Тело будто онемело. Медленно-медленно приближались к ней лицо Олега, его глаза, губы. Обнимая её, он осторожно взял у неё из рук бокал и поставил на стол. Бокал перевернулся, и несколько капель образовали красное пятно на скатерти. Пятно некоторое время занимало мысли Натальи, и ещё закатившееся под тахту яблоко, которое почему-то навеяло ей мысли об Адаме и Еве. Она куда-то плыла и падала, увлекаемая Олегом, его руки подхватывали её, мысли путались, и радость раскрывалась в её душе, как бутон…

А потом он уснул. Просто, как засыпают младенцы, насосавшись молока, и спал, так же тихо, как младенец. А она лежала и плакала… Тихо, почти без слёз. Боялась, что к утру будут опухшие глаза, а ведь завтра им ещё ехать в клинику. Не боясь разбудить Олега, закурила сигарету прямо в постели. Он застонал во сне, и рука его случайно упала ей на живот. Рука была тёплая и тяжёлая. Она тихонько убрала её. Всё в нём было чужое, даже его рука, которой она так любовалась несколько часов назад. Он обманул её – он её НЕ любит! Его не было с ней. Его вообще нигде не было! И зачем нужен был весь этот обман? «Миленький ты мой, возьми меня с собой, там, в краю далеком, буду тебе чужой…», –мысленно пропела она. Чужая… она ему чужая, и она ему не нужна.

В ней проснулась жалость к себе и злость на кого-то, только не на Олега – что с него взять? – и не на Танечку. Танечку она теперь поняла, с ней было то же самое. Она курила и ждала, когда злость осядет в душе, но злость не проходила.

Сколько ещё женщин поплачет из-за этого пай-мальчика со страдающим лицом? И что же они получат за любовь? Портрет с натюрмортом? Спасибо, дорогой! Нет, всё же она злилась именно на Олега. Откуда только он взялся на её голову?!

Наталья зло затушила сигарету. Спит, как ангел. Да и виноват ли он в том, что не умеет любить? Господи, почему всё так? Неужели счастье – такая недоступная вещь в этом мире? Пусть едет в эту клинику. Может быть, там его научат любить. Но ведь было же, было, всё было у них двоих. Или только казалось?

Неожиданно мысли её перекинулись на работу, на картины…Мелькнула догадка. Она поняла, постигла, наконец, то, что искала в биографии художника и его картинах. Порывшись в сумочке, достала блокнот и ручку. Она больше не обращала внимания на спящего Олега, принялась писать…

Олег всегда мог просыпаться без будильника. Пока он брился и умывался, Наталья хлопотала на кухне. Была молчалива и деловита. Он догадался: она специально встала раньше… Кто разберёт этих женщин! Только ночью она была полностью в его власти. Да полно! Никогда она не была в его власти, это он опять попал под её влияние. Возникло откуда-то раздражение: вечно она заставляет его плясать под свою дудку. Может быть, права мама, вовсе она не любит его, а ведёт как слепого котенка. Нужен ли ему этот эксперимент, засомневался он опять. Но что же делать?

– Поторопись, – позвала Наталья. – Добираться долго. Смотри, какая погода. Наталья была удивительно спокойная и чужая. – Туманище! – выглянул он в окно. Ничего не видно, – удивился Олег. – Но ты ведь не из-за погоды такая?

– Какая? – безразлично переспросила Наталья.

– Наташ, ну чего ты? – попытался восстановить отношения Олег, дотронувшись до её руки. Словно обжёгся.

– Тебе с сыром? – спросила Наталья, никак не реагируя на его прикосновение. Положила бутерброд ему на тарелку.

– Наташ, – начал было он опять.

– Ешь. Нам надо торопиться. – Она скользнула мимо, оставляя облачко духóв.

Запах их почему-то горчил и навеял грусть. Вечно эти нелепые ассоциации, подосадовал Олег на способность своего мозга материализовать из ничего какие-то чувства и ощущения. Впрочем, грусть, наверное, никуда и не уходила. Она так и жила подспудно в нём, только утяжелилась, будто намокла чьими-то непролитыми слезами. Возникло непонятное ощущение тревоги, жалость к Наталье, желание защитить её от чего-то.

– Тебе было плохо со мной?

– Нет.

– Прости, что я такой никчемный, и всем приношу несчастья.

– Брось ты это, – поморщилась Наталья. Ей не нравилось, что он закрывался самоуничижением, как щитом. – Просто ты слишком растворяешься в людях. Они уходят и уносят с собой частичку тебя… Как твоя Танечка, как другие… Так легко талант растерять. А без таланта ты – это не ты.

– Да и есть ли он, талант-то? – засомневался Олег.

– Ну, – Наталья развела руками, – с таким настроением нам давно пора быть в клинике.

Город просыпался. Громыхали тяжёлые машины – власти всё никак не могли построить обещанную несколько лет назад объездную дорогу! – дребезжали разбитыми дверями дверьми автобусы. Хмурые прохожие, ежась от утреннего холода, ныряли в туман. Почти невидимый, шелестел метлой дворник.

Беспросветный туман несколько смягчил грусть. Наталья даже пыталась шутить, что в таком тумане и такси не найдёшь. Но машина приехала быстро и повезла их загород.

Дорога предстояла дальняя. Превращаясь в сплошную серую массу вдали, туман стелился у асфальта, не давая шоферу набрать скорость. Наталья сидела молчаливая и тихая, казалась Олегу недоброй. Изредка они перекидывались парой слов. Всё же она сильная женщина! Олег невольно любовался ею.

Эту ночь она почти не спала, но была из тех женщин, которых бессонница и злость делают красивее. Было в ней что-то новое, чего не было вчера, это что-то появилось, видимо, ночью. Он пытался определить свою причастность к её перемене, но вновь и вновь натыкался на её отчуждённость.

– Наконец-то тебя запрут на три месяца. Хоть под присмотром будешь, а то хуже маленького ребёнка, – сказала она.

– Я тебе так надоел? – пытался Олег взять Наталью под локоть.

– Ты сам себе надоел, – капризно отдёрнула она руку. Через зеркальце на них поглядывал шофёр, откровенно любуясь ею и явно завидуя Олегу. Это видела и Наталья.

– Да уж, ни свободы, ни развлечений, ни женщин, – отвечал Олег, почему-то с грустью подумав о Наталье: любила ли она его когда-нибудь? Только вчера ему казалось, что любила, а сейчас вдруг стала чужой. Достав косметичку, Наталья стала подправлять губы и глаза. Красилась она уже не для него. Накрасившись, Наталья достала записную книжку, и углубилась в неё.

Туман начал рассеиваться…

Глава 7

Клиника располагалась в одном из частных пригородных особнячков, окруженном высоким забором. Его отличало от других таких же лишь наличие автостоянки. Таксист высадил их прямо у ворот.

– Ну… вот и приехали, – сказал Олег.

Пока Наталья расплачивалась с шофёром, Олег с наслаждением вдыхал пропитанный влагой воздух.

– Сейчас будет дождь, – деловито констатировала Наталья, уверенно беря его под руку. – Ну, пошли?

Охранник проверил их документы, что-то записал в свой блокнот и, улыбнувшись Наталье, пропустил её вперед. Что-то похожее на ревность шевельнулось в душе Олега, но тут же погасло.

Вокруг трехэтажного здания был разбит парк, к широкой лестнице вела липовая аллея. Зашуршал по листьям дождь, и им пришлось спрятаться под зонт, предусмотрительно взятый Натальей. Тишина вокруг и эта мокрая аллея на миг сблизили их. Но Наталья знала, теперь знала, что любовь уже не вернуть.

Они поднялись по лестнице и прошли через вестибюль. Попали в большой холл, отделанный под мрамор. Мягкий пол кофейного цвета, зелень, уютные уголки за мраморными колоннами. На диванчиках сидели люди, преимущественно молодежь.

Наталья провела Олега к стойке регистратора. Элегантная девушка в строгом бежевом костюме быстро оформила карточку, сказав Олегу:

– Ваш порядковый номер 55. Смотрите на табло, – указала она на дверь, вначале вовсе не замеченную Олегом. Над ней в тёмном прямоугольнике зелёным цветом горела цифра 30. Затем она сменилась цифрой 31. – Минут через двадцать Вас вызовут, увидите свой номер, – невозмутимо объяснила она. – Ещё одну минутку. – Девушка достала предмет, очень похожий на часы с браслетом, и ловким движением пристегнула Олегу на запястье. – Теперь можете идти, – мимолётно улыбнулась она и переключилась на другого пациента.

Олег и Наталья уселись за столик около фикуса, чтобы держать в поле зрения табло. Олег с удивлением рассматривал браслет с маленькой цифрой 55.

– Это ещё зачем?

– Да не волнуйся ты. Это какой-то датчик. Измеряет твоё биополе. А может, ещё что-нибудь, – успокаивала Наталья.

– Хорошо тебе говорить. А я в больницах с детства не был. Разве что у стоматолога. А здесь в душу полезут.

– Ну, знаешь, попытка не пытка. Насильно тебя никто здесь держать не будет. Желающие на твоё место найдутся, – насмешливо хмыкнула Наталья.

– Ну, всё, всё, решил уже, – всё ещё неуверенно отвечал Олег.

– Ну и расслабься!

Олег послушал совета Натальи, отбросил все мысли, насколько это было возможно, и действительно почувствовал себя лучше. Ощутил бархатистость обивки дивана под рукой, услышал тихую музыку – современная обработка «Лунной сонаты» Бетховена, уловил чуть заметный аромат свежести в воздухе. Кондиционер, пол с подогревом – а что, здесь вовсе неплохо!

Неслышно скользили люди. Девушки из персонала были в бежевых элегантных костюмах, и Олегу чудилось, что он находится не в больнице, а в отеле. Искусственный свет, освещающий растения, и подсветка фонтана в центре холла гармонировали с ярким цветом оконных витражей. Чувствовалось, что над интерьером трудились дизайнеры. Каждый уголок холла имел свой колорит, свою цветовую гамму и настроение. В то же время всё это вливалось в общий ансамбль.

Подумать только, еще день назад ему бы и в голову не пришло, что его жизнь сделает такой поворот. И всё это Наталья!

– Спасибо тебе, ты так обо мне заботишься, – сказал Олег. Даже ресницы у Натальи не дрогнули. Какая она холодная, деловитая и чужая, будто вовсе не она провела с ним вчерашний вечер и ночь.

– Чего уж там. Мы же друзья, – вложила она исконный смысл в это слово, вспомнив теперь с горечью, как часто он говорил ей об этом.

– Друзья, – повторил он. Помолчал. – Прости, я виноват в чём-то.

– Ни в чём ты не виноват, – остановила она его недовольным жестом. – Се ля ви, мой милый. Это жизнь! Но всё же вы, все мужики, – народ толстокожий, даже художники!

– Исправлюсь, – пообещал Олег, замечая, как она занесла его в разряд “всех мужиков”. Конечно, у неё большой опыт по этой части!

– Не ради себя стараюсь. Ради искусства, ради твоего таланта. – Наталья незаметно посмотрела на часы – прошло уже почти полчаса. – Ты мой телефон помнишь, звони. А то, как залез в свою депрессию, ни разу не позвонил.

– Обязательно позвоню, – пообещал он. – Ты тоже меня не бросай здесь совсем, – попросил.

– Я за тебя теперь в ответе.

Они одновременно увидели зеленую цифру 55 на табло.

– Ну, иди, – кивнула на дверь Наталья и поднялась.

– Ты меня не дождешься? – спросил он, хотя уже знал ответ на свой вопрос.

– Нет, мне пора, – ответила Наталья. Мыслями она была уже в музее. Всё же проводила его до двери, и он, прощаясь, на минуту задержал её руку в своей.

В течение следующего часа Олег переходил из кабинета в кабинет, садился в уютные кресла, на жёсткие табуреты, ложился на кушетки и отвечал на странные вопросы врачей, удивляясь, какой скачок успела сделать медицина. Врачи подключали к нему приборы, которые ловили импульсы его тела. Мигали лампочки, жужжали датчики, щёлкали аппараты, выдавая информацию. Его просвечивали какими-то лучами в тёмной комнате, списывали информацию прямо с мозга. Он видел на экранах цветовое изображение себя самого. Его как художника эта цветовая гамма не очень устраивала, слишком уж мрачно. В какой-то момент захотелось уйти от внимательных взглядов врачей, но девушки-медсестры были милы, прикосновение их рук действовало умиротворяюще, да и отступать было уже поздно.

В последней комнате у Олега с руки сняли датчик и поместили под стеклянный колпак. Под стеклом взметнулись разноцветные змейки, похожие на молнии. Попросили подождать двадцать минут. Врач стал сверять с листа получаемую информацию, передавая бумаги медсестре. Та заносила данные пациента в компьютер.

Ровно через двадцать минут врач повернулся к Олегу, сменив сосредоточенное выражение лица на благодушное и сообщил:

– Поздравляю вас, Олег Валерьевич, у вас неплохие данные для участия в нашем эксперименте. Можете сейчас отдохнуть, пообедать в кафе. Через два часа подойдите к регистратору, она скажет вам номер комнаты. Вечером профессор Сидоров подробно ознакомит Вас с сутью эксперимента.

Подошла медсестра и, улыбаясь, привычно закрепила на его руке браслет. Олег поблагодарил врачей и покинул кабинет.

После всех исследований ему просто необходимо было проветриться, и он вышел в парк. Воздух был пропитан сыростью, пасмурно серело небо. В лужах плескались воробьи. «К дождю», – отметил про себя Олег. Всё было наполнено свободой. И только он не был свободен. Светящаяся на его датчике цифра 55 напоминала ему о том, что он теперь пациент клиники, и что он дал своё согласие на эксперимент, который ещё неизвестно чем обернется.

Всё здесь было чужим для Олега: и мокрые стволы деревьев, и серое здание клиники. И ничего не хотелось. Он находился как бы в невесомости. Оторвался от дома, но ещё не причалил никуда. Город со своими заботами был далеко. Далеко были мама, Танечка, Наталья. Чудилось, что все его бессонные ночи и муки остались там, в квартире с закрытыми форточками. Легко и светло вспомнилась Танечка.

Когда он в первый раз увидел её, тоже был сентябрь и шел дождь…Олег, несмотря на него, делал свою обычную прогулку. Она стояла на остановке и чем-то показалась ему знакомой. Он сделал шаг в её сторону, но опомнился: совсем ведь чужая девчонка. Пока раздумывал, подошёл автобус, пассажиры засуетились, и она исчезла среди зонтов и плащей.

На другой день он снова увидел на остановке голубой зонтик и тоненькую знакомую фигурку. Она подошла к остановке уже после того, как автобус, забрав пассажиров, сердито фыркнул и укатил, рассыпая по сторонам блестящий веер брызг. Тогда он и подошёл к ней.

– Опоздали? – спросил. Она вскинула на него непонятного цвета светлые глаза, вспыхнула, на щеках обозначились ямочки. В следующий миг краска сошла с лица, но она всё ещё продолжала смущенно улыбаться.

– Ага. Я домой с работы еду, – доверчиво сообщила она.

– Улыбка вам идёт. Очень открытая и чистая. По лицу читать можно… Я – художник, потому так говорю, – он помолчал, видя её смущение. Она тоже молчала. –Почему-то Вы кажетесь мне знакомой? – Она пожала плечами. – Нет, правда, – пытался оправдать Олег свой поступок.

– Зато я Вас знаю. Вас по телевизору показывали. И здесь Вы часто гуляете, – сказала нерешительно.

– Ну, раз так, у меня к Вам предложение. Давайте я Вас нарисую. У Вас такое необычное лицо, – пошёл в наступление Олег.

– Нет-нет, – испуганно отказалась она, и Олег понял, что настаивать бесполезно.

Замолчали. Стал слышнее дождь, мелко шелестящий по крыше.

– Мой автобус теперь только через пятнадцать минут, – сказала она.

– Я провожу Вас? – попросил он. – Вас как зовут?

– Таня.

– А меня… Вы, наверное, уже знаете?

– Знаю. Я на всех выставках бываю в нашем городе. И Вас сразу узнала, как только увидела. Вы всё время здесь гуляете.

– Я живу здесь. Вон в этом доме, – показал он на свою высотку. Квартира сорок пять. Заходите, если интересуетесь искусством. Может, сейчас зайдём?

– Нет-нет, – снова отказалась она и опять покраснела.

Танечка пришла неожиданно.

– Вы? Ты? – удивился Олег.

– Я подумала… Вы работаете и… в общем, – смутилась она, отчаянно глядя ему в глаза.

– Какая ты молодец, что пришла, – искренне обрадовался Олег. – Проходи, раздевайся.

– Я тут… принесла. У вас, наверно, и поесть нечего, – проговорила Танечка.

Олега тронула её забота. Такая глупышка, совсем девчонка, а уж по-женски заботится.

Через несколько недель она сидела у него в мастерской и смотрела, как на картине возникают дождь и мокрые деревья. На переднем плане вырисовывалась никак не дающаяся ему промокшая ветка… Уже потом, когда они окончательно расстались, он дописал картину, назвав её «Ожидание». Грустная получилась картина, будто знала ветка, что предстоит ей расцвести, зазеленеть и увянуть под равнодушными взглядами людей; и одновременно светлая, потому что была в её жизни радость цветения.

Так получилось и с Танечкой. После работы бежала она к нему, звенели её смех, кастрюльки на кухне. Даже придирчивая Полина Игнатьевна, застав однажды здесь Танечку, подружилась с ней. И две женщины, по-разному любившие Олега, часами беседовали о нём, пока он мучился над очередным творением. Впрочем, ни мама, ни Танечка не могли повлиять на образ его жизни. По-прежнему к нему приходили девушки для работы и просто так, соперничали между собой, насмешничали. Особенно усердствовала Наталья.

– Домработницей обзавёлся?

– Это мамина знакомая, – зачем-то врал Олег.

Наталья усмехнулась, но и в другой раз продолжала своё:

– Да она обыкновенная домашняя клуша. Она тебе всех поклонниц распугает. А талант без поклонников не талант. Ну, зачем она тебе?

Олег и сам не знал, зачем. Вначале увлекшись ею и получив неожиданный отпор, он решил больше с ней не встречаться. Но когда она долго не приходила, ему будто чего-то не хватало. Была в ней какая-то способность рассеивать сомнения, усмирять страсти. Прояснялось в голове, рука сама брала нужные цвета и накладывала их на холст.

– Мне с ней легко. И она не лезет мне в душу, в отличие от тебя, – ответил Олег на очередной выпад Натальи. Как груба и бестактна бывала она иногда при всей её внешней утонченности!

– Ну что ж, больше лезть тебе в душу не буду. Понадоблюсь – позовешь, – сказала тогда Наталья и исчезла из его жизни.

А с Танечкой? Он и сейчас помнил, как ввёртывал лампочку в комнате, как рухнула под ним табуретка, как склонилось над ним ставшее белым лицо и распахнутые в ужасе глаза Танечки. Он притянул её к себе, уткнулся в пушистые волосы и сказал:

– Я тебя, кажется, люблю. А ты?

И она стала оставаться у него на ночь.

Но вскоре ему надоели простота и непосредственность Танечки, и он ничего не мог с собой поделать. Он увидел, что она слабо разбирается в искусстве, не понимает многого из того, что он ей говорит, на всё смотрит его глазами. Стали раздражать её восторженность и преданность. Вот если бы она исчезла куда-нибудь, неожиданно заболела, может быть, это что-то изменило. Но вместо этого она забеременела, а это было совсем некстати. Она не плакала, но всё смотрела на Олега своими большущими глазами и ждала решения её проблем. И ему казалось, что он обидел ребёнка.

Олег закрыл глаза, мысли заскользили в другом направлении, огибая острые углы, вспомнились вчерашние астры, нежность Натальи, мама… «Надо ей позвонить», – подумал Олег вяло. Он стоял, прислонившись к стволу, дыша дождём, мирно почивающим на листьях и траве. Какая-то птица, обманувшись его неподвижностью, пролетела так низко, что стряхнула с веток несколько капель, упавших Олегу на лицо. Он вздрогнул от неожиданности и тут же увидел рядом с собой человека.

– Уже прошли обследование? – спросил незнакомец, вперив в него пронзительный колючий взгляд.

Надо было, конечно, завязывать новые знакомства. Но так…Незнакомец Олегу не понравился. Ни его яркий галстук, никак не сочетающийся с мешковатыми брюками и курткой спортивного типа, ни его бородка в стиле интеллигента-разночинца девятнадцатого века. Но не это главное. Смущал взгляд мужчины – испуганный и навязчивый одновременно. В другой обстановке Олег избежал бы такого знакомства. Но сейчас…

– Прошёл, – ответил он вежливо.

– Я тоже. Подышать вышел. – Незнакомец был в приподнятом настроении, и ему хотелось с кем-нибудь им поделиться. – Там сейчас народу набралось! – Видя, что Олег не против общения, незнакомец продолжал:

– Природа здесь красивая!

– Да-а! – поддержал Олег.

– Меня Александр зовут. А Вас?

– Меня Олег. Курите? – предложил он.

– Не-е, – поморщился новый знакомый. – Никогда не брал в рот эту гадость. Вам тоже бросать придётся. Знаете, как эксперимент называется? – и сам же ответил:

– «Идеальный мужчина».

– Посмотрим, – неопределенно ответил Олег и закурил. Разговор шёл вяло.

– А Вы кто по профессии? – спросил бородач.

– Художник, – ответил Олег. – Знакомиться, так знакомиться.

– То-то Вы мне понравились. Я творческих людей уважаю, сам в некотором роде такой. Я учитель. Историю в гимназии преподаю. Вернее, преподавал, – он замолчал.

– Трудно, наверно, с детьми?

– И не говорите, – по лицу нового знакомого скользнула гримаса усталости.

– Сбежали?

– Почти.

Сан Саныч, так звали его ученики, действительно почти сбежал из гимназии. Назревал серьезный конфликт. В свои тридцать шесть Сан Саныч уже был дважды женат, но маму всё никак не устраивали его жены. И вот он – семейный неудачник и маменькин сынок – неожиданно для себя влюбился в свою ученицу, семнадцатилетнюю Таю Бельскую. (Её большие зеленые глаза и каштановые кудряшки и теперь стояли у него перед глазами.)

Вначале, когда он стал выделять её из всех, тянуть её “тройку” на “четвёрку”, а потом и на “пятёрку”, родители её были довольны. Под воздействием Сан Саныча Тая выправила учёбу и хорошо окончила гимназию, а на одном школьном вечере сама призналась в любви своему учителю. Дочка состоятельных родителей влюбилась вопреки всякому здравому смыслу, наперекор всеобщему мнению. Как говорится, сердцу не прикажешь.

В гимназии Сан Саныч слыл чудаком. Ученики над ним насмехались. И он видел, как болезненно Тая реагировала на эти насмешки. Он взглянул на себя её глазами и понял, какой он смешной и жалкий. Весь его интеллект ничего не стоит в её глазах. Он будто впервые увидел себя таким, какой он есть, мгновенно поняв однобокость и ущербность своей жизни. А жизнь, вот она – рядом, сверкает всеми красками… Он сбежал от себя, своей любви, невозможности сдерживать свои чувства, от страха, что скоро его возлюбленная стряхнёт с себя пелену чувства и будет смяться над ним, как другие.

Учитель и ученица, тридцать шесть и семнадцать, такого его мама точно бы не вынесла… Она не смогла ужиться ни с одной из двух его предыдущих жён, а уж Тая…

Летом события развернулись совсем уж неожиданно. Тая провалила экзамен в вуз и заявила родителям, что намерена выйти замуж за Сан Саныча. После ссоры с ними упрямая девчонка ушла из дома и месяц жила у подруги в Москве. Обо всём этом Сан Саныч узнал только, когда родители Таи пришли к директору гимназии и обвинили бывшего учителя дочери во всех её сумасбродствах. Даже в новом учебном году родители не успокоились. В начале сентября в школе появился журналист, и вскоре вышла в газете обидная статья. Но тут, к счастью, вмешалась судьба. В отдел образования прислали несколько приглашений от профессора Сидорова; одно из них, учитывая ситуацию, и навязали Сан Санычу.

Как знать, решился бы он на такое дело самостоятельно?

Сан Саныч сбивчиво поведал Олегу о своих делах, переходя с личных проблем на общечеловеческие, с пессимистических нот – на оптимистические. Почему-то он проникся доверием к Олегу, и тот узнал о его бывших жёнах, неприятностях с родителями и замечательной маме.

– Мама у меня – добрейшая женщина. Но многого в современной жизни не понимает. Ей нужно, чтобы моя жена обязательно пекла пироги и читала классику… Сколько уж я пытался вырваться из-под её крыла. Да не смог. Ну как она будет без меня? Она у меня уже старенькая.

– Да-а… Всё же надо жить отдельно, – сказал Олег и поймал себя на мысли, что он-то никогда не думал так о матери, ему всегда “своя рубашка” была “ближе к телу”.

– А что Вы думаете обо всём этом? – повёл он рукой в сторону клиники. – Видели, какое у них медоборудование. А это? – он ткнул пальцем в свой датчик. – Интересно!!! А профессор Сидоров – это же учёный с мировым именем. Он над такими проблемами работает. Например, создание специальной энергетической оболочки, этакой ауры вокруг человека, внутри которой происходит полное раскрытие всех природных способностей!

– Да что Вы говорите? – недоверчиво удивляется Олег.

– Да! Да! – уверял раскрасневшийся учитель, торопливо объясняя. – Что-то вроде гена гениальности… Профессор Сидоров – автор книг по психологии. Ему принадлежит новый метод без медикаментозного лечения больных даже серьёзными психическими расстройствами. Он проник в тайны психики.

Сан Саныч говорил, близко поднося своё лицо к лицу собеседника, и Олег видел, как блестели его глаза за толстыми стёклами очков. Голос его срывался на высокие ноты, был излишне эмоционален. «Самому бы ему неплохо подлечиться», – невольно подумал Олег, но вспомнил, что о раскрытии таланта говорила и Наталья.

– Я вообще и сам немного занимаюсь научной деятельностью, – сообщил с гордостью Сан Саныч. – Я увлечён астрономией. У меня дома есть телескоп. Я, ещё будучи студентом, его сконструировал. Он довольно мощный. А полгода назад я открыл новую звезду. Не верите? – спросил он. И продолжил торопливо:

– Я назвал ее Таисия. В честь своей юной возлюбленной, – похвалился он. Старинное слово “возлюбленная” удивительным образом гармонировало с торжественной интонацией его речи. Глаза его сияли. Если он и лгал, то так вдохновенно, что и сам верил в свою ложь.

– Да, не каждый может подарить любимой звезду. Казалось бы, чего проще, не бриллианты же, да не всякий догадается, – усмехнулся Олег, всё же не поверивший заумным уверениям нового знакомого.

– Вы мне не верите? – огорчился Сан Саныч.

– Почему же, просто завидую вашей увлечённости тем предметом, который я мало знаю. В наше время в школе астрономию преподавали кое-как.

– Да, Вы правы. Но было время, когда астрономии уделяли должное внимание. – Собеседник увлёкся, лицо его покрылось пятнами, руки бестолково поправляли то волосы, то галстук, и делал это так часто, отчего и то, и другое потеряло аккуратный вид. – Аристотель говорил, что человек тем и отличается от свиньи, что иногда отрывается от поисков подножного корма и смотрит на звёзды, – сказал он, многозначительно поглядев на Олега. – …А школьники понимают. Некоторые очень даже хорошо чувствуют. «Особенно школьницы», – подумал Олег.

– Вы сами когда-нибудь взгляните в ночное небо, найдите мерцающую звезду, знакомое созвездие. Представьте, что где-то есть ещё никем не открытая звезда. И она – Ваша. Здорово, правда?

– Мы на земле-то у себя никак не разберёмся. Нам ли звёзды хватать?

– Не скажите! Человек должен состояться, должен звезду свою зажечь, – увлеченный Сан Саныч, не замечая того, не выпускал Олегов рукав.

– Ну что ж, для того мы и здесь. Значит, будем искать свои звезды, – мягко отстранился Олег, уже немного устав от разговорившегося собеседника. – А не пора ли нам пообедать? – предложил он.

– Ах, обедать? Пойдёмте, конечно, – согласился Сан Саныч, всё еще находившийся под властью своих мыслей.

Глава 8

В кафе многие столики были заняты. Приглушённо играла музыка. Пациенты возбужденно переговаривались или делали вид, что всё происходящее им безразлично. Кто-то обедал, кто-то просто сидел над чашкой кофе. Олег с присущей ему наблюдательностью отметил печать потёртости, усталости на лицах. Даже смеющиеся не выглядели счастливчиками. Да не такой ли он сам?

– А, Сан Саныч! – насмешливо воскликнул, подойдя к ним, остроносый парень с хвостом, стянутым на затылке резинкой. – Как ты девочкам за красивые глазки оценки ставил?

Сан Саныч нервно дернулся и пробормотал:

– И этот здесь. Везде пролезет. Там, где он, жди подлостей. Видеть его не могу, – сказал Олегу шёпотом новый приятель. – Мухин – тот самый журналист, что про меня писал, – объяснил он.

– Пардон, не буду вам мешать, – будто бы только сейчас заметив Олега, сказал журналист. – Кстати, рекомендую вам выбрать котлеты по-киевски и рыбу. Очень вкусно. Сам пробовал.

– Мы в Ваших советах не нуждаемся, – отбрил Сан Саныч.

Они отошли к столику, за которым обедал в одиночестве хмурый парень. Парень даже не пытался, как другие, делать весёлый или безразличный вид. Он явно был не в своей тарелке. Был он высокий, с опущенными плечами и тусклыми волосами, какой-то весь сжатый. И ел торопливо, переместившись с их появлением на самый краешек стола. Сан Саныч по своей привычке стал любопытничать. Парень кивнул на приветствие и тут же опустил глаза. «Ещё один интересный экземпляр», – подумал Олег.

– Виктор, – представился он после некоторой заминки, скользнув по лицу Олега мимолетным взглядом. Взгляд не соответствовал всему облику парня, его зажатости: умный и внимательный. Красивые тёмные глаза парня были бездонны и отражали напряжённую внутреннюю работу. Олегу стало не по себе. Он и раньше встречал людей с такими взглядами. И всегда избегал общения с ними, боясь, что они могут сказать что-то, догадаться о чём-то, что сам не хочешь о себе знать. Ведь никогда не знаешь, что на уме у этих молчунов. Парень отвечал на вопросы односложно, не поднимая головы. Быстро доев, пробормотал извинения и ушёл.

– Странный какой-то. Больной что ли? – удивился Сан Саныч. – И разговаривать не хочет, – хмыкнул он обиженно.

– Неудачник, – пробормотал Олег, подумав, а не всё ли они здесь неудачники? Один больше, другой меньше – все!

Не успел уйти Виктор, как к их столику снова подошёл журналист.

– Позвольте представиться, – заговорил он с Олегом. – Алик Мухин. О Вас много наслышан, в том числе и от моей знакомой – Натальи Павловой.

– Хм-м… Очень приятно, – пробормотал Олег. Так вот, значит, кому он обязан своим присутствием в клинике. Очень мило! Спасибо Наталье! Ему не удалось удержать лёгкой гримасы разочарования, и журналист уловил её.

– Добро пожаловать гению в нашу веселую компанию, – съехидничал Алик. – Разрешите? – сделал он змееобразное движение всем телом, изображая фальшивое подобострастие, и сел, не дожидаясь разрешения. – Вы хоть знаете, куда вы попали?.. – спросил, театрально закатывая глаза. – Я уже и сам не рад. Я с профессором говорил, с завтрашнего дня начнутся для нас настоящие испытания. О-о, только держись!

Видя, что ему удалось привлечь к себе внимание, Алик раскрепостился и, рассыпая во все стороны улыбки, стал представлять им некоторых мужчин, сидящих за другими столиками. Олег и Сан Саныч с удивлением узнали в крашеном блондине с серьгой известного шоумена.

В углу сидел когда-то знаменитый, но, по слухам, спившийся боксер. Алик называл ещё какие-то имена. Чувствовалось, что он уже всех здесь знает. Потом, понизив голос, сообщил:

– А тот, что сидел за вашим столом, кто бы вы думали? – сделал он эффектную паузу, дабы заинтересовать слушателей и сам же ответил: