В дебрях Кара-Бумбы

Ванькин папа и война

Это было давно. В первые дни Великой Отечественной войны. В одной семье вместе с папой и мамой жили брат и сестра – Ваня и Галя. Они были ещё маленькими, но, чем могли, помогали маме по хозяйству. А в основном они играли друг с другом и пели песни.

Вечером в доме на лестнице иногда не горел свет, и ребятам казалось, что на чёрном ходу сидит медведь. Возвращаясь с улицы домой, они, бывало, проносились мимо этого чёрного хода как угорелые. А вот их папа мимо чёрного хода никогда не бегал.

Он даже не испугался, когда и война началась. Мама заплакала, а он сказал:

– Ничего, разобьём фашистов! – И пошёл в военкомат записываться добровольцем на фронт.

Но никто его на фронт не отправил, а ему дали бронь – оставили работать на своём заводе.

Ваня с Галей очень огорчились, что их папа не поехал на фронт, но всем ребятам во дворе они сказали, что папа будет воевать в тылу и у него под рубашкой самая настоящая броня.

И вот так папа три года на заводе работал – выпускал танки. А потом как-то раз пришёл домой и сказал:

– Ну, ребятки, я всё-таки добился своего! На фронт еду! – И стал собирать вещи.

Ваня ему тоже помогал. А когда мама вышла из комнаты, он попросил:

– Пап, возьми и меня на войну, а?

– Нельзя, – покачал папа головой. – Ты здесь за Галюшкой следить должен.

«И ведь правда, – подумал Ваня, – Галя-то у меня ещё маленькая. А вдруг её кто тронет?»

На прощание папа поцеловал ребят и сказал, чтобы они не баловались. Мама опять заплакала, а ребята нет. Чего плакать? Ведь папа разобьёт фашистов и опять приедет!

И Ваня с Галей висели у папы на ремнях. Повиснешь, а они не рвутся, скрипят и новыми ботинками пахнут.

Потом папа надел пилотку, оглядел комнату и сказал:

– Ну, пора идти…

– Ваньк, а что, наш папа – лётчик? – спросила Галя у брата.

– Нет, – ответил Ваня. – Он танкист.

– Не обманывай, – сказала Галя, – у танкистов пилоток не бывает. У них танкетки!

Ваня засмеялся. Ну чего она в Красной армии понимает? Ничего.

Только тут, правда, и он сам немножко ошибся. Папа сказал:

– Я служу в пехоте.

И уехал.

Скучно стало без него. И на лестнице страшнее. Галя дня через два прибегает к Ване и говорит:

– Ты знаешь, на чёрном ходу не медведь, а сам фашист сидит. Он такой лохматый, с красными руками, а нос у него синий-синий.

Ваня разозлился на Галю. Зачем она такую ерунду говорит? Кто фашиста к ним на чёрный ход пустит?

Мама часто плакала, а Ваня держался. Мало ли почему от папы не было писем. На войне ведь всё бывает. А всё же иногда и ему страшно становилось: а вдруг папу уже убили?

Но он Гале об этом ничего не говорил. Пусть себе играет.

Так много месяцев они жили втроём. Наступила весна 1945 года.

И вот как-то раз в комнате зазвонил телефон. Ваня снял трубку и сказал, что мамы нет, а когда придёт, он не знает.

А в трубке какой-то дяденька засмеялся:

– Ванька, да это же я, папа твой!

– Папа! – закричал Ваня и от радости трубку повесил.

А когда опять снял – только гудок гудел.

Ух и перепугался же он тогда!

Но тут телефон опять зазвонил, и Ваня услыхал папин голос.

– Ванечка, скажи маме, что я в госпитале, приходите ко мне завтра.

– Обязательно! – закричал Ваня. – Как мы тебя все любим!

Галя тоже влезла в разговор.

– Папа, а ты жив? – спросила она и сразу же отдала Ване трубку, захлопала в ладоши и стала прыгать на диване.

Под конец разговора папа поцеловал ребят и сказал:

– Ну, до завтра!

Теперь Ване нужно было маме на работу позвонить. Он позвонил, но не сразу всё сказал, а сначала спросил:

– Мама, а ты знаешь что?

А мама в ответ:

– Я ведь просила тебя не звонить так часто!

– Ну ладно, не буду, – сказал Ваня. – А наш папа знаешь где? В госпитале, вот где!

Вдруг в трубке что-то зазвенело, какие-то голоса послышались:

– Дайте воды! Валерьянку!

Ваня зовёт маму, а она не подходит.

Потом какой-то человек подошёл:

– Ничего, мальчик, всё в порядке. Маму начальник позвал.

Смешной какой-то был человек. Будто Ваня ничего не понял. А Ваня всё понял, и не нужно было его успокаивать.

Назавтра ребята пошли в госпиталь. Встали рано-рано, а на улицу вышли поздно. Это мама была виновата. Это она Галю хотела красивой сделать. Бант ей на голову привязывала, ботинки чистила. А Ване она сказала, чтобы он надел курточку. Такую, с белым платочком.

Да и сама мама тоже долго одевалась во всё новое. А когда она надела красную кофточку с голубыми цветами, Галя прошептала:

– Ой, мама-то у нас какая хорошая! И вся в салютах!

Они вышли на улицу.

Ваня нёс для папы подарок. В коробке лежали плитка шоколада и Галины рисунки. Там были нарисованы только люди и домики в дыму, и Галя говорила, что это война.

Когда к остановке подъехал трамвай, вагоновожатая не хотела впустить ребят через переднюю площадку.

– Народу полно! – сказала она. – Сидели бы дома!

Но Галя уже стояла на подножке.

– А мы к папе едем, в госпиталь. И нам даже без очереди можно! – сказала она и вошла в вагон.

Вышли ребята не скоро. Они приехали на окраину города.

Когда они шли по госпитальной лестнице, мама очень волновалась и всё спрашивала у Вани с Галей:

– Какой он будет, какой он будет?

А откуда им знать, какой папа будет? Такой, наверно, как и раньше: фокусы показывать будет, в кино с ними ходить будет.

И Ваня с Галей перескакивали через две ступеньки.

Но к папе сразу не пропустили.

– Ваш муж в шестой палате, – сказал доктор, – он вас ждёт. Только халат наденьте.

Мама надела халат и тоже стала похожа на доктора. А на ребят халатов не было, и они надели взрослые ночные рубашки. В них ни рук, ни ног не видно.

– А для чего так? – спросила Галя.

– Это потому, что ты заразная, – шутя сказал Ваня.

И они пошли по коридору. Тут ходили перевязанные бойцы. А один был с палочкой, и у него на глазах тряпочка висела. Как в жмурки играл.

Галя открыла рот и стала смотреть на него. А Ваня ей сказал:

– Не смотри! Он не видит.

И ему было очень жалко раненого бойца.

И вдруг Ваню сзади кто-то подхватил и подкинул к потолку. Глядит – и Галя тоже уже под потолком руками машет!

– Папа! – узнал Ваня сразу.

– Папа! Папа! – закричала Галя.

И ребята стали его целовать в лицо, в нос, в уши. А он – их.

Сначала долго целовались, потом пошли в палату.

Папа усадил ребят на постель, а сам полез в тумбочку. Оттуда запахло чем-то вкусным.

Ваня тоже туда заглянул. А там были конфеты, и яблоки, и кисель в стакане.

Но Ваня у папы ни крошки не попросил. Папе поправляться надо. А ребята сами по своим детским карточкам всё получают.

– Ну, братцы-кролики, ешьте, я для вас сберёг, – вдруг сказал папа и высыпал конфеты на постель.

Ваня их сначала сосал понемножку, потом стал есть целыми. А потом даже две штуки в карман положил.

И Галя тоже ела.

А папа всё с мамой говорил. Мама ему рассказывала, как обувала ребят, как кормила, как они его ждали.

Потом папа рану показывал на ноге.

Ваня думал, что это будет какая-нибудь дырка от пули и через неё смотреть можно будет, а это была просто красная кожа. И крови даже не было.

– Поджила, – сказал папа и завязал ногу. – Теперь уж скоро войне конец.

– Ой, папа! – вспомнил Ваня. – Мы тебе подарок принесли!

Он вынул из коробки шоколад и Галины рисунки. Он думал, что папа сразу же шоколад съест, но ему понравились только непонятные рисунки.

– Вот молодец! – удивлялся папа и целовал Галю.

Долго ребята сидели у папы, чуть ли не до самой ночи. Ему и градусник ставили, и пилюли давали, а они всё сидели.

Потом Галя сказала:

– Я хочу спать!

И все стали прощаться.

Папа проводил ребят до ворот госпиталя.

