А мы всё так же жизни главные герои

Тамара фыркнула. Был порыв ответить. Иссяк. Промолчала.

– Зоя, что ты молчишь? Скажи что-нибудь.

Зоя от неожиданности проглотила недожёванный кусок картошки, прижала ладонь к груди и вытянула шею. Потом робко глянула на Лолиту.

– Почему ты разошлась со своим мужем?

Лолита выдохнула со смехом облегчения.

– Длинная история.

– Так мы ещё не расходимся.

– Расскажи, – присоединилась Тамара.

– Не рассказывай, если не хочешь, – сказала Маша и повернулась к Тамаре, отвесившей подбородок, словно у неё во рту мяч для пинг-пога. – Ну если она не готова…

– Не рассказывай, – подхватила Тамара. – Политическую ситуацию мы уже обсудили. Теперь самое время поговорить о новинках литературы и авторского кино, как уважающим себя интеллигентным людям. К слову, вы знали, что «Щедрик» в исполнении группы Пентатоникс набрал уже свыше 60 миллионов просмотров на youtube? А я тащилась от этой вещи ещё года три назад, когда её мало кто слышал! Ой, девочки, а я говорила, что купила себе овальную кабуки для моделирования лица? Девочки, это самое грандиозное изобретение со времён фейсбука. Кстати, о фейсбуке. Мне очень интересно выяснить у Зои, почему она до сих пор не зарегистрирована ни в одной социальной сети. Предлагаю с этого и начать.

– А что? Выясним, Зоя? – хихикая, подмигнула Лолита.

– Так почему ты разошлась со своим мужем? – помотав головой, словно отряхиваясь, спросила Зоя.

Маша и Тамара, переглянувшись, засмеялись.

– Господи, почему все расходятся с мужьями? Естественно, из-за его мамочки, – хохотнув, призналась Лолита. Зоя покосилась на Лолитины руки, которые та отвела за спинку стула и сомкнула. Смуглые, тонкие. На правой – увесистый золотой браслет. На среднем пальце левой перстень с синими и голубыми камнями. – Старая стерва настраивала его против меня с первого дня, – Лолита похмыкала, оглядывая слушателей, неуловимым жестом поправила волосы. – Если серьёзно, к этому давно шло. Он охладел ко мне через три года после свадьбы. Не совсем, конечно, но я перестала быть для него центром мира, как в первые три года, – когда он не знал и не хотел знать ничего дальше меня. Уже тогда я заняла почётное место законной любимой супруги в системе координат среднестатистического американца. Конечно, он баловал и жалел меня, конечно, у нас была регулярная обоюдно приятная близость – ты так посмотрела на меня, Зоя, будто хочешь спросить, а занимались ли мы вообще сексом в последние пять лет, поэтому я решила сразу пояснить, специально для тебя, – хехекнула Лолита, чуть запрокинув голову, и продолжала. – Словом, у нас был приятный секс, и он даже не изменял мне, ну, разве что, от случая к случаю – ничего серьёзного, я хочу сказать, что это не было на системе, как у многих других наших знакомых пар. Что ещё? Деньги – с этим не было проблем. Том хорошо зарабатывал. Мой магазин…

– Том – это мужа так зовут? – уточнила Зоя.

– Ну да.

– Продолжай, что-то про твой магазин…

– Да, мой магазин тоже приносил небольшую прибыль.

– Что за магазин? – спросила Тамара.

– Парфюмерия. Косметика, – мечтательно пояснила Лолита. – У меня была мысль развить ювелирную секцию. Не знаю, реализует её Том со своей мамочкой или нет. Словом, последние пять лет мы прожили по инерции, потому что не мешали друг другу. А ещё, наверное, потому что всё-таки надеялись на ребёнка.

– Вы не могли зачать? – с плохо скрываемым ужасом осведомилась Маша.

– Не могли, – сказала Лолита. В её тоне не чувствовалось огорчения. – Мы оба здоровы. Но шестилетние попытки ни к чему не привели. От искусственного оплодотворения я отказалась. Я думаю, мы просто были несовместимы. Нам такой диагноз и поставили – несовместимость. Сказать, что я сильно расстроена, значило бы соврать. Я не представляю себя в роли матери его ребёнка. Нет. Не с ним.

– И что же с ним не так? – с оживлением спросила Зоя. – И почему ты так долго жила с ним, если знала, что вы не будете вместе?

Лолита неопределённо качнула плечом и посмотрела вбок.

– Не было повода что-то менять. К тому же, мне нравилась моя жизнь. Особенно, конечно, поначалу, – после того, что я пережила с Олегом, я готова была выйти замуж хоть за сатану, лишь бы сбежать подальше от него, – я воспринимала Тома просто как спасителя: ну, представь, Америка, – Лолита обворожительно улыбнулась. – Молодой муж, который боялся ко мне прикоснуться. На контрасте с Олегом! Дом. Участок.

– У вас был дом? – спросила Зоя.

– Да, я видела фотографии, – воскликнула Маша. – Очень красивый.

– Новые знакомые, поклонники, комплименты, вечеринки, пикники. Всё вокруг такое ухоженное и приспособленное. Плюс любовь Тома. Как бы там ни было, девочки, но когда мужчина любит, он способен дать, если не счастье, то большое удовольствие и кучу приятнейших вещей. Словом, первые три года, пока я насыщалась покоем и благополучием и чувствовала себя по-настоящему дорогой для Тома, всё было волшебно.

– А потом? – спросила Зоя.

– Потом эйфория прошла, но всё равно – я была довольна. Не всё устраивало, что-то раздражало, но, оценивая свою жизнь как бы со стороны, я могу сказать, что она была очень комфортной.

– Сытой, – полувопросом сказала Зоя.

Лолита, откинувшись на спинку стула, утвердительно улыбнулась. Потом повернула голову и утонула взглядом в велюровом кресле модели «Яйцо». – Машунь, а можно я туда пересяду? Так уютно выглядит.

– Конечно, только как же ты будешь кушать?

– А я уже поела.

– Вот это поклевала – называется, поела?

– Машунь, я не привыкла так много есть. Может быть, чуть позже.

– Я тебе подвину сейчас, – Маша вцепилась в кресло и притянула его к столу.

– Всё, всё, достаточно, – отогнав Машу, Лолита опустилась в «Яйцо» и ухмыльнулась с выражением высочайшего наслаждения.

– Но ты была счастлива с ним? – спросила Зоя, когда Лолита устроилась.

Лолита, усмехаясь её бесхитростности, приопустила веки.

– Я была счастлива. В своём роде, конечно. Если бы судьба послала нам ребёнка, что-то изменилось бы, я думаю: это стало бы знаком, что нас оценивают более серьёзно там, – Лолита указала глазами на потолок. – Но – не судилось.

– Ну а твой сын? Том не хотел воспринимать его как вашего общего ребёнка?

Лолита изумлённо округлила глаза.

– Ты что, думаешь, я рассказала ему про Никиту?

Зоя, в свою очередь, отвесила челюсть.

– Ты хочешь сказать, Том не знал, что у тебя есть сын?

– Воображаю себе реакцию чопорного Тома на новость о том, что его дражайшая супруга имеет сына тринадцати лет от роду!

Зоино веко легонько дёрнулось.

– То есть, человек прожил с тобой восемь лет, и не знает, что у тебя есть ребёнок. И вы были счастливы. А как же близость?

Лолита, снисходительно ухмыльнувшись, повернулась к Маше.

– Объясни ей.

– Ну, тут я с ней согласна, – возразила Маша и тут же спохватилась. – Нет, я понимаю, что ты подразумеваешь… Супружеская жизнь сильно влияет на восприятие многих вещей. Но насчёт Никиты это, мне кажется, действительно странно.

Лолита, томно поморщившись, дёрнула плечом и чуть опустила уголок рта.

– Мне сложно передать вам в точности все мои причины и мотивы… Но, так или иначе, про Никиту Том не знал.

– Как же ты общалась с сыном? – спросила Зоя.

– Обыкновенно. По скайпу, как и со всеми остальными. Том в такие вещи не вмешивался. Естественно.

– Ты хочешь сказать, что ни разу не видела его за восемь лет? – поразилась Зоя.

Лолита расхохоталась.

– Да ты что! Конечно, к нам домой он не приезжал. Но в Штаты – каждый год. Обычно мы проводили недельку-другую в Майями. Однажды были в Сан-Диего, но в Сан-Диего, знаете, как-то уныло. Если в Майями жизнь бьёт ключом, то Сан-Диего напомнил мне пансионат для престарелых. Так что, если надумаете махнуть в Калифорнию, выбирайте лучше Сан-Франциско. А если на море – то лучше на атлантическое побережье. Какие там курорты – фантастика.

– А что Том? – не унималась Зоя.

– Ну а что Том? Он считал в порядке вещей отправить жену на пару недель на курорт. Моя знакомая в турагентстве – Дженни, тоже из Украины, кстати, помогала оформить Никитины документы, чтобы он мог прилететь. Мы встречались уже на месте.

Лолита кокетливо вытянула губы, наблюдая за Зоиной реакцией.

– Ты же сейчас не шутишь? – уточнила Зоя, испытующе глядя на неё.

Лолита снова расхохоталась. На этот раз не удержалась от ухмылки и Маша.

– Господи, ты так смотришь на неё, как будто первый день её знаешь, – вставила Тамара.

– Но если всё так себе и шло, что же случилось, что в итоге вы развелись? – всё ещё недоумевала Зоя.

– Да ничего не случилось. Но в какой-то момент всё остановилось. Дальше инерции не хватило. Мы это увидели как бы вдруг. И все окружающие тоже увидели это. Ну, тут его мамочка поняла, что момент настал, и дожала его. Как он робел, бедняжка, сообщая мне о её-своём-нашем решении, – Лолита пренебрежительно ухмыльнулась.

– Ну ладно, Том – это дело прошлое, – резюмировала Маша. – Какие дальше планы?

Лолита неопределённо дёрнула бровью.

– Ты с кем-нибудь встречаешься?

Лолита уклончиво улыбнулась.

– Ничего серьёзно, – сказала она, сдаваясь трёхсторонней блокаде взглядов. – Пока – так, перебиваюсь.

– Хочешь побыть одна? – бесхитростно предположила Зоя.

Лолита откинула голову с загадочной полуулыбкой. Взгляд её скользнул по подругам, поднялся вверх на хоровод декоративных тарелок на стене и мечтательно завис. Потом некий импульс заставил её корпус плавно податься вперёд. Она дёрнула гибкой шеей, всколыхнув волосы, и принялась теребить свои жемчужные бусы, затем оттянула нитку и подвесила на большом пальце. Затем сделала глубокий медленный вдох, приоткрыла рот, задержала дыхание, прикусила губу. Взгляд её описывал круги на оконном стекле.

– Не хочу, – сказала она, прищурившись с беспечной дерзостью. – Наоборот. Я хочу любви. Хочу страсти. Фонтана эмоций. Неистовства. Сумасшедших выходок. Бурного оргазма, – вещала Лолита, сваливая последний ударный слог каждой фразы на несколько тонов вниз. – Хочу всего того, что я недополучила от Тома. Хочу взлетать из-за того, что он посмотрел на меня. Хочу, чтоб у меня подкашивались ноги от его поцелуя. Пусть наш роман продлится месяц или неделю. Пусть даже один день. Не так важен человек, что станет источником, как сами ощущения. Вот чего я хочу. Хочу пожить в своё удовольствие. Насладиться своей свободой. Быть одной, Зоель, я не хочу. Но и искать очередного мужа – увольте. Раз уж не получилось у меня с ребёнком, я буду сходить с ума. Это самое большее, чего мне не хватало в Штатах. Там шагу невозможно ступить без того, чтобы кто-то это заметил. Чуть отступишь от общепринятой линии поведения, – и прослывёшь неадекватной. Господи, если бы я вела себя там так, как мне хотелось, они бы убедили Тома, что я больная на голову и закрыли бы меня в психушке. Клянусь вам. Не знаю, может быть, я немного забыла там саму себя, может быть, что-то важное упустила, но я терпеть не могу самокопания и могу вам откровенно признаться: я не жалею, что всё так сложилось. Я рада, что вернулась. Этот город. Я так соскучилась по нему. Он изменился. Но всё равно, я его узнаю, я вижу, что он помнит меня. Я повидалась с родителями – Господи, они уже и не надеялись увидеться со мной. Повидалась с сыном – впервые за много лет в домашних условиях, а не на курорте, как с тайной любовницей. Я увидела вас, – Лолита обвела всех троих восторженным взглядом. – Это для меня… Девочки, вы не представляете, что значит для меня эта встреча! Мне как будто вернули всю мою жизнь. Словно я спала и видела сон, забавный, приятный сон, а, проснувшись утром, обнаружила себя в своей постели, и в окно светит солнце, и на стене любимая картина, и белые простыни такие нежные наощупь, и из кухни наплывает кофейный аромат. И я понимаю, что хочу жить. На полную катушку, – Лолита встретилась взглядом с умилённо улыбающейся Машей. – Девочки, мне так не хватало нас. Я вспоминала, что мы вытворяли. Наши разговоры. Мы совсем другие, но я знаю, что мы остались друг для друга дорогими людьми. Я очень-очень надеюсь, что мы найдём время иногда видеться, несмотря на все наши дела и заботы, – Лолита умолкла, вкрадчиво глядя на Тамару. – Да?

Тамара усмехнулась.

– Раз уж ты на это нацелилась, я не сомневаюсь, что так и будет.

Лолита рассмеялась и подмигнула Маше.

– Тебя не нужно отдельно спрашивать, да? Ты всегда готова.

– Всегда, – Маша растроганно покачала головой и вдруг прильнула к Лолите. – Я так счастлива слышать от тебя эти слова. Так счастлива, что не потеряла тебя. Что мы тебя не потеряли, – поправилась она, лукаво зыркнув на Тамару.

Тамара закатила глаза и снисходительно качнула головой. Лолита, когда Маша выпустила её из объятий, расправила одежду и прерывисто выдохнула.

– Так, ладно, я от этих нежностей в туалет захотела. Подскажешь, куда?

– Выходишь из кухни, и в конец коридора, – Маша изобразила маршрут жестами и вдруг начала хихикать.

– Что?! – запальчиво крикнула Лолита.

– Ничего! – в том же тоне откликнулась Маша и рассмеялась. – Я вдруг вспомнила собаку Тамилы Андреевны, школьной англичанки, помнишь? Такса. Она её брала с собой на все массовые мероприятия. Очень жизнерадостная собачка. Ну, помнишь? – Маша многозначительно подняла брови, насмешливо глядя на недоумевающую Лолиту. – Вечно писялась от восторга. На линейке то и дело налетит на кого-то и обоссыт от радости. Ну?

– Ах ты гадюка! – сообразила Лолита и, раздразнённая, двинула в коридор.

– Троллинг – новое слово в науке дружбы, – вполголоса проговорила Тамара.

Зоя беззвучно покосилась на неё. Маша вернулась к столу, села на свой стул, деловито поёрзала, оглядывая стол, после чего попыталась сокрушить тишину дружелюбной улыбкой, адресованной Тамаре. Тамара мигнула ей в ответ обоими глазами.

– Томочка, добавки? – предложила Маша светским тоном.

– Разве что этого, – Тамара жестом владычицы наклонила к своему бокалу приватизированную ею бутылку вина.

– Зося? – голос Маши по прямой линии.

– Да, можно немного, – согласилась Зоя, подпуская к своей тарелке оживившуюся Машу.

Свежая порция была ещё тёплой. Картошка мягко распадалась и плющилась под давлением челюстей. Вилка с оглушительным скрежетом таранила тарелку. Зоя изо всех сил старалась перестать быть источником наисильнейшего шума в помещении, не позволяя вилке протыкать куски пищи насквозь, цепляя их на самый край зубьев. Когда она приструнила вилку, стали предательски поскрипывать зубы, соскользая с долек солёного огурца. Но тут спасительно зазвенела стеклом Тамара, умащивая свой бокал среди столовых приборов.

– Будет ещё десерт, – предупредила Маша. – Бисквитный пирог с пломбиром. И у меня есть вермут, если ты захочешь к сладкому.

Тамара кивнула и неожиданно переключилась на Зою.

– Почему ты так плохо пьёшь? Давай я тебе налью.

– Я же за рулём, – робко возразила Зоя, заставив Тамару замереть в позе сникающей воинственности.

– Да уж, – Тамара вылила в свой бокал то, что пять секунд назад определила причитающимся Зое. – Отбрить ты всегда умела, как никто другой.

Маша прыснула и с короткой искрой умилённого любопытства глянула на Зою, которая невозмутимо пожала плечами, продолжая уплетать свою добавочную порцию печеной картошки. Доев, Зоя подняла глаза в поисках причин вибрации, на мгновение сотрясшей стол. Тамара уткнулась в айфон, щекоча его мелкими аритмичными движениями пальцев. Маша увлеклась разглаживанием цветастой салфетки у тарелки. Вдруг её глаза, наткнувшись на пустую Зоину тарелку, озарились идеей.

– Я пока сполосну тарелки, а то эта гора грязной посуды на столе напрягает, честно говоря. Или ещё добавки? – воскликнула Маша с надеждой.

Зоя, чуть не поперхнувшись лимонадом, замотала головой.

Зажурчала вода хорошим напором. Зоя вспомнила, что через пару недель обещают поднять цену на воду вдвое или около того, и покосилась на Тамару. Та уже отставила айфон и, полуразвернувшись к окнам, смотрела куда-то за грань очевидности, сосредоточенно, даже напряжённо, пока её коротко остриженный ноготь тарабанил по ножке винного бокала.

Белые-белые облака. Почти без теней. Кое-где с золотистым отливом – если рисовать их, наверное, нужно добавлять немного кадмия. Белые, как Машино платье. Добротный ситцевый сарафан с юбкой чуть выше колена и широким поясом по талии. Заграничное диво. Так фасонисто в классе больше никто не одевается. А у Маши – дед капитаном, вот уж кого не удивить диковинками. Рядом с ней на скамейке Оля. Две пары голеней. Под коленом тонкая царапина – у Оли – это она в прошлый четверг перешла дорожку дворовой кошке. Их лица высоко, нужно отводить взгляд далеко вбок и вверх. Глаза устают. Маша плачет. Если приподняться на локтях, видно лучше, что там у них. Тамара – ноги на ширине плеч – в двух метрах от скамейки. Выжидающе вращает в руке ракетку. На скамейке Оля стукается коленями с плачущей Машей.

– Что случилось? – Тамара, без должной сердобольности. Не любит нюни.

Маша прячет лицо в ладони, вертит головой, мол, всё моё горе – только моё.

– Машуня, не пугай меня так! – восклицает Оля. – Что случилось? Это из-за четвёрки?

Маша отнимает руки от лица, утирает сопли, размазывая их по всему предплечью, и с немой скорбью поднимает глаза на Олю, потом выше Оли – не сосновые ветки, иглы, и вдруг разражается рыданиями.

– Она меня просто убьёт.

Зоя возвращает голову на землю. Трава приятно щекочет шею, сухие тростинки покалывают икры. Дым клубится и тянется к облакам. Рука к губам. Серебряное кольцо на большом пальце. Из Пачаевской лавры, когда были всем классом. Дым кольцуется вокруг пальцев, рвётся. Выдох.

Снова их ноги. Олины, стройные, тогда ещё худощавые. Худощавее, чем у Лолиты. Но и в ту пору превосходные. Не слишком длинные, с округлыми икрами. Цепочка на лодыжке. Зоина мулька. Всегда хотела носить цепочку на ноге – так это, кажется, неброско и грациозно: цепочка на красивой лодыжке. Конечно, на Олиной лодыжке она уместнее. Отказывалась брать: ты же всегда хотела, говорит, перестань, сама носи, тебе очень идёт. Правильно, что настояла – глупо было бы носить самой, если эта цепочка, кому и годится, так только Оле. Толстухам тоже могу нравиться леггинсы, но хватает же ума некоторым из них не рядиться в них. Оля наклоняется к Маше, негромко, протяжно, матовым своим голосом тянет, увещевает. Маша задумчива. Оля наблюдает за ней с тревогой.

– Мы ещё рекорд не поставили сегодня, – напоминает о себе Тамара, взмахнув ракеткой.

– Сейчас, – шепчет Оля, глядя на неё полуукоризненно-полуизвиняючись, и выразительно показывает глазами на Машу.

– Можем не успеть, – настаивает Тамара. – Осталось минут пятнадцать. Мы и так поздно начали из-за жары.

– Томка, ну, посмотри на это чудо, – сдаётся Оля и отказывается от своих этических манипуляций, которые Тамара упорно игнорирует. – Не можем же мы, как ни в чём не бывало, уйти сейчас.

– Ой, вы играли, я вас отвлекла, – спохватывается Маша. – Пожалуйста, идите! Я уже успокоилась, – она быстро вытирает слёзы и пытается изобразить улыбку.

– Ну что, она тебя заругает за ту четвёрку? – сжалившись, бурчит Тамара. – Ты уверена?

– Просто убьёт, – дрогнувшим голосом отвечает Маша, лицо её вмиг принимает затравленное выражение, и Тамара невольно отшатывается от новой волны её рыданий.

– Ну, перестань, – включается Оля. – Выберешь момент, когда у неё будет хорошее настроение.

– Не будет у неё! – с досадой отвечает Маша, продолжая рыдать. – Я же тебе говорила, что у неё… ну, гормональное… Она просто бешеная. Хоть домой не приходи.

– Ну, хочешь, – вдруг осеняет Олю. – Останешься у меня. Она за ночь перебесится, утро вечера мудренее.

Тамарины ноги отступают по парковому стадиону. Серые кеды под тяжестью сердца топчут свежий ёжик травы. Останавливается. Ноги на ширине плеч. Несколько раз отправляет воланчик в сторону облаков. Ритмичные удары. Много силы в этих руках. В этой голове. Ещё тогда. Воланчик падает в ладонь. Тыняется по полю. Кеды топчут траву. Так всегда и будет. Умная твоя голова, совершенно несгибаемая. Вчера новая заморская игрушка – электронный зверёк в цветной скорлупе. Сегодня – четвёрка по литературе. Завтра – потерявшийся кошелёк, который без Оли никак не найти. А тебе всё твои принципы, крайности: всё или ничего, или со мной, или против меня. Несокрушимый интеллект версус гибкая беспомощность. Облака. А на другой стороне перспектива парка. Шершавые стволы. Зеленоватый сумрак между аллеями. Две маленькие девочки наблюдают, как их отец мастерит скворечник. Стоят у него за плечами на носочках, забавно вытянув шеи. Он отдаёт им короткие указания, и они, опережая друг друга, бросаются их выполнять. Маша и их переманит. Плавно, ненавязчиво. Сделает своими дочерьми. Что там? Кеды скользят по траве, приближаются, растут. Вот-вот наступят на глаза. Кеды или облака или девочки со скворечником: что выбрать. Дым кольцуется.

– Зоя-джан, – взывает командирски. – Давай в бадминтон!

– Не могу, – поток дыма ударяется в нос, рассекается. – У меня же нога больная.

Тамара мычит вразумлённо, вспомнила.

– Ещё болит? Слушай, что ты лежишь на земле? Башку простудишь.

Тут же тянет приподняться на локтях. Маша на скамейке с Олей уже улыбается.

– Дай мне сигарету, – требует Тамара. Вытягивает из пачки, поджигает.

– Интересно, а наших учили делать скворечники на трудах? – так, просто, мысли вслух.

– Кору клювом долбить их учили, – жадно курит. Затяжки глубокие и частые. Отдаётся вся. Как всегда. Волосы в хвосте. Русые вихры во все стороны, как лучи от солнца. Лицо круглое, но приятное. Вечно жалуется на свои широкие скулы. Нормальные скулы. В гармонии со всем остальным.

– У тебя веснушки.

– Да? – хватается за щёки, обрадовалась.

– Утром ещё не было, а теперь – полно.

Хмыкает. Увлекается какой-то фантазией, глаза – вправо и вверх. У неё за спиной маячат Оля с Машей, становится слышна их стрекотня. Тамара оборачивается.

– Ну, что вы тут? – задорно спрашивает Оля, задерживает взгляд, вскидывает брови. – Ты что такая задумчивая, Зося?

– Как вы думаете, если повесить скворечник – птицы не подерутся из-за него?

Рассмеялась. Дюжина звонких компактных смешков, соединённых перламутровой нитью придыхания, выпорхнула из её рта. Этот смех был подобен жемчужному ожерелью, но равно же он был подобен фундуку, брошенному в пиалку с молоком и всплывшему на поверхности. Не менее он был подобен ягодам черешни, упругим и глянцевым, не слишком крупным, но и не крошечным, которые катятся по мраморной столешнице. В меньшей степени, но всё же напоминал он и развеваемую ветром гардину из гроздьев акации. И, пожалуй, больше всего он походил на горсть подброшенных камушков в момент, когда они влетают в солёную воду.

Это было одно из тех мгновений, когда самое обыденное действие, повторяемое нами множество раз, вдруг выходит у нас по-особенному, невольно привлекая к себе внимание всего сущего; и все его свидетели догадываются, что это мгновение задумывалось Вселенной, возможно, ещё до нашего рождения. Услышав Олин смех, подобрались, выпрямились, точно пузатые боссы под звуки гимна, шершавые стволы. Сконфуженно прижалась к земле вытоптанная Тамарой трава, не оставляя шанса адептам пословицы. Две сестры встрепенулись и, забыв о скворечнике, озадаченно вгляделись в замерцавший сумрак парка. И даже самовлюблённые облака с любопытством замедлили ход, пренебрегая образованным за ними затором. И окна Лолитиной спальни, открытые в парк, где двадцать лет назад прозвучал этот смех, ностальгически пошатнулись, вспомнив, как беременная ею мать, стоя в этой комнате перед зеркалом, с любопытством разглядывала свой живот, и как её бабушка показывала Оле в его тёмном отражении лысую малышку. Они вспомнили, как она плакала из-за разбитого колена, пока кровь текла на белую простынь, и как, свесившись с кровати, рвала однажды ночью, объевшись грецких орехов, и о брачной ночи её бабушки и дедушки, об агонии её прабабки и о ругательствах пьяного маляра, свалившегося с табуретки, на которой белил потолок. Потом они сообразили, что всё перепутали – ночная рвота была не у неё, а у её матери, а побелкой потолка занимался сам дед, после чего и сломал ногу. И о многом ещё успели вспомнить окна, пока на лужайке стадиона, вдруг раздувшейся до размеров галактики, звучал насыщенным вокализом, благословившим прозвучавшую фразу, ставшим её самой ценной и самой желанной наградой, Олин смех.

Она отсмеивается и вновь становится обычной школьницей с царапиной под коленом и неумолимой перспективой исполнения американской мечты.

– Маша сегодня ночует у меня.

Зоя вздрогнула, услышав над ухом голос Лолиты.

– Интерьер у тебя – просто супер, – неторопливо дефилируя к своему «Яйцу», констатировала та. – Спокойно и, вместе с тем, смело: много цвета, а узоры в спальне – я заглянула, можно? – вообще gorgeous. Только сейчас осознала, как меня утомил этот американский минимализм. Стены они красят. В белый. Или в серый. Или в беж. А если обои, то никакой фактуры, никакого рисунка. Максимум – в детской комнате позволят себе немного полоски. Остальные стены – как голые. И этот белый цвет. Не умеют сочетать цвета, потому повсюду пихают белое. Какого цвета стол купить? Дубовый – нет, не гармонирует со всем остальным. Ореховый – не нравится. Вишнёвый – а вдруг не впишется. Белый. Отличное решение! И так со всем. А твои двери! Они как шоколадки! Внушительные и… и просто красивые. В Штатах двери тонкие, как будто из фанеры. И у всех поголовно белые. Это алес!

– Американские интерьеры – ещё куда ни шло. Посмотрела бы ты на скандинавский, там даже пол белый, – возразила Тамара.

Лолита направила к голове указательный и средний пальцы, скользнула ими вверх вдоль виска, имитируя выстрел.

– Просто ты предпочитаешь классику, – заключила Тамара. – Это дело вкуса.

– А ты – нет? – спросила Маша, улыбаясь. – Что ты предпочитаешь?

– Мне, как раз, ближе европейский интерьер. Лёгкий и воздушный. Белый цвет, – Тамара развела руками. – То, что нужно. Максимум пространства. Минимум мебели. А декор и текстиль – под настроение. Надоело – сменила шторы, повесила новое панно, покрасила стол – и как будто в другой квартире оказалась. Я просто люблю перемены, – она позволила себе полуулыбку. – Одно время я была влюблена в японский хай тек, но через пару месяцев у меня во рту уже был привкус металла. Мне всё быстро приедается. Кроме солнечного света и свежего воздуха.

– Значит, примерно понятно, что нас ждёт у тебя на новоселье, – Машины брови скакнули вверх-вниз. – Как твой ремонт, заканчиваешь уже?

Лолита с живым интересом воззрилась на Тамару.

– Почти, – несколько смешалась Тамара.

– А ты ремонт делаешь? Это в родительской квартире? – уточнила Лолита.

– Да нет, – ответила за Тамару Маша. – Она же купила квартиру в прошлом году. Ты разве не знаешь?

– Впервые слышу! – воскликнула Лолита. – Что за квартира? Где?

– На Фонтане. В новострое. Супер квартира, – продолжала Маша, поглядывая на Тамару, не возражает ли та против её инициативы. – Удивительно, что ты не знаешь.

– Да ты что! – изумилась Лолита. – И сколько комнат?

– Там нет комнат, – негромко пояснила Тамара. – Свободная планировка. Восемьдесят метров. Плюс восемь метров ванная с туалетом. Можешь сделать столько комнат, сколько считаешь нужным.

– И сколько ты сделала?

– Я отделила спальню. Всё остальное – большая гостиная.

– А кухня?

– И кухня. И холл, и кухня, и гостиная. Всё в одном помещении. На шестидесяти метрах воспринимается довольно просторно.

– Так, я должна всё это увидеть, – Лолита хлопнула себя по локтям.

– Милости прошу, – улыбнулась Тамара.

– Ты умница, что купила квартиру, – Лолита вернулась к мысли, которая её занимала. В выражении лица прочитывался невысказанный вопрос, и она подпустила его к языку. – Ты сама там будешь? Или с Жориком?

Тамарины губы непроизвольно дёрнулись. Она подавила гримасу отвращения и коротко улыбнулась:

– Сама.

Лолита прикусила язык за его неделикатность.

– Жорик остался в прошлом, – улыбаясь уже длинно, демонстрируя безболезненность и приемлемость этой темы, сказала Тамара.

– Я ничего об этом не знала, – с катастрофическим сокрушением проговорила Лолита.

– И я, – подавленно вторила Маша.

– А я – и подавно, – вставила Зоя, невольно собирая на себе взгляды и с виноватым видом зажимая рот.

Тамара расхохоталась.

– Вы бы себя видели. Космическая скорбь! Я рассталась с этим кабелём полгода назад. А надо было – ещё два года назад. Но если бы я съехала от Жорика тогда, я бы свихнулась от маминых причитаний. Как только купила квартиру, послала Жорику воздушный поцелуй. Что вы такие рожи скорчили? А ты, Маша, реально думала, будто я впала в романтический маразм и не вижу, что он на каждую упругую задницу дрочит? Думала, только ты заметила, что это за фрукт?

– Честно говоря, я думала, что у вас всё наладилось, – удручённо пробормотала Маша. – Потому что после того, как он встретил тебя…

– Не нужно, пожалуйста, – перебила Тамара, вонзаясь в Машу яростным взглядом.

– Я только хотела, чтобы ты знала, что та ситуация на тридцатилетии… – словно оправдываясь, продолжала Маша.

– Маша! – гаркнула Тамара. – Я понимаю твои благие намерения, но я тебя прошу по-человечески: не нужно.

Упрёк в Машиных глазах сник через пять секунд после встречи с Тамариными.

– Хорошо, ты только не нервничай, – сдалась Маша.

– А можно я всё-таки кое-что уточню? – уязвлённо вмешалась Лолита. – А то у вас тут какой-то внутряк. Я могу спросить или ты вообще не хочешь говорить о Жорике? – она с претензией уставилась на Тамару.

– Спроси, – улыбнулась Тамара. – Хотите поговорить о Жорике – вперёд. Отвечаю на все вопросы. Только прошу воздержаться от попыток открыть мне глаза на то, какой он на самом деле душка, как он мне объективно подходит и как он меня в действительности любит. Поймите, что эти попытки для меня равнозначны обвинению в скудоумии. Если вы считаете, что я хуже вас разобралась в человеке, с которым прожила три года, что я дала ему менее точную оценку, чем способны дать вы, то скажите мне в глаза, что я идиотка, на том и разойдёмся. А пытаться меня образумить!..

– Всё, всё, я же замолчала, – Маша согнула руки у груди и развела в стороны ладони.

– Значит, Жорик – это тот тип, из-за которого ты ушла от Дениса? – Лолита наклонила голову вперёд.

Тамара деловито кивнула.

– Тот, в которого ты влюбилась, как сумасшедшая, и про которого говорила, что поймала своего журавля? – Лолита требовательно приподняла брови.

Тамара медленно, с иронией, мигнула.

– И который прыгал с парашютом вместе с тобой? Вы же с ним тогда и познакомились, да? – Лолита нахмурилась, припоминая. – Когда прыгали.

Тамара покачала головой.

– Мы познакомились на работе.