Я посмотрела на плед, книжки на диване, свои тапочки-зайцы.
– Вроде того, – усмехнулась я.
– Извини, не хотел помешать, тогда я позвоню завтра, – он расстроен. Не может быть – Саша готовился к этому разговору, он хочет со мной пообщаться.
– Говори сейчас, – я чуть не кричу, терпение на пределе, я очень хочу узнать, зачем он позвонил.
– Я бы хотел, если ты не против, – он сбивается, прочищает горло, – извини, если ты захочешь встретиться, я буду ждать. Что скажешь?
– Где? – я становлюсь злее – зачем это ему, неужели снова решил подружиться? Кажется, мне никогда этого не будет достаточно.
– Где тебе будет удобно. Когда скажешь. Но вообще-то я сейчас в кофейне недалеко от твоего дома, – он шумно вздыхает.
Мой адрес, мой номер телефона – откуда он узнал? В то, что вспомнил, даже и не думаю.
– Кто тебе сказал это? Обо мне, – я в растерянности, голос дрожит и этого не скрыть.
– Яна Больман.
Жена Больмана! Значит, все остальные, включая его самого, промолчали. Все понимают, что Кот сделает со мной, только не сам Кот.
– Не хочу, чтобы повторился разговор возле студии. Ты его помнишь?
Я прямо говорю ему об этом, еще и о провале в памяти вспомнила. Если он и после этого захочет со мной встретиться, я разревусь.
– Помню, конечно, просто дай мне шанс.
Значит, о дружбе мы вспоминать не будем. Тогда о чем? Я быстро говорю, что буду там через полчаса, кидаю трубку телефона и тихо плачу. Страшно увидеться с ним снова, больно быть чужой для него, искать в его глазах понимание и не находить. Впрочем, это его просьба, он будет говорить, а я слушать, больше никаких истерик и криков на него. Я всегда просила его представить себя на моем месте. А что было бы со мной, окажись я им. Неизвестный человек говорит, что ты его любила, ждет от тебя взаимности, а ты его не помнишь. Не помнишь первого поцелуя, бессонных ночей и общих планов на жизнь. Совсем ничего. Первое, что я бы захотела – бежать от него. И никак не заботиться о его чувствах, тем более предложить дружбу незнакомцу – никогда.
Надеваю джинсы и вязаную белую кофту – пусть это не свидание, но все же хочется выглядеть красиво. Наспех расчесываю волосы и надеваю шапку, про перчатки, конечно, забываю, о чем жалею, оказавшись на улице – снегопад перерос в метель, идти мне несколько минут, а у новой парки все карманы оказались декоративные.
Он выбрал мою любимую кофейню – мысли об этом крутятся в голове, пока я торопливо передвигаюсь по тротуару, то и дело натыкаясь на встречных прохожих – но при такой видимости это нормально. Он ждет меня в самом дальнем углу, одет в коричневый пуховик, на голове – капюшон, мех на котором заслоняет лицо, но я его все равно узнаю с первых секунд.
Когда я подхожу ближе, он встает, помогает мне раздеться. Говорю, что здесь ему не стоит бояться приставучих фанаток. Он отвечает, что пересмотрел все записи, где они пытались не пускать меня в больницу, их гневные выкрики в мой адрес.
– Боюсь за тебя, – он садится на свое место, по-прежнему оставаясь в одежде.
– Не стоит, здесь все свои, а с тобой может случиться тепловой удар, чего уже боюсь я, – мне приходится наклоняться, чтобы заглянуть ему в глаза.
Наконец, он соглашается со мной, и я могу любоваться его восстановившимся после аварии телом. Он поправился, стал совсем обычным Котом, даже немного добавилось мышц, что сразу заметно в обтягивающей водолазке. Он тоже в белом. Меня это пугает – снова мы выбираем один стиль, одну сторону.
Я заказываю чай со смородиной, он берет себе еще один стакан сока. И, наконец, от разговоров о погоде мы переходим к тому, что его сюда привело.
