Работа с зависимостями и созависимостью: теория и практика

Изолированность границ системы в сочетании с фрагментарной диффузностью.

Эффективнее всего функционирует, самоподдерживается и сохраняется система, находящаяся в гармоничном обмене с внешним миром. Изоляция и чрезмерная открытость ставят ее под угрозу. Опасность изоляции хорошо видна на примере озера, превратившегося в болото: прекратилось обновление, и вода стала заболачиваться. А чрезмерная открытость (диффузность, размытость, проницаемость границ) – как рана на теле или неохраняемая граница государства…

Аддиктивная семья, с одной стороны, является изолированной. «Борьба» с зависимостью отнимает время и силы, а сама зависимость может быть постыдной тайной от окружающих. Постепенно такая семья превращается в маленький изолированный мирок и «заболачивается».

С другой стороны, в некоторых вопросах аддиктивная семья может быть излишне открытой и не соблюдать границ интимности. Устраивать громкие скандалы при посторонних (демонстративно выбрасывать вещи из окон или в общий с соседями коридор), вовлекать знакомых во внутренние проблемы семьи (например, жена просит начальника своего мужа-алкоголика повлиять на него, чтобы тот не пил) и т.д.

Нарушенные границы внутри семейной системы.

Та же проблема с границами наблюдается и в самой аддиктивной семье: они частично изолированные, частично диффузные.

С одной стороны, члены семьи страдают от одиночества, эмоциональной изоляции, нехватке эмпатии и сердечности. Их часто посещают мысли о ненужности своим близким или использовании («Я нужен только для того, чтобы зарабатывать деньги», «Родители меня не любят, они хотят хвастаться моими достижениями»…).

И при этом в отдельных вопросах границы размываются или отсутствуют, хотя должны быть. Например, мать жалуется дочери на измены отца; брат и сестра школьного возраста вынуждены спать в одной кровати; члены семьи входят друг к другу в комнату без стука; вопрос адресуют одному члену семьи, за него отвечает и принимает решение другой; и т.д.

Москаленко В.Д. называет такой важный признак как «недифференицрованность «Я» каждого члена семьи».

Как мы говорили, границы внутри аддиктивной семьи нарушены, одно из проявлений – симбиотическое слияние, несформированность собственного зрелого Я.

Сперва младенец находится в симбиотическом слиянии с матерью, это так называемый контакт «пра-мы». Есть «мы», нет «я и ты». «Мы» – единое целое. Так как психологическое и телесное взросление расходятся, то вне зависимости от паспортного возраста некоторые личности остаются симбиотическими, предпочитающими говорить «мы», разделяющими чужие эмоции, мнения, но не имеющие собственной позиции. Это достаточно опасное явление, которое приводит к групповым проекциям и мешает раскрытию индивидуальности, самореализации.

У членов аддиктивной семьи в речи обычно присутствует «мы», там, где должно быть «я», «ты», «он», «она»… И они сами этого не замечают. Диалог из практики – мать наркомана на консультации говорит:

– Мы уже пять лет употребляем наркотики…

– Вы тоже употребляете наркотики?

– Нет.

– Значит, только Ваш сын употребляет наркотики? Он один, не Вы вместе.

– Да, я же говорю, мы давно употребляем наркотики….

Несформированность собственного Я со своими самостоятельными суждениями и реакциями – один из признаков личностной незрелости.

Высокий уровень конфликтности.

Атмосфера в аддиктивной семье напряженная. Иногда Вы буквально «кожей», то есть интуитивно, чувствуете это напряжение, едва переступив порог квартиры.

Возникает замкнутый круг: напряжение приводит к аддикции как к способу разрядки напряжения, и наоборот, последствия аддикции (уход от домашних дел; отказ вносить вклад в семью, будь то деньги или забота, лояльность; воровство; агрессия и проч.) увеличивают напряжение…

Бывают аддиктивные семьи очевидно конфликтные: в них принято добиваться желаемого через скандал, выражать эмоции криками и нападками.

Другой вариант – конфликт скрытый, когда претензии замалчиваются, копятся, а затем раз в несколько недель происходит большой скандал по ничтожному поводу.

Нарушение коммуникации.

Общение имеет нездоровые формы. Используются оценивания, неконструктивная критика, ложные обвинения.

