Оберег на любовь. Том 2

– Давай подстежку свою дам?

– Не надо, Алён…

– А может, все-таки возьмешь? Она хоть и на рыбьем меху, но мало-мало греет.

– Не надо, мне не холодно, – упорно отказывалась я, поступая довольно опрометчиво, поскольку становилось совсем свежо.

Я бы сказала, даже чересчур свежо для августа! Холод нахально пробирался под тонкий свитер. Может, эти ребята догадаются хоть костер соорудить?

Алена, будто услышав меня, распорядилась на счет розжига. Ура, сейчас наступит благодать! Только исполнять ее команды теперь было особо не кому. В подчинении у нее остался один Костик. Парочка, с которой меня пока никто не познакомил, откололась от нашего небольшого, в общем, коллектива, и канула в темноту. Покидая площадку, парень на миг впился в меня дерзким взглядом, а подружка потянула его за собой. Я успела заметить, что он по-хозяйски положил руку на плечо девушки. Дружить пошли. Счастливые…

Я заметила, что друзья почему-то называют Алену Ленкой. Не удержавшись, я спросила:

– Можно узнать, почему все зовут тебя Леной.

– А дураки потому что, – был простой ответ девушки. – Веришь? Бесполезно их перевоспитывать.

– Брось, Ленк, выпендриваться. Ты же Елена по паспорту, – дружелюбно сказал Костян и пояснил: – Она же у нас не может, как все. Самопроизвольно себе новое имя назначила и теперь всех нас мучает. За каждым шагом поправляет. А нам как быть? Мы-то за столько лет уж к Ленке привыкли.

Я припомнила Сонину привычку всех и вся поправлять и подумала: «А ведь есть что-то общее между двумя деятельными особами. Во всяком случае, обе обожают командовать нами, простыми людьми». При воспоминании о подруге в груди сразу потеплело.

– А мне нравится. Мне кажется, ей действительно больше Алена подходит, – осмелилась я возразить Косте.

У меня в голове уже сложился свой образ девушки в сочетании с именем, и менять его я вовсе не собиралась. У яркой чернобровой казачки, кровь с молоком, непременно должно быть яркое имя. А что Лена? Довольно-таки распространенное, я бы даже сказала – избитое имя. К примеру, в нашем классе аж четыре Лены!

– Алена, так Алена, Спорить еще с вами, осподя… – устало вздохнул Костя.

Видно, понял, перечить девчонкам, которые только что спелись, – дело пустое.

– Ну вот. Не зря я шкурой почувствовала, Полина – наш человек. Ты не грусти, Поль, мы и тебе друга найдем.

– О чем ты, Ален? Я и не думала грустить.

– Ладно, притворяться-то. Думаешь, я не заметила, с какой тоской ты вслед Димке с Динкой глядела? Твой-то где?

Я, кажется, начинала привыкать к Алениной бестактности и, собрав самообладание в кучу, уверенно ответила:

– Мы недавно расстались. Моему парню пришлось уехать.

– Понятно… Попользовался и бросил. Все они такие.

Ну, уж нет! Никогда я не чувствовала себя брошенной.

– Неправда! Он любил меня без ума. И сейчас любит! Вам всем и не снилось, как он меня любит, – не сдержалась я, но быстро опомнилась: мои новые знакомые-то причем? – Простите, пожалуйста. Лучше закроем эту тему.

– Ну, если тебе неприятно… – обиделась Алена.

– Мне больно.

– Я же хотела тебя поддержать.

– Не надо меня держать. Я в отличной форме.

– Как же так? Был зверски влюблен и вдруг оставил, – недоуменно моргала, уставившись куда-то в темноту, искренне соболезнующая мне Алена-Лена.

– Бывает… – задумчиво ответил за меня Костя.

Я, ершась, кольнула его настороженным взглядом: о чем это он?! Что бывает? Что был зверски влюблен? Или что вот так оставил? Хотела, было, дернуться, но бесхитростный и даже какой-то отеческий взор его проник в меня через еще не до конца огрубевшую оболочку, и я догадалась: Костя тоже меня жалеет. Выходит, свой…

Глава 2. Высшая сила

Конечно же, клятвенное обещание вернуться домой через часик-полтора, а также – не покидать означенную территорию, данное родителям и сестре при расставании, я не сдержала. Разошлись только под утро. Выходит, грош цена моему слову. «Да ладно, – оправдывала я себя, – мне ведь отец давно внушает, что я уже далеко не ребенок, и должна принимать самостоятельные решения. Как скажешь, папочка! Видишь, я уже начала выполнять твои заветы».

Ближе к рассвету я почти освоилась в новой компании, и, в целом, ребята мне понравились. Обычно я стараюсь не торопиться делать скоропалительные выводы при распознавании новых характеров. А тут, поди ж ты, за несколько часов разобралась! Впрочем, мне не надо было сильно напрягаться, все персонажи как на ладони – видно, это романтика ночи способствовала атмосфере коллективного доверия и открытости.

Знакомы они были давно. Алена заправляла друзьями и слыла хозяйкой положения неспроста. Она со смехом мне заявила: «Мне на базе все можно! Я ж ветеран». Так повелось, что мать Алены с наступлением сезона отправлялась в длительную командировку, прихватив с собой дочь – и… до самой осени! В городе она работала рентгенологом при больнице скорой помощи, а здесь официально исполняла обязанности фельдшера. Впрочем, при необходимости могла провести диагностику как квалифицированный доктор, но чаще всего ей приходилось оказывать помощь профессиональной медсестры, поскольку ушибов, заноз, открытых ран, укусов насекомых, вывихов и растяжений связок здесь, в горной местности, было не счесть. По ходу службы на турбазе женщина поправляла здоровье, подорванное на вредной работе, – дыша чистейшим горным воздухом; можно сказать, что те критические дозы облучения, накопленные организмом в клинике, здесь нейтрализовала сама природа. Кстати, мать и дочь проживали там же, в амбулатории, что было очень удобно при круглосуточной работе фельдшерского пункта.

Стаж пребывания на турбазе имелся у всех четверых. К примеру, Костина бабушка каждое лето подрабатывала на кухне. Выпечка на полдник в ее смену была настолько воздушна, что некоторые хозяйки, находящиеся на отдыхе, пробирались в святая святых – за кулисы столовой, чтобы выклянчить у нее рецепт приготовления отменного теста. Бабушка была доброй, охотно делилась секретами со всеми желающими. Больше всего ей удавались фигурные булочки с кунжутом, которые плелись из длинного жгута теста и напоминали замысловатые морские узлы. Костя уверял, что их форма никогда не повторяется, а еще с доброй улыбкой сообщал, что баба Шура свои фирменные изделия любовно называет «финтифлюшками», а он этих самых финтифлюшек может съесть за раз целую гору. По возрасту бабуле уже давно пора было отдыхать, но из года в год старушку умоляли поработать еще сезон, пели дифирамбы знатной стряпне, и она сдавалась. К внучку-то в Красноярск не больно наездишься. А тут и Костя рядом, и сама сыта, и внучок. «Да, уж. На казенных-то харчах да на бабушкиных пышках, – думала я, поглядывая на Костю, когда тот исповедовался, – экий здоровяк вымахал!». Видно, тут как раз имел место тот редкий случай, когда корм был весь в коня.

Сам Костя производил впечатление очень уравновешенного человека с правильным воспитанием и, на мой взгляд, полностью оправдывал свое имя. Рассудительность, неспешность и стабильность в поведении, в общем, абсолютная constanta сквозили в его движениях и в разговоре. Кстати, постоянство он проявлял и в ежегодных приездах сюда. Каждое лето парень неизменно являлся на базу к своей Ленке уже пятый год подряд! И вот, что я заметила: скромного Константина ребята порой слушали больше, чем признанного лидера и авантюристку Алену.

