Человек. Образ и сущность. Гуманитарные аспекты. Когнитология и гуманитарное знание

Однако теперь «битва» с природой приходит к специфическому «концу»: все больше поглощая и загрязняя первозданную природу, человек близок к тому, чтобы разрушить условия своего собственного существования. Эта ситуация поднимает вопрос о необходимости качественного изменения техники не только как «железа», но и как ее технологической сущности, целей и приемов ее использования. Изменение «техники» в этом широком смысле слова означает освоение новой философии как знания пути самосохранения цивилизации в экстремальных условиях. Автономность сознания в данном случае означает самоотвержение человеком себя самого как хищника, ведущего войну с природой до «победного конца». Это значит, что когнитология призвана выразить параметры нового образа человека и цивилизации. Это – «чудесный» скачок в новые формы бытия. Неверие в возможность кардинального изменения хищнического отношения человека к природе объясняет, казалось бы, «странную» позицию Лучиано Флориди. В его концепции речь идет о создании технических субъектов, как образцов, которые могут полностью заменить собой человека. Такая стратегия, а вместе с тем и прогресс научного знания не оставляют для человека позитивной перспективы. Возврат же к «естественному» человеку, хотя он и совпадает со спасением от «бесчеловечной» техники, означает и утрату культуры.

Таким образом, кумулятивный рост энергетического могущества человека чреват нарастанием деструкции природы, а возврат к «естественному человеку» означает и возврат к его изначальной природе хищника. Образуется своего рода неразрешимая ситуация «квадратуры круга», цивилизационный тупик. Уход современной культуры в нереальные образы, в абстрактные образы «без человека», что получает свое выражение в кинематографе и изобразительном искусстве, или в мир литературных фантазий, осознанно или неосознанно отражает эту тупиковую ситуацию.

Однако можно ли считать виртуальное устранение человека как реального субъекта из взаимодействий составных элементов универсума «позитивным» явлением?

Когнитология призвана дать ответ на этот ключевой философский вопрос времени. В теоретико-познавательной форме этот вопрос получает свою исходную расшифровку в различении когнитивизма и когнитологии, смешение которых и порождает дилемму, каждая альтернатива которой оказывается тупиковой для человека. Является ли человек простым следствием информационных воздействий в соответствии со схемами «входа/выхода» или он сам может быть творцом информации и субъектом, создающим реальность в соответствии с мерой своего бытия? От ответа на этот вопрос зависит тот шанс для человека, правильное использование которого создает возможность его перевоплощения и самосохранения в экстремальной ситуации времени.

Эта возможность создается действительностью цивилизации как специфической реальности. То, что мы называет «действительностью» цивилизации, – это «вещи», наполненные и объединенные смыслом, а не совокупность объектов самих по себе и совокупность идей самих по себе. Соединение «вещи» и «смысла» и есть тот реальный образ, который становится истинным ориентиром, свидетельствующим о своей необходимости для жизни человека, и вместе с тем той действительностью, которая, обеспечивая самосохранение человека в его взаимодействии с природой, становится результатом автономного творчества духа.

Стратегия творчества духа в экстремальной ситуации времени зависит от выработки адекватного когнитологического образа, выражающего ситуацию в целом и место и роль человека в этой ситуации.

У таких наук, как физика, химия, биология, математика, могут быть свои точки зрения на роль человека. Но если истина отдельного свойства человека будет выдаваться за истину целого, то будет возникать угроза подкрепления авторитетом науки неадекватности цивилизационных ориентаций.

Однако не всякий когнитологический образ соответствует сущности современной ситуации. Образ человека как машины, образ человека как животного и образ инфорга не определяют процесса созидания такой субъект-объектной реальности, которую можно рассматривать в качестве начала формирования целостности новой цивилизации, соответствующей бытию человека как творческого субъекта. Новая цивилизация обретает возможность расширения в пространстве и продолжения во времени, если она детерминирует новые параметры прогресса как совершенствования внутренней сущности человека, следствием чего становится такое совпадение субъективности и объективности, которое обеспечивает упрочение констант бытия цивилизации. Это означает практическое преодоление картезианского дуализма, разрыва между идеальным как субъективным воображением и материальным как чуждой произвольной субъективности жизни. Полагая образы в качестве ментальных форм, детерминирующих поведение человека, когнитология своими корнями уходит в философию жизни В. Дильтея, эмпирическую науку, обнаруживающую в многообразии цивилизационного опыта константные формы, за пределы которых человек не может «выпрыгнуть», поскольку это формы его собственного бытия.

Для В. Дильтея исходные образы – это типы мировоззрения: субъективный идеализм, объективный идеализм и натурализм. С одной стороны, они являются отражением реальности социальной психологии, доминирующей в конкретной цивилизации, а с другой – интеллектуальными созданиями.

Эта двойственность характерна для когнитологических образов, определяющих основные направления стремлений человека. Эти образы могут сохранять человека в объективных пределах его цивилизованной жизни, а могут и «выводить» его за пределы сложившихся форм жизни.

Определяя функции когнитологических образов в формировании действительности цивилизационной реальности, нельзя не видеть и другую сторону этого процесса. Человек не может спасти себя как одиночка. Его личная судьба вплетена в общий канат жизни, который может тянуть только все человечество. Но это не значит, что смысловая общность дается человеку сама собой; она также созидается творчеством духа как нахождением реальных форм и механизмов идентификации с другим и отличения себя от другого.

В этом процессе человек формируется как цивилизационный субъект через связь и взаимодействие с другим, но именно человеком как субъектом, который знает себя через свое «я» и знает себя через восприятие себя другим человеком. Качество другого, как постоянно действующего компаньона, является ключевым фактором в сохранении и удержании основ цивилизации в новых поколениях.

Сохранение цивилизации означает признание постоянного удобства/неудобства взаимодействия с «другим», совершенствования своего когнитивного стиля в этом цивилизационном процессе. Сложный и противоречивый процесс взаимной адаптации требует духовного превращения «другого» в «своего», нахождения в «другом» самого себя с тем, чтобы диалог становился не только возможным, но и необходимым. И это требует разрешения сомнений, примирения с миром кажущихся предрассудков и заблуждений, терпения в формировании платформы общей истины жизни.

Как возможна такая алогичная атмосфера для рождения сложного и противоречивого диалога? Она возможна лишь на основе обращения к историческому опыту межцивилизационных коммуникаций и формирования совместных полиэтнических, поликонфессиональных образований.

Казалось бы, неожиданным препятствием на этом пути становится новая психология эгоцентрического аутизма, возникающая под воздействием информационно-технического прогресса, вершиной которого становится создание андроида. Наиболее «продвинутые» россияне стремятся встать во главе этого процесса. Характерно в этом отношении появление в газете «Metro» статьи Анастасии Миньковой «Робот Иван – это культурный россиянин»¹⁷. В статье утверждается, что Россия стала первой страной, которая решила использовать искусственный интеллект для совершенствования интеллекта человеческого. По образу человеческого тела Илья Зайцев и Дмитрий Буталов осуществляют сборку корпуса робота, в недрах которого «зреет личность Ивана». Что это за личность»? Создатели робота убеждены в том, что робот Иван будет формировать собственные представления и взгляды на жизнь. Уже сейчас он получает знания, общаясь с преподавате-лями Санкт-Петербургского университета культуры. Иван будет не только собеседником, но и лучшим гувернером для детей. Кроме того, он станет помощником для тех, кто изучает русский язык, и с ним даже можно будет обсудить текущую политическую ситуацию. Таково мнение его создателей. Создание андроида – это, в сущности, формирование нового действующего компаньона для человека, свободного от проблемы коммуникаций с «другим». Образ свободы получает при этом качественно новые характеристики. Реальность свободы, ослабления или использования зависимости от другого человека теперь определяется созданием все более совершенного по своим качествам андроида.

Андроид – это выполняющий волю человека, постоянно совершенствующийся и создающий все новые и новые удобства человеческой жизни искусственный агент. Поколение искусственных агентов, таких как терапевтический робот, детская арфа, игрушка Тамагочи, гуманоид детского размера, робот Каспар, интерактивная кукла, уже информационно обучено и способно к основополагающим взаимодействиям с человеком.

Новые поколения искусственных агентов должны стать еще более автономными, вести себя самоинициативно, саморегулятивно и быть способными не только учиться у своих пользователей, но и обладать машинно-обученным выражением чувств.

Но ведь чем совершеннее и утонченнее машинно-обученный андроид, тем он, видимо, будет стоить дороже. Человек, обладающий таким андроидом, будет в наименьшей степени нуждаться в контактах с другими людьми. Возникнут качественно новые формы цивилизационных зависимостей и свобод. Лучиано Флориди считает, что в системе рыночных отношений успех производства и реализации этих созданий, превратившихся в товар, обеспечен. При этом он ссылается на опыт производства игрушки Тамагочи: с 2000 г. было продано более 1 млн. копий этой игрушки.

С точки зрения философии такого рода искусственные агенты, считает Л. Флориди, представляют собой этический вызов, поскольку именно они содействуют новому самопониманию человека в эру «четвертой революции». На самом деле, игрушка послушна и комфортна для человека, и в этом смысле она для него более приятна в качестве постоянного компаньона в отличие от человеческого «другого».

На фоне все более массового производства андроидов «другой» будет все шире и шире восприниматься как «ад», и тогда создание все более совершенных поколений искусственных компаньонов человека с машинно-обученным выражением интеллекта и чувств должно будет привести к глубокому изменению внутренних ориентаций в системе межсубъектных отношений. Всякое «живое» в системе отношений будет казаться «неудобным». Из обихода дружеских домашних общений будут вытесняться даже собаки и кошки и другие животные, которые сегодня считаются дорогими «друзьями».

Этот процесс вытеснения будет освобождать те средства, которые можно использовать для приобретения все более совершенных искусственных компаньонов. Речь идет об огромных суммах. Лучиано Флориди утверждает, что в 2007 г. в США на домашних животных было потрачено более 40 млрд. долл., – примерно столько же, сколько Саудовская Аравия планировала вложить в течение 20 лет для удовлетворения своих потребностей в пресной воде.

Вместе с тем не только становится возможным, но и реально назревает кардинальный этический сдвиг.

Отношения с искусственным компаньоном не ставят моральных границ на пути его превращения в средство и только в средство достижения тех целей, которые ставит перед собой человек. Однако могут исчезнуть и барьеры на пути расширения сферы действия этой утилитарной нравственности на всех людей вообще. А этот процесс неизбежно влечет за собой нравственную катастрофу. Но эта виртуальная реальность не может стать препятствием на пути расширения сфер влияния искусственных компаньонов человека.

Искусственные компаньоны смогут успешно приживаться во все более широких слоях населения, в том числе, а может быть, и особенно среди пожилых людей в качестве их постоянных помощников. Особенно актуальна эта проблема в некоторых странах Европы и в Японии.

Искусственный компаньон уже сейчас становится все более незаменимым в проведении досуга. Сегодня 67 % глав домохозяйств в Америке играют в компьютерные игры и видеоигры.

Искусственный компаньон может выполнять функцию постоянного ассистента и играть роль связного с остальным миром.

Установление дружеских отношений человека с искусственным компаньоном вызывает определенное беспокойство Лучиано Флориди, поскольку, выполняя социальные, игровые, эмоциональные функции, искусственный компаньон может составить реальную конкуренцию всемогущему телевидению и это в перспективе вызовет острые противоречия. Кроме того, поскольку искусственный компаньон будет выполнять службу коммуникации, развлечения, образования, тренинга, здравоохранения и безопасности, а эта служба будет доступна тем, кто может за нее платить, то может возникнуть специфическое социальное расслоение. Собственники андроидов могут образовать новую страту, в чем-то сходную с классом помещиков, владевших крепостными крестьянами, или классом рабовладельцев. Демократия начинает странное попятное движение.

Цивилизационная проблема состоит не только и не столько в ограничении поля действия телевидения. Наибольший драматизм проблемы заключается в деформации психологии внутрицивилизационных отношений, которые начинают утрачивать свой демократический смысл. Другая ключевая проблема состоит в «раздвоении» образа личности. Это своего рода феномен «цивилизационной шизофрении». Искусственный компаньон в создании этого феномена играет ключевую роль. Искусственный компаньон может играть роль «стюарда памяти», создавая и управляя «складом» информации, относящейся к личности. Возможность складирования информации в огромных размерах позволяет записать всю жизнь человека, в том числе голоса, визуального и слухового опыта, мнений, вкусов, привычек, документов. Тем самым создается духовно-информационный аналог личности. Коль скоро этот аналог фиксирует подлинную сущность личности в качестве ее константы, то его и можно воспринимать как действительный когнитологический образ. В этом случае индивид в своем эмпирическом воплощении и своих несовершенных формах личного поведения может воспринимать себя в качестве симулякра когнитологического образа.

Здесь возникает вопрос о приоритете подлинности естественной личности и ее искусственного дубликата. Эта проблема уже обрела практическое значение в артистической среде. Беатриче, говорит Л. Флориди, не приняла бы искусственного компаньона. Но для новых поколений искусственный компаньон может стать и становится «естественным». И это определяется характером когнитологических образов человека как естественного и духовного существа и его искусственного компаньона. Искусственный компаньон создает привлекательный когнитологический образ, который оказывает воздействие на стремления человека, его публичное поведение и в этом смысле предопределяет переход к структурам двойственных отношений, – открытых, публичных и закрытых, интимных. Публичное очарование может заканчиваться интимным разочарованием. Методы когнитологии позволяют осуществлять описание различий образов одной и той же личности и влияния этих различий на практическую жизнь человека. В результате стихийных процессов раздвоения личности человек утрачивает потребность в духовном самоформировании, нахождении истинных исходных оснований своей жизни и своего творчества. Его поведение и жизнь начинают определяться видением вещей и стремлением создавать впечатления. В основание бытия человека тем самым закладывается создание не-истины как прелести, которая должна подчинить себе окружающий мир. И этот искусственный идеализированный образ сам человек начинает воспринимать как «истину» своей жизни. Мир социальных отношений превращается в театр. На самом деле, актеры уже давно в достаточно широких масштабах «преодолевают» свою внешнюю естественность и создают свой совершенный образ, предназначенный для общественного потребления. Для этого используются пластические операции, интенсивный макияж, парики, каблуки и т.д. и т.п. Теперь речь идет и о создании «внутренней сущности» личности как когнитологического образа, «истина» которого для человека имеет приоритетное значение. Искусственный дубликат личности позиционируется как действительная ее сущность.

Рекламный характер этого процесса, направленного на то, чтобы «завлечь» и «обмануть», может порождать своеобразную реакцию отвержения приоритета духовного мира личности и того пути формирования этого мира, который предлагает философия. Характерно, что истины философии начинают ставиться ниже ценностей потребления джинсов и продукции Макдоналдса. Лидеры молодежи начинают мыслить в этом «конкретном» ключе. Газета «Аргументы и факты» приводит характерное высказывание главы Росмолодежи В. Якеменко: «Человек, который изобрел стиральную машину или холодильник, сделал больше для нас, чем все философы мира»¹⁸.

Если голова свободна от философии, то нельзя рассчитывать и на понимание современных когнитологических процессов. А если нет их понимания, то нет и адекватного стратегического руководства цивилизационными процессами. Когнитологические образы – это формы обобщенных знаний, выраженных через метафоры и чувственные представления, указывающие на направления мышления, обеспечивающие адекватное отношение к данному феномену. Так, например, личность может получать обобщенную характеристику через образы животных – льва или волка, зайца или лисицы. Эта характеристика определяет характер отношения к данной личности, сущность которой получает обобщенную характеристику в данном образе.

Через когнитологические образы может постигаться и цивилизационная сущность народов и государств. Например, образ Индии как самого крупного бриллианта в британской короне точно выражает статус Индии в эпоху британского владычества. Применительно к России можно говорить о трех основных фазах формирования ее когнитологического образа, соответствующих основным этапам ее истории.

Первая фаза определяется принятием христианства и христианизацией народа, рождением его духовного единства. Этой фазе соответствует образ «Святой Руси».

И этот образ стал предпосылкой утверждения общественной и личной морали русского человека, который стал смотреть на себя и видеть себя в идеальном внеперсональном контексте, в отношениях себя с миром, не отделяя себя от мира, а проясняя свою роль и судьбу через практическую реализацию в образе жизни основополагающих христианских ценностей.

Вторая фаза определяется процессом формирования величия государственного целого, приоритетной задаче которого подчиняется и духовная жизнь. Когнитологическим образом величия России становится образ «Третьего Рима», который находит свое воплощение в создании Петром I Российской империи.

Служение русского человека государству становится основанием новой морали, которая и впитывает, и подчиняет себе христианские ценности. И не случайно император становится фактическим главой церкви.

Заключенное в этой трансформации скрытое противоречие между двумя приоритетами – приоритетом самодержавной государственной власти и приоритетом сакральных ценностей христианства – порождает набирающую силу тенденцию поиска новых, научных оснований утверждения высших истин и социальной справедливости и нового их когнитологического образа. Мучительный процесс поисков нашел свое практическое завершение в третьей фазе, в идее Республики Советов, когнитологический образ которой становился образцом, указывающим всем народам путь реализации конечной цели истории. Образ России сливается при этом с образом Третьего интернационала, который создает свой исторический духовный мост к казалось бы канувшим в Лету берегам «Третьего Рима». Этот образ породил первоначальный массовый энтузиазм, который позволил «сметать» с пути всех неверующих, а также открытых и скрытых оппозиционеров великой идеи. Затем он постепенно переходит в фазу скрытых сомнений, публичных несогласий с новой философией истории. Каждый индивид с точки зрения своего внутреннего когнитологического образа мог считать себя в чем-то обиженным или обделенным теми самыми идеями социального равенства как выражения социальной справедли-вости, не говоря уже о жертвах открытой и скрытой гражданской войны, охватившей страну.

Когнитологический образ «тоталитаризма» становится оправданием восстания индивидов, которое придало слову «перестройка» магическую силу.

Однако «перестройка» не стала открытым и конкретным когнитологическим образом. В понятие «перестройка» включалось все, что можно было отнести к «великому будущему». Но в ней содержалось скрытое деструктивное «второе дно», которое и всплыло на поверхность общественной жизни в «лихие» 90-е годы. Стали обнаруживаться «два лика» перестройки. В итоге произошло цивилизационное «землетрясение», поставившее общество перед реалиями «дикой свободы». Отрекшись от «старого мира», человек оказался перед цивилизационным и нравственным вакуумом. Необходимо было заново восстанавливать нравственные отношения. Когнитологический образ «Святой Руси» стал обретать «новое дыхание».

Восстановление цивилизационных отношений, выражающих реальное единство народа, представлялось возможным лишь на путях органического соединения в одно целое трех исторически возникших позитивных когнитологических образов. Практическое движение в этом направлении вызывает немало нареканий и недоуменных вопросов. Ответ на эти вопросы оказывается возможным лишь на основе фундаментальной теории цивилизационной истины. Распад цивилизационных структур общественной жизни порождает состояние нравственного упадка.

Ситуация диктует необходимость серьезных теоретических размышлений над тем, что произошло, как стало возможно восстание индивидов и возможно ли восстановить общий позитивный когнитологический образ страны как духовную опору человека и может ли он обрести реальную жизнь в изменившемся общественном самосознании. Ответ на эти вопросы требует анализа истоков происхождения когнитологического образа и его функций в формировании личности и ментальности современных массовых движений.

Происходящая в мире дигитальная революция, рождение культуры видеоигр оказывают все более заметное влияние на механизмы создания когнитивных форм воздействия на массовое сознание¹⁹.

Исследователи отмечают рождение таких феноменов современного знания, как «литературная метаистория»²⁰, примером которой полагается известная комбинация опыта войны и литературного изображения травмированной памяти в романе Курта Воннегута «Бойня номер пять, или Крестовый поход детей», позволяющая воспринять бомбардировку Дрездена американской авиацией не «сверху», из кабины «летающей крепости», а «снизу», из подвала здания, на которое падают бомбы. Отмечается роль «этической интервенции»²¹ в описание таких явлений, как холокост, что позволяет увидеть процесс «окончательного решения» еврейского вопроса с точки зрения жертв политики геноцида. В этом отношении показательна книга Саула Фридлендера «Годы истребления: нацистская Германия и евреи, 1939–1945», экспериментальная структура которой позволила по-новому увидеть ключевые аспекты реальности нацистских преступлений. Отмечается также роль «фотографических рефлексий» в продвижении исторического знания, в обретении наиболее выразительными фото статуса «символического образа».

Своеобразным символическим образом памяти культуры Запада и гражданской религии человеческих прав стал фильм «Список Шиндлера», в котором режиссеру фильма Стивену Спилбергу удалось осуществить удачную комбинацию условностей американских вестернов и эффектов кинофильмов, посвященных войне во Вьетнаме, с апелляцией к ауре документов и к съемкам различных мест по всей Европе²².

Эти формы специфического когнитивного знания позволяют соединить воедино чувства свидетелей войны и геноцида в описательно-визуальные форматы, сделать эти чувства понятными и значимыми для следующих поколений.

В контексте этих тенденций становится понятной актуальность рассмотрения методологических проблем когнитологии как дисциплины, исследующей образные формы знания, их специфику и механизмы воздействия на поведение человека.

В представляемых на суд читателя материалах ежегодника предпринимается попытка найти верные подходы к прояснению некоторых аспектов этих сложных проблем.