поймали с поличным во время грабежа ювелирной лавки, к грабежу добавилось убийство, воровка получила двадцать лет каторги и отправилась в горы, на рудники. Там её и нашла Эмилия.
Фея помогла преступнице бежать, привезла в свой дом и объяснила обязанности, которые должна была исполнять Сте. Бывшей каторжанке не очень понравилась перспектива стать прислугой, но и получить пожизненное за прошлые деяния и побег, она тоже не хотела, потому пришлось смириться. Тем более что работа у феи была временной, как сказала сама Эмилия – три-четыре года и свободна. Сте выбрала меньшее из зол и не пожалела, ведь вдобавок к новому имени, незапятнанному никакими преступлениями, Сте получила и новое лицо. Помолодев лет на пятнадцать, новоявленная Барбара была готова ради феи и в огонь, и в воду, правда, очень предусмотрительно об этом не сказала, поскольку Эмилия и сама знала, чем ей обязана Барбара и гоняла помощницу и в хвост, и в гриву. К тому времени, о котором идёт повествование, бывшей каторжанке уже до чёртиков надоело выполнять приказания феи, и она подумывала о побеге, останавливал разбойницу лишь страх лишиться юного лица и тела. К тому же фея могла исполнить угрозу и вернуть на каторгу, теперь уже навсегда.
Не ожидая ничего хорошего от феи, Барбара терпела и, при удачных обстоятельствах мелко мстила, сообщая, как и в этот раз, неверные сведения. О том, что может кому-то повредить, авантюристка не думала, но себя надо было обезопасить. И Барбара отправилась в Елхов, заметать следы. Туда она добралась уже ночью и, старательно избегая центральных улиц, пошла к салону Тейт.
Добропорядочные горожане легли спать, а в злачных заведениях городка как раз был самый разгар веселья. Из окон шляпного салона мадам Тейт неслась весёлая музыка, мужские голоса и радостный смех шляпниц. В ярких пятнах света, падающих из окон на пыльный задний двор, мелькали тени – люди веселились, танцевали.
Барбара легко перепрыгнула через забор, прошла к дому, осторожно постучала в стекло и, дождавшись отклика, сказала, понизив голос:
– Выходи, прелесть моя.
Из комнатки прислуги донёсся радостный возглас. Послышался шорох, тихий стук. Барбара фыркнула насмешливо: «Беги, беги, курица», и скользнула вдоль забора к заднему крыльцу.
Скрипнула дверь. На крыльцо вышла Матильда, огляделась по сторонам, прислушалась. С улицы донёсся тихий свист. Матильда подобрала юбки, пошла к забору, старательно держась в тени и постоянно оглядываясь.
Подойдя к штакетнику, Матильда выглянула на улицу, тихо спросила:
– Ну, ты где?
За спиной девки раздалось глухое:
– Я здесь.
Тёмный силуэт метнулся к горничной. Рука в тёмной перчатке легла на голову Матильды, схватила за волосы. Мелькнуло в воздухе нож. Матильда вскрикнула, и начала оседать на землю.
Барбара откинула капюшон, посмотрела на мёртвую горничную и, вытирая нож о платье Матильды, произнесла злорадно:
– Быть тебе в будущей жизни собакой дворовой.
Легко перепрыгнув через забор, Барбара прошла по улице. Выйдя к озеру, остановилась и, размахнувшись, забросила нож как можно дальше, следом за ножом отправились перчатки. Наступил черёд обуви. Разложив на траве заплечный мешок, убийца быстро переобулась, сменив лёгкие ботинки на тонкой подошве на туфли. Выбросив ботинки вслед за перчатками и ножом, Барбара собрала мешок, отряхнула руки и пошла по тропинке, ведущей от озера к дороге.
После ужина я вернулась к себе, прошла в башню. Нильс лежал на диване. Играл. Ну, понятно, чем он ещё может заниматься? Сев к компьютеру, начала создавать нечто вроде местного СМИ: раздел, который собирал бы все новости в одно место, чтобы можно было сразу узнать, что в мире творится.