И вдруг они увидели, как все люди стали выскакивать из домов на улицу, потому что на площади заговорило радио:

– Товарищи! Враг капитулировал! Мы победили!

И что тут поднялось! Все люди стали обниматься и целоваться друг с другом. А потом какие-то мужчины подхватили папу на руки и стали его качать. Папа взлетал к небу и махал руками. А мама кричала:

– Осторожно! Осторожно!

И тут же прямо в больничном халате папа решил поехать домой. Мама сказала, что, наверно, врачи будут ругаться, но папа ответил:

– Ничего не будут! В такой день можно!..

И вот ребята пришли к себе в комнату и в один голос закричали, что как хорошо, что нет войны, и как хорошо, что снова можно жить вместе с папой и мамой!

Находка

Витя шёл по бульвару удивительными зигзагами… Не обращая внимания на прохожих, он устраивал… взрывы. Подойдёт к одной куче листьев и по ней ногой – трах! Подойдёт к другой и снова – трах! А листья, как из пушки, – вверх! И долго летают в воздухе.

Витя – белобрысый мальчик с бледненьким лицом и синими большими глазами. На нём кепка козырьком на затылок, через плечо на верёвочке висит портфель, от которого пахнет скипидаром. Для того чтобы портфель выглядел новым, Витя чистит его ваксой.

Мальчику хочется есть. Сегодня мама дала ему на завтрак пятнадцать копеек, но Витя потратил деньги не по назначению. Он купил себе бумажные пистоны и забавлялся ими во время школьных перемен. Пистоны оглушительно стреляли, когда по ним били каблуком, и все ребята завидовали Вите.

Но вот Витя погнал по бульвару какой-то упругий газетный комок, который выскочил из кучи. Витя бил по нему и с разбегу, и с места, и «через ножку». Наконец, подогнав комок к выходу с бульвара – здесь уже проходила трамвайная линия, – Витя положил его на блестящий, будто отникелированный рельс и топнул по нему ногой.

Вдруг перевязанный верёвочкой комок развернулся, и Витя увидел под ногами… деньги. Это были пятирублёвки, лежавшие на рельсах, словно синий веер.

– Клад! – прошептал Витя и, моментально схватив деньги, прижал их к груди и что есть силы понёсся домой.

Ему всё время казалось, что за ним кто-то бежит.

«Фу! Даже не верится! – подумал Витя, взлетев к себе на третий этаж. – Вот бывает же: шёл, шёл и нашёл».

Он быстренько сосчитал пятирублёвки. Их было ровно двенадцать, новеньких, хрустящих.

«Обалдеть можно! Шестьдесят рублей!»

У Вити вдруг отчаянно заколотилось сердце и что-то сжалось в животе. Ему было и радостно, и страшно. Нет, этого никогда не может быть, чтобы на улице просто так деньги лежали. Их, наверно, кто-нибудь специально положил – проверить людскую честность. Но всё-таки, кто же будет бросать специально такие деньги на землю? Видно, они кем-то потеряны! И, значит, их можно тратить!

Дома Витя незаметно от мамы спрятал в тёмный чуланчик деньги. Там лежали старые галоши, газеты, утюги, бутылочки из-под лекарств, и туда редко кто заглядывал.

За столом он сидел молча, уткнувшись в тарелку. Запах картофельного супа приятно щекотал ноздри, но зачем наедаться супом, когда можно пойти в магазин и взять двадцать пирожных, даже тридцать?! А что, если правда купить тридцать пирожных, угостить маму, всех соседей и самому наесться на целый год?

А ещё можно накрыть во дворе стол и поставить на него всяких яблок и печений, а потом позвать всех ребят. «Что за праздник у вас?» – будут спрашивать прохожие. А ребята хором ответят: «Это Витя Горчаков угощает! Он добрый». Но, конечно, всё это глупости. Яблоки и пирожные съешь, а назавтра всё равно опять их захочется. Надо что-нибудь из вещей купить, чтобы надолго хватило. Но что? Ботинки? Шапку? Пальто?

Витя почувствовал, что голова у него пошла кругом. Ему так спокойно жилось, а теперь прямо места себе не найдёшь. Маме деньги показать – начнёт спрашивать, откуда взял, и ещё, чего доброго, отнимет. Надо, скажет, найти хозяина… А где его найдёшь? А ребятам показать – позавидуют или скажут: «Давай тратить на всех»… А жалко их без толку тратить…

После обеда Витя решил пойти на улицу, чтобы прикинуть, на что можно потратить деньги с толком. Шагать по проспекту с деньгами было очень приятно. Первым делом он выпил стакан газированной воды за четыре копейки и разменял первую бумажку. Потом он зашёл в рыбный магазин и съел пирожок с вязигой и бутерброд с красной икрой. Вязига от обыкновенного риса отличалась лишь тем, что пахла рыбой.

И Витя понял, что потратил деньги без толку. А может быть, и с толком, потому что в следующий раз он никогда не купит такого пирожка.

Есть больше не хотелось, и тогда Витя поехал в мебельный магазин. То, что он задумал, было просто невероятно. Он решил купить шкаф, погрузить его на такси и привезти домой. Мама ахнет: «Откуда это?» Но возвратить истраченные Витей деньги она уже не сможет: «Купленный товар обратно не принимается».

Но в мебельном магазине была толкучка: привезли алюминиевые кровати-раскладушки, и Вите расхотелось покупать шкаф. Он решил поехать в зоопарк.

В центре парка на маленьких ослах и пони по кругу катались ребятишки. Витя сначала прокатился на осле, потом на пони, а в другом месте зоопарка залез на верблюда. По бокам верблюда висели две корзиночки, и справа от Вити вдруг очутилась какая-то девочка. У неё были длинный нос и светлые волосы, а на макушке висел голубой бант, который развязался. К Витиному верблюду за хвост был привязан другой верблюд, и, когда караван под предводительством старика с кожаной сумкой и билетиками, как у кондуктора, тронулся, девочка схватила Витю за руку. Витя хотел отдёрнуть руку и сказать: «Чего хватаешься?» – но, увидев, что девочка побледнела, успокоил её:

– Это ещё ничего, а других вот тошнит.

Караван медленно двигался по аллеям. Справа и слева в высоких клетках рычали тигры, выли шакалы и летали попугаи. А в огромном котловане с каменным барьером по серым скалам ходил белый медведь.

Свою спутницу по каравану Витя потерял в толпе в ту же минуту, когда девочка вылезла из корзинки на деревянный помост. Потом он её увидел с мамой около газетного киоска. Но подойти к ней не решился. И стало Вите почему-то грустно. Нет, надо было бы взять с собой кого-нибудь из знакомых мальчишек.

Побродив ещё немного по аллеям и съев три эскимо, Витя отправился домой.

И хотя мама всегда говорит, что деньги летят очень быстро, при подсчёте оказалось, что за целый день был истрачен всего-навсего рубль.

В чуланчике Витя начал заворачивать в чистую газету своё богатство и вдруг обнаружил в старом бумажном комке записку. Как он раньше не обратил на неё внимания?

«Дорогая мамочка! Поздравляю тебя с днём рождения. Целую. Алёша».

Витя вздохнул. Вот не было печали – хозяин нашёлся! Шёл, наверно, к маме и потерял. Но нет ли адреса ещё на бумажке? Нет? И, значит, этих денег всё же Витя хозяин! А почему теперь Витя хозяин?

Витя вдруг представил себе незнакомую «мамочку». Она почему-то походила на Пелагею Павловну, жившую под Витиной квартирой. Маленькая, морщинистая старушка в чёрном платке. У неё был только один зуб, впереди. Витина мама в праздники всегда угощает Пелагею Павловну пирогами. Старушка тоже имела где-то взрослого сына, но в каком городе он жил, Витя не знал.

Вечером, когда Витя лёг спать, в животе у него что-то урчало. Наверно, переел мороженого. Вите захотелось сразу уснуть, и он стал считать слонов… Один слон… два слона. Но вдруг Вите показалось, что вместо слонов он считает свои деньги. Да, да, у него в руках деньги, как синий веер. И даже больше – он стоит в магазине и покупает велосипед и два пирожка. А затем к нему подходит верблюд и по-человечьи говорит: «Ага, попался! Теперь я скажу старушке!» И Пелагея Павловна хочет укусить Витю своим единственным зубом.

Витя проснулся в шесть часов утра. «Что же делать? – думал он. – Ну хорошо, положим, я деньги как-нибудь верну хозяину. Но ведь это благородный поступок! А кто о нём узнает? Может быть, сходить с этими деньгами в «Пионерскую правду»? Главный редактор, конечно, сразу распорядится, чтобы Витю сфотографировали и написали о нём такую заметку: “Вчера ученик 4-го класса «Б» Витя Горчаков нашёл крупную сумму. Не истратив ни копейки, Витя решил вернуть деньги пострадавшему. Пионер просит пострадавшего зайти по адресу: 4-й Колобовский, дом № 27, квартира № 8. С часу дня до шести вечера. На снимке: Витя Горчаков с деньгами”».

Но этот план Витя отклонил сразу. Ну, положим, что редактор напечатает такую заметку. Её все прочтут, и тогда любой человек сможет прибежать в редакцию и сказать: «Отдайте! Это я потерял!» А как его проверишь? Но, конечно, для этой проверки можно будет отвести специальный кабинет, и Витя будет сидеть за большим столом. Теперь пускай кто хочет идёт. А он каждого будет спрашивать: «А как вас зовут?» Вот тут-то он их и поймает! Но нет, наверно, никто не придёт за чужими деньгами.

В общем, после долгих размышлений Витя решил, что, как бы он ни хотел вернуть хозяину деньги, вернуть он их едва ли сможет: не найдёшь человека. И, следовательно, эти шестьдесят рублей он может тратить с лёгкой душой.

С этого дня у Вити началась весёлая неделя. Он почти каждый день ходил в кино. Покупал себе шоколадные конфеты, пирожные, приобрёл в спортивном магазине ручной силомер, купил на подставке рыбий скелет. В магазине ДОСААФа, увидев старый, ржавый телеграфный аппарат, тоже его купил. Зачем ему были нужны силомер, рыбий скелет, телеграфный аппарат, он и сам не знал, но всё-таки обладать такими вещами было очень приятно. Витя спрятал их в чуланчике и иногда сжимал в кулаке силомер и рассматривал устройство рыбьей головы. А телеграфный аппарат он разобрал и превратил в кучу интересных деталей.

На последний гривенник Витя купил себе «уйди-уйди» – смешную пищалку с резиновым чёртиком на конце.

Деньги пролетели быстро, незаметно, и теперь без них Вите было как-то легче: не надо ходить по магазинам, не надо бояться, что про деньги узнает мама и будет ругать Витю за утайку.

А в субботу папа принёс с завода получку – пятьдесят рублей за полмесяца. Они взяли с мамой в руки карандаши и стали распределять деньги на питание, на оплату квартиры, телефона, газа, на трамвайные расходы, на папиросы папе, на парикмахерскую.

Папа был серьёзен. Он сокращал то «папиросную» статью, то «киношную».

– М-да! – говорил он. – Тут надо бы выкроить что-нибудь Витюшке или на ботинки, или на зимнюю шапку, а то замёрзнет скоро паренёк.

– Ну, давай выкраивать, – отвечала мама.

И они снова писали на бумажке цифры.

Перед ужином папа торжественно сообщил, что зимняя шапка уже «выкроена» и надо завтра же пойти за ней в магазин. А иначе деньги можно распустить по мелочам, и тогда будущий помощник – Витя – простудится, останется «без головы».

– А пальто, брат, мы тебе ещё через месяц соорудим. Вот я на сверхурочную работу останусь, – улыбнулся папа.

– Ладно, я подожду, – сказал Витя и подумал, что если бы он не истратил те шестьдесят рублей, то пальто можно было бы купить хоть сегодня. Но постойте, на каком основании он мог на эти деньги покупать пальто? Он что, заработал их? Нет! Это были чужие деньги! И, может быть, незнакомый Алёша вот так же, как и папа, сидел и «выкраивал» на обеды, на одежду для своей матери. А Витька взял и махнул их в два счёта! Не понёс в милицию, не настаивал на розыске хозяина, а потихоньку, как жадный человек, проел их, потратил. Ведь, честное слово, можно было в милицию отнести! И, может быть, нашёлся бы этот самый Алёша. Вот бы обрадовался! Полмесяца не зря работал!..

У отца было усталое лицо. В тонких, упругих пальцах с въевшейся в них металлической пылью карандаш еле заметно дрожал. У отца всегда пальцы чуть-чуть дрожали, когда он приходил с работы, – это Витя заметил давно. Но сегодня ему особенно больно было это видеть. Ему почему-то казалось, что и у неизвестного для него Алёши были такие же руки.

Ответственный редактор

Сразу после ужина Боря развил бурную деятельность. Он аккуратно расