Москва парадная. Тайны и предания Запретного города

После получения отставки Ростопчин, столкнувшись с враждебностью двора и простого народа, уехал с семьей в Европу и осел в Париже, где его повсюду сопровождала грозная слава. Очевидцы рассказывают, что если Ростопчин шел в театр, то публика смотрела не на сцену, а только на него… Позже домашние Ростопчина уверяли, что с наступлением темноты графа охватывало страшное волнение, и он не мог сдержать крика: перед его глазами вставал призрак окровавленного юноши Верещагина. С тех пор граф отходил ко сну, не гася свечей.

Поговаривали, что Ростопчин не обрел покоя и на чужбине. Его жена и дочери тайно приняли католичество, сын вел разгульную жизнь и угодил в долговую тюрьму, дочь заболела чахоткой. Смерть любимой дочери Елизаветы окончательно подорвала здоровье Ростопчина: его разбил паралич; он потерял способность двигаться и не мог

говорить, хотя оставался в полном сознании. Умирать Федор Васильевич вернулся в Россию и завещал похоронить себя без всякой помпы рядом с детьми на Пятницком кладбище.

Несмотря на печальную судьбу Ф.В. Ростопчина, знаменитый ненавистник России, французский путешественник маркиз де Кюстин заметил, что европейцы уважают только таких русских, как покойный московский главнокомандующий Федор Ростопчин…

После смерти противоречивого градоначальника его сменил на высоком губернаторском посту прославленный генерал Александр Петрович Тормасов, блестящий полководец, который первый одержал победу над войсками Наполеона в «грозу 12-го года». Когда Кутузов, за болезнью, остался в Бунцлау, Тормасов временно принял главное командование над армией. Его талант не раз приносил славу русскому оружию. Завет Суворова «воевать не числом, а умением» Тормасовым выполнялся безупречно.

По признанию современников, Александр Петрович не обладал ярким военным талантом Наполеона или проницательностью Кутузова, но при этом очень точно оценивал возможности свои и своих противников, не оставляя последним никаких шансов одержать над собой победу. На награды был скуп, считал хорошую службу прямой обязанностью и естественным порядком вещей, хотя за свое служение удостоился множества наград, в том числе и украшенной алмазами золотой шпаги с подписью «За храбрость». Однако расстроенное во время войны здоровье заставило его просить увольнения из армии; он был назначен членом Государственного Совета, а в 1814 году – генерал-губернатором Москвы.

Занимая этот пост, он очень многое сделал для восстановления древней столицы. После наполеоновского нашествия и пожаров город находился в крайне неудовлетворительном состоянии, и Тормасов с присущей ему последовательностью приступил к восстановительным работам.

Восстанавливались больницы, хлебопекарни, общественные здания, жилые дома, архитектурный ансамбль Кремля. Было реконструировано здание Московского университета, возведены здания Манежа, Губернской гимназии, Синодальной типографии. В 1818 году на Красной площади был установлен памятник К. Минину и Д. Пожарскому.

И, главное, было восстановлено здание Тверского казенного дома, разоренное французскими завоевателями. По словам современников, его рамы и двери использовались для растопки, в разоренных парадных залах лежали трупы людей и животных, уникальные интерьеры – разграблены. Возродить резиденцию удалось только через три года.

13 января 1815 года в честь дня рождения императора Александра I в восстановленном особняке московских генерал-губернаторов был дан первый послевоенный бал. Александр I, посетив восстановленный город, возвел Тормасова в графское достоинство.

По словам современника, Александр Петрович был высокого роста и красавец в юности. «Щеголь смолоду, он и в преклонных летах был тщателен в одежде и таким являл себя на войне и в сражениях. Вспыльчивый нрав его умерялся добродушием. При строгой бережливости любил блеск; подчиненные нелегко выслуживали у него награды. От них он требовал усердия, строгого порядка и точности». Жители столицы очень ценили своего градоначальника, так как он, «сохраняя законы, был равно внимателен к богатому и бедному, сильному и слабому, к чести сущему и в убожестве пребывающему».

Сын «пиковой дамы»

Через несколько лет, в 1820 году Московским военным генерал-губернатором был назначен член Государственного Совета, генерал от кавалерии Дмитрий Владимирович Голицын, целиком посвятивший себя военной карьере. Во время путешествия молодого князя по Европе его гувернер отмечал, что князь Дмитрий увлечен военными упражнениями, подобно юному Цезарю. По преданию, в июле 1789 года, во время взятия Бастилии, он находился в толпе на улицах города. Однако сам Дмитрий Владимирович позже утверждал, что случайно проходил мимо Бастилии во время своей утренней прогулки и был подхвачен толпой.

Герой Отечественной войны 1812 года, он отважно сражался с французами, за что получил в награду саблю с алмазами и орден Св. Георгия 3-й степени. Прусский король прислал ему ордена Черного и Красного Орла. За свою безупречную службу он был награжден орденом Св. Андрея Первозванного и титулом Светлейшего князя. Такой чести удостаивались за выдающиеся заслуги такие фигуры, как Потемкин и Кутузов.

Светлейший князь пребывал наместником царя в Москве почти четверть века. И после пожара 1812 года превратил ее в красивейший город Европы. За годы его губернаторства в городе открылись: 1-я детская больница, Набилковская и Маросейская богадельни, городской сиротский приют, Мещанское училище, Дом трудолюбия, Глазная, 1-я Градская и Ново-Екатерининская больницы и сиротские институты. В 1839 году состоялась торжественная церемония закладки храма во имя Христа Спасителя.

В его правление Москва обрела – Александровский сад, Купеческую биржу на Ильинке, первый в России пассаж, обновленные Большой и Малый театры, Москворецкий мост, водопровод и фонтаны, были построены Триумфальные ворота, которые стоят в настоящее время на Кутузовском проспекте (первоначальное место – Тверская застава). И это далеко не полный список его славных дел…

Дмитрий Владимирович Голицын вошел в историю, прежде всего как один из лучших и наиболее любимых жителями московских генерал-губернаторов. Когда Москве из-за неурожая угрожал лютый голод, князь собрал самых богатых торговцев. Во избежание бунтов предложил закупить хлеб в урожайных губерниях и продавать без прибыли. Первым вписал себя в подписной лист и выложил свои, не казенные, 60 тысяч рублей. Воодушевившись его примером, миллион триста тысяч собрало купечество. Народ был спасен.

Светлейший князь Дмитрий Владимирович Голицын (1820—1844) – один из лучших и наиболее любимых жителями московских генерал-губернаторов

Будучи знаком с А.С. Пушкиным, светлейший князь был в числе тех, кто с радостью и восторгом принимал великого поэта. В его губернаторском доме устраивались знаменитые балы и маскарады, на которых бывал Александр Сергеевич. Именно здесь, танцуя и флиртуя с юной Екатериной Ушаковой, поэт написал свои волшебные строки:

 
В отдалении от Вас
С Вами буду неразлучен,
Томных уст и томных глаз
Буду памятью размучен…
 

На балу у Д.В. Голицына А.С. Пушкин познакомился с Евдокией Сушковой, будущей поэтессой Ростопчиной. В конце 1829 на балу в доме генерал-губернатора были поставлены «живые картины», в которых участвовала юная Наталья Гончарова.

Общественное положение Д. В. Голицына обязывало его жить на широкую ногу, давать приемы и балы, устраивать праздники, заниматься благотворительностью, и он очень страдал от того, что его властная мать выделяла ему из доходов по имениям весьма скромную сумму. Кончилось тем, что в дело вмешался сам Николай I и убедил княгиню Голицыну сделать для Дмитрия Владимировича существенную прибавку, чтобы тот не накопил долгов и не скомпрометировал бы их фамилию. По мнению света, именно княгиня Наталья Петровна Голицына, фрейлина «при дворе пяти императоров», послужила А.С. Пушкину прототипом знаменитой «Пиковой дамы».

Мать генерал-губернатора Д.В.Голицына Наталья Петровна Голицына, ур. Чернышова – прототип знаменитой «Пиковой дамы»

По словам современников, прославленный генерал-губернатор, вытягивался перед своей матушкой, как перед государем-императором и не мог позволить себе сидеть в ее присутствии без ее особого разрешения. Однако относился к ней с крайней почтительностью и любовью. Как, впрочем, и ко всем окружающим его людям.

Известный писатель М.П. Погодин писал в «Московских ведомостях»: «Кому не рад он был сделать добро? Кому не готов был помочь, каким бы то ни было образом? В чистом сердце его не было места никакой мысли о зле; он не верил, что можно было сделать дурное и с умыслом… Все имели равное право на его внимание, всем открыты были двери его кабинета; он выслушивал одинаково Андреевского кавалера и молодого чиновника; он принимал без различия и бедную мещанку, и миллионщика… Двадцать пять лет его управления прошли, как один спокойный день».

Когда он умер, тысячи горожан встретили погребальную колесницу у Дорогомиловской заставы, затем выпрягли лошадей и сами повезли ее на Тверскую к месту прощания.

« Чурбан-паша»

Одним из самых противоречивых генерал-губернаторов Москвы был участник Отечественной войны 1812 года, генерал от инфантерии граф Арсений Андреевич Закревский, назначенный на эту должность в 1848 году в возрасте 65 лет. В сражении при Аустерлице Закревский спас от плена своего командира А.П. Ермолова, а в Бородинском сражении – М.Б. Барклая-де-Толли. Всю войну Закревский состоял при главнокомандующем, а во время заграничных походов русской армии неотлучно находился при императоре, став одним из ближайших к нему генерал-адъютантов. За мужество и храбрость он удостоился боевой шпаги, высших российских орденов и медалей.

После войны, из-за конфликта со знаменитым Аракчеевым, Закревский был удален из Санкт-Петербурга и отправился генерал-губернатором в Финляндию. По словам современников, управлял он жестко, иногда деспотично, за что снискал благосклонность Николая I.

Когда в 1848 году по Европе покатилась волна революций, император Николай I, весьма обеспокоенный положением в древней столице, назначил Закревского генерал-губернатором Москвы, и в напутствие сказал ему: «Надеюсь, что ты подтянешь распустившуюся Москву».

Широко известны слова царя, сказанные сразу после этого назначения: «За ним я буду как за каменной стеной». Доверие императора к нему было столь велико, что Николай I снабдил губернатора бланками со своей подписью, по которым Закревский мог принимать окончательно самые решительные меры. Достаточно было вписать в этот бланк любое имя, чтобы несчастный без суда и следствия отправлялся в Сибирь. Но, надо отдать должное, строгий градоначальник так и не воспользовался этими бланками, при его отставке все они были возвращены.

Патриархальная Москва от жестких методов А.А. Закревского пришла в тихий ужас и прозвала деспотичного губернатора – «Чурбан-паша».

По словам современников, нового генерал-губернатора боялись как огня, особенно купцы и предприниматели. Закревский говорил им «ты» и ругался страшно, часто изымал нажитые жульнически деньги и предметы. Сам не беря взяток, Закревский решительно боролся со взяточничеством московских полицейских и гражданских чиновников. Однако, пресекая взятки, сам обложил купцов неслыханными поборами на нужды города, поскольку в городском бюджете денег всегда не хватало.

Новый градоначальник «сильной рукой» «подтянул» Москву так, что все «взвыли». За короткое время он успел поссориться и с дворянством, и с купечеством, и с местным самоуправлением, опутать всю Москву сетью шпионства и доносительства. Одно из главных качеств исправного государства, по мнению Закревского, был идеальный порядок и дисциплина. Нарушение порядка было в его глазах одним из самых тягчайших преступлений. Один из его современников писал: «Он установил свой собственный порядок разбирательства дел, короткий, как бог на душу положит… Ему все известно, что делается в семействах, при помощи шпионов и распечатанных писем. Лакейство перед ним доходило до отвращения. Ни одного независимого, громкого голоса; если говорили против него, то шепотом, оглядываясь, нет ли доносчиков».

При Николае I понятие «образцовый порядок» распространялось на все сферы жизни и быта, в том числе и на прически, усы, бороды. Так, дворяне, особенно те из них, кто находился на государственной службе, должны были быть гладко выбриты. Усы дозволялось носить только офицерам-кавалеристам. Высшие сановники, подчеркивая свое исключительное положение, позволяли себе иногда легкий намек на баки. Дошло до того, что Закревский через квартального надзирателя потребовал у знаменитого писателя СТ. Аксакова и его сына Константина подписку о том, что они немедленно сбреют бороды.

С именем Арсения Закревского, грозного хозяина Москвы, связана одна история, случившаяся с булочником Филипповым, который каждое утро поставлял горячие сайки к губернаторскому столу. Однажды генерал-губернатор за завтраком обнаружил в булке запеченного таракана и срочно вызвал перепуганного Филиппова. Булочник не растерялся, схватил кусок булки с тараканом и проглотил его, заявив, что это изюминка. Поставщик Императорского двора поклялся на иконе, что князь принял за насекомое обыкновенный изюм, а потом помчался в пекарню и вывалил в тесто, к великому ужасу пекарей, чан с кишмишем. Через час Филиппов угощал Закревского сайками с изюмом, а через день от покупателей отбою не было.

Несмотря на деспотичность графа, в имениях Закревского для крестьян обязательно строили школы и больницы, хорошие просторные избы и скотные дворы, сами крестьяне были здоровы и прилично одеты. Достигалось это строгими взысканиями за лень и пьянство. Граф был уверен, что полная свобода произведет своеволие, самодурство и обнищание.

Одиннадцать лет Закревский был хозяином Москвы, и все эти годы первопрестольная страдала от капризов и самоуправства графа. По словам московского купца Найденова, «Закревский был тип какого-то азиатского хана или китайского наместника. Самодурству и властолюбию его не было меры, он не терпел, если кто-либо ссылался на закон, с которым не согласовывались его распоряжения. «Я – закон», – говорил он в подобных случаях».

По словам современников, облик и манеры у Закревского были столь же характерны, как и его натура. Фигура – полная, осанистая. Лицо – гладко выбритое; профиль римского типа, с брезгливо выпяченной нижней губой. И, наконец, поразительная прическа: «чело, как череп голый», а на самом затылке – единственная длинная прядь волос, которая ежедневно завивалась парикмахером и каким-то образом укреплялась на макушке.

Закревский прославился благодаря не столько крутому нраву, сколько из-за скандальной славы своей красавицы-жены, имевшей репутацию ветреной покорительницы мужских сердец

По свидетельству Чичерина, Закревский запомнился москвичам «своим самодурством и весьма плохим образованием. Контраст с его предшественниками казался разительным. Мирная Москва, привыкшая к патриархальным порядкам, видевшая долгое время во главе своей просвещенного вельможу александровских времен, князя Дмитрия Владимировича Голицына, и затем добродушного и благороднейшего князя Щербатова, была смущена этим неожиданным проявлением дикого произвола.

Закревский оказался самым грозным из всех московских правителей. Рассказывали, что в 1850 году, когда император Николай I знакомился с делами древней столицы, то остался весьма доволен, и что-то сказал о святости города. Известный острослов князь Меншиков, будучи в свите царя, на это замечание заметил: «Москва действительно святая. А с тех пор, как ею управлял граф Закревский, она еще и великомученица».

Совсем недолго, в течение пяти месяцев – с апреля 1859 по сентябрь 1859 года, должность московского военного генерал-губернатора исполнял граф Сергей Григорьевич Строганов – русский государственный и военный деятель, археолог, историк искусства, меценат и известный коллекционер. Почетный член Российской академии наук. В течение более чем 37 лет граф С. Г. Строганов был председателем Московского общества истории и древностей Российских, основанного при Московском университете. Ежегодно он на личные средства снаряжал научные археологические экспедиции на юг России. Результатом этих раскопок в Крыму стали богатые керченские клады и «скифское золото», ныне хранящиеся в Эрмитаже.

Граф Сергей Григорьевич Строганов на свои личные средства основал первую в России бесплатную рисовальную школу

В 1825 году граф Строганов на свои личные средства основал первую в России бесплатную рисовальную школу, открытую для всех талантливых детей, независимо от их сословного происхождения. В ней учились искусствам и ремеслам 360 человек, в том числе и бедные дети горожан и крепостные. В 1843 году школа стала государственной, а в 1860 году получила название Строгановского училища, которое окончили многие видные зодчие и художники (ныне МГХПА им. С. Г. Строганова)

В 1860 году граф С. Г. Строганов был приглашен в Петербург к Высочайшему Двору для воспитания наследника Цесаревича и Великого Князя Николая Александровича, составил комплексную программу обучения, включавшую полный цикл университетских и военных наук. Позже граф становится главным воспитателем великих князей Александра Александровича, впоследствии императора Александра III, и Владимира и Алексея Александровичей.

Дело о «червонных валетах»

Дольше всех других градоначальников управлял Москвой генерал-адъютант князь Владимир Андреевич Долгоруков (1865– 1891 гг.), установивший своеобразный рекорд генерал-губернаторского долголетия – 25 лет и почти 6 месяцев! За годы его правления в городе произошло множество серьезных перемен: появились артезианские колодцы для лучшего водоснабжения города, было внедрено газовое освещение, открыта конно-железная дорога, вычищена «вонючая и грязная» речка Неглинка, завершилось строительство храма Христа Спасителя, были открыты Петровская сельскохозяйственная академия, Московская консерватория, Исторический музей и первые Высшие женские курсы, основанные профессором В.И. Герье. Данью уважения великому поэту стало открытие в 1880 г. памятника А.С. Пушкину. Москва превратилась из небольшого патриархального города в крупнейший промышленный и культурный центр Российской империи с населением более миллиона человек.

За отличный порядок, чистоту и благоустройство города В.А. Долгоруков не раз удостаивался высочайших благодарностей. Среди многочисленных наград, украшавших его мундир, был и высший орденский знак Российской империи – орден Святого Андрея Первозванного. В 1875 году, когда широко отмечалось 10-летие службы В. А. Долгорукова на посту московского генерал-губернатора, Московская городская дума присвоила ему звание почетного гражданина Москвы.

Дольше всех других градоначальников управлял Москвой князь Владимир Андреевич Долгоруков, установивший своеобразный рекорд генерал-губернаторского долголетия

В.А. Долгоруков снискал популярность и уважение москвичей, подносивших ему памятные дары к различным юбилеям. Эту коллекцию подарков (иконы, подносные блюда, богато оформленные альбомы, сотни адресов от московских обществ и организаций) он завещал Румянцевскому музею, где был создан памятный «Долгоруковский зал». В настоящее время коллекция почти в полном составе находится в Историческом музее.

По словам современников, подлинной страстью князя были роскошные балы и маскарады, которые он устраивал в генерал-губернаторском дворце. Рассказывали, как однажды, во время полного разгара удовольствий, раздался с Ивановской колокольни первый удар благовеста к заутрене. При этом торжественном звуке люстры и канделябры в губернаторском зале в одну секунду погасли, струны на инструментах лопнули, стекла из двойных рам, звеня, попадали на улицу, и в страшной тьме волны морозного воздуха хлынули на обнаженные плечи и шеи танцующих дам. Раздался крик ужаса. Испуганные гости бросились толпою к дверям, но они с грохотом захлопнулись, и никакие усилия не могли отворить их до тех пор, пока не кончился в Кремле благовест. К этому поэтическому рассказу добавляли, что в большой зале найдено было несколько замерзших и задавленных, и в том числе сам хозяин праздника.

В действительности это была выдумка, запущенная мастерами-колоколыциками. Когда они отливали новый колокол, то по традиции придумывали очередную небылицу, «чтобы колокол лучше звонил». Считалось, что чем больше человек поверит в сказку, тем приятнее и звонче будет звук. В эту историю поверило столько народу, что пришлось давать опровержение в газетах.

В роскошном губернаторском доме происходили торжественные приемы и самые блестящие балы. Вот, что о них пишет В. А. Гиляровский: «На его балах бывала вся Москва, и в роскошных залах, среди усыпанных бриллиантами великосветских дам и блестящих мундиров, можно было увидеть сапоги замоскворецких миллионеров, поддевку гласного Давыда Жадаева и долгополый сюртук ростовщика Кашина… Ростовщики и даже скупщики краденого и содержатели разбойничьих притонов бывали на этих балах, прикрытые мундирами благотворительных обществ, в которые доступ был открыт всем, кто жертвует деньги. Многие из них даже получали чины и ордена, ими прикрывали свои преступные дела, являясь недоступными для полиции».

Вот тут-то, на этих балах, и завязывались нужные знакомства и обделывались разные делишки, а благодушный «хозяин столицы», как тогда звали Долгорукова, окруженный стеной чиновников, скрывавших от него то, что ему не нужно было видеть, рассыпался в любезностях красивым дамам.

Сам князь, старый холостяк, родственник фаворитки императора, жил царьком, любил всякие торжества, на которых представительствовал, В известные дни принимал у себя просителей и жалобщиков, которые, конечно, профильтровывались чиновниками, заблаговременно докладывавшими князю, кто и зачем пришел, и характеризовавшими по-своему личность просителя».

Как вспоминали современники, старый холостяк, проживший огромное состояние и несколько наследств, не был кутилой, никогда не играл в карты, но любил задавать балы и не знал счета деньгам. По слухам, князь, хотя и не брал взяток, любил брать взаймы без отдачи, и был неразборчив в знакомствах. Однажды доверчивость и сыграла с ним невероятную шутку. Один из его знакомых, как выяснилось позже, главарь шайки аферистов, известной под именем «Червонные валеты», некто Шпейер попросил у Долгорукова показать генерал-губернаторский дворец приехавшему в Россию знатному английскому лорду. Получив «добро», Шпейер привез лорда в отсутствие хозяина и показал, в сопровождении управляющего, весь дом: парадные залы и покои, двор, конюшни и даже лошадей.

Через два дня у подъезда губернаторского дворца остановилась подвода с изрядным багажом, следом за ней в карете приехал лорд со своим секретарем и приказал вносить вещи прямо в кабинет градоначальника. Тот, по счастью, отсутствовал. Англичанин скандалил и доказывал, что это его собственный дом, что он купил его у владельца, дворянина Шпейера, за 100 тысяч рублей со всем инвентарем и приехал в нем жить. В доказательство представил купчую крепость за подписью нотариуса и круглой печатью. Разразился страшный скандал.

Долгоруков, узнав об этом, едва не лишился чувств. Понятное дело, что после такой сделки Шпейер бесследно исчез. Как, впрочем, и фальшивая нотариальная контора, устроенная на один день.

Вскоре все «червонные валеты», были осуждены и сосланы. Все, кроме атамана. Самым интересным был финал суда: когда приговор был прочитан, из залы заседания вышел почтенного вида старик, сел на лихача, подозвал городового, передал ему конверт, адресованный на имя председателя суда, и уехал. В конверте оказалась визитная карточка Шпейера, и на ней написано карандашом: «Благодарю за сегодняшний спектакль. Я очень доволен. Шпейер».

Дело о «червонных валетах» – одно из самых громких в России. По слухам, после одной из особенно дерзких выходок неуловимых мошенников возмущенный князь Долгоруков воскликнул: «Изловлю и всех законопачу!» Когда губернаторская угроза достигла ушей «червонных валетов», они, расценив ее как вызов, «подняли перчатку». Скандал с трудом удалось замять, но Александр III подобного конфуза генерал-губернатору не простил и отправил в отставку.

Память о генерал-губернаторе В.А. Долгорукове увековечена в названии улицы – Долгоруковская. В 1919—1992 годах она носила имя И. П. Каляева, совершившего убийство великого князя Сергея Александровича, сменившего в 1891 году В.А. Долгорукова на генерал-губернаторском посту.