Я копалась долго, создала то, что хотела, но меня не устраивало, что за новостями нужно было ходить в башню, потому я пошла дальше. Сначала отобрала у Нильса смартфон. Эльф возмущался, но я пообещала компенсировать. Достав с буфета кабель, сгрузила из компьютера в смартфон файл с новостным блоком, а из смартфона в компьютер файлы с игрушками. Нильс обалдел! Занятый играми, он не заметил, как и когда я создала компьютер. Впрочем, эльф не стал сильно настаивать, выведывая историю создания, его больше интересовала возможность играть на большом экране.
Утро следующего дня началось с тревожного попискивания. Взяв в руки смартфон, глянула на экран. Увидела горящий ярким красным светом значок новостей, вздохнула. Что-то я перемудрила, надо будет исправить. Посмотрела новости, передёрнулась от отвращения. Кто придумал такие фотографии с утра пораньше показывать? Вот как теперь это развидеть?
Отбросив смартфон, пошла умываться, старательно отгоняя от себя увиденную картину. Я как раз расчёсывала волосы, когда раздался осторожный стук в дверь. А это кто там такой вежливый? Мартин?
Приоткрылась дверь, Нильс сунул нос в мою спальню. Эльф? Да неужели? И я не удержалась, подколола:
– Тебя шенк покусал?
– Почему? – пробурчал Нильс, влетая в комнату и приземляясь на каминной полке.
– Ты необычайно вежлив. Так что случилось? На улице камнепад?
– Нет там никакого камнепада. Ты встала?
– Нет, ещё сплю, а кондитерская открывается в одиннадцать.
Нильс насупился. Ну, ясно, проголодался, бедолага. Вот только чего он больше хочет: плюшки или игрушки? Нильс помолчал, глядя, как я расчёсываю волосы. Всё же не выдержал, спросил:
– Ты чего такая радостная, что-то случилось?
Вот зачем спросил? Перед глазами снова встала неприглядная картинка. И зачем она мне? Я – не Шерлок Холмс, убийства распутывать. Не желая в одиночку переживать увиденное, рассказала Нильсу и даже показала. Эльф поморщился, сказал задумчиво:
– Интересно, что она наболтала лишнего?
– Почему?
– Так всегда наказывают за длинный язык, – пояснил эльф, разглядывая фотографию места преступления.
Я подумала немного, посмотрела, где произошло убийство, вспомнила, что это за заведение, и сказала эльфу, что убитая могла лишиться жизни не за то, что сказала что-то лишнее, а из-за того, чтобы не сказала это самое лишнее. Эльф нахмурился, долго переводил сказанное и, сообразив, кивнул головой:
– Тогда ещё интереснее, что она знала.
– Тебе интересно? Слетай, узнай, мне вот ни капли не интересно, – и я пошла в гостиную, вызывать слуг и заказывать завтрак.
Поедая необыкновенно вкусные пирожные со взбитыми сливками, читала другие новости. В Ройтте ничего нового не происходило: наш управляющий и банда собутыльников всё так же гоняли по всему королевству, кажется, поставив целью не пропустить ни одного помещика. Правильно, а то обидятся, что у соседа были и всё вино вылакали, а их пропустили. Линц обижать местную знать не хотел, ни одного дома не пропустил. Пил, гулял, играл. Обыграл одного из местных помещиков, получив в качестве выигрыша какие-то пустоши. Дуракам и пьяным счастье? Забрав выигрыш (документ имеется в виду), отправился дальше.
Почитав новости, я поставила новый фильтр, который был призван отсеивать жуткие фотки, и отдала смартфон Нильсу, изнывавшему от нетерпения и разрывавшемуся на части между пирожными и игрушкой. Сама ушла в башню, посидела немного у компьютера, но настроения не было и, захватив книгу с полки, вернулась в гостиную. Я лучше почитаю.
