4.
Ночь оказалась пасмурной, и звезд не было видно. Павел укутал девочку в свой пуховик, чтобы она не замерзла. Не стоило подвергать опасности и без того слабый иммунитет.
Алиса внимательно смотрела на небо. Казалось, она забыла о произошедшем днем. Весь день она просидела в комнате, листая уже знакомые ей книги. Нужно купить новых.
Но теперь глаза ее были широко открытыми, ясными, без тени обиды или смущения. Стыд не был ей свойственен. Ведь стыд появляется там, где есть общество. Осуждающее общество. В ее жизни такого не было. И на мгновение Павел ощутил укол зависти. Укол этот, правда, быстро прошел, ведь холодный голос рассудка теперь не замолкал ни на минуту.
– Нет звезд? – спросил он.
Алиса только одними губами ответила: «Нет». Он чувствовал себя дураком, стоя на детской площадке в ночи, любуясь небом. Стыд.
Но было в этом что-то от истинных ценностей, что-то от любви и милосердия. Было в этом что-то до боли нормальное, правильное, необходимое.
– И часто ты выходила по ночам?
Алиса пожала плечами. Ей было сложно сейчас судить о течении времени в прошлом. Но, наверное, всё же нет. Нечасто.
– А что ты видела, когда выходила?
– Небо…
– А еще что?
– Иногда была такая большая круглая луна. Она светилась.
– А что было по сторонам?
Девочка опустила голову и задумалась.
– Ночь.
– А здания были такие, как эти?
Она оглянулась, но тут же закрыла глаза. Пустое огромное пространство, окружавшее ее сейчас, приводило Алису в ужас.
– Нет. Не такие. Нет. Не было такой пустоты.
– А что было? Стены? Деревья?
Глаза ее сверкнули, отражая блеск фонарей.
– Деревья, да. Маленькие рядом, а дальше большие. И они всегда пугали меня. Ветер гудел в них, и я убегала в нору.
– Хорошо, хорошо…
Он ощущал зуд, который испытывает следователь, зная, что нельзя упускать ни минуты. Но ситуация не та. Нужно умолкнуть, затаить дыхание, выждать момент. Не всё разу.
Мужчина и девочка простояли на площадке еще некоторое время. Алиса долго надеялась, что облака разойдутся и обнажат яркие звезды. Но здесь даже в ясную погоду звезд не было видно. Иногда сверкали спутники, пролетающие самолеты, а ярче всех были метео-зонды. Звезды терялись в свете огней большого города.
Но там, где она жила, были яркие звезды, свет которых проникал прямо на землю, озаряя глаза смотрящего на них. Майору тут же представился густой лес со скрытой в земле норой или пещерой.
– Уже поздно. Давай-ка пойдем греться.
Алиса кивнула, но когда рука мужчины направилась к ней, чтобы взять ее за плечо, девочка отстранилась. Он глубоко вздохнул. Оба они, одинокие, думали о чем-то своем.
Глава 9.
Не бывает хороших мам
1.
Папа был удивлен, как скоро прекратились официальные поиски. Следов девочки, ни живой, ни мертвой, найдено не было. Только один свидетель утверждал, что видел тем утром серебристый седан на улице, где проживала девочка. Но его показания никто не принял в расчет. Мало ли сколько серебристых седанов проезжает по этой улице каждый день. Невозможно допросить каждого владельца.
И ко всему прочему было много свидетелей, болтавших всякий вздор. Кто-то говорил, что видел цыган, ошивавшихся в том районе. А, как гласит народная мудрость, цыгане воруют детей. Кто-то говорил о похищениях на органы, и эта версия, кажется, была любимой для вечерних посиделок на лавочках.
Но была еще одна версия, за которую всерьез взялась милиция. С девочкой произошел несчастный случай, и родители, боясь ответственности, скрыли это, придумав версию о похищении. И постепенно профессор сам поверил в это. Та малышка, которую он держал в погребе, была совсем другой девочкой. Это была его дочка, Алиса. На той дороге, в то утро, без вести пропал другой ребенок. И звали ее по-другому. И, он был практически уверен в этом на все сто процентов, причастны к этому ее родители. Да. Именно они во всем виноваты.
Его мало заботило, что происходило в соседнем поселке. Сейчас у него всё хорошо. Лето подошло к концу. На носу новый семестр, пять новых групп, ему нужно было серьезно готовиться к работе. Он регулярно, как и прежде, приходил к Алисе, учил ее читать по слогам (теперь она делала успехи), играл с ней и рисовал. Девочка сильно начала набирать вес, так что он ограничил ее в питании. Не хватало еще, чтобы она заболела или начала страдать ожирением.
Так что теперь она ела маленькими порциями и только тогда, когда папа приносил еду. Готовить он не любил, и времени у него на это не было. Так что чаще он приносил полуфабрикаты и консервы. Тыквенных семечек больше не было. И он строго следил за тем, какие эмоции Алиса испытывает от пищи. Не промелькнул ли в ее глазах огонек воспоминаний, как в тот злосчастный раз?
Профессору нравилось видеть, как девочка привязывается к нему всё сильнее изо дня в день. Иногда она плакала, когда он уходил, и это тоже было хорошо. Мысли о ней, однако, отвлекали его от работы. Профессору необходимо было готовить лекции и семинары. Часто он чувствовал усталость и засыпал прямо над конспектами.
В университете все отметили, что он стал выглядеть лучше: сбросил вес и словно бы помолодел. Некоторые даже в шутку спрашивали, в чем его секрет, и он в шутку отвечал, что обрел увлечение. Как бы там ни было, у собеседников всегда в глубине взгляда он улавливал мысль: «Я разговариваю с человеком, у которого дочь умерла от рака».
Это преследовало его целыми днями напролет, как приставшая растаявшая жвачка. Единственным способом избавиться от этого было улететь на другую планету. Но это не представлялось невозможным. И он продолжал жить с этим, неловко улыбаясь и пряча мокрые ладони в карманы пиджака.
Алиса же теперь училась не только читать, но и считать. Когда папа приходил в нору по утрам, она никогда не спала. Времени для нее не существовало вовсе. Несколько раз за то время, что называется ночью, она просыпалась, прислушивалась к звукам наверху, понимала, что папы нет, и снова проваливалась в сон. И так несколько раз. Но потом замок наверху издавал глухое клацанье, и сердце ее подскакивало, как бешеное. Иногда она даже мочила штанишки. Сама не знала, почему так получалось. Девочка не могла это контролировать.
И вот уже вход в нору открывался, и она слышала знакомые шаги. Трам-трам по скрипучей старой лестнице. Сама она никогда не взбиралась по этим ступенькам. В ее сознании они были священны. Только папа мог тревожить их своими большими ногами.
В такие моменты девочка притворялась, что спит. Закрывала глаза и старалась тихо дышать. Почему-то она думала, что папе будет приятнее разбудить ее. Он подходил очень близко, так, что Алиса ощущала его дыхание на своем лице. И потом шептал:
– Эй, доброе утро!
И она открывала глаза, зевала, потягивалась, как будто не делала это пару часов назад.
– Папа, что ты мне принес?
– Нет, ты должна сказать.
И тогда она вспоминала:
– А, доброе утро!
Обнимала его и целовала в щеку. Щека была щетинистой и сухой, но ей нравился запах папы.
– Вот, каша, чай и одно овсяное печенье.
Ей нравилось овсяное печенье, но одного было так мало, и она, не в силах скрыть свое разочарование, надувала губки. Папа, конечно, понимал это. Поглаживая по голове, говорил:
– Больше нельзя, это вредно.
Алиса не совсем понимала, что значит вредно, но верила папе.
Каша и овсяное печенье стали для нее символами любви и заботы. Именно так возникало это чувство. Не в словах, а в каше и печенье. Но время от времени папы не было слишком долго. Он быстро забегал в нору утром, оставлял ей еду и игрушки, включал свет, а в следующий раз приходил только тогда, когда свет уже нужно было гасить и ложиться спать.
Так что ей приходилось осваивать счет шагов по норе. Вот, какие цифры она изучила: один-два-три-четыре-пять…
Потом снова: один-два-три-четыре-пять…
Но пяти шагов было слишком мало, чтобы обойти всю нору. В одну сторону получалось пять раз по пять, а в другую – четыре раза по пять. Алиса точно была уверена, что ей нужно выучить все цифры, какие только существуют на свете. Потом она открывала «Азбуку» и повторяла все буквы. Теперь она могла читать легкие детские тексты, и была весьма удивлена тому, как волшебным образом эти слова, которые она читает, превращаются в картинки и образы в ее голове. Особенно здорово было закрывать глаза и рисовать всё это. Откуда-то она знала, как выглядят предметы, а иногда даже чувствовала их запах и слышала их звуки.
Например, когда она читала про то, как мяукает кошка, Алиса предельно ясно слышала этот звук в своей голове. И еще она знала, как мычит корова, как пахнет ее лепешка. Странно.
Потом ей захотелось самой прочитать «Алису в стране чудес». Она брала книгу, не справлялась, пробовала снова. Снова и снова.
Опять она считала шаги из угла в угол, дошла уже до семи. Потом снова бралась читать «Алису». Осилила уже три страницы. Потом снова считала шаги. Жутко хотелось есть, живот сводило от голода. Но папа не приходил целую вечность. Она заполняла горшок до краев. Иногда очень долго сдерживала себя, чтобы тот не переполнился, и папе не приходилось его убирать.
В норе становилось всё холоднее и холоднее. Может быть, ей так только казалось. Иногда она даже ощущала, как холодный ветер гладил ее кожу. Она видела ветер в детской книге. Он был изображен угрюмым старцем голубого цвета, без рук и ног. И этот старец летал, где ему только вздумается. Именно так она и представляла себе ветер.
Но от этой мысли Алисе становилось на душе спокойнее. По крайней мере, она не одна. Здесь есть кто-то еще, кто касается ее бледной кожи.
Замок наверху зазвенел, и сердце радостно подскочило в груди, а затем снова резко упало. Она подбежала к ступенькам. Нора открылась, впустив незнакомые запахи и звуки. Папа спускался, улыбаясь. В руках он нес поднос с едой и еще что-то в пакете.
– Добрый вечер, Алиса!
– Добрый вечер! Добрый вечер! – запищала она.
В тарелке дымились жареные яйца с колбасой, в кружке черный чай с ароматом клубники, а на десерт баночка сладкого йогурта со вкусом банана. Папа достал из пакета что-то плоское и темное, похожее на доску для рисования мелом.
– Съешь всё, и я покажу тебе новую игрушку.
И Алиса быстро хватала ужин, не успевая даже насладиться вкусом. Желток растекался у нее по подбородку, и папа заливисто смеялся, вытирая его платочком.
– Тише-тише, а то подавишься.
Девочка аккуратно подула на чай, чтобы его остудить, и с удовольствием смаковала сладкий вкус. Не было в мире ничего вкуснее, чем этот чай. Сейчас она была счастлива. Это не были буквы из книги и цифры из шагов. Это было что-то, что нельзя выразить.
Когда Алиса справилась с чаем и йогуртом, она поджала под себя ноги, сев в позу лотоса, и доверчиво посмотрела на папу. Он сперва сделал вид, что ничего не понимает, но потом рассмеялся и показал новую игрушку.
Он сказал, что это планшет, на нем появляются волшебные картинки. Вот только Алиса знала, что это не волшебство.
– Мультики! – закричала она.
Лицо папы вдруг стало хмурым, и девочка поняла, что всё испортила. Нужно было молчать.
– Ты знаешь, что такое мультики?
Каким должен быть правильный ответ? Алиса промолчала.
– Отвечай же.
– Знаю.
Профессор сжал руки в кулаки. Она помнила свой дом, она помнила всё и просто водила его за нос! Если она помнит, как смотрела мультики, то должна помнить всё!
– И откуда ты знаешь?
Девочка пожала плечами. Алиса ведь знала уже много вещей, но как могла объяснить, откуда?
Мужчина почувствовал, как кто-то вонзил в его затылок кусок льда, шея занемела, руки стали тяжелыми, будто свинцовыми. Один неверный шаг – и он рискует упасть в пропасть.
– Наверное, мне не стоило приносить это.
Глаза Алисы наполнились слезами. Она снова, как и в тот раз с семечками, расстроила папу.
– Прости, папа! Я буду хорошей!
Она бросилась к нему на шею, и кусок льда растаял. Мужчина включил планшет, и лицо девочки озарилось улыбкой. Ничего страшного не произойдет, если она посмотрит мультик.
На экране показалась светловолосая девочка, кролик с часами и сумасшедший шляпник. Ее любимая книга ожила здесь. Алиса ни на секунду не отрывала взгляда своих кошачьих глаз от экрана. И только когда пошли финальные титры, она заметила, что папа задремал на матрасе. На секунду ей показалось, что папа умер.
Откуда только могла возникнуть такая мысль? Откуда только она могла знать о смерти? Но она знала.
Девочка смотрела на лицо папы, испещренное морщинами на лбу, и пыталась уловить его дыхание. Потом ее взгляд, блуждая, остановился на лестнице. Она тихо встала и подошла к ступенькам. Посмотрев вверх, девочка увидела квадратную черную дыру там, где обычно была «дверь». Ее объял непонятный, необъяснимый ужас. Папа приходил из этой дыры, значит, там не было ничего страшного. Но эта черная «пасть», казалось, хотела проглотить ее. Слезы навернулись на глаза, она бросилась к папе с криками:
– Папа! Папа! – девочка трепала его и била маленькими кулачками, думая, что он никогда не проснется. – Папа, вставай!
Профессор, ничего не соображая, вскочил с места, в ушах звенело, в глазах потемнело. Первые секунды были окутаны туманом, он вдруг подумал, что проспал на работу. Но туман быстро рассеялся, когда чьи-то маленькие цепкие руки обхватили его и сжали в объятиях.
Алиса плакала и всхлипывала. Профессор не на шутку испугался.
– Что случилось, дочка, что?
– Там страшно! Там!
Мужчина внезапно понял, какую глупость допустил. Он так спешил к девочке, что забыл закрыть за собой вход в погреб. Это была ошибка, которая могла стоить ему жизни. Именно жизни. Потому что он твердо решил для себя: если не станет Алисы, сбежит она или ее заберут, он покончит с жизнью. Потерять дочь еще раз он просто не мог. Не выдержит, не сумеет.
– Всё хорошо, не плачь, – утешал папа. – Ничего страшного.
– Не ходи туда!
– Но я там живу.
– Почему ты не можешь жить тут?
– Я не…
Мужчина осекся. Нужно хорошенько обдумать всё.
2.
И он рассказал ей правду. Ту правду, в которую сам поверил. Которую сам создал. Те, кто пишут сказки, возможно, намного ближе к правде, чем те, кто написал Библию.
Профессор быстро отыскал научный журнал, пылившийся где-то на полке для газет под телевизором. На обложке была черно-белая фотография грустного темноволосого мальчика с большими глазами. Заголовок гласил: «Трагедия или эксперимент?». Правду не нужно было придумывать. Она уже существовала. История сложилась сама собою. И вот ее подтверждение.
Профессор вернулся в нору, чтобы рассказать малышке историю.
– В этом мире много маленьких девочек, Алиса. Помнишь, в книгах, которые я тебе читал, дети живут в особенном мире. Золушка, например, Красная Шапочка, Гретель, та Алиса. Они бегают по траве, слушают пение птиц, гуляют в лесу. Это всё правда, не выдумка, – девочка широко открыла глаза. – Но есть другие дети, особенные. Как ты, дочка. И как вот этот мальчик, – профессор показал журнал и фотографию.
– Грустный мальчик, – сделала вывод Алиса.
– Знаешь, почему он грустный? – девочка покачала головой из стороны в сторону. – Потому что у него особенная болезнь. Он таким родился. Ему нельзя было дышать обычным воздухом, поэтому он жил в пузыре, где воздух особенный, чистый.
– А этот воздух? – девочка показала пальцем куда-то вверх.
– Этот воздух для тебя безопасен. Но ты похожа на этого мальчика, тебе нельзя выходить. Тебе нельзя на солнце.
– Почему? – Алиса никак не могла взять в толк, а профессор не знал, как до нее достучаться, ведь она еще так мала.
– Солнце убьет тебя. И однажды это чуть не случилось.
– Как?
– Твоя мама бросила тебя на улице. А я спас тебя. Ты помнишь это? – девочка отрицательно покачала головой. – Ты еле-еле выкарабкалась, была без сознания. Но пока ты здесь, тебе ничего не угрожает.
– А этот мальчик? Где?
Профессор опустил голову и театрально закрыл лицо рукой, готовый разрыдаться.
– Он умер, Алиса.
Глаза ее стали огромными и круглыми, как блюдца. Вот так смерть пугает даже маленьких детей.
– Почему? – заплакала Алиса и снова посмотрела на грустного мальчика в прозрачном пузыре.
– Его достали из пузыря, и воздух убил его. Но с тобой так не случится, пока ты сидишь здесь, понимаешь?
Она решительно согласилась с этим, не раздумывая ни секунды.
– А ты был обычным мальчиком?
– Да. Я был обычным. Но это ничего не значит. Пока ты здесь, со мной, ты в безопасности. Ничего не бойся.
И после этого рассказа у Алисы возникло больше вопросов, чем ответов. И чем старше она становилась, тем больше вопросов крутилось в ее голове.
Папа оставил ее одну, на ночь, выключив свет. Когда он уходил, девочка вцепилась в журнал и попросила оставить его. И папа оставил. Этого мальчика больше не было. Как грустно и страшно!
Алиса закуталась в одеяло с головой, боясь даже пошевелиться. Планшет с мультиками папа забрал, но всю ночь она продолжала видеть во сне кроликов. Они снова прыгали, скакали, как ненормальные, сверкая и отражаясь от луны. Алиса помнила, как выглядела луна. Но она не могла вспомнить ни одного плохого человека. Да и хорошего, впрочем, тоже.
А еще на луне был мальчик. Лунный мальчик. И он крикнул Алисе: «Беги!». И назвал ее другим именем, чужим. Тогда Алиса проснулась, но не могла вспомнить это имя.
Только теперь она иногда думала о маме. У многих детей из сказок не было мам, только злые мачехи. Многие дети из сказок ошивались в разных местах, не думая о мамах. У Красной Шапочки была мама, но та почему-то отправила девочку одну в темный лес. В этих сказках мамы были странные, поэтому Алиса твердо решила, что лучше папы не может быть никого на целом свете. Он охраняет ее от плохих людей, кормит, меняет белье, приносит книги. Ни одна мама из книжек этого не делает.
3.
Когда наступал день купания раз в неделю, папа приносил большой розовый таз в погреб. Алиса хорошо различала цвета, так что теперь могла хорошо безошибочно угадать цвет тазика.
Еще папа приносил душистое мыло, мочалку и шампунь. Алиса снимала с себя всю одежду и лезла в теплую приятную воду. Ей нравилось купаться. Это душистое мыло прогоняло затхлый неприятный запах, который нарастал на теле в течение недели. Папа аккуратно поливал волосы из кувшина, затем намыливал их шампунем, намыливал спину, мыл за ушами.
– А ты почему не моешься? – спрашивала Алиса.
Папа громко заливисто смеялся и объяснял ей, что моется каждый день. Только тазик у него намного больше, там, наверху. Тогда Алиса снова настороженно смотрела в сторону входа в нору. Теперь она каждый раз следила за тем, чтобы папа не забыл ее закрывать.
В норе вода быстро остывала, так что спустя минут десять в ней уже не было так приятно сидеть. Профессор быстро доставал девочку, вытирал полотенцем и одевал в чистую выглаженную одежду. Ему самому приходилось всё стирать, сушить и гладить. Это выматывало, иногда он чувствовал, что на работу не остается сил. Иногда профессор становился рассеянным, забывал темы семинаров и фамилии студентов. Но никто не упрекал его за это. Всё-таки он был уважаемым профессором, доцентом. И мог оставаться в университете хоть до гроба. Не так уж много философов было в стране, желавших работать за гроши.
Но он любил свою работу. А теперь даже еще больше. Потому что зарабатывал деньги не только для себя, но и для ребенка.
После «ванны» и сладкого чая девочку всегда клонило в сон. Она закрывала глаза, пока он читал ей очередную сказку, ее голова запрокидывалась, и это зрелище всегда умиляло. Тогда он клал ее на матрас, укутывал одеялом и целовал в лоб.
Затем поднимался по лестнице открывал крышку, вылезал из погреба. Закрывал тяжелую крышку и вешал тяжелый навесной замок. Проверял его надежность несколько раз. Заводил машину и перегонял ее так, чтобы она стояла прямо над погребом. Эти действия стали для него так привычны и логичны, что мужчина никогда не задумывался о правильности действий. В конце концов, так живут все люди. Совершают механические действия, никогда не думая о том, правильны они или нет.
Он не держал девочку взаперти, он прятал ее от жестокого мира, он прятал ее от плохих людей. Эти люди повсюду: соседи, знакомые, коллеги и даже те, кто, казалось бы, должен защищать. Они иногда приходят сюда, задают вопросы, получают стандартные ответы и уходят, не оставляя после себя ни памяти, ни запаха, ни цвета.
Мир продолжал вращаться…
Глава 10.
О чем рассказывал Тэд
1.
Павел застукал Алису, когда та ночью прокралась в кухню. Она хорошо ориентировалась в темноте, так что даже не включала свет. В холодильнике было много еды, но Алиса выбрала кусок яблочного пирога, достала его и тут же набила рот.
Он был счастлив. Это было настоящее событие. Девушка проявила волю, и сама решила, когда может есть. И тут же он поймал себя на мысли о том, какими странными были его рассуждения. Он бы никогда не позволил своему ребенку таких вольностей. Застукай он своего сына ночью у холодильника, то устроил бы ему офицерскую взбучку. Но не в этот раз. Не в этом случае. Сейчас привычные ценности не действовали. И было это странно. Разве могут ценности подстраиваться под случаи? Обычно он сам критиковал людей за такое легкомыслие. Но теперь вспомнил, как много было таких случаев в жизни!
Одно он знал точно: если девочка и правда та самая Евгения, всего через месяц ей должно исполниться восемнадцать лет. Она станет взрослым человеком, не знающим, как жить в этом странном, чужом для нее мире. Предстояло много работы.
Алиса начала поправляться, щеки немного округлились, плечи перестали быть такими острыми и угловатыми. Павел читал отчеты о расследовании каждый день, но не находил ничего, кроме сухих отписок. Особенно в ужас его повергал первый отчет.
Найден человек…
Словно кошелек или смартфон.
Женщина, 13-17 лет, рост 153 см, вес 38 кг. Руки были связаны спереди шнурками, отсутствовала одежда. Следы сексуального насилия отсутствуют. Токсикологическая экспертиза отрицательная…
Он читал по сотне таких протоколов в год, но никогда еще не испытывал такого отвращения. Теперь это не был обезличенный человек. Это была настоящая живая девушка, умеющая думать, говорить и даже танцевать. Психолог, узнав о пристрастии Алисы к чтению и танцам, дала Павлу совет не препятствовать этому, а как можно больше позволять ей свободы действий.
Значит, если она хочет танцевать, пусть танцует. И она, сперва нехотя, но затем всё смелее и смелее начала притопывать ногами по паркетному полу. Павел попросил жену дать Алисе полный доступ к ее компьютеру (ведь свой он использовал для работы), чтобы девочка могла включать музыку, когда хочет. Жене это нравилось всё меньше и меньше, но оставалось потерпеть совсем не много.