Нет прямой коммуникации, она осуществляется некими окольными путями, обычно начинает использоваться третья сторона в качестве буфера: «Скажи своему отцу, что…» Иногда такого рода фразы звучат, даже когда в комнате присутствуют все партнеры этой «треугольной коммуникации», то есть супруги находятся в одном помещении, но общаются через ребенка.

Нарушение эмоциональной саморегуляции.

Явление, о котором мы подробно говорили в предыдущей главе (см.2.4. «Зависимость как «болезнь замороженных чувств» особенности эмоциональной сферы аддикта»). В аддиктивной семье много эмоционального напряжения и непонятно, что с ним делать. Часть эмоций подавляется, «замораживается»; часть отреагируется в ссорах и скандалах; происходит замещение, и эмоции направляются с истинного адресата на другой объект; и т.д.

В этой системе много токсичного, разрушительного стыда и вины, перекладывания ответственности с неконструткивными обвинениями.

И нередко бывают полярности чувств с резкой сменой. Партнеры быстро переходят от обожания к ненависти, и наоборот.

Искажение потребностей.

В аддиктивной семье происходит фрустрация потребностей, которая может принимать разнообразные формы.

– Невозможно прямо заявить о своей потребности, так как реакция окружения будет негативной: «Хочется-перехочется», «Тебе что, больше всех надо?» и т.д.

– Потребности понимаются неверно, происходит искажение. Например, дочь-подросток просит подарить ей тушь для ресниц. Возможно, ей важна именно эта тушь, она долго выбирала и остановилась именно на таком варианте. А родители дарят ей блеск для губ, «потому что это тоже косметика, какая разница?».

– Подмена одной потребности другой. Например, ребенок хочет дорогую игрушку, а родители покупают ему другую, дешевле, при этом убеждая, что «На самом деле тебе нужна не та дорогая игрушка, а эта». Проблема не в том, что родители не купили дорогую игрушку, это нормально – отказывать ребенку в покупках; проблема в некорректном объяснении.

– Замещение чужих потребностей собственными. Например, родитель в своем детстве мечтал заниматься фигурным катанием, но не смог. И уже во взрослости он заставляет своего ребенка заниматься фигурным катанием, убеждая, что ребенку это нравится: А у ребенка могут быть совсем другие интересы и потребности.

– и т.д.

Объектное потребительское отношение к людям.

Иногда дисфункциональные семьи очень метко определяют как «семьи с нарушением любви». В аддиктивной семье катастрофически не хватает безусловной сердечной любви. Это выглядит, как тупик: родитель не может дать своему ребенку безусловную любовь, потому что ему самому в детстве ее не дали, подобного опыта нет. Но, к счастью, возможно целительное получение опыта безусловной любви в любом возрасте, будь то благодаря психотерапии, религии, духовным восточным практикам и т.д.

Здоровая форма любви позволяет видеть в другом человеке индивидуальность, личность, и уважать.

Но в любви важно и не игнорировать «ужасную», то есть теневую сторону своего близкого человека, проще говоря, его недостатки. Частая ошибка – закрывать глаза на минусы, но это – неправильно понятая лояльность, которая рано или поздно приведет к разочарованию.

В аддиктивных семьях нарушена способность к безусловной сердечной любви. Формируются не субъектные отношения (к другому человеку как к личности), а объектные (как к неживому объекту). И это отношения не любви, а использования – другой человек нужен, чтобы удовлетворять некую потребность. Например, сын-наркоман использует мать как источник денег, а она его – как защиту от одиночества.

Гипоопекающий или гиперопекающий стили воспитания.

В аддиктивной семье нередко возникают полярности. Или чрезмерная опека, не дающая ребенку сепарироваться, взять на себя ответственность, достичь личностной зрелости, мешающая свободе и автономии. В этом случае формируется инфантильная личность, избегающая ответственности, с детскими реакциями и ожиданиями от жизни: «Вы мне должны», «Заботьтесь обо мне», «Сделайте это за меня»….

Или гипоопека, недостаточная забота, когда от ребенка требуется больше самостоятельности, чем полагается в соответствии с его реальным возрастом: «Сделай сам», «Ты должен справляться самостоятельно»… В этом случае ребенок может «сломаться», ведь от него требуют то, с чем трудно справиться, и он боится неудачи, критики и наказания, поэтому ему трудно что-то делать, он занимает пассивную позицию. Или становится бойцом, «стойким оловянным солдатиком», но закрепившийся паттерн постоянной борьбы может истощать и мешать благополучию в будущем, приводят к недоверию, неумению просить о помощи, к конфликтам…

Причем и гипоопекающий, и гиперопекающий стили воспитания могут сочетаться в одной семье, даже – в поведении одного родителя. Иногда одному ребенку достается гиперопека (например, он младший или любимый), а другому гипоопека (старшему или нелюбимому). Это контраст бывает очень заметен: с одним ребенком родитель постоянно делает уроки, с другим – практически никогда; одного загружают домашними обязанностями, другого от них избавляют.

В некоторых семьях может быть гиперопека по отношению к дочери, «Она же девочка, нежная, ранимая, нужен присмотр»; и гипоопека к сыну («Он же мальчик, должен быть сильным»).

Или наоборот: например, мать, недовольная отношениями с супругом (или при отсутствии такового) делает из сына символического партнера, «принца», начинает гиперопекать. А от девочки требует, чтобы она взяла на себя часть материнских обязанностей и не доставляла хлопот.

И еще одна картина, при которой гиперопека и гипоопека чередуются по отношению к одному и тому же ребенку, создавая хаос и непредсказуемость. Месяцами его учебу пускают на самотек, а потом вдруг начинают тщательно проверять домашние задания, знания, отметки, посещаемость…

Контролирующее поведение.

Так как в аддиктивной семье много тревожности, небезопасности, непредсказуемости. То формой защиты, обеспечивающей динамическое равновесие системы, становится контроль.

Конечно, в каждой семье необходим контроль, но он должен иметь здоровые формы, то есть соответствовать реальности. Например, если школьница остается на ночь у подруги, она согласовывает это с родителями, и те должны знать, где она.

А в аддиктивной семье контроль принимает утрированные и нездоровые формы. Например, мать выясняет у своего 30-летнего сына, с кем именно он провел ночь и где. В созависимых отношениях супруги тайком проверяют почту друг у друга.

Убегающее поведение.

В аддиктивной семейной системе много проблем и поэтому – напряжения. Один из способов, как справиться с этим напряжением – просто игнорировать его, не замечать, убегать от проблем. Ведь осознание проблем может нарушить равновесие, привычный ход вещей, а значит – поставить под угрозу существование самой системы.

Так, муж может подавлять свое недовольство женой (может, у нее слабое здоровье или их содержит состоятельный тесть). И тогда он начинает убегать от проблем в отношениях, от своей агрессии, возможно даже, от желания расстаться. Способом побега может стать зависимость, любой из вариантов (алкоголизм, трудоголизм, сексоголизм…).

Жена может не замечать сексоголизм мужа, его постоянные измены, потому что боится признать их как факт. Ей ведь тогда, возможно, придется разводиться, а она не хочет (любит, боится статуса «разведенки», материально зависит…).

Деструктивные роли.

В каждой семейной системе возникают те или иные символические роли: Шут, Мамочка, Принц/Принцесса… Но! в аддиктивной семье эти роли становятся деструктивными, разрушающими. Возникает закономерный вопрос: какие роли можно назвать деструктивными?

Иногда деструктивность роли зависит от ее специфики. Например, роль Козла отпущения всегда разрушительная, ее носитель – вечно «крайний», на него направляется агрессия, он становится «громоотводом» для сброса напряжения. Это не решает проблему системы и опасно для носителя роли Козла отпущения.

В других случаях все зависит от выраженности роли. Сама по себе роль Мамочки не является опасной, ее носитель (чаще женщина) по-матерински заботится об окружающих, опекает, любит готовить и кормить, готова выслушать и приободрить… Эта роль становится деструктивной, когда переходит в утрированный вариант, приводящий к дискомфорту и для ее носительницы, и для окружающих. Деструктивная Мамочка потратит весь выходной для того, чтобы найти подходящие продукты, отдаст последние деньги, будет долго готовить кушание, предвкушать семейный ужин. А потом может оказаться, что муж не голоден, сын не собирается ужинать дома, а дочь на диете. И вместо семейного ужина выйдет семейный скандал.

3.2.Деструктвиные роли в аддиктивной семье.

В дисфункциональной системе даже изначально здоровые элементы меняются и начинают функционировать нездорово. В противном случае они отторгаются или уничтожаются.

Как пример можно привести обитателей тюрем: тюремные коллективы являются дисфункциональными системами, они живут по своим законам и правилам, в них высокий уровень конфликтности, агрессии, жестокости. Многие из этих правил противоречат гуманистическим и этическим нормам и являются откровенно дисфункциональными.

Тюремные коллективы как дисфункциональная система со своими устоявшимися правилами описаны в биографической книге Игоря Мироновича Губермана «Прогулки вокруг барака». Он оказался в заключении как диссидент, еще в советские времена, и описал после свои наблюдения за тюремной жизнью. И свою беспомощность, невозможность что-то сделать, когда на его глазах происходили страшные и несправедливые события: насилие и даже убийства. Те, кто не соглашался с дисфункциональными тюремными правилами, или смирялся в итоге и формально соблюдал их, или уничтожался системой.

В аддиктивной семье происходит нечто подобное: оставаясь в ней, нужно жить по дисфункциональным правилам. Поэтому каждый член семьи имеет свою роль, причем деструктивную – наносящую вред и ему, и окружающим.

Роли могут переходить от одного члена семьи к другому. И каждый член семьи может брать на себя разные роли. Эта смена может происходить быстро…

Что это за роли? Наверно, самой известной моделью является так называемый «драматический треугольник Карпмана», или «треугольник Судьбы».

Стивен Карпман – известный американский психолог (сын эмигранта из России), ученик Эрика Берна. В конце 1960-х он предложил идею о 3 взаимодополняющих ролях, взаимосвязанных, переходящих одна в другую: Жертва, Преследователь, Спасатель. Преследователя иногда также переводят как Агрессора, но дословный перевод оригинального «persecutor» именно «преследователь», «гонитель».

В дисфункциональных системах часто возникают ситуации, в которых проигрываются эти три роли.

Например, молодой человек признается своей любимой девушке, что употребляет наркотики. Она входит в роль Спасателя: «Я спасу его от наркотиков своей любовью». Смело выходит за него замуж. В их браке она – Спасатель, а он – Жертва. Возможно, она находит для него оправдания: якобы он жертва обстоятельств, трудностей детства, стресса на работе и т.д. А партнер поддерживает ее иллюзии и свою роль Жертвы, ведь оправдания снимают с него ответственность. Итак, перед нами жена-Спасатель и муж-Жертва.

Но наркомания – это болезнь, и любовь спасает от нее не эффективней, чем от аппендицита или пневмонии, а значит – не спасает. Постепенно героиня примера начинает злиться, ведь все ее усилия по спасению не дают результатов. Тогда она начинает предъявлять мужу претензии, становится Преследователем: «Если ты не бросил наркотики, ты меня не любишь, ты делаешь это назло мне!» Устраивает скандалы, смывает ПАВ в унитаз. Это уже жена-Преследователь и муж-Жертва.

Муж злится. Особенно из-за того, что его лишили любимого объекта зависимости (вылили алкоголь, уничтожили наркотик, сломали ноутбук…). Он становится Преследователем, кричит на жену и, скорее всего, бьет. Тогда она становится Жертвой: «Я все время отдаю тебе, а ты неблагодарный, не ценишь, еще и ударил меня…» Мизансцена Жена-Жертва и муж-Преследователь.

Мужу становится стыдно, он просит прощения, прикладывает лед к синякам жены, в качестве искупления дарит подарок и перемывает всю посуду, чтобы она отдохнула. Жена-Жертва и муж-Спасатель.

Жена умиляется, видит доказательства своей важности и нужности. А также «святости», «хорошести», ведь она не бросает мужа, а продолжает спасать! Она решает, что все равно останется с ним и своей любовью спасет его от наркотиков. А он не виноват во вспышке гнева, она его спровоцировала, или начальник испортил настроение на работе. Круг замкнулся, снова мы видим привычные роли: роль Спасателя у жены и Жертвы у мужа.

Деструктивность этого треугольника Жертва-Преследователь-Спасатель, или «драматизм», заключается в том, что все действующие лица несчастны.

Плюс они активно стараются подключать к своей «игре» окружающих, которые тоже становятся несчастными. Так, жена жалуется маме на мужа-наркомана, мама становится Спасателем дочки и Преследователем зятя, начинает предъявлять зятю претензии. И в тот же миг дочь из Жертвы превращается в Спасателя и начинает защищать мужа от мамы, на которого сама же жаловалась маме 5 минут назад…

В драматическом треугольнике нарушено функционирование каждой из ролей. «Жертва на самом деле не так беспомощна, как себя чувствует; Спасатель на самом деле не помогает, а Преследователь на самом деле не имеет обоснованных претензий» (Клод Штайнер).

Эти роли проигрываются не только в замкнутом пространстве отдельной семьи, но и во всех сферах жизни. На работе, в школе и институте, в кружках и секциях, дружеских компаниях, соседских отношениях… Ребенок из такой семьи несет в себе сценарий драматического треугольника и воспроизводит раз за разом, то выставляя окружающих Преследователями, то побуждая быть Спасателями, то делая из них Жертв.

В роли Жертвы, Преследователя и Спасателя оказываются то зависимые, то созавиисмые члены семьи, происходит смена, «передача эстафетной палочки». Однако может быть тенденция чаще всего бывать в одной из ролей.

Жертва: при кажущемся неудобстве и опасности роли, Жертва имеет много вторичных (скрытых) выгод. Это и внимание окружающих; и нарциссическое ощущение своей «избранности» и «святости»; и отказ от ответственности (как в советском фильме «Бриллиантовая рука»: «Не виноватая я, он сам пришел!»).

Роль Жертвы формируется в детстве. Иногда это сценарий, заимствованный у родителя-Жертвы. Иногда – следствие плохого обращения с ребенком, когда его границы нарушались, при этом ему не дозволялось себя защищать, в результате чего он оказался в пассивной позиции без возможности обозначить свои границы.

В психологической работе с Жертвой важно легализовать этот паттерн поведения, помочь осознать скрытые выгоды такого сценария. Научить защищать себя здоровым образом, перейти в активную позицию. Конечно, что-то можно изменить только в том случае, если сам клиент готов менять свой сценарий и отказываться от вторичных выгод деструктивной роли.

Преследователь: роль, которая позволяет сбрасывать агрессию, ощущать власть и контроль. Преследователь рационализирует проявление агрессии, считая себя правым, но обычно ни уровень агрессии, ни форма выражения не соответствуют ситуации.

Роль Преследователя формируется или как подражание родителю-Преследователю, или в союзе со слабым родителем, который потакал агрессии ребенка, и тот усвоил: через агрессию можно добиться всего, чего захочешь…

В психологической работе с Преследователем нужно легализовать его агрессию, найти истинную причину, научить выражать ее в здоровой форме, а также при необходимости агрессию сдерживать, контейнировать.

Также роль Преследователя подразумевает высокий уровень нарциссического всемогущества: право судить, «Кто прав, кто не прав», и кого наказать… Это тоже – тема для психологической работы с Преследователем.

Спасатель: роль, коварная тем, что является социально приемлемой и одобряемой. Вроде как Спасатель делает правильную и благородную работу. Ан нет, он выполняет эту роль «криво», не спасая, а нанося вред. Как ребенок, который бросил морскую свинку в море, потому что она «морская» и он хотел ей помочь, и она, конечно, утонула.

Роль Спасателя заимствуется от родителя или формируется на основе компенсаторного механизма: когда-то Спасателя не спасли, и теперь он бездумно спасает других.

Роль Спасателя окружена «нимбом» героизма и нарциссического всемогущества, она позволяет ощутить свою грандиозность и «хорошесть», значимость и полезность для окружающих.

В психологической работе важно затронуть темы собственной ценности, реалистичных ограничений, а также травмы, которая могла сформировать компенсаторный механизм «спасения» других.

Но это не единственные роли, возникающие в аддиктивной семье. Ниже мы рассмотрим роли, которые условно разделим на зависимые, созависимые и детские.

Разделение условное, потому что зависимость и созависимость – две стороны медали: и зависимый член семьи может взять созависимую роль, и созависимый – зависимую. Некоторые роли перекликаются, являются по своей сути схожими.

А детские роли закрепляются и затем проявляются во взрослости, нередко приводят к зависимости и созависимости. Да и все взрослые роли родом из детства…

Роли, свойственные зависимым членам семьи:

Вечный ребенок: инфантильная личность, формирующаяся в семейной ситуации гиперопеки. Такому ребенку не делегируют ответственность, у него нет обязанностей, или они слишком легки для его возраста. Родители помогают ребенку избегать ответственности не только в семье, но и за ее пределами: будь то школа, взаимоотношения со сверстниками…

Если такой ребенок ленится и плохо учится, родитель (чаще всего мать) придет в школу и будет предъявлять претензии учительнице. Ребенку многое позволяется и почти ничего не требуется, вне зависимости от возраста. Его неудачам и неуспехам родители всегда находят оправдание вовне: «плохие учителя», «плохой институт».