Через неделю после отъезда Линца в винно-водочный тур, во дворец приехал Валевски. О приезде аристократа я узнала сильно заранее и, желая знать новости, пришла в кабинет его светлости как бы случайно, вроде бы за тем, чтобы узнать, когда вернётся Линц.
Время я подгадала идеально. Не успела я войти и задать вопрос, как дверь распахнулась во всю ширь и в предбанник ввалился аристократ, пьяный до последней возможности. Радостно улыбнувшись, он дурашливо поздоровался:
– Наше вам с кисточкой. Мартин, кофе! – и запулил шляпу в дальний угол, как летающую тарелку.
Ничего себе! Я даже в самых смелых мыслях не могла представить, что наш аристократ так может! Но дальше было ещё интереснее.
Валевски попытался сесть на стул, но, спьяну промахнувшись, свалился на пол. Заржав, аристократ начал вскарабкиваться на стул, как альпинист на Эверест, тихо матерясь себе под нос.
– Берт! – рявкнул Мартин.
– Март! – в тон ответил аристократ, и скороговоркой протарахтел, – апрель, май, июнь, июль.
– Ваше сиятельство, ведите себя прилично, тут дамы! – секретарь решил привести Валевски в чувство, но тот отреагировал не так, как рассчитывал Мартин. Радостно оживившись, и встрепенувшись, как петух на навозной куче, аристократ воскликнул:
– Где, дамы? – и, увидев меня, разочарованно протянул, – а-а-а! Это полдамы.
А он нормальный?
– Берт! – возмутился секретарь, но Валевски ни капли не смутился. Угнездившись на стуле, как на насесте, аристократ вынес приговор:
– Тут до дамы ещё расти и расти, – и он показал руками вширь в типичных для женщин выдающихся местах.
Мартин смутился, а я озадачилась, не зная, расстраиваться или радоваться тому, что меня держат за ребёнка. Валевски, воспользовавшись нашим молчанием, выдал очередной перл. Ударив кулаком по столу, он гаркнул:
– Где кофе? Мать…
– Мадам, идите к себе, – попросил Мартин, показал рукой на дверь, но я сделала вид, что не услышала. Может, секретарь банально выставил бы меня из комнаты, но тут в приёмную влетел лакей с подносом в руках. Валевски начал материть замешкавшегося слугу, я тихонько отошла в сторону и спряталась за большим шкафом, стоявшим у выхода. Мартин, выставив слугу, налил Берту кофе, оглянулся, тихо сказал, – хватит выступать, не в шалмане.
– Я, между прочим, такое тебе принёс, а ты, как не родной! – обиделся аристократ, полез за пазуху и, достав какую-то бумагу, залитую вином, подал Мартину. Тот брезгливо принял лист, развернул, начал читать, всё больше меняясь в лице. Спросил удивлённо:
– А как это?
– Ирграл… ингврал…
Пока аристократ путался в буквах, я сообразила, что Валевски, наверное, притащил документ на те самые пустоши, которые выиграл Линц. Не знаю, что подумал Мартин, но пригрозил:
– Заткнись или язык укорочу.
Оба-на! С виду такой почтительный к аристократу, а тут взъелся и всё из-за того, что пьяный мужик слова попутал. Но дальше было ещё интереснее: Берт не стал огрызаться, а неожиданно мягко сказал:
– Не надо, я – хороший.
– Да уж! Куда ещё хорошее-то, – съязвил Мартин, добавил, – только и знаете, что квасите.
– Сам не хочешь попробовать? – обиделся аристократ, – так давай, а я тут порулю.
Как всё интересно-то! Мартин отошёл к столу, присев, начал рыться в ящике. С того места, где он находился, входную дверь было не видно и я, быстренько воспользовавшись этим обстоятельством, выбралась из предбанника в коридор и встала у двери, прислушиваясь к тому, что происходит в приёмной. Я слышала, как стукнул, закрываясь, ящик и как Мартин сказал: «На, ешь». Что ел Валевски, не знаю, но местный «Алкозельцер» действовал мгновенно. Через пару минут Валевски с облегчением сказал:
– А, как хорошо, – помолчав, вздохнул тяжело и произнёс неожиданно трезвым голосом, – пойду-ка я спать.