– В моей голове появляются какие-то идеи, мысли, а я даже не знаю – это что-то новое или же просто остатки от того меня, которого я не помню. Ты ведь знала того Сашку, поэтому я решил рассказать это тебе.
– Что за идея? – я уверена, что он что-то затеял в своем творчестве – новую группу или какой-то проект.
– Хочу стать педагогом.
В ответ я лишь открываю рот – он не просто прекращает петь, как мне было известно ранее, он больше не будет артистом. Я отрицательно качаю головой – это невозможно.
– Значит, для тебя это новость, – он крутит в руках крышку от сахарницы, – я понял, что не хочу выходить на сцену, не хочу раскрывать себя многотысячному залу. В своих интервью я говорил, что получаю заряд эмоций от людей, это так, но только не сейчас. Во мне будто что-то умерло, больше нет того сумасшедшего Кота, который всю жизнь хочет делить с фанатами, мне вдруг понадобилось что-то свое, личное. И актерство ничем не лучше, так что я решил, буду заниматься тем, что умею – играть на гитаре.
Он смотрел на меня. Ждал моего мнения. Я растерялась от того, что это был не тот Кот, который жил до аварии со мной, но и не тот Кот, которого я встретила в Сочи, это была новая, незнакомая мне личность.
– Однажды мы с тобой спорили насчет того, стоит ли раскрывать себя публике, – я улыбнулась, вспоминая то время, – и ты был другого мнения. Но я видела, как за пару дней ты поменялся, ты был задумчив, даже печален, может, это было предчувствие чего-то, а может, просто ты сам для себя становился другим. Ты уже перестал снимать видео, поэтому о нас ничего и не осталось. Но это не главное, причина была не в том, что мы скрывались, просто ты больше не хотел быть открытым. И ничего не изменилось, то время, что ты забыл, оно осталось в тебе, те мысли и размышления, они никуда не делись, просто ты продолжаешь жить дальше. Ты двигаешься вперед.
– Спасибо за поддержку, – он улыбнулся.
– Как зрительница, я требую, чтобы Кот продолжал петь, – мне хотелось улыбнуться, но слезы подступили к глазам, и я отвернулась, чтобы он не увидел их.
– Если только в домашней обстановке, – Саша сузил глаза.
Я замерла – неужели он это помнит? Мы на секунду встретились глазами, и мое сердце больно защемило.
– Почему ты так сказал?
– Просто, – он от меня что-то скрывает, я это точно могла определить. Старый или новый Саша всегда одинаково о чем-то умалчивает: он тут же отодвигается от собеседника, как бы давая понять, что больше не хочет говорить на эту тему.
– Ты помнишь, как пел мне, – я скрестила руки на груди и посмотрела ему в глаза.
– Я пел? Ужас какой! – он рассмеялся, – Кажется, я совершенно не знаю того парня.
Я разозлилась, выходит, он не одобряет все, что связано с тем Сашей. С моим Сашей.
– И ты только что намекнул мне на это, не выкручивайся, если тебе удобно обо мне забыть, так и скажи, зачем вся эта комедия.
– Ты за идиота меня держишь? Я не помню ничего, только как ты мне рассказывала про ту песню, но пела в том случае ты, не я.
– Хорошо, допустим, – я хотела поговорить с ним до конца, хотя уж очень хотелось снова накричать на него и уйти. Он что, нарочно мне напоминает о нас, даже не понимая, что делает.
– Ты не веришь в то, что я не помню ничего, да?
– Нет, просто ты мне пел, это была колыбельная, после того, как меня, – нет, я же не хотела говорить ему про нападение его жены, – в общем, я была расстроена.
– Что тогда случилось? – кажется, он заметил, как я изменилась в лице, едва вспомнив о тех событиях.
– Я не хочу вспоминать, – я закрыла лицо ладонями.