Дима и Дина. Они оказались моими земляками. Любопытная парочка… Дима отличался довольно броской внешностью. Носил длинные лохматые волосы до плеч и расхристанную черную майку с трафаретом Эрнесто Че Гевары, на которого, надо заметить, довольно здорово походил. Глаза бойкие, пронзительные. Движения порывистые и безрассудные. Например, он, не раздумывая, одним прыжком скакнул через ручей, зачерпнув башмаками воды, тогда как остальные в то время осторожно перебирались по камешкам. У него было прозвище: Муха. Я предположила, что он его заработал на живости своего характера. Она, напротив – вся какая-то правильная, прилизанная. Одежда на ней фирменная, и наряд явно продуман до мелочей. Фиолетовая косынка на шее была в цвет импортных кроссовок, а глазки умело подкрашены лиловыми тенями. Но при этом неприятный бегающий взгляд. Наличие между ними романтических отношений я бы поставила под сомнение. Это тот случай, когда говорят: «Они – не пара». Он был яркий, а она, несмотря на все ухищрения, смотрелась на его фоне бледной мышью. Их, безусловно, что-то связывало, но что именно – я никак не могла понять. Хотя, для какой же надобности они тогда уединялись, как не для романтического свидания под луной? Ведь отсутствовали почти час. Да и сейчас вон сидят в обнимку…

Дима оказался старше других членов компании на два лета и успел окончить один курс Горного института. Он признался, что у него был выбор: «Между прочим, вся наша студенческая группа уже в Крыму, фрукты под южным солнцем собирает. А я здесь, у черта на рогах. Как последний лох, свои бесценные каникулы вам, братва, посвятил. Цените». Но известил он об этом без всякого сожаления.

Его подруга, до сих пор молчавшая в тряпочку, неожиданно резко отреагировала: «Ладно тебе, Муха. Зато вырвался из этого порочного круга. Ну, скажи, что путного в твоем стройотряде? Сейчас бы Солнцедар распивал со своими друзьями-алкашами да болел с дикого похмелья». О себе Дина не обмолвилась и словом.

Хотя, честно говоря, я тоже особо о себе не распространялась, предпочитая пока впитывать сведенья о других.

«Молчи, женщина!» – притворно хмурясь, бросил Димка и по-хозяйски притянул Дину к себе.

Девчонка расцвела, как маков цвет и победно обвела взглядом присутствующих, дескать, сами видите: моя принадлежность этакому завидному жениху неоспорима!

Наблюдать за ними было занятно…

Сразу по возвращению эксцентричной парочки, компания ударилась в общие воспоминания. Надо заметить, что слушать их оказалось для меня занятием увлекательным и новым. Обычно, если сам не был участником событий, то рассказы других быстро надоедают. Сколько раз ловила себя на том, что при просмотре чужих фотографий или слайдов как ни крепишься и ни делаешь вид, что тебе безумно интересно, все равно наступает момент, когда непроизвольно начинаешь зевать. И откровенную скуку уже не скрыть нипочем! В этом случае все было с точностью до наоборот: чем больше друзьям припоминалось деталей, тем мне становилось интересней.

– Кость, как мы тебя на берегу забыли, помнишь? Вот номер тогда откололи! – жизнерадостно кричала Алена, расталкивая прикорнувшего, было, парня.

– Ну, – неопределенно мычал смирный Костя.

Другие сразу оживали, погружаясь в пережитое приключение. Видно, это был тот случай, который представлял особую ценность для истории всей их четверки.

– Да, Костик, устроил ты нам тогда облом, – весело упрекнул друга Димка, подмигивая ему лукавым глазом. – Столько лишних поправок в нашу лоцию внес!

– Что же такого произошло, что вам пришлось все менять? – сгорала я от любопытства, стараясь поставить вопрос как-нибудь обтекаемо, чтобы никто не догадался, что я понятия не имею, что это за лоция такая.

– Лоция – это маршрут путешествия с описанием приметных мест, знаков и берегов. Только перемещение не по суше, а по воде, – охотно объяснил мне Костя, который, похоже, решил взять надо мной шефство.

Видно, по моему глуповатому лицу догадался, что я абсолютный профан в деле подобных экспедиций. А я и вправду – балда! Как сразу-то не догадалась? Лоция, лоцман. Ежу же ясно – что-то связанное с морем.

– А-а-а… Понятно. А вы что, вместе на корабле плавали? – последовал мой очередной бездумный вопрос.