Я быстро промчалась по коридору, скрываясь за углом. За спиной послышались шаги, следом – дикий грохот. Так! Кажется, не вынесла душа поэта. Вернувшись, я выглянула в коридор. Берт лежал на полу, храпел, как трактор на меже. На шум начали сбегаться слуги. Воспользовавшись поднявшейся суетой, я тихонько ушла к себе. Тут уже ничего интересного не намечалось, а надо же узнать, почему наш аристократ так напился.
Оказалось, что вчера вечером Линц и его банда добрались до княжества Лисницки. Князь гостям не обрадовался, но принял, куда деваться? Банда нажралась знатно, и тут Лисницки, видимо, решив сделать пакость новому управляющему, предложил его светлости купить лес на дрова. Линц согласился и купил, но, будучи уже сильно пьян, не стал выяснять, что за лес предлагают купить. Обмывая покупку, поспорил с князьями – отцом и сыном, что перепьёт их. Лисницки, видя, что Линц уже еле тёплый, согласились и проиграли, и теперь за свой счёт корчуют и возят на королевские склады проданный лес. Так что Валевски привёз именно купчую на лес, а не дарственную на пустоши.
Ну, и что за лес купил Линц? Посмотрела, глаза на лоб полезли: управляющий купил тайд. Тайд?.. Так, я не поняла! Линц за копейки купил две рощи тайда и довёл дело до того, что теперь эти рощи бесплатно выкорчуют и привезут на склад? А какие земли он выиграл? Глянула. Твою красноармейскую! Он выиграл кусок земли, по которому проходила железная дорога! Холера!
Я не имела привычки завтракать в общей столовой, но на следующий день изменила правилам. Уж очень хотелось выведать подробности похождений Линца. Мартин, увидев меня, понимающе улыбнулся. Валевски, свежий, как огурец, как будто вчера не винище хлестал, а воду, тоже усмехнулся, сказал Мартину:
– Да, ты был прав, вчера я перебрал.
Холера! Ничего не скажут.
За завтраком Норберт, протрезвевший, и потому снова аристократически-заносчивый, обсуждал с Мартином светские новости, на меня почти не смотрел, а когда завтрак закончился, откланялся, и был таков.
Через день после отъезда аристократа пришла очередная новость о том, что Линц получил почти даром ценный рудник, и я наконец-то поняла, что творится в стране. Новый управляющий и его банда устроили чемпионат королевства на звание лучшего афериста, и что-то мне подсказывало, что у местных не было никаких шансов.
Следя за дальнейшими событиями, я поняла, что сильно ошиблась, когда думала, что Линц ничего не делал. Ага! как же. Он выяснил, кто из придворных занимался мародёрством в королевском дворце, узнал, кто и какими ценностями завладел, и пошёл заданным маршрутом, выколачивая из мародёров всё, что казалось им пустым хламом, а свора собутыльников помогала, кто во что горазд.
Так один из собутыльников Линца, узнав, как обнёс дворец бывший казначей королевства, предложил поехать и разобраться с вором. Я посмотрела живую трансляцию этого концерта. Линц показал феноменальную память, дотошно перечислив, что утащил казначей из королевского дворца, и, пока он вгонял хозяина дома в инфаркт, остальная банда шастала по владениям казначея, хватая за все места горничных. К тому времени, когда распоясавшиеся гости добралась до дам, казначей дозрел, и был готов на всё. В качестве платы за мародёрство отдал земли, где находились залежи бензина, быстро написал купчую и выпроводил банду беспредельщиков за порог. Когда за гостями закрылись ворота, казначей вытер пот со лба и довольно сказал домочадцам, что отделался лёгким испугом, сбагрив бросовые земли этому дурачку.
Мне даже стало интересно, что бывший казначей скажет, когда Линц пристроит бросовый товар в дело? Впрочем, это не единственный вопрос, который у меня возник. Ещё мне было интересно, откуда вся эта компания знает о ценности местных минералов, если эти сведения доступны лишь узкому кругу избранных? Но на этот вопрос ответ я вряд ли когда-нибудь узнаю.
Вечно пьяной банде понравилось трясти помещиков, и они пошли далее по списку. В качестве платы за мародёрство Линцу отдавали весь неходовой товар. Я каждый день отмечала на карте новые приобретения управляющего, отданные ему в качестве возмещения за мародёрство или проигранные по пьянке: рудники, рощи, пустоши, леса, заброшенные деревни.
Интересно, а им не стыдно? Они, по сути, грабят людей. Кстати, что думает по этому поводу Мартин? Воспользовавшись тем, что новости о деяниях Линца докатились до дворца, я пришла к Мартину, потребовала объяснений.
Секретарь, выслушав, заявил, что Линц, в общем-то, местную знать ещё и пожалел:
– По закону придворные, пойманные на мародёрстве, идут в тюрьму, их владения уходят в казну, семья – на улицу. Это, если по закону. Те, кто поумнее, поймут, что легко отделались. А с теми, кто поглупее, можно решить законным путём.
М-да. Я не нашлась, что возразить, и на этом разговор завершился.
Время шло. Лето было в разгаре. Линц гудел, как трансформатор. Мартин работал. Я бездельничала, но вскоре мои пустые безрадостные дни расцветило неожиданное сообщение. Ранним утром, когда я завтракала у себя в комнатах, экран смартфона засветился, и на нём появилась потрясающая новость: «Поздравляем, первый уровень успешно пройден». Не поняла. Какой уровень? Когда и во что я играть начала? Забыв обо всём на свете, помчалась в башню.
Компьютер подтвердил полученное сообщение, а на мой вопрос, что за уровень я прошла, выдал сообщение, что я прошла первый этап изучения магического искусства. Да? И что дальше? Вот только компьютер, холера такая, ничего не пояснил. Придётся выяснять самой. О, кстати! Попросила показать великого магистра. А вдруг, он там за работой сидит, узнаю, что и как он делает. Но, увы, великого магистра не было. Вообще. Как будто не было в мире такого человека или такого звания. А как это? И тут компьютер смилостивился и объяснил, что маг может скрыть себя и свои действия от других магов. Изучив ценное умение, я поняла, что удрать-то смогу, но получится только хуже – те, кто будут меня искать, поймут, что я умею колдовать. Не сумев просчитать последствия, я решила не рисковать и оставить всё как есть, хотя формулу заклинания выучила, на всякий случай, а потом переключилась на новости, и узнала, что Линц возвращается во дворец. Странно. Он, вроде, не собирался.
Линц с собутыльниками появились во дворце во второй половине дня. Пьяная орущая компания промчалась по дому, сея разрушения на своём пути, и приземлилась в зале для приёмов. Линц на троне, остальные – вокруг, как охотники на привале. Лакеев загоняли за спиртным и закуской. Звали Троянски, но тот, услышав приглашение, скривился, как будто его звали в теплотрассу, к ящику, накрытому газеткой. Я готовилась к очередной бессонной ночи, но пьянка долго не продлилась.
На закате открылись ворота, во двор въехал одинокий всадник. Может, я бы и не заинтересовалась, кто там прикатил, мало ли, какой отставший собутыльник, но слуги так метнулись встречать позднего гостя, что стало ясно – важная птица прикатила. Но какая именно? Я уставилась на экран смартфона, но, фигушки, приехавший так старательно скрывал свой лицо в густой тени широкополой шляпы, что узнать, кого принесло, не представлялось возможности. Ничего, мы эту птицу разъясним, не век же он будет шляпой прикрываться.