– Ладно, если ты сейчас не хочешь об этом говорить, давай пока оставим это, – он говорил, что мы еще поговорим об этом, отлично, я понимала, что мы определенно куда-то движемся. Это больше не воспоминания, не попытка его узнать больше о себе, это разбор нашей любви. По малейшей крупице.
– Мне важно знать одно – это я тебя обидел или расстроил? Если да, то лучше расскажи все сейчас.
– Нет, конечно, не ты, – я готова была в сотый раз говорить ему, что это не его вина.
Я сделала глоток ароматного чая и снова вернулась к разговору.
– Итак, если для тебя это несусветный ужас – петь для меня, почему ты сейчас намекал про домашнее выступление?
– Можно, я расскажу это позже? – смотрит прямо в глаза, на губах легкая улыбка – он пытался меня смутить, но я в своей жизни видела и более искушающего Кота.
– Нет, мы пытаемся во всем разобраться, это важно, – я заговорила, как психотерапевт в одном из дневных шоу.
– А то, что ты от меня умалчиваешь?
– Это не самые лучшие воспоминания, мне виднее, уж поверь.
– А, может, мне и не нужны хорошие, расскажи что-то плохое, наши ссоры или что-то в этом духе.
– Ссор не было, мы немного спорили, но решали все мирным путем, – я, не подавая виду, говорила серьезно.
– Догадываюсь, каким, – улыбнулся Кот, в эту секунду я готова была броситься к нему через весь стол. Я посмотрела так, будто не поняла, о чем он говорит.
– Ты помнишь, что пел? – я не унималась.
– Нет, – он перегнулся через весь стол так, что его лицо оказалось вплотную с моим, – я не помню.
Хотя в помещении было прохладно, он тяжело дышал, глаза горели. О, нет, он, кажется, вышел из себя.
– Я просто подумал, что хотел бы взять тебя, а потом лежать в обнимку и петь что-нибудь, убаюкивая тебя, как ты сказала, колыбельную.
Я даже рот не могла открыть. Теперь все ясно. Он по-прежнему хочет меня. И хочет убаюкивать меня. Я сейчас потеряю сознание.
– Видимо, все чувства, желания и те ухаживания, по-прежнему остались во мне, – уже спокойнее сказал он.
– Память сердца сильнее памяти головы, – я не решалась посмотреть на него, оставалось лишь рассматривать листья смородины в своем чае.
– Кстати, как твое творчество?
– Я больше не пишу, – я смотрела на него из-под опущенных ресниц.
– После аварии? – его голос немного сел.
– Да, поэтому, если ты решил стать учителем, то я, наоборот, ученицей. Буду поступать на факультет иностранных языков.
– Английский?
– Да, – я улыбнулась.
– Репетитор не нужен? – он совсем расслабился, и я осознала, что такого Сашу не видела тысячу лет.
– Я подумаю, – я допила свой чай, и мы заказали все по второму разу.
Мы говорили с ним о любимых фильмах, музыкантах и книгах. Я ведь мало что успела узнать о нем за те дни, а для него я и вовсе была незнакомкой.
Когда кофейня закрылась, мы оказались на улице.
– Идем, я провожу тебя, – он взял меня за руку, но, когда увидел, что у меня нет перчаток, снял с себя шапку, завернул в нее мои ладони и просто пошел, придерживая меня за локоть, чтобы я не поскользнулась на заснеженном асфальте. Снег прекратил, остался лишь ледяной ветер, порывы которого буквально сносили с ног.
Мы остановились у парадной. Я сняла его шапку и протянула ему.
– Мне и в капюшоне тепло, – он улыбнулся, – оставь себе.
– Ну уж нет, – я поднялась на цыпочках, чтобы дотянуться и надеть ее ему на голову. Наверное, мне просто хотелось коснуться его, почувствовать рядом. Саша стоял, не двигаясь, а когда я уже опустилась и сделала шаг назад, то он притянул меня к себе. В толстой одежде я не чувствовала его тепла, но от дыхания, которым он согревал мне висок, я немного растаяла. Хотелось поцеловать его, но я не решалась, а просить, как это делают некоторые, я не умела. Мы так и продолжали стоять, обнимаясь и дыша белым паром. Он прислонился щекой к моему виску, а я устроилась в его шарфе. Наконец, я не удержалась и поцеловала небольшой островок голой кожи, под которым билась сонная артерия. Он не шевелился. Тогда я подалась вверх и смогла коснуться губами подбородка. Снова никакой реакции.
– Ты нужен мне, – в порыве отчаяния я готова была расплакаться.
– Знаю, – он быстро поцеловал меня в кончик носа, – но, судя по времени и обстоятельствам, в которых мы были заключены, тот я не спрашивал у тебя разрешения, просто приходил и брал, что хотел. А сейчас, – он поцеловал меня в шею, – я хочу сделать все так, как нужно. Мы оба нуждаемся друг в друге, но теперь я буду гораздо внимательнее.
– Зачем это нужно? – я запустила пальцы в его непокорную челку.
Он довольно простонал.
– Кажется, я понимаю, почему все было так быстро, – он поцеловал мою руку, – но это нужно для того, чтобы я завтра пришел сюда. И ждал, как все нормальные парни. Сегодня я чуть не умер, пока сидел за тем столиком, но в общем, мне это понравилось. Я хочу ждать тебя.
– Безумие, – только и сказала я в ответ. Потом, уже развернувшись к двери, быстро подбежала и поцеловала его в щеку.
Первое, о чем я подумала дома, это была Алиса. И почему я ничего не спросила о ней. Если он все еще с ней, то мы не начинаем новую историю, а продолжаем старую, вот только декорации жаркого Сочи сменились январской Москвой. До утра я слушала разную романтическую музыку, не в силах поверить, что это правда – завтра за мной придет Саша Котов. Хотелось петь, танцевать, кричать на весь дом – я счастлива! И как бы не сложилось у нас все в этот раз, он снова пришел ко мне, это самое главное. А как же я? Ну уж я-то всегда его ждала, бесспорно. Как в песне.
На следующий день, как только я проснулась, а спала я до обеда, в телефоне уже было несколько пропущенных вызовов. Саша. Мы договорились с ним прогуляться по городу, тем более, что он уже давно просто так не бродил по Москве, а я хотела устроить ему экскурсию, как иностранному туристу – на английском, не зря же я столько занимаюсь. К тому времени, когда стало смеркаться, я уже не чувствовала ног. Поскорее бы очутиться дома на своем диване.
Пока мы ехали в такси, я задремала, а проснулась уже в своей гостиной. Саша стоял у окна и не заметил, как я подкралась сзади.
– О чем думаешь? – я говорила тихо, но от неожиданности он вздрогнул.
– Тебя топать не учили в детстве? – Саша коснулся моего плеча, потом нежно спустился рукой по спине вниз, тем самым придвинув меня ближе.
– Вообще-то это ты отличался своим бесшумным появлением в моем доме, – я с улыбкой оглянулась по сторонам.
– Может, расскажешь мне все, – он притянул меня еще ближе, говорить ни о чем не хотелось, но его уже не переубедить.
Он усадил меня в кресло, сам сел передо мной на пол.
– Не смотри так, я не могу говорить тебе обо всем в лицо, – я поджала ноги к подбородку.
– Хорошо, – он сел ближе, прислонившись лицом к подлокотнику, притом смотрел он в противоположную от меня сторону, что совсем исключало встречу с его глазами.
– Так лучше, – я расслабилась и стала ему рассказывать абсолютно все – наше знакомство, встречу в магазине, как мы выбирали мне очки, как сидели на берегу моря, как он прокатил меня на мотоцикле, как после концерта захотел перейти на «ты», как он пришел к нам в студию, наш первый поцелуй, утреннее расставание навсегда, я рассказала все про Алису, про то, почему он остался в ту ночь и на все оставшиеся со мной рядом, как мы летели в Польшу и я признавалась в своей старой влюбленности, как мы гуляли с ним по городу, как мы пришли в номер, а там уже были ребята, как он украл меня у всех и мы ехали пару минут до аварии, навсегда изменившей наши жизни. Он изредка комментировал случившееся, чаще просто вздыхал, а после рассказа о его жене, взял за руку, нежно поцеловал, так больше и не выпустив мои пальцы ни на миг.
– Думаю, нам нужно будет обсудить еще каждый момент в отдельности, – он сел передо мной на колени, – а сейчас спасибо тебе за нашу историю, мне многое стало ясно, думаю, тебе тоже стало лучше от того, что не одна ты знаешь об этом.
– Не забывай, что я до сих пор одна, кто помнит эту историю, ты всего лишь прослушал чей-то рассказ и проникся к его героям, – я наклонилась, чтобы видеть его глаза.
– Я узнал в нем себя, – он коснулся моих волос и убрал их за уши, – этот незнакомец, что был здесь, это никто иной, как я сам.
Наши лица были так близко, что я закрыла глаза – больно было смотреть. Он привстал, и я подалась назад так, что теперь он находился между моих ног, лица по-прежнему в опасной близости. Я протиснула его ладонь между нами и поцеловала, как это делала раньше.
– Ты говорила, что делала так, я помню, – он тут же поцеловал мои руки.
– Но даже это ни о чем тебе не напоминает, – я нежно провела пальцем по его ладони.
– А если я вспомню все, что было до этого поцелуя? – он приник к моим губам, но тут же отстранился, чтобы увидеть мои глаза. Я, не раздумывая, потянулась, чтобы снять с него толстовку. Снятие каждой вещи сопровождалось переглядыванием – можно ли дальше. Я все ждала, когда он меня поцелует, но он этого не делал.
– Постой! – я воскликнула, когда мы остались в одном нижнем белье. – Надеюсь, ты так поступаешь не из жалости ко мне, а то уж больно все скучно выходит.
– Нет, какая жалость, о чем ты думаешь, – возмутился Саша, – если только ты меня, лишенного памяти, жалеешь, – он ухмыльнулся, – скучно, говоришь?
И, наконец, он принялся за меня с той страстью и желанием, которые я знала и помнила.
Я открыла глаза, когда за окном уже светало. Я оглянулась по сторонам – Саша сидел на краю кровати и смотрел на меня.
– Только не говори, что не узнаешь меня, – усмехнулся он.
– Знаю и помню, в отличие от некоторых, но было бы забавно, не спорю. Подожди, ты что это делаешь?
– Сижу и смотрю на тебя, вот и все, – он медленно стал приближаться, я успела разглядеть, как играют мускулы на его руках, но тут же провалилась в омут карих глаз.
– Вообще-то это я всегда так делала, – обиженно проговорила я.
– Теперь я другой человек, холостой питерский учитель.
– Что? – я поднялась, будто меня током ударило. – Ты будешь преподавать в Питере? Я ведь поступать решила у себя дома, да и учителей смерть, как люблю!
– Я развелся с женой, – он заглядывал мне в глаза.
– Да, я поняла это, но Питер!
– Знаешь, когда я злюсь, то ужасно хочу тебя, и, кажется, это странное чувство мне знакомо, – Саша усадил меня голую к себе на колени.
Я усмехнулась, конечно, слова о его разводе не могли пройти мимо моих ушей, но вот то, что мы будем жить в одном городе, да еще он станет учителем, совсем как мой папа, ведь даже пальто подобное есть, помнилось мне, затуманило сознание беспросветно.
– Думаю, таким методом ты у меня быстро все вспомнишь, – я улыбнулась.
Мой Кот, мой Саша, мой любимый был со мной. И в том, что �