Вечного ребенка легко узнать по инфантильному поведению, одежде, манерам. Зависимость становится средством достижения удовольствия и побега от взрослого мира – попытка остаться в детстве и развлекаться.

Вечный ребенок обычно социально неадаптивен или, во всяком случае, мало реализован. Часто он и во взрослости живет с родителями, которые продолжают гиперопекать; или находит для отношений партнера-Родителя, который берет на себя родительскую гиперопекающую функцию.

Великий Нехочуха – так звали персонажа мультипликационного фильма (СССР, 1986). Отрицательный персонаж, он ничего не хотел и не делал, только бездельничал и предавался лени.

Сценарная роль Великого Нехочухи таит в себе скрытое протестное поведение, пассивно-агрессивное. Такой член семьи не принимает участие практически ни в какой активности, под предлогом того, что ему это не надо, не интересно, нет смысла… Он отстраняется от дел и ответственности: «Не хочу!» Внешне может показаться, что Великий Нехочуха находится в депрессии, в действительности же он таким образом выражает агрессию по отношению к окружающим.

В этом случае зависимость – форма протестного поведения, еще один способ сказать свое «Фе!» окружающим.

Великий Хочуха. Назовем эту роль по аналогии с предыдущей ролью и персонажем мультфильма. В отличие от находящегося в отрицании и протесте Нехочухи, Хочуха исполнен желаний и стремится к их исполнению. Чаще не активно («Сам добьюсь желаемого»), а пассивно («Сделайте это за меня»).

Он умеет хотеть и стремиться к удовольствию, но не хочет ограничивать и сдерживать свои желания, тем более – отказываться от них. Это инфантильная форма поведения, с детским эгоцентризмом: Хочуха не учитывает интересы других людей, заботится о своем собственном комфорте. Поэтому в исполнении своих желаний Хочуха может быть не просто эгоистичен, но и жесток, вплоть до нарушения закона. Подобно маленькому ребенку, он не понимает, почему «нельзя», если «хочу!»

Зависимость в этом случае – потакание своим желаниям, без принятия ответственности за свое поведение и последствия.

Привидение: сценарная роль, формирующаяся в раннем детстве, если ребенок ощутил себя отвергнутым и ненужным в этом мире. Бессознательно он боится жизни и занимает пассивную позицию, словно наблюдая за течением времени, но не действуя активно.

Такой человек малозаметен в своей семье, что в детстве, что во взрослости. Его социальная жизнь бедна, малоактивна. Он может сказать: «Я словно не живу, а смотрю на жизнь».

Привидение ищет пути побега от «небезопасной» реальности, зависимость может стать одним из них.

Аутсайдер, Изгой: в своей семье он не очень-то и нужен, отвергнут, и автоматически провоцирует отвержение в других ситуациях тоже. Его могут отвергать скрыто, пассивно-агрессивно, или более выражено. Его избегают, могут подшучивать. Он не подпадает под выраженную канализированную агрессию, его словно «цепляет по косой»: открыто его не травят, но дают понять, что недолюбливают.

Зависимость может стать утешением, способом привлечения внимания или скрытой мести окружающим.

Отшельник (также Философ, Монах): уходит в изоляцию, обычно вследствие отвержения или небезопасности в семье. Отшельнику достаточно изоляции, Философ при этом защищается от реальности рационализацией, а Монах скрыто противопоставляет себя окружающим.

Все они ведут достаточно уединенный образ жизни, социально неактивны, имеют трудности с установлением дружеских и родственных связей. Результатом становится одиночество, и зависимость как раз может стать формой бегства от одиночества. Или же побегом от реальности в целом…

Нередко Отшельник, Монах, Философ уединяются, «уходят в пещеру», и утешают себя некой зависимостью.

Тиран (Самодур) – центральными темами этой роли являются власть и гнев. Тиран стремится к власти, дающей контроль и поднимающей чувство собственной ценности и значимости. Имея психопатическую структуру характера, он склонен к отреагированию гнева, ему сложно сдерживать гнев, да он и не всегда ставит перед собой такую задачу.

Тиран старается поставить близких в зависимость от себя, после чего начинает злоупотреблять властью.

Зависимость – форма проявления своеволия, власти. Нередко Тиран пытается доказать, что он сильнее зависимости и контролирует ее. А также зависимость – повод и оправдание для вспышек гнева: «Но я же был пьян»…

Антигерой, Плохой мальчик/девочка, Хулиган, Бунтарь – сценарные роли, построенные на открытом протестном поведении. Здесь выражено так называемое негативное поведение – социально неприемлемое, нарушающее социальные и этические нормы, нередко и закон. Это способ получить внимание.

В детстве на такого ребенка могли обращать внимание, только когда он бедокурил: пятерка воспринималась с равнодушием, а двойка приводила к скандалу. Или родители были слишком требовательными, хотели «идеального ребенка», не давали безусловную любовь, и тогда ребенок назло родителям стал «плохим».

Точно так же зависимость – протест против общества в целом и семьи в частности, а также способ получить внимание.

Чем различаются между собой эти роли? Антигерой амбициозен, его негативное поведение обретает большие масштабы. Плохой мальчик/девочка инфантилен и зависим от окружающих. Хулиган осознанно причиняет ущерб окружающим. Бунтарю кажется, что он радеет за справедливость, что он прав…

Саботажник, Партизан: тоже демонстрируют протестное поведение, вот только в скрытой форме. Партизану кажется, что он радеет за правое дело, его действия обычно достаточно осознанны и рационализированы. Динамика Саботажника может быть скрыта даже от него самого.

Например, жена хочет людный Новый год с гостями, муж – маленький семейный праздник. В итоге муж-Саботажник соглашается на гостей, но напивается, отпускает обидные шуточки, разваливает разговоры – делает все для того, чтобы жена пожалела о своем решении.

Через свое скрытое поведение Партизан и Саботажник манипулируют членами семьи, получают власть.

И зависимость – способ «саботажа» и «партизанской деятельности»…

Насмешник: пассивно-агрессивная роль, с экстернальным локусом контроля. В глубине души Насмешник недоволен собой и своей жизнью, но начинает обесценивать и высмеивать других. Это помогает ему поднять собственную самооценку и выразить заряд агрессии. Также Насмешник может быть недоволен кем-то из своих близких, чей образ затабуирован для агрессии.

Интернет-троллинг и хейтерство – проявление того же механизма.

Пока Насмешник высмеивает других, а не меняет собственную жизнь, его недовольство будет бесконечным, и ему раз за разом потребуется внешний объект для вымещения агрессии.

Зависимость становится для Насмешника способом справиться со своим недовольством и агрессией: поднимает настроение, самооценку, позволяет «выпустить пар»…

Самый больной в мире Карлсон – привлекает внимание через болезни и проблемы… Постоянно нуждается в заботе, опеке и внимании. Можно показаться, что он просто притягивает несчастья, и так и есть: если проблемы нет, он ее создаст, чтобы получить свой кусок пирога.

Такая модель поведения может закрепиться у ребенка как вечно занятых родителей («Хоть так привлеку внимание»), так и гиперопекающих («Пусть гиперопекают еще больше»).

Важно понимать, что беда этой роли не в наличии проблем, а в том, что сам человек не хочет решать свои проблемы, а рассчитывает, что ему помогут близкие. И рядом обычно оказывается Спасатель…

Зависимость – еще один способ привлечь внимание, через еще одну проблему. В этом случае зависимость почти сразу же повлечет за собой трудности, которые будут решать близкие Самого больного в мире Карлсона.

И др.

Известный отечественный специалист по работе с аддиктивным поведением, врач-психотерапевт Валентина Дмитриевна Москаленко в своих книгах отдельно выделяет роли, свойственные созависимым, метафорически обозначив их «лики созависимости» («Зависимость: семейная болезнь», «Жена больного алкоголизмом: школа выживания» и др.).

Важно учитывать, что в проблему зависимости в семье включены не только сами зависимые, но и их созависимые близкие. При этом созависимые близкие могут не только страдать от аддикции родственника, но и провоцировать ее, поддерживать.

Типичные созависимые роли в семье:

Мамочка (в мужском варианте, соответственно, Папочка): такой человек становится символическим Родителем для окружающих, в том числе для своего партнера.