– Нет, ну какой корабль? Мы тогда на катамаранах сплавлялись по Кантигеру. Это приток Енисея. Знаешь, Полина…

Дмитрий, не дав товарищу договорить, жизнерадостно сообщил мне:

– А на будущий год, Полина, мы, между прочим, большой поход планируем по Подкаменной Тунгуске! – и вдруг отчего-то смутился…

Затем скромно откашлялся в кулак и, уже без прежнего подъема, обратился к Косте:

– Кстати, Костян, как тебе тогда удалось своего отца уломать взять нас с собой? – и, наверное, чтобы я не подумала, что он хвастается, добавил: – Маршрут-то сложный! Ладно, вы с Аленкой, с детства закаленные. Столько троп вместе истоптали. А мы с Динкой – что? Два раза только в горы и ходили…

– Надо же было и вам когда-то начинать. Я и отцу это объяснил. А друзьям его, сплавщикам, вообще не нужно ничего объяснять. Ребята – золото! У них закон: научился сам, научи хорошего человека.

– Нас, вообще-то, тогда с условием взяли: один плот – один несовершеннолетний. Всего четыре плота, – тоже нисколько не рисуясь, продолжила Алена и честно призналась: – Думаешь, мы все такие герои? Черта с два! Лично я сперва так мандражировала, что у меня, кажется, даже мозги дрожали! Пороги проходить знаешь, как страшно? А потом еще сидишь, как цуцик, весь с головы до пят мокрый!

– Холодно же! – поежилась я.

Произнесенные моими новыми знакомыми звучные, тяжеловатые слова: Кантигер, Подкаменная Тунгуска – немало впечатлили меня. В суровых таежных названиях мне слышались и нотки далеких северных морей, и завывания колючих ветров, и грохот бурных горных водопадов. Вода в этих реках, должно быть, леденющая! К каменным берегам не пристать ни за что! А верхушки гор все покрыты нехоженой тайгой. Я слушала друзей и представляла себе сплав как один гремящий бешеный поток в створе бесконечного каменного коридора, и замирала от щекочущего нервы приятного ужаса. Господи, как хорошо сидеть на бревнышке, когда под ногами твердая почва, и рядом теплое плечо Алены!

– Для того стоянки и существуют. Чтобы посушиться да силы восстановить, – терпеливо, словно бестолковой ученице, разъяснял мне законы сплава Костя, судя по всему из них четверых – самый бывалый путешественник.

– Хорошо, если погода стоит. Тогда на костре да на ветру махом все просушишь. А если дождь – беда!

– Тогда дождя, слава Богу, не было, – вставила свое слово Дина и глубоко вздохнула, как видно, испытав запоздалое облегчение.

Я слушала ребят, буквально открыв рот. Все их воспоминания были яркими и в каком-то роде даже уникальными. Например, однажды им посчастливилось увидеть маленького медвежонка на противоположном берегу реки. Они со смехом рассказывали, как здорово тогда испугались, а он их вовсе не испугался и продолжал плюхать лапами по воде. Или вспоминали, как однажды наткнулись в лесу на мертвого человека, правда, при ближайшем рассмотрении оказалось, что бродяга жив, просто пьян вусмерть. С расстройства, что отстал от товарищей, горе-охотник израсходовал весь неприкосновенный запас огненной воды, рассчитанный, вообще-то, на восемь человек… А то – раз поймали тайменя, правда, небольшого, всего-то с метр… Я так и охнула: «Ничего себе, небольшой!». Но оказывается, таймень иногда достигает и двух метров, а весом может быть больше девяноста килограммов! Костя по поводу исключительности обитателя таежных рек даже поведал мне то ли местную легенду, то ли сказку, хотя бил себя в грудь, утверждая, что это чистейшая правда. Будто однажды кочевники поймали гигантского тайменя, вмерзшего в лед. Еды у них не было, они просто отрубали куски мерзлого мяса – так и выжили холодной зимой. А весной, когда растаял лед, рыба уплыла, как ни чем не бывало. Такими вот сверхъестественными способностями романтичный Костик наделил свою рыбу, свято веря в чудеса. Дальше, с подковырками и хохотом, вся компания вспоминала совершенно, на мой взгляд, издевательский обряд: «посвящение в туристы», через который им всем пришлось пройти. Суть испытания сводилась к тому, что надо было через силу проглотить отвратительное месиво, состоящее из первого, второго и третьего блюда одновременно, и еще вылизать дочиста миски. Оказывается, настоящий турист должен быть всеядным и не может тратить время на праздное мытье посуды…

В общем, каждому из них уже было, что вспомнить на старости лет.

Алена давно пыталась завладеть моим вниманием:

– Полин, Полин, щас мы тебе хохму одну расскажем! – И нетерпеливо теребила друзей: – А помните, пацаны? Когда в Саяны-то ходили, в долину Камней?

– А… Ты про этого кадра, – улыбнулся Костя.

– Про него, про него, родимого… С нами, Полина, тогда проводник был чудной. Небритый, потасканный, но образованный – страсть! В прошлом он, оказывается, был научным работником, а потом влюбился в горы и стал местным знатоком народного фольклора и эпоса. Вот и помешался на небылицах. У него на каждое поваленное дерево, каждый камень и каждый бугорок было по легенде. Приходилось ему поддакивать и делать вид, что нам безумно интересно.

– Он вас не утомил? – спросила я совсем не случайно.

…Дело в том, что этот Аленин научный работник сильно напомнил мне одного папиного знакомого. Этому чудику довелось однажды по турпутевке побывать в Индии: там он заразился местным укладом жизни и теперь грузил всех сказаниями о тамошних божествах. Разные Брахмы, Путры, Индры, Ганеши, Хануманы, Вишны – все эти диковинные имена индуистских богов так и сыпались из его уст со всеми вытекающими подробностями их взаимоотношений, а поскольку богов в Индии бессчетное множество, переслушать фанатика было нереально…

– Не то слово, он нас тогда просто заколебал своими россказнями! Наверное, час грузил нас нескончаемой песнью о трагической судьбе некой принцессы гор по имени то ли Синильга, то ли Бугульма, которую злой дух за плохое поведение – она никак не хотела ему отдаться – обратил в птицу. И теперь, якобы, гордая птица распростерла крылья и обречена вечно парить над горами. С одного края скала и правда немного напоминала чайку, присевшую на жердочку, вот только крылышки еще сложить не успела…

– Ну да, я видела, бывают такие скалы… с птичьими и даже с человечьими очертаниями!

– Во! А я что толкую? На чайку оно похоже было… А Костик ходил, ходил вокруг, да и говорит: «Это, смотря, с какого боку посмотреть. Вот отсюда ваша птица лично мне больше парусник напоминает, а если отсюда глянуть, так вообще на китайскую пагоду очень похоже».

– Ага! Идея с пагодой ему тогда сильно понравилась, – подтвердил Костя: «У вас, – говорит, – молодой человек, очень тонкий взгляд на мир. Я гляжу, вы действительно прониклись мифами и древними легендами народного эпоса». А чем я проникся-то? Просто, что вижу, то пою.

– Он сразу буквально вцепился за пресловутую пагоду зубами, – смеялась Аленка, – и давай на ходу придумывать свежие предания о златокрылом драконе, китайском императоре и волшебной пагоде…

– Да, гнал мужик тогда по-черному. Но мы больше его не слушали. Только перемигивались да хихикали за спиной, а он и не замечал ничего, – вспоминал Дима и удивлялся: – Мужику, видно, уже не до нас было, так его перло.

– Чудак-человек, мне даже жалко его стало, – грустно сказала Алена и, помолчав, спросила: – А здорово нам в то лето было, правда?

Ребята закивали в знак полного с ней согласия.

Общие воспоминания грели ребят и сплачивали еще теснее – это ощущалось по оживлению на лицах, а также по некому дружескому куражу, который прослеживался в ходе всего разговора. Я чувствовала себя белой вороной в их теплой компании, хотя, вероятно, тоже неплохо вписалась бы в ее состав, доведись мне разок-другой поучаствовать в таких славных делах. Меня давно влекла романтика походов, жизнь в палатках, запах костра, и я знала наверняка – это мое! Местами мне даже хотелось вставить в разговор слово. Но как не пыжилась, вставить было нечего. Потому что не было у меня пока ни дальних странствий, ни захватывающих приключений. Из походного опыта, который хоть каким-то боком касался экстремальных путешествий, всплывала лишь одна нелепая картинка: Сонька пакует свой рюкзак, добивая его совершенно неподходящими для экстрима предметами – будильниками, выходными плащами да банками с вареньем. Зато рюкзак точно настоящий! Видавший виды, потрепанный рюкзак – все, что досталось в наследство моей дорогой подруге от ее непутевого отца-геолога, который называл себя бродягой и свободным художником.

Романтика романтикой, но вот костер почему-то грел плохо. Либо дрова сырые, либо похолодало от того, что с гор спустилась ночная свежесть, либо просто я одета не по погоде. Когда у Алены в очередной раз возник гуманный порыв по-братски поделить свою куртку – меховушку мне, а джинсовый верх себе – я не стала отказываться. Черт, но все равно не могла согреться! Особенно замерзли ноги в клеенчатых босоножках. Возникло даже искушение пожаловаться окружающим – но остальной народ будто не замечал явного понижения градуса. Все оставались бодры и веселы. Хотя, Димка, к примеру, был одет не теплее, чем я. У меня хоть свитерок шерстяной, плюс еще Аленина поддевка, а этот вообще в одной майке скачет. Не иначе их всех любовь греет. Они же, в отличие от меня, парами. Но если я признаюсь, что замерзла, как бобик, это будет свинством. Со мною, можно сказать, последней рубахой делятся, а я…

Все! Сидеть на отсыревшем бревне стало больше невмоготу. Я встала у огня… Мое место на бревне тут же заняла Дина. От моих влажных джинсов сразу повалил густой пар. Хорошо-то как! Как говорил Ипполит: «Тепленькая пошла»…

Дима, будто извиняясь за то, что им всем хорошо вместе, а мне, как всякому новичку, пока не так комфортно и свободно, как остальным, бодро спросил:

– Ну как, Полина, идешь с нами на Подкаменную Тунгуску? Нам альтруисты нужны.

Я видела, как при этом дернулась Дина.

– Это что еще за зверь? – удивилась Алена.

– Альтруисты – это люди, которые предпочитают больше отдавать, чем получать, – доходчиво объяснил Дмитрий.

Вот что значит студент второго курса! К стыду своему я тоже впервые узнала значение громкого слова.

– Надеюсь, мы как раз эти самые? Как ты их там сейчас назвал?

Но на этот раз Алене ответил не Дима, а Костя. Он был горд, что тоже в курсе, о чем речь.

– Именно. В нашем бродяжническом деле, Аленушка, без альтруизма никак.

Мне стало весело оттого, что Костя назвал здоровенную Алену уменьшительно-ласкательным «Аленушка» – выходит, смирился, все же, с ее вымышленным именем. А еще стало безумно приятно от того, что Дима причислил меня к благородным героям, способным жертвовать собой. Только с чего он взял, что я гожусь на эту роль? Может, подметил, как настойчиво я отказывалась от Алениной куртки, не желая, чтобы кто-то из-за меня мерз, хотя сама к тому времени уже насквозь продрогла и скукожилась в жалкий сухофрукт?

Я решила больше не обращать внимания на свои синие куриные лапки в летних босоножках. Алена, похоже, тоже начала зябнуть. Она втягивала шею в плечи и пыталась натянуть куцый воротник на покрасневшие уши. Что ж за ночь такая стылая выпала! Август месяц называется…

Тут Дмитрий, который стоял в сторонке, насмешливо поглядывая на дрожащих девчонок на бревне, задиристо спросил, сверкнув в темноте «чегеваровскими» горящими очами:

– Эй, замерзающие на галерке! Да и все остальные. А скажите-ка мне, братцы, кто из вас верит в высшую силу?

Кажется, начинается тема, в которой я наконец-то смогу поучаствовать на равных. Слава Богу, мне есть, что вспомнить, ведь какой-никакой опыт философских бесед при луне у меня имеется. Чего стоит лишь та памятная ночь, когда мы вместе с Соней и близнецами любовались звездами и рассуждали о высоких материях. Я была рада его поддержать.

– Я верю.

– Хотите, сейчас вызову?

– Кого? – хором не въехали Дина с Аленой.

– Я же говорю. Высшую силу.

Кто-то вяло бросил: «Ой, да ладно тебе сочинять…», но этот голос оказался единственным.

– Здорово! Давай. А ты правда – можешь? – подзадоривала я его, всем своим видом выказывая крайнее доверие.

Интересно, с чего это у Димки возникло желание нас развлечь? Нутром я чувствовала, что причиной его скоморошьего поведения является лично мое присутствие. Не то, чтобы он испытывал ко мне особую симпатию или хотел понравиться. Просто, все мальчишки одинаковые. Стоит лишь новому человеку, тем более девчонке, появиться в коллективе, пацанам непременно надо что-то такое выкинуть, чтобы все ахнули. Вот и ему захотелось повыпендриваться.

– Страшно будет, – загробным голосом предупредил он.

– Димон, ты зачем девчонок пугаешь? – спросил Костя как-то настороженно и оглянулся, невольно заставив оглянуться и нас.

Мне опять показалось, что чья-то голова землистого цвета с пустыми глазницами высовывается из-за мохнатой поваленной лиственницы.

– А я люблю такого рода шоу, – неустрашимо заявила Алена.

Лицо ее оживилось, и шея, как у гусыни, вытянулась обратно из плеч.

– Ну, смотрите! Как бы потом не пожалели.

– Давай, давай. Вызывай скорее. А то холодно. Может, твоя высшая сила меня хоть чуть-чуть согреет, – на что-то игриво намекала подруга Дина.

– Хорошо, – сказал Дима, – только у меня условие: не ржать, а то чакры не откроются.

Тут же раздался такой взрыв хохота, что горы содрогнулись и отразили наши голоса многократно.

Димка взобрался на высокий камень, цыкнул на нас, сделал сосредоточенное лицо, распростер вперед руки, подставив ладони небу, закинул голову и торжественно воззвал:

– Я, Дмитрий Мухин, обращаюсь к тебе, Высшая Сила! Прошу, приди ко мне!

Опять дикий хохот. Вспышку веселья удалось подавить с трудом. Каждый уговаривал другого, а по сути, уговаривал себя: «Ну, пожалуйста, давайте не смеяться. Ничего же не получится, если смеяться…».

– Высшая Сила, приди! – уже не обращая на нас внимания, просил Димка.

И что-то в нем изменилось! Он пристально смотрел в небо, и в его голосе не осталось ничего шутовского.

Я задрала голову. Никаких звезд: над нами кромешная тьма! Остальные тоже вдруг обнаружили в небе беспросветную угольную черноту.

– Господи, куда луна-то подевалась? – испуганно пробормотала Дина. – Сейчас же только, пять минут назад вон в том углу висела.

– Дим, может, не стоит. С космосом шутить опасно, – неуверенно предостерег Костя.

И опять после его слов стало тревожно, и мурашки побежали по коже. Мне показалось, остальные – кроме Димки, конечно – испытывали схожие чувства. Константин зачем-то оббежал кругом территорию, заглядывая за каждый камень, будто проверял, не появился ли кто чужой. Тонкая Дина придвинулась к Аленке и, как птенец, забилась ей под крыло. Но большая теплая Алена, похоже, сама не прочь была куда-нибудь забиться, поэтому позвала меня:

– Полина, чего ты там все торчишь? Босоножки свои красивые спалишь. Иди к нам, светопреставление смотреть. Вместе не так жутко будет.

После слов Алены я чуть-чуть успокоилась. Конечно, это всего лишь представление. Она же Димку лучше знает. Какой из него повелитель высшей силы? Ну, любит парень покуролесить. Только и всего.

Однако наблюдать за ним становилось все страшнее и страшнее. Дима всем корпусом подался туда, в темень, будто и вправду его засасывал космос. Нас он больше не видел. Лицо его перекосилось, и стало, как у Гуимплена, героя Виктора Гюго. Только с Гуимпленом-то все предельно ясно: ему еще в детстве искусственно обезобразили лицо, а вот что произошло с мимикой повелителя высших сил – никто из нас не понимал. Жуткая гримаса, когда невозможно понять, то ли человек улыбается, то ли скалится, теперь осеняла его побелевшую физиономию… Он уже не просил, он молил высшую силу явиться! Еще теплилась надежда, вот сейчас парень рассмеется и объявит нам, какие мы олухи, и как нас легко развести. Но произошло нечто из ряда вон выходящее.

Дмитрий в который раз произнес свое заклинание. Только теперь голос его странно вибрировал, то ли от волнения, то ли от оторопи:

– Высшая Сила, приди! – и вдруг заорал диким, абсолютно не своим голосом, будто вмиг прозрев: – Вот черт, фигня какая!

Он с ужасом глядел на свои вывернутые ладони. На них падали с неба и плавно приземлялись огромные белые снежинки.

О! Как мы рванули! Не оглядываясь назад, не разбирая дороги, и не понимая, что кругом происходит. Снег повалил сильнее. И это среди лета! Ужас гнал нас вперед. Скорее, скорее. Добежать до территории базы. Там убежище. Там нас не достанет никакая высшая сила! Тонкий ремешок босоножек лопнул, когда я скакнула с камня на камень, как лань, одним махом преодолев рекордное расстояние метров в пять, хотя прыжки в длину, вообще-то, не моя тема. Как теперь улепетывать с одним копытом?! Пришлось скинуть и второй башмак. Подхватив туфли под мышки, я дала деру. Теперь уже босиком… Я неслась по узкой тропе каменистого ущелья, не обращая внимания на то, что пальцы голых ступней без конца запинаются о выпуклые камни, об оголенные корни деревьев, пятки шкрябают по щебенке, как по самому крупному наждаку, а джинсы собрали все колючки до самого пупа… Эх! Надо было ноги-то закалять, а не прятать все лето. В голове моей молнией промелькнула Генриетта с ее изящными щиколотками, как у молодухи, а следом босоногая девчонка Нюрка из Иркиной книжки о Тимуре и его команде; та, что все скакала «по лесам и оврагам», вечно гоняясь за своей бестолковой козой, – вот у кого, наверное, подошвы бронзово-коричневые и крепкие! Еще и крапивы совсем не боятся… Да… что ни говори, полезная привычка ходить босиком…

Но только не в горах! Может и к лучшему, что я бежала без обуви. Иначе из-за громоздкого пробкового возвышения да при таком отрыве от земли у меня был объективный риск переломать себе обе ноги; а так чувствительная ступня, хотя и изрядно исцарапанная, как бы на уровне подсознания подсказывала, куда дальше прыгать. Вдруг мне представился наш Край Света: Леша, волокущий меня на вершину утеса, его жаркая ладонь, и те, почти блаженные, по сравнению с нынешними, ощущения погружения босых ног в ласковый теплый песок и податливую рассыпчатую глину. Эх, вернуться бы сейчас туда…

Ага, размечталась! Я внезапно опомнилась и с ужасом подавила в себе мысль, что вообще-то топаю босиком по снегу. Вот ведь попала с этими туфлями, как кур во щи! Еще когда мы только направлялись к заветному месту с валунами, я периодически испытывала неустойчивость в босоножках и бессознательное желание за кого-нибудь схватиться. Замшелые камни под ногами были слишком влажными, и как следствие – очень скользкими. Но тогда я еще толком никого из компании не знала, а цепляться за малознакомых людей было неловко. Поэтому приходилось осторожничать, чтобы не улететь с узкой скалистой тропы. Сейчас же думать об осмотрительности никому не приходило в голову. Мы просто неслись во весь опор, выпучив от ужаса глаза.

Пока бежали, не чуя под собой ног, снежный хоровод продолжался. Вот, наконец, спасительная дыра в заборе. И надо же такому случиться! Лишь только мы ступили на родную землю, снег прекратился. Будто его и не бывало.

– Дурр… дом! – выдохнул Костя, кратко, но, по сути, правильно охарактеризовав ситуацию, когда все остановились, чтобы перевести дух.