Новый Новый Год Шуша

– Эй! Что вы делаете?!

– Как что? – удивился Колек. – Ёлку выкидываем.

– Зачем? Куда? А праздник как же?

– Ну тебе же надоело отмечать Новый Год привычно. И ёлка надоела… Вот мы и решили от неё избавиться.

– А всё, что я наготовил, съедим прямо сейчас. – добавил Барри. – Не дожидаясь полуночи. А когда пробьёт двенадцать – просто ляжем спать. Ведь Новый Год такой скучный… Лучше уж выспимся.

– Нет! Не позволю! – возмутился Шушик. – Нельзя выкидывать ёлку!

– Почему? – удивился Коль.

– Потому что… Потому что… Потому что это ведь Новый Год всё-таки! И должна быть ёлка! И праздничная атмосфера! И стол! И почему вы не украсили помещение?

– Так ты же вопил, что тебе надоели эти снежинки, мишура и прочее!

– Ну и пусть! Вы же друзья! Вы же должны были настоять! Эх вы…

Окончательно расстроенный малыш принялся остервенело вырезать снежинки из блестящей бумаги и развешивать их по стенам. Ну и пусть у него нет праздничного настроения. Но Новый Год-то не виноват в этом!

Он так увлёкся снежинками, что даже не заметил, как его друзья поставили ёлку на место и тихо-тихо удалились из комнаты.

Шушик как раз закончил вырезать очередную партию снежинок и тут ему захотелось чихнуть, что он незамедлительно и исполнил. Лёгкие снежинки взлетели, закружились вокруг него и вдруг Шуш почувствовал, как они холодят его лицо и руки, не хотят отставать от него. Зверёк вскрикнул и начал отгонять от себя бумажки, как вдруг…

***

Как вдруг обнаружил, что он сидит не в уютной, праздничной комнате, а посреди большой снежной равнины. Шушик вскочил на ноги и огляделся. Вокруг ничего – только белый-белый снег. И лишь вдалеке горит какой-то огонёчек. К нему Шушик и побежал, проваливаясь в сугробы и с каждой секундой замерзая всё больше и больше.

Наконец он добежал до небольшого домика, почти полностью занесённого снегом. Лишь окошко было видно, за которым и мерцал огонёк, привлекший его внимание. Малыш забарабанил в дверь со всей силы. Наконец та скрипнула и отворилась. На пороге стоял старый-старый зверёк, с седой бородой и очень грустными глазами. Он молча и безо всякого удивления смотрел на Шуша.