Встречать таинственного гостя вышел Мартин, начал докладывать, что творится во дворце. Следом примчался Троянски, принялся ябедничать на Линца, притащившего в дом всю окрестную шваль. Приехавший внимательно слушал, но молчал и никаких указаний не отдавал, а вскоре стало и не надо. Пока неизвестному докладывали обстановку, тот самый парень, что приехал с караваном из замка Линца, тихонько смылся со сцены и прямой наводкой направился в зал, где шло гульбище. Я переключилась на эту комнату, и обомлела. Парень сказал одному из гостей на ушко, что во дворец кто-то приехал, и гость, кивнув, выполз из зала. Следом исчез второй гость, третий. Алкаши поползли из зала, как тараканы.
Узнать или понять, что происходит, я не успела, за мной тоже пришли. Запыхавшийся лакей сообщил, что меня требуют его светлость. Я отказалась, но слуга настаивал:
– Мадам, меня просили передать, что вам хотят задать пару вопросов и всё.
Если он хотел меня успокоить, просчитался. Так я и поверила, что меня лишь на интервью приглашают. Может, шпагу взять? А где тут шпаги? Идя по дворцу, припоминала, где можно вооружиться, поняла, что по пути не получится. Ну, если что, сбегу через окно!
Лакей привёл меня в кабинет Линца, где уже собралась милая тёплая компания: сам хозяин кабинета, Мартин, Троянски, незнакомый мужик лет тридцати с лишним, похожий на фашиста, и… викинг. Мама дорогая!
Когда я появилась на пороге викинг, сидевший на краешке стола, оглядел меня с ног до головы оценивающим взглядом, спросил:
– Мадам, в Пазолини учат хорошим манерам, но по вам этого не видно. Почему?
Я была так напугана, что забыла, как его зовут, но всё равно ответила с вызовом:
– Зараза к заразе не пристаёт.
«Фашист» заржал. Викинг хмыкнул, задал второй вопрос:
– Мадам, ходят слухи, что вы почтили своим вниманием барона Росси. Это правда?
– Нет.
Викинг дёрнул бровью, переглянулся с «фашистом», допрос продолжать не стал, сказал, как строгий отец бестолковой дочери:
– Мадам, я понимаю, что в силу возраста вас всё время тянет на подвиги, но не стоит нарываться на неприятности. Займитесь чем-нибудь более полезным.
– Чем, к примеру? Пригласить кого-нибудь в гости?
Викинг понял не так, сказал, что подружек у меня в ближайшем времени не будет. Ой, так расстроил. Ща умру от горя. И тут «фашист» брякнул пропито-прокуренным голосом:
– Да выдай ты её замуж, пусть муж с ней разбирается.
Что? Ой, нет! Только не это. Викинг усмехнулся, достал из кармана письмо, передал «фашисту», приказав прочитать вслух и с выражением. Мужик развернул бумагу, начал читать:
– Мы, Великий Магистр Евразии и Океании весьма опечалены есть поведением несуразным девы Маргариты Кински. Понимая нежелание семьи девицы за такое непотребство ответственность нести, за лучшее почли передать девицу на воспитание капитану «Толстой Берты», – «фашист» оторвался от бумаги, посмотрел на викинга, – да ладно!
Викинг пожал плечами, а я слабым голосом спросила, кому меня передали.
– Мне, – доложил викинг и улыбнулся загадочно.
Ой, мама! И я сползла по стене на пол. Над головой зашумели голоса. «Бедный ребёнок». «Ну, да!». «Надо дать ей воды». «Март!». «Апрель, май, июнь, июль». Где-то на заднем плане прохрипело:
– Красава! А ты проставился за такой подгон?
Где я? Кто это говорит? Открыла глаза. «Фашист»? А он кто? Викинг перегнулся через стол, бесцеремонно стянул с Линца очки, нацепил на свой нос и, посмотрев на «фашиста» поверх стёкол, указательным пальцем подвинул очки, ставя их на место. «Фашист» развёл руками в восхищении, и викинг звонко шлёпнул своей лапищей по широкой ладони «фашиста».
Что происходит? Кто эти люди? А викинг отклеился от стола, пошёл ко мне, на ходу затянув до боли знакомое: «Гоп-стоп, мы подошли из-за угла», под аккомпанемент весёлого смеха «фашиста». На этом лимит моего терпения кончился, и я первый раз в жизни упала в обморок.
Очнувшись, поняла, что лежу на кровати, в комнате темно и тихо. И что дальше? Тихонько встав, выглянула в гостиную. Нет никого. Пробежала по всем комнатам, убедившись, что чужих нет, закрыла дверь на засов, ушла в гостиную. Как только зажгла свечи, в окно влетел Нильс, начал бухтеть:
– Ты бы хоть предупреждала! Еле удрать успел.
– И как бы я тебя предупредила, если в обмороке была?
Эльф нахмурился, сказал недовольно, что я хорошо живу. А это он к чему?
– Скоро ходить разучишься. Всё тебя на руках носят.
Нашёл, чему завидовать. Из этого вертепа с уголовниками надо бежать и, чем быстрее, тем лучше. Достав смартфон, посмотрела, что творится во дворце. Удивилась, узнав, что гости разъехались. Тоже испугались? Ну, я их понимаю. Осталось не так и много народу из тех, кто уже на ногах не стоял, а ещё не уехали барон Росси и тот самый херувим-забулдыга, из-за которого я собиралась удирать, но так и не удрала. Эти двое сидели в одной из комнат дворца, но где – я не поняла. Росси мрачно смотрел в окно, а херувим пил, как лошадь прямо из горла, и было ясно видно, что ему ох, как страшно. В комнату вошёл тот самый красавец из каравана с мебелью. Херувим возмущённо спросил, где заказанное вино. Парень покачал головой, подошёл поближе, наклонился, тихо сказал:
– Вам лучше уехать, ваша милость.
– Это ещё почему?
– Завтра будут натирать паркет мастикой, мыть лестницы. Будет очень скользко.
Ничего себе! Этакое завуалированное предупреждение: не уедешь, свернёшь шею на лестнице. Однако!
Росси встал, сказал, что уезжает. Херувим рванул следом. А мне что делать? Бежать прямо сейчас, или всё-таки немного подождать? Вот только чего ждать? Что снова придёт? А он может, ведь Великий Магистр меня ему передал, считай, подарил. За что? За какие заслуги?
В кабинете управляющего мерно тикали часы. Свечи в большом канделябре, догорая, тухли одна за другой. Комната начала погружаться в темноту.
Хлопнула дверь. В кабинет вошли Сньёл и Рихтер. Сньёл прошёл и сел во главе стола, а Ганс, выглянув в приёмную, громко крикнул, требуя принести свечи. Отдав указание, Рихтер повернулся к Сньёлу:
– Это ничего, ваша светлость, что я тут у вас распоряжаюсь?
– Распоряжайся, распоряжайся, – я устал, мне было всё равно, кто и что делает.
Вошёл лакей, поставил на стол канделябр с новыми свечами, вышел. Закрылась дверь. Ганс прошёлся по кабинету, ткнул пальцем в потолок:
– Как?
– Нормально. Не услышат.
Ганс сел к столу, закинул ногу на ногу, заговорил:
– По моим сведениям, на том берегу хотели, чтобы девица стала уборщицей.
Даже так? Сказок начитались?
– Типа того, – Ганс хмыкнул, – вот пацаны обрадуются. Как ты думаешь, там уже знают?
Понятия и не имею.
– Надо иметь!
Отмахнулся. Узнаем. Сами проявятся.
– Каким образом? – уточнил Ганс.
Хотел ответить. Раздался стук в дверь. Вошёл слуга, принёс поднос с кофе. Поставил, ушёл. Ганс проводил прислугу долгим недовольным взглядом, пробурчал: