– Нет, не говорите ему обо мне…о нас,– решительно взглянула она доктору Петрову в глаза. – Скажите, что я попала в больницу из-за мамы. Ведь это так и есть. И пусть он мне не звонит, я сама ему позвоню.
– Наталья… Я говорю жестокие вещи, но если что-то случится с ребенком, отец его может вам этого не простить.
– Нет…Этого не может быть,– серые ее глаза расширились, и губы еще больше побелели.
– Простите, Наталья,– Сергей Петрович машинально гладил ее по руке,– Простите, что причинил вам боль. – «Где найти другие – целящие слова?» – думалось ему.– Если бы я хоть чем-то мог вам помочь,– продолжил доктор. Слова давались ему с трудом. – Профессор Сидоров в курсе ваших дел. Он тоже настаивает, чтобы вы обо всем сообщили Олегу. Позвоните ему, поговорите. Это очень важно, поверьте мне. Сейчас вы не должны быть одна. Вам нужна его поддержка. Забудьте все, что я вам говорил раньше. Вы должны думать о себе и своем ребенке. А я всегда останусь вашим другом.
– Нет,– спокойно сказала Наталья. Видно, все уже было передумано не раз. – Если бы он меня любил, он давно уже был бы рядом.
– Уверяю вас, он страдает от этого…– не окончил мысли доктор.
– Я страдаю. Он страдает, – перебила Наталья. – Что из того, если наши страдания нигде не пересекаются, – отчаянно сказала она.
– Давайте, я сегодня с ним поговорю? И он завтра же будет здесь с вами,– почти воскликнул Сергей Иванович. – Ведь речь идет об ответственности за человеческую жизнь. И о вашем здоровье тоже.
– Нет, нет. Все бесполезно. Я слишком хорошо его знаю. Он меня не любит. Просто я такая дура, что никак не могу с этим смириться.
–Но я вас люблю! – выдохнул доктор.
– Что?
Наталья никак не могла поверить в услышанное, она была просто ошеломлена неожиданностью признания. Доктор сидел, опустив глаза, медленно краснея от непривычности ситуации. Доктор Петров, к которому она привыкла, как к любому врачу…
–Вы? Вы же доктор… Айболит.
– Почему Айболит? – не понял Сергей Иванович. От щек его отхлынул румянец. Он и сам уже был не рад, что у него вырвалось это признание.
– Вы такой хороший, такой правильный…Вы…
" Я не могу вас любить. И никогда не смогу", – вертелось на языке у Натальи.
– Что мне делать с вашей любовью? – спросила она тихо. – У меня будет ребенок.
– Конечно, будет. Я люблю вас, и люблю вашего ребенка. И хочу, чтобы вы были моей женой, понимаете вы это, упрямая девчонка, или нет? – пробормотал он полушепотом, почти не отдавая отчета в своих словах. Сколько раз говорил он это мысленно. И все получалось красиво и торжественно. А теперь его главные слова рассыпались о голые стены и раскатились, как больничные таблетки, просыпанные нерадивой медсестрой.
" Мама так хотела. Мама знала,– промелькнуло в мозгу Натальи. – А может, правда любит? Что же это? "– растерялась она.
– Вы это из жалости? Вы недавно это придумали? Это что, психотерапия? – жестоко спросила она.
–Боже мой, как можно быть такой слепой! – в свою очередь воскликнул он. – Будете вы вместе со своим Олегом или нет, я все равно буду вас любить. Я полюбил вас с первого взгляда. Ну, что мне сделать, что бы вы мне поверили?
Жалость друг к другу и к самим себе так понятная обоим сделала их ближе и беззащитней и заставила взглянуть друг на друга по-новому.
Наталья опустила взгляд. Защипало в глазах. Молчала.
– Простите, Сергей, спасибо вам. Вы мне, правда, очень помогли, – она впервые назвала его по имени, взглянув на него каким-то новым просветленным взглядом.
– Я загляну к вам попозже, можно? – попросил он, проклиная себя за то, что причинил ей волнение.– Сейчас мне уже пора,-заторопился он.
Она увидела капельки пота у него на лбу.
– Можно,– еще раз улыбнулась Наталья. Доктору Петрову спрашивать об этом было не нужно.
– До свиданья,– попрощалась она с ним.
Ей хотелось, чтобы он ушел.
– Ну… выздоравливай, – с заминкой перешел он на "ты". Наклонился и быстро, как- то скованно поцеловал ее в щеку. От него шел жар, как от раскаленной печки. От этого жара потеплело и у нее на душе. Такое неуместное и ненужное признание, а приятно. Что ж, утопающий хватается за соломинку, – усмехнулась она.
Глава 19
Нелегко Сергею дался этот разговор. Он взмок от напряжения, но был рад, что разговор все-таки состоялся. Как поступит теперь Наталья, неизвестно. Но пусть она знает все о его чувствах. Надо было сделать это раньше. Но это всегда так трудно в первый раз. А Сергей, действительно, полюбил Наталью с первого взгляда и всерьез. Еще тогда, когда увидел их вдвоем с Олегом, сидевших в холле. Его поразила красота и женственность незнакомки. Позднее, общаясь с ней, он понял сколь богат ее внутренний мир, почувствовал ее скрытое одиночество.
Приходя к Наталье вновь, Сергей стал замечать в ней перемены к лучшему: причесалась иначе, подкрасила губы.
Знал бы он, с каким нетерпением она ждала зимы – как избавления от всех своих напастей. Он этого не знал, но надеялся, что зиму они встретят вместе.
Сергей не переставал удивляться, как произошло, что он полюбил женщину, любящую другого, беременную от другого. Но ничего не мог поделать с голосом разума, со своим желанием поцеловать ее в пульсирующую у виска синюю жилку. Хотелось целовать ее в волосы, в тревожный изгиб бровей. И он делал все, чтобы Наталья становилась веселей. Вот, значит, какая любовь ему суждена судьбой! Как воспримут это родители? Об этом он узнает уже сегодня.
Под вечер он приехал к родителям, открыл дверь своим ключом.
Мама сидела в кресле у окна, светлая и прямая, сосредоточенно пытаясь вдеть нитку в иголку. С ее дальнозоркостью это было очень непростое занятие. Но она была упрямая, в свои почти шестьдесят занималась гимнастикой по какой-то системе и убедила себя, что зрение улучшается. Отец подсмеивался над ней.
Оставив газету, которую он только что читал, отложив очки, легко оттолкнулся от кожаных подлокотников, встал навстречу сыну.
– А вот и ты!
Сергей не баловал родителей посещениями, и отец понимал это, ценя его свободное время.
Весть о женитьбе сына его несколько озадачила. «Достойна ли она Сергея?»
–Хоть бы познакомил мать с невестой, прежде чем принимать решение, – укорил отец.
Но мама, узнав о Наталье, не очень удивилась. Она давно втайне мечтала о женитьбе сына, переживая за него. В коллективе клиники не нашлось не одной девушки, с которой у него был бы роман.
–Я читала ее статьи. Это умная и добрая женщина. Но будь это иначе, ты ведь все равно не отступишься? – веселым баском проговорила мать. Голос у нее всегда был очень низкий, под старость стал напоминать мужской. И только веселый и легкий нрав был чисто женским. – Твой отец увел меня практически из-под венца,– зарокотала она. – Мы поженились в несколько дней и живем вместе всю жизнь.
Отец усмехнулся. Мягкий по натуре, он совершил тогда невиданный для себя поступок. Но что не сделаешь ради любви!
Эту историю Сергей слышал уже много раз.
– А раз ты решил жениться, мне, действительно, необходимо познакомиться с будущей снохой,– озорно сказала мать.
– Надо спросить Наталью,– пугаясь и радуясь одновременно, ответил Сергей.
Глава 20
С утра Олег ушел в лес. Теперь, когда пациентов в клинике осталось лишь 58 человек, они получили возможность произвольно менять свой распорядок дня, лишь бы не выйти из формы.
На дворе стоял ноябрь. Было бело, хотя снег только припорошил кусты. На ветках поблескивал иней. Олег расположился на знакомом месте. Уже неделю он рисовал этот пейзаж, пытаясь ухватить призрачную мысль. Сегодня озябший лес казался живым. Голые ветки рельефней вырисовывались на фоне белого неба, да собственно, они и тянулись к небу, выражая терпение и мольбу. Олег рисовал, вдыхая легкую морозную свежесть, торопясь выразить в карандаше, то, что смог увидеть и куда смог проникнуть. У него открылось пространственное воображение, он видел, осязал всю картину в полном объеме: робкий притихший снег, посвежевшую зеленую хвою, движущиеся небо и воздух, пропитанные тысячей пляшущих морозных пылинок. Это еще не зима. но уже и не осень. Межсезонье, как в его жизни. Просветление. Будто снег выпал на душе.
Защемило на душе от сияющей белизны снега, откровенных силуэтов берез. «В той норе во тьме печальной гроб качается хрустальный, в том гробу царевна спит…»-вспомнилось ему. Олег торопился запечатлеть свою любимицу-березку. Самое близкое почему-то всегда было самым трудным.
Дела в клинике пошли лучше. Профессор выделил Олегу комнату под мастерскую, где он теперь работал по вечерам. А в другие вечера там же собирались любители живописи, которых он обучал азам своего искусства. В клинике Олег в последнее время снова увлекся музыкой, но не в качестве музыканта, а в качестве слушателя. Из пациентов образовалось неплохой ансамбль, состоящий из трех музыкантов, играющих на разных инструментах: фортепиано, контрабас и скрипка. По субботам они давали концерты. Посещал Олег и литераторов, завсегдатаем у которых стал Сан Саныч, сам увлекшийся стихотворчеством.
С тех пор, как Андрей Степанович раздал всем списки пациентов, с указанием профессии и хобби каждого, жить в клинике стало интересней. У многих теперь была масса причин для общения. Кому-то необходимо было отремонтировать электроприбор, кому-то постричься, кто-то осваивал бокс, а кто-то готовился в телерадиоведущие. Среди пациентов нашлись отличные специалисты, готовые поделиться опытом с другими. Единственное условие, которое поставил профессор: все должно быть бескорыстно. За последние недели все сдружились и, сами того не замечая, очень изменились в лучшую сторону. Виталий и два любителя готовить стали завсегдатаями на кухне. Время от времени они удивляли всех шедеврами кулинарного искусства.
Но странное дело, Олег вдруг заскучал по дому, по городу с грязным снегом и лужами, и людской суетой, по своей не очень ухоженной квартире с видом на пыльную магистраль. Он ловил себя на мысли, что скучает не по людям, а по вещам. Вспоминались привычные бытовые мелочи: облезлый мусоропровод и заплеванная лестничная клетка, пятно на потолке от протекающей крыши, чайник с отбитым носиком, чашка в горошек. Ностальгию будили и вещи, приносимые матерью из дома. Хотелось самостоятельности – хотелось жить. Если это было целью профессора, то он ее достиг.
По выходу из клиники мало кто нашел бы Олега сильно изменившимся. Да и сам он, пожалуй, не видел в себе больших изменений, разве что беспокойства о своей судьбе добавилось. Зато его удивили перемены вокруг. Приехав домой, он долго простоял в мастерской, пытаясь освежить в памяти прошлые идеи. За окном стоял снежный декабрьский денек. Загородные впечатления звали к действию.
Сколько снега в лесу! Контраст белого снега, серо-голубого неба и черных стволов сосен был необычайно привлекателен. Олегу хотелось создать картину, в которой было бы много простора, воздуха, от которой бы веяло морозной свежестью и чистотой. Он даже попробовал изобразить кое-что, используя недавние наброски, но промучившись два часа, понял- не получается! Он не расстроился, веря в то, что все еще впереди.
Позвонил по телефону Наталье, но ее не оказалось дома – ответил автоответчик. Оставил ей сообщение. Мама часто звонила и настойчиво приглашала в гости:
– Приходи обязательно, не принимаю никаких отказов, с Вячеславом Михайловичем познакомишься.
Мама даже не предполагала, что ему вовсе не хотелось знакомиться с Вячеславом Михайловичем, а хотелось побыть с ней вдвоем. И он все оттягивал визит.
На следующий день заскочила Наталья. В пушистой рыжей шубке, какая-то чужая. Смерть ее матери, болезнь самой Натальи из-за этого отдалили их друг от друга. Может потому, – думал Олег, что Мария Петровна была против их отношений.
Наталья не стала раздеваться, поздравила его с окончанием эксперимента. Посмотрела все его работы, все похвалила, но как-то рассеянно. Сообщила ему некоторые новости из мира искусства и между делом призналась, что выходит замуж.
– Так что я теперь, наверное, не смогу часто бывать у тебя. Но обещаю заходить, если ты не против. Но ты звони. И больше работай. Я буду проверять.
Она пыталась болтовней смягчить горькую пилюлю, но у нее плохо получалось. Подставила щеку для поцелуя на прощанье: "Спешу,"– оправдывалась, и ушла, оставив в прихожей тонкий запах духов, растаявшего снега и ощущение пустоты.
"А снег в городе пахнет совсем не так, как за городом," – машинально отметил Олег.
Хотел ли он, чтобы они все время были вместе? Пожалуй, нет. Но надеялся, что она будет с ним хоть первое время. Потеря ощущалась болью внутри, будто он потерял любовь. Слишком уж неожиданно.
Глава 21
«Идеальный мужчина, который никому не нужен,» – усмехнулся он.
Мама, теперь Наталья. С какой легкостью обе они вычеркнули его из своей жизни. Теперь он на вторых ролях. И это всего за три месяца! Ну что ж, и это надо пережить… И если в Наталье он не увидел радости молодой невесты, то мама просто светилась от счастья. Помолодела даже. Смущалась, как девчонка, когда Олег застал их вдвоем.
– Знакомься, Олег, это- мой старинный друг Вячеслав Михайлович. Это мой сын – Олег.
– Старинный? Что-то ты раньше ничего о нем не рассказывала. -Действительно, знать и видеть все своими глазами – это разные вещи.
Мама растерянно развела руками.
Вячеслав Михайлович был хрупкий, узкоплечий, с редкими светлыми волосами, тщательно расчесанными на лысине. Он вышел из кухни в материном фартуке, вытирая руки полотенцем.
Пожатие его узкокостной руки оказалось крепким.
–Очень приятно. Много о вас слышал, – без улыбки глядя в глаза Олегу сказал он.
" Откуда? Неужели они с матерью говорили обо мне?"
– А вы что же, тоже занимаетесь искусством? – спросил Олег.
– В некотором роде. Я музыкант.
– И на чем же вы играете? – продолжал расспрашивать Олег.
– Скрипка.
– Очень интересно. Значит, вы с мамой, в некотором роде, коллеги? – съязвил Олег.
– Да, мы с ней вполне можем составить музыкальный дуэт, – не замечая его язвительного тона, отвечал хозяин.
– Олежек, у Вячеслав Михайлыча кажется там что-то горит, – кивнула мать на кухню.
– Ах,да-да. Вы пока поговорите. А я займусь ужином.
–Ну рассказывай, сын, как жизнь, какие планы на будущее,– попросила мать, когда они остались одни. – Возмужал-то, возмужал,– потрепала она его по плечу. – Совсем другой стал.
– По-моему, я все тот же. А вот вы без меня здорово изменились. Наталья замуж вышла. Ты…
– Наталья замуж вышла? – удивилась мать. – Это хорошо. Пусть будет счастлива. Все равно вы с ней были не пара. Твое счастье впереди. Просто, когда оно придет, ты его смотри не упусти,– погрозила она пальцем.
– Хорошо вам, счастливым, рассуждать,– заметил Олег, заражаясь доброй атмосферой, царящей в доме матери.
Мать расспрашивала его, рассказывала о своих беседах с профессором, одним ухом прислушиваясь к веселому постукиванию посуды и пению, доносящемуся с кухни.
– Ну-ка, Олежек, помоги, давай-ка мы здесь стол приготовим, да поможем Вячеславу Михайловичу. – Она стала убирать со стола. – Там, в шкафу, ты знаешь где, достань скатерть.
Мать ловко впрягла его в работу. Она была умелым командиром в семейных делах, а особенно по части праздников. И она чувствовала его одиночество и растерянность.
За столом много шутили, говорили о классической музыке и изобразительном искусстве. Олег заставил мать и Вячеслава Михайловича продемонстрировать хваленый дуэт. Вячеслав Михайлович со знанием дела разобрал пару его картин, висевших у матери в квартире, и обещался навестить Олега в его "логове".
– В логове только медведи живут,– смеясь, сказал Олег.
– И неженатые художники,– сказал Вячеслав Михайлович.
– Ну нет, мой сын не медведь. Он идеальный и воспитанный мужчина. А профессор Сидоров обещал, что он женится, – защищала Олега мать.
– Что, так и обещал? – наигранно удивлялся Вячеслав Михайлович.
– Так и обещал, – утверждала мать.
– А вначале вы показались мне сущим медведем, – сказал Вячеслав Михайлович.
– А вы показались мне слесарем из ЖКО, только в мамином халате,– не остался в долгу Олег.
– Да, что есть, то есть. Красавцем я никогда не был. Костюмы даже не умел носить, они висели на мне, как на вешалке. И хоть все это и важно, но, уверяю вас, счастье не в этом.
– В чем же оно, счастье? – спросил Олег.
– Жить для другого человека,– уверенно ответил Вячеслав Михайлович. Вот мама твоя знает, я рассказывал ей, сколько я концертов в ее честь сыграл. Я, может, и музыкантом стал неплохим только благодаря любви к твоей маме. Какие у нее волосы были в юности – коса с руку толщиной, хоть она и сейчас красавица,– улыбнулся мамин друг, взглянув на любимую. – А душа – будто огонек внутри горел,– сказал он.
– Ну что ты, Слава, – смущалась похвалам мать, но чувствовалось, что ей это было приятно.
– Да, все это не забыть…– продолжал Вячеслав Михайлович. – У тебя замечательная мама, Олег. Лучшая мама на свете! Какая еще смогла бы пожертвовать своим талантом ради ребенка? – спросил он и сам же ответил: – Никакая!… Мы тебе, наверное, кажемся стариками? Ты не осуждай нас. Это трудно понять, но в каждом возрасте хочется счастья и любви. Уж кто-кто, а мама твоя этого заслужила!
– Слава, ты ему целую лекцию прочитал! – мягко упрекнула мать друга. Но чувствовалось, что она была во всем с ним согласна. О том, что между ними царят взаимопонимание и любовь, легко можно было заключить по нежным взглядам, какие бросали они друг на друга.
– Олежек, сегодня ты остаешься у нас,– потребовала мама в конце вечера.
– Да, да. И никаких возражений,– подхватил Вячеслав Михайлович. И это " у нас" совсем не коробило Олега. Но все же он собрался домой. Свет от чужого счастья не очень греет. Каждому хочется своего, личного. К тому же, где-то в душе мелькала мысль об отце.
Жизнь потекла своим чередом. Теперь его окружали счастливые люди, и, как все счастливые, отзывчивые на чужое несчастье. С Вячеславом Михайловичем Олег подружился, оценив его чуткость, тактичность и вкус к прекрасному.
Вскоре выяснилась причина скоропалительного замужества Натальи. Она была беременна. Ее мужем стал тот самый врач Сергей. О муже она говорила мало, и было непонятно, счастлива она или нет. Об их с Олегом совместном прошлом Наталья никогда не вспоминала.
Но прошлое умеет возвращаться.
Глава 22
Не сразу привык Олег к новой матери и новой Наталье. От душевной сумятицы зачастил в бар неподалеку, в компанию подвыпивших людей. Откровения случайных знакомых, начищенные до блеска фужеры в руках ловкого бармена, мелодичная музыка не избавляли от тоски, но как-то отвлекали. Иногда Олегу было противно оттого, что он делает. Но теперь некому было контролировать его и выставлять оценки за поведение.
В тот день, когда Олег встретил в баре Алика Мухина, кажется, он набрался больше обыкновенного. На душе было тоскливо. Искусственная радость завсегдатаев заведения еще больше добавляла тоски.
Алик будто рентгеном просветил его взглядом, сделав скорбную мину:
– Слышал, слышал. И друзья бросили, и женщина замуж вышла. Бывает! – сочувственно зачмокал он. – А держишься хорошо! Почти «идеально»,– съязвил он, прищелкнув пальцами, с удовольствием ощупывая взглядом нетвердо стоящего на ногах Олега. Цепкий взгляд его маленьких глазок не отпускал собеседника, и хвостик шевелящийся на спине напоминал мышиный: – Я ведь знал, что так будет. Удивлен, что ты раньше этот эксперимент не покинул. Ну что он тебе дал? Талант чуть не растерял. Друзья тоже разбежались. Давай отойдем,– взяв у бармена бокал, -увлек его Алик. – Друзья-то твои, видно, были не настоящие,– усаживаясь вместе с Олегом в темном углу, сказал он с поддельной грустью. Его жалость и участие действовали на рассудок Олега усыпляюще. Он даже забыл, что перед ним «тот самый» Алик Мухин. А хитрый журналист уловил податливость собеседника, быстро сообразив, что говорить дальше. Мысль его сработала моментально, и в голове уже зрел план.
– А талант-то у тебя… ого-го, талант настоящий! – вкрадчиво с серьезной миной сказал он, наблюдая за переменами в лице Олега. – Жаль, если после всех опытов профессора он может испариться.
– Один яд у тебя на языке, Алик, – чуть заплетающимся языком, сказал Олег, но похвала была ему приятна.
– Какой яд? Правду говорю! Кто сейчас вспомнит Олега Дубова? А ведь имя твое гремело!
– Зато имя Алика Мухина не поблекло,– уныло спорил Олег.
– Да, мне клиника на пользу пошла. Я теперь зам. главного редактора газеты,– счастливо улыбнулся он, показав острые зубы. – И по этому поводу давай выпьем! – поднял он бокал: – До дна!– проследив за выполнением своей команды, торжественно продолжил:– Сам понимаешь, связи у меня теперь огромные,-значительно посмотрел он на Олега. Выдержал паузу, наполнив ее сознанием собственного величия. – Хочешь, похлопочу за тебя, организую фотоколлаж твоих работ в «Огоньке» или в «Мире искусства»? Я теперь со Смоляковым на «ты». Можно и в нашей газете это сделать, увидев мелькнувший в глазах Олега интерес, оживился: – А что? Давай с этого и начнем. Пришлю тебе завтра талантливого журналиста или лучше журналистку,– подмигнул он. – Напомним народу о его гениях! – нарочито громко закончил он.
– Это было бы неплохо, – машинально согласился Олег.
Откинувшись в кресле, Алик дружески подмигнул Олегу.
– Все будет как надо! – заверил он, потягивая коктейль. – Покурим? – достав из кармана куртки сигареты, кивнул на дверь.
– Не курю,– с сомнением сказал Олег.
– Брось ты все эти профессорские штучки! – весело рассмеялся журналист. – Человек же сам себе хозяин.
Он все же увлек Олега в коридор, в компанию курящих женщин. Там он много говорил, вызывая восхищенные взгляды девушек, ахи, охи. От сигаретного дыма, радостного возбуждения, от выпитого у Олега кружилась голова.
Потом они опять сидели за столиком, и Алик рассказывал смешные истории из журналистской практики. Бармен отмерял им по каплям водку сквозь ломтик лимона.
– Нет, больше не могу,– отказался Олег от выпивки, чувствуя, что теряет над собой контроль.
– Ну тогда снимочек на память. Ты – гений. Ну-ка сделай лицо гения! – скомандовал Алик, преодолевая вялое сопротивление Олега, щелкнув фотоаппаратом и убрав его в сумку, висящую на спинке стула и снова взялся за рюмку, широко улыбаясь. – А своих друзей не жалей. Пустые они все. Ничего из них не получится. Один ты из них настоящий мужик. И Наталью не жалей. Баба она и есть баба. Как кошка: кто погладит, к тому и идет.
– Зачем ты так?
– Да нравится она мне очень!
– И поэтому ты про нее пакости говоришь?
– Какие пакости? Смогла окрутить доктора – и молодец! Дай бог всем такого семейного счастья! Только я жениться не собираюсь и тебе не советую. Вот подружку завести рекомендую. Ну так я тебе журналистку пришлю? – снова хитро подмигнул он.
– Присылай, пожалуй,– согласился Олег, не умея потушить зародившееся в душе искорки тщеславия, теша призрачные надежды на успех.
–Где они, твои друзья? Почему не видят, что человеку плохо? Что у него душа болит? – вопрошал Алик, неистово потрясая кулачками.
В одиннадцать бар закрывался, бармен уже дважды недовольно косился на них, и когда Алик, бережно обняв, вел товарища к выходу, Олегу стало казаться, что именно Алик и есть его спасение.
Заботливый журналист отвез Олега на своей машине домой, и расстались они почти друзьями. А буквально на следующий день, не дав Олегу проспаться как следует, нагрянула молоденькая бойкая журналистка, наговорила ему кучу комплиментов по поводу его таланта. Обращалась к нему так, будто он достиг невесть каких вершин в изобразительном искусстве. И хоть Олег чувствовал неискренность в восторженности девушки, в том, как она всплескивала руками и закатывала глаза, подпрыгивая от радости, он забылся, поддаваясь лести. Девушка разглядывала его работы, фотографировала их во всех ракурсах, сделала несколько снимков самого художника.
Болела голова от вчерашнего, а еще больше от навязчивой журналистки, которая умудрилась-таки затащить его в постель. А может быть, он сам совсем забыл о тормозах. Так захотелось ему поверить, что кто-то любит его не только как художника, но и как мужчину.
Вечером позвонил Алик и сообщил, что материальчик – ах! – и в пятницу он выйдет в их газете.
– Скоро у тебя не будет отбою от поклонниц. Верочка просто всем все уши прожужжала, такой ты очаровашка, – озорно закончил Алик. Круговерть последних дней заглушила голос совести. Девчонка из газеты провела с ним еще две ночи.
Вдохновленный мнимым успехом Олег, взялся за работу. Ведь для того, чтобы вышел фотоколлаж в «Огоньке», нужны хорошие акварели. А фотоколлаж Алик тоже обещал, ссылаясь на какие-то знакомства…
Олег дважды выходил на пленер и вдохновенно рисовал на морозе храм и часть города. Он готов был благодарить Алика за возвращенное желание творить, ему казалось, что все у него получается. Вокруг него собирались любопытные. Его узнавали, восхищались. И он поверил вновь, что не лишен таланта. Пригласил по телефону маму и Наталью для просмотра новоиспеченных шедевров. О газете пока решил не говорить.
Глава 23
Наталья пришла в пятницу с газетой.
– Олег, это что? – спросила, бледнея еще больше при виде веселого Олега. – Как это могло случиться? – взмолилась она, протягивая ему статью.
Пока он читал, она нервно ходила по комнате, не обращая внимания на его вернисаж. – Накануне Олег все заставил новыми акварелями.
Статья получилась. Алик не зря радовался. Он поместил на видном месте именно ту фотографию из бара, где Олег с неестественно блестящими глазами и поплывшими губами пытался изобразить из себя гения. В лице не было не единой мысли. Подборка картин была бездарна, это было очевидно даже дилетанту. Зато текст отличался пафосным восторгом, чувствовалось перо не опытной, но очень стремящейся стать известной, глупенькой журналистки Верочки. Пожалуй, она еще искренно считает, что сделала Олегу этой статьей благо! По всему тексту красной нитью проходила мысль о связи «успехов» Олега с экспериментом профессора Сидорова. Это уже Алик постарался. И в названии статьи «Да здравствует талант!» слышалась насмешка.
Олег схватился за голову:
– Ой, какой же я дурак! – Вдруг спала с глаз пелена. Все, что было в эти дни, бритвой прошло по сердцу. От стыда захотелось стать маленьким или исчезнуть совсем.
– Как ты мог ему поверить??? Он же уничтожил тебя! Теперь на тебя будут показывать пальцем. Ты хоть бы со мной посоветовался.
– Не знаю, не знаю я, как так получилось. Какое-то затмение нашло. Как-то очень быстро все …Мне подумать было некогда. Впрочем, какое может быть оправдание! – то садился, то вскакивал Олег. – Значит, я полное ничтожество,– заключил он, потирая виски. – Ничтожество!!! – прошептал он с уверенностью.
Как непрочна радость, особенно если она не на чем серьезно не основана. Запоздалые страстные раскаяния Олега, Наталье были неприятны:
– Брось ты носиться с собой. Только ты и есть на свете,– недовольно сказала она. – Ты человека подвел, хоть это-то ты понимаешь? Боже мой! Куда делось твое спокойствие, рассудительность,– возмущалась Наталья, пытаясь быть спокойной. – Ты читал, что они пишут? Что ты стал таким после участия в эксперименте.
– Но как можно так извратить все?
– Олег, ты что, только что родился? Чего ты хотел от Алика Мухина? Надо работать больше, а не гоняться за легкой славой. Что ты сделал за последнее время? – кивнув на любовно расставленные на диване картины: – Что это за мазня?
Буря чувств: стыд, обида, отчаяние разрывала сердце Олега. В груди закипали слезы.
–Ты не имеешь права так рисовать! – нервничала Наталья. – Твои карандашные наброски из клиники и то лучше. Да ты сам все понимаешь! – махнула она рукой.
– Да,да,да… А ведь Алик прав. Я действительно абсолютно бездарен. И все это – дерьмо,– в аффекте стал рвать Олег картины, рисунки, которыми так недавно гордился. Но сердечная боль все росла в нем, и непонятно откуда взявшаяся тяжелая темнота заполняла его изнутри. – Вот! Вот так! – разбрасывал он по сторонам осколки картона. Слез уже не было. Осталась только злость.
Художник! Лучше бы работал оформителем в театре. Ни на что большее ты не способен, – бормотал он. – Гений!!! Смех! Ха-ха!» – судорожно вырывалось у него сквозь отчаяние.
– Олег! Олег! – пыталась успокоить его Наталья, впервые видя своего друга таким, но это ей не удавалось. – Не все ведь так плохо. И в этих работах есть крупицы таланта.
– Ах, крупицы! И где они? Под каким микроскопом их смотреть? «Идеальный мужчина»! «Идеальный художник»! – с нажимом цитировал он слова статьи. – Дерьмо собачье! Ничтожество! Вот кто я, – разошелся Олег, круша все вокруг, не заметив поначалу, как осела на пол Наталья, схватившись за живот.
Сделав судорожный круг по комнате, Олег очнулся:
– Наташка, ты чего,– кинулся к ней, услышав, как слабым голосом она говорит в трубку: «Сережа приезжай… Да, к Олегу. Да, плохо…» – Тебе плохо? Прости меня, я такой дурак. Боже, какой же я дурак! – будто протрезвел он, мигом остыв. – Я счас…– Перенес он ее на кровать, подложив под голову подушку. – Чем тебе помочь? – вглядываясь в бледное лицо Натальи, спросил он.
Внезапная буря остыла в нем, уступив место растерянности и страху.
Наталья лежала, прислушиваясь к боли.
– Ничем. Сейчас пройдет. Так уже было. – Она затихла. Только бы не повторился приступ. Волноваться ей нельзя. «Ну что за ребенок этот Олег!» – невольно брало ее зло.
– Успокоился? – спросила она, взглянув на него.
– Успокоился. И ты не волнуйся, Наташ,– уговаривал он ее, присев на корточки перед кроватью. От волнения за нее у него появилась дрожь в руках.
– Что ты еще натворил за эти дни, рассказывай, – потребовала она. – Что это за журналистка? Ты знаком с ней? Как ты мог доверить ей статью?
Олег, сбивчиво, не жалея себя, рассказал ей обо всем, присев на краю дивана. Ему нужно было облегчить душу. «Я же мужчина», – оправдывался он.
– Какой ты мужчина? Мужчина держится достойно в любой ситуации,– жестко сказала Наталья. – А статья? Наплюй на нее. Подумаешь, Алик. Их газете никто не верит.
Олег пристыжено стал собирать с пола обрывки картона.
– Тебе лучше? – спросил с заботой в голосе, оглянувшись на нее.
– Теперь лучше,– ответила она с легкой улыбкой. «Что ты будешь делать с этим мальчишкой!» – Извинись перед профессором. И докажи работой, что ты действительно художник.
Приехал Сергей, заставил обоих выпить лекарство, обругал Олега.
– Ты что не знаешь, что она беременна? Ей необходимо лечь на сохранение. А ты, ты – будущая мать, зачем ты пошла к нему с этой газетой? – попало и Наталье. По тому, как стал заикаться Сергей, было видно, что он очень обеспокоен.
Больше Олег не пил. Много работал. Днем стоял на площади с другими художниками, предлагая свои картины…