Тень за моей спиной

– Что происходит? – прошептала, чувствуя, как деревенеют ноги, а внутри что-то сжалось в трусливый комок. Это сердце ушло в пятки, не иначе. Сашины глаза сверкнули, но я не разобрала, злость в них мелькнула или что-то другое. Что-то обжигающее, чужое, показалось и спряталось, словно и не было.

– А вот и он, наш способ решить конфликт, – дядюшка улыбнулся, обнажая желтоватые зубы, – надеюсь, ты, дорогой племянничек, понимаешь, что это означает?

Стало неприятно от цепкого взгляда старика, каким он вскользь прошёлся по мне. Может быть, теперь спор примет более мирное направление?

– Женя, иди сюда, – приказал Сашка, а я даже не думала обижаться на его властный тон. Как-то спокойнее с ним, что ли. Подошла, вложив свою руку в его ладонь, и ощутила тревогу ещё сильнее. Именно в этот момент глаза пожилого мужчины сверкнули, а взгляд, направленный в сторону моего Морозова, не предвещал ничего хорошего.

– Ну что же ты молчишь? Или тебе всё равно? Посмотри внимательнее по сторонам, может, найдёшь ответ, призывающий к повиновению? – правый уголок рта старика хищно дёрнулся, – или не она первая, не она последняя?

Ладонь Сашки сжалась, а я в душе запаниковала. Как-то неправильно всё было, словно не по-настоящему! И эти странные слова, которые произносил старик, от них мне становилось не по себе.

– Убирайся, – процедил сквозь зубы мой мужчина, задвигая меня за спину.

– Не поможет, поверь, – глаза старика сверкнули, словно фары машин. Неужели линзы? Наверное, он их носит вместо очков, почему бы и нет. Я с опаской посмотрела на окружение Саши, перевела взгляд на команду седовласого старика и нахмурилась. Они тоже сверлили друг друга глазами, на отдельных лицах играла улыбка, очень напоминающая звериный оскал. Но все оставались на месте. Похоже, без особого сигнала ни один из них не ринется в бой. Или я что-то не понимаю? – Более того, у тебя есть пять минут на всё про всё.– Оставьте нас! Все! – вдруг скомандовал странный родственник и посмотрел на меня. Прочие же свидетели беседы, словно тени, растворились за забором, покинув территорию вполне обычным способом. Сашины друзья, поймав его согласный взгляд, предпочли покинуть нас. Я не знала, как поступить, но мой Морозов всё решил за меня:

– Солнце моё, – хрипло произнёс он, быстро поцеловав меня,– иди туда, где я тебя оставил.

– Уверен? – мне не нравилось, что Сашка останется с этим чудным стариком.

– Вполне! – мой хороший хотел усмехнуться, но получился неприятный кривой оскал, которого ещё не видела. Жуть!

Я повернулась, чувствуя себя весьма неуютно. И стоило приблизиться к двери, как до меня донёсся приглушённый разговор этих двоих:

– К чему спектакль? – голос Морозова звучал спокойно, словно ещё недавно и не было гневных взглядов, обращённых к пожилому мужчине.

– Семья заждалась. Иначе помнишь, что случилось на прошлой неделе с той…

Не знаю, что и где произошло, только я в этот момент уже прикрыла за собой дверь. Подниматься наверх не было желания, поэтому я нервно мерила шагами огромную прихожую, попутно кусая губы и гадая, что именно сейчас произошло на моих глазах, кроме очевидного – Сашка чего-то очень не хочет, а вот родственник намерен твёрдо добиться желаемого. И в чём сила его убеждения, к чему принуждает, я не понимала. Только сердцем чувствовала, что в планы этого родственника совсем не вхожу. Может быть, родители Морозова не смогли убедить его оставить меня, так попросили этого деда?

Выходной «задался».

Наверное, ждала целую вечность, а может быть, две. Дверь раскрылась именно в тот момент, когда я была готова выглянуть наружу, чтобы предотвратить возможную драку.

– Саш, что произошло? – я бросилась к нему, отмечая сжатые губы и глаза, наполненные…болью? Что-то там случилось, только что? Мужчина тут же схватил меня… и отстранился.

– Жень, тебя сейчас отвезут домой, – Саша не смотрел на меня, а куда-то в сторону. И от этого заныло в груди.

– Отвезут? – не поняла я, пытаясь заглянуть в глаза любимому, хватая его за руку, – говори яснее, что между вами произошло?

– Ничего, – горько усмехнулся он и с какой-то щемящей тоской посмотрел на меня. И в тот же миг окатило золотом, янтарными искрами, что вырывались из глаз моего мужчины. Сашка поднёс руку к моему лицу, заправил непослушную прядь за ухо.

– Ты завтра приедешь? Мы увидимся? – я не знала причины смены его настроения, но хотелось двинуть как следует этому седовласому деду, чтобы наказать его за испорченный вечер.

– Нет, солнце моё, завтра не смогу, – золото жгло, а увеличивающиеся зрачки мужчины кричали о боли.

– Саш, тебе плохо? Он тебя ударил? Вы что-то не поделили? – затараторила я, в то время как Морозов не сводил с меня своего взгляда. И по мере озвучивания моих слов создавалось ощущение отчуждения. – Поехали в больницу? Там ведь всегда дежурят, сделаем рентген!

– Жень, мне не нужно туда, – улыбка Морозова получилась кривоватой, – тем более рентген. Сейчас тебя отвезут домой, не волнуйся. А со мной всё в порядке. Даже более чем.

– А ты? – сердце защемило, в то время как я смотрела во все глаза на Сашу. – Почему не ты отвезёшь меня, раз всё в порядке? – последние слова прошептала, убрав свою руку с его локтя. – Я тебе больше не нужна? – чудовищная мысль показалась кощунственной, но я поспешила её озвучить, несмотря на всё моё внутреннее сопротивление этим словам.

– Мы с тобой больше не встречаемся, – не расплавленное золото, а холодный бездушный металл сейчас лился из его глаз, наполняя эту огромную прихожую жестокими словами.

– Но почему? – я хотела сделать шаг навстречу Саше, но что-то невидимое удержало меня, словно последняя гордость не давала скатиться в омут, за которым последует жалость.

– Потому что я так решил, – от того тепла, каким ещё недавно ласкали меня глаза моего мужчины, ничего не осталось. Как не осталось МОЕГО Сашки, готового рвануть через весь город, узнав, что я оступилась и подвернула ногу на ступеньках университета, в лёгкую распугать однокурсников, решивших проводить меня до дома. Только холод отчуждение, возрастающее с каждым его сказанным словом. – Хватит, заигрался с молоденькой девочкой, пора найти себе подругу по возрасту и положению. Прощай Женя. И твоя девственность осталась при тебе, так будет лучше.

Услышанное тупыми иглами проникло под кожу, двинулось к сердцу, которое никак не хотело верить, что его предали. Я открыла рот, чтобы попытаться сказать что-то колкое и непременно обидное, но замолчала, поражённая произошедшим. И всё же, собрав осколки гордости, той самой, которую ещё не успели растоптать, я буркнула:

– Действительно, так лучше, – улыбка получилась кривой, но другой в арсенале у меня попросту не было. – Счастливо оставаться!

Я направилась к выходу, с трудом переваривая то, что между нами сейчас произошло. Несправедливость, непонимание и обида, эти чувства бурлили, заставляя совершить что-то из ряда вон выходящее. И если бы были предпосылки для нашего расставания! Но нет, всё произошло буквально за считанные минуты! Страсть в его спальне, нахлынувшая, словно неуправляемая волна и тут же признание, что так, «по-быстрому», практически в окружении друзей, Сашка не хочет… И спустя всего лишь небольшой отрезок времени, он говорит мне, что я не нужна, что найдёт себе подругу по возрасту.

– Жабу зелёную тебе в постель, по возрасту и положению! – зачем-то буркнула я, не оборачиваясь, не дёргаясь за носовым платком, который вот-вот должен был потребоваться, ведь слёзы, они были слишком близко. Мои пальцы коснулись ручки двери, чтобы открыть её, уйти, покинуть это странное, весьма жестокое ко мне место, но в ту же секунду горячая ладонь Морозова накрыла мою.

– Женя, прости, если сможешь, – хрипло, с каким-то надрывом, раздалось позади меня. И тут же я спиной почувствовала грудь мужчины, его обжигающее тепло… Был порыв прижаться вот так, чтобы хоть на миг продлить состояние надёжность и безграничного счастья, в котором я ещё недавно купалась. Но нет, моё сердце уже было отравлено, и без лишних слов понятно, н-е н-у-ж-н-а!

– Да пошёл ты! – вырвалось у меня. И в тот же момент резко открыла дверь и выбежала наружу, радуясь, что серые тучи, словно прочувствовали моё настроение, появившись на небе. Я поспешила прочь, не оглядываясь по сторонам на гостей, которые наверняка в данный момент посматривают кто с жалостью, кто с интересом, ну а кто-то с язвительной усмешкой. Хотелось бури, грозы, чтобы все ушли в дом, не думая оглядываться на такую несчастную меня, вылетевшую из раскрытых ворот морозовского жилища.

Я не очень знала этот район, но в общих чертах представляла, где находится остановка. Однако спустя минуту, притормозила, чтобы судорожными руками набрать номер такси. К счастью, указатель улицы и номер частного дома за моей спиной были очень чёткими, и я назвала адрес, по которому надлежало приехать. Как сказала диспетчер, машина находится рядом, а значит, ждать оставалось недолго. Зажиточный район, утопающий в зелени смотрелся интересно, но я не обращала внимания на подобные изыски. Мне было плохо, очень. Именно поэтому, едва завидев издалека белое авто, выскочила на обочину, готовясь немедленно покинуть это место. Однако не сразу поняла, что приметных шашечек-то нигде нет, ни на дверцах машины, ни на крыше в виде опознавательного фонаря такси. А когда транспорт остановился, то я испытала отвращение и толику ненависти.

– Садись, нечего по дороге шарахаться, – Лисов сама любезность, не покидая машины, распахнул передо мной дверцу, приглашая сесть рядом с ним на переднее сиденье.

– Нет, – я отступила, испытав очередной наплыв упрямства и жалости к себе несчастной. Отвернулась, прошла несколько шагов и тут увидела сверкнувшие фары. На этот раз самое настоящее жёлтое такси остановилось неподалёку, и я рванула к нему, как к спасительному островку. Наверное, кому-то со стороны это могло показаться слишком комичным, но не мне. Быстро усевшись на заднее сиденье и прикрыв за собой дверцу, произнесла:

– Пожалуйста, проспект Ленина, девяносто пять.

– Что, с женихом поссорились? – почему-то произнёс молодой таксист, спустя несколько минут, и я напряглась, обернулась, чтобы убедиться в своей догадке. Так и есть. Белая машина следовала за нами, даже не скрываясь. – Настырный, – последнее было сказано с долей уважения и усмешкой одновременно.

Я ничего не ответила, решив не развивать эту тему. Пусть Морозов и вовсе не был моим женихом, но ворошить свежую, ещё незажившую рану, оказалось очень больно. Поэтому предпочла просто неопределенно пожать плечами, не соглашаясь, но и не отказываясь от предположений любопытного таксиста.

– А сейчас мы его сделаем, хотите? – вдруг предложил неуёмный водитель.

И не успела ничего ответить, как наш желтый автомобиль понёсся, увеличивая скорость. Когда-то я увлекалась игровыми гоночными машинками на компьютере, которые очень быстро передвигались, лавируя между себе подобных. Сейчас было то же самое, с одним отличием – всё происходило в реальности.

– Может быть, не надо, – попросила я, обернувшись, чтобы посмотреть на Лисова, по-прежнему висящего у нас на хвосте.

И это было последнее, что я успела сказать перед тем, как нашу машину занесло. Почувствовался сильный удар, а затем ещё…

…Как потом сказал врач, оперировавший меня, именно ремень спас мою жизнь в той головоломке.

Первое что я поняла, придя в себя, что ужасно кружится голова. И это ощущение, когда словно кто-то резко выкачал все твои силы. Ещё вчера могла бегать, прыгать, играть в волейбол. А сегодня правда жизни оказалась таковой, что дойти до туалета самостоятельно было весьма проблематично.

– Женечка очнулась, – всхлипнула мама в тот момент, когда я попыталась открыть глаза. – Девочка наша пришла в себя!

Горячая рука покрыла мои скрюченные пальцы и я, проморгавшись, поняла, что это папа выразил свои чувства. У него не было слов, у меня практически тоже.

– Ма, па, – прохрипела, посмотрев на родителей, а затем перевела взгляд на окружающую меня обстановку. Белые стены палат почти везде похожи друг на друга, вот и сейчас я молча созерцала потолок, белоснежное бельё на кровати, – всё хорошо.

– Горе ты луковое! – всплакнула мама, пытаясь меня обнять и тут же отстраняясь, услышав моё непроизвольное шипение от боли. – Вот! Живого места на тебе нет!

– Таня, она поправится! Главное, что пришла в себя! – произнёс папа, не сводя с меня наполненных любовью и одновременно встревоженных глаз.

– Конечно, наша девочка поправится! – откуда-то из-за моей головы раздался твёрдый голос бабушки, и я попыталась повернуться к ней, но не вышло. Резкая боль на лице напомнила о моём плачевном состоянии. Поэтому просто улыбнулась, сдерживая слёзы, зная, что родные это видят. – Танюш, всё милая, – на сей раз бабка показалась на мои глаза, она тоже прикоснулась к перевязанной руке, а после похлопала по плечу маму, – выпей успокоительных и сходи за врачом. Они же просили пригласить его, как только Женя очнётся. Сейчас чего-нибудь хорошего нам обязательно скажет! Позови доктора!

И мама ушла, то и дело оглядываясь и вытирая слёзы. Мне её стало очень жалко, только подняться пока не могла, не было сил.

– Ну а ты что застыл, как замороженный, – неожиданное нападение на папу (её сына) заставило меня удивиться, выплыть из состояния заторможенности, – поди, пригляди за Татьяной. Не видишь, она после дежурства возле Женечки и сама мотается! Всю ночь ведь глаз не смыкала!

Бабка у меня, словно генерал, строила всех соседей. И папа, весьма грозный на вид мужчина, не спорил с ней, а просто выполнял всё по мере собственных убеждений. Он никогда не был подкаблучником, но уважал свою мать, и мне это очень нравилось.

– Ну, ягодка моя, чего загрустила? – тепло улыбнулась бабуля, а морщинки и без того, не покидавшее её лицо, рассыпались вокруг глаз. – Всё будет хорошо, вот увидишь! Врачи нынче недурственные, опытные, враз на ноги поставят! – проворные руки бабки сначала поднесли мне попить воды, а потом поправляли одеяло, подушку. Она так всегда делала в моём детстве, но ни разу в последнее время. И, несмотря на толику приятного воспоминания, я успела заметить её встревоженный взгляд, – вот же, старая! Забыла! Украшение-то твоё чуть не потерялось! Но, знаешь, нам  отдали. Так что всё в целости и сохранности, не беспокойся! Только цепочка порвалась, но я всё заменила. Так что теперь носи, не снашивай!

– Это хорошо, – на сей раз мой голос звучал увереннее. А украшение, это кулон, который давно подарил дедушка. И бабуля очень трепетно относилась к его присутствию на мне, а я не возражала, практически не снимая подарок – цветочек в окружении солнышка. К тому же он действительно нравился своей необычностью.  Мой дед был историком, помешанным на всевозможных знаках, рунах, а эта красота означала для древних славян защиту и поддержку. Я как христианка всегда скептически относилась к подобным заявлениям, но это не мешало уважать мнение старших. Да и нравилась эта изящная штучка, чего там зря говорить! А дед был и рад стараться, у всех нас что-то такое особое, да непременно было. С единственной разницей, у всех  украшения, а папа отличился в подростковом возрасте – сделал наколку в виде какого-то странного, но красивого орнамента. Впрочем, тату кельтских узоров в моде даже сейчас.

Тем временем бабушка очень осторожно просунула руку под мою шею, застегнула цепочку и спрятала её под футболку (когда только успели надеть).

– Ну, вот и всё. Теперь полный порядок, – просияла бабуля. – Не грусти, моя хорошая, всё наладится. Ты молодая, сильная. Следователь говорил, что в той аварии вчера многие пострадали, особенно какой-то мужчина. Вот у него голову едва не оторвало, а ухо точно пришивали. А у тебя всё вроде нормально. Так, царапины только!

– Какой мужчина? – от этих подробностей меня передёрнуло. Таксист, а может быть рыжий?

– А не знаю, моя милая, – бабуля развела руками, – не здесь он лежит, в другую больницу, по всей видимости, отвезли. Голова сильно пострадала. Но, кроме него, ещё несколько человек, но и про них ничего такого не сказали. Значит, не сильно им досталось, вскорости оклемаются.

– Ба, дай зеркало, – попросила я, потому что только сейчас дошло, что голова перевязана, но как-то чудно.

– А ты не волнуйся, ягодка моя, – продолжала заливаться соловьём бабушка, – была красавицей и осталась. Только немножко…

В этот момент дверь в палату открылась, и вошёл коренастый мужчина в сопровождении родителей. Как оказалось, это врач, вместе с бригадой медиков спасший мою жизнь. После беседы, пальпации и прочих манипуляций, меня оставили в покое.

– Признаться, очень рад, что у вашей девочки хорошая регенерация тканей. Молодой возраст, здоровый образ жизни, это важно! И Женя наглядный тому пример! Так что считаю, несмотря на множественные ушибы, сотрясение мозга, небольшие ранения, восстановление не за горами, – довольно произнёс врач, обращаясь к моим родным.

– Но ведь она столько была без сознания, а потом спала! – попыталась возмутиться мама.

– Евгения пока под нашим наблюдением, не волнуйтесь! И потом, реакция на потрясение у каждого организма своя. Авария – это не тот случай, когда хочется всё вспоминать, а ведь мысли о произошедшем приходят не спрашиваясь.

Спустя какое-то время, все ушли, а я, наконец-то оставшись одна, лежала и тихо радовалась, что жива. Но боль утраты, та, что вчера ещё пробралась в сердце, так и продолжила торчать занозой, то и дело напоминая о себе. Признаюсь, мне отчаянно хотелось увидеть Сашу, чтобы он пришёл, полный раскаяния и осознания, что без меня просто не может жить. Но время шло, а его всё не было. И уже вечером, когда мне разрешили потихоньку вставать, а виды на белый потолок и такие же бесцветные стены приелись, я включила маленький телевизор, который висел в палате. По одному каналу шло старое сентиментальное кино про путаницу с сёстрами-двойняшками, по-другому упитанный повар учил готовить, на третьем влюблённая парочка страстно целовалась, вызывая в моей душе волну опустошения и ощущение полного несчастья, безмерного одиночества. В конце концов, я предпочла местные новости, которые и привлекли моё внимание.

– Вчера, по непонятной причине, – эмоционально вещал корреспондент, вышагивая по территории зоопарка, – жители окрестных домов были напуганы. Несладко пришлось и работникам, пытавшимся понять, что случилось и усмирить разъярённых животных. Местные хищники рычали, выли, пытаясь вырваться наружу. Понервничали и обычные горожане, живущим на другом конце города, ведь такого нашествия диких собак Екатеринбург ещё не припомнил. Учёные пришли к выводу, что одной из причин может быть приближающееся полнолуние, другой явилась комета Эрна, пронёсшаяся над землёй на расстоянии всего лишь…

– Свободу попугаям! – хрипло прокомментировала я, рассматривая мелькающие картинки с разъярёнными животными. Какое счастье, что не отправилась пешком, а села в то злополучное такси! На ум пришёл рыжий Лисов, но хотелось верить, что Роман тоже в порядке. А расспрашивать о нём у кого-либо ещё я побоялась, не желая рассказывать о расставании с Сашей ни родным, ни следователю, который обещал зайти. – Я же забыла про зеркало! – снова проговорила вслух и резко села, припомнив, что так и не увидела своё отражение, но головокружение заставило унять мой пыл.

И только спустя несколько минут, я всё-таки подошла к небольшому зеркалу, висевшему над умывальником. То, что отразилось там, мало напоминало меня прежнюю. Ссадины и царапины покрывали лоб, щёки, о широком пластыре на одной скуле я уже знала, а вот начавший желтеть огромный синяк на другой не сильно понравился. Однако выбирать не приходилось. В целях успокоения, я вспомнила слова доктора о моём выздоровлении, которое не за горами. Но только сердце, как заставить заглохнуть ту боль, что рвалась изнутри, пронизывая насквозь каждый сосуд, каждую клеточку! Или может быть доктор и здесь знает верное средство, способное облегчить эту непосильную ношу? От ощущения какой-то несправедливости и жалости я заплакала и отвернулась, не желая дальше смотреть на себя, изуродованную в той аварии.

На другой день меня посетил следователь, уверенный, что всё это несчастный случай, спровоцированный неисправностью какого-то автомобиля. Я не стала возражать, потому что совершенно ничего не могла ему противопоставить. Но и что видела-то? Ничего.

Через несколько дней меня выписали. Как ни странно, но крепкое здоровье и шагнувшая вперёд медицина сделали своё дело: шрамы истончились, остались лишь розовые рубцы, которые со временем должны были побелеть, а то и вовсе сравняться с обычным кожным покровом, синяки тоже прошли, как и тошнота, мучившая меня в первые дни. Я ожила, что не скажешь о душе, которая плакала, несмотря на тысячу доводов на тему «Почему должна выкинуть из головы Александра Морозова». Слова не помогали. Хорошо, что родители не стали вдаваться в подробности: «Отчего не видно здесь Сашу, когда он приходит?». Пришлось объяснить, что мы решили расстаться, потому что не нашли общих тем. Не знаю, поверили ли в это папа с мамой, но больше разговоров о моём бывшем парне никто не заводил, за что я была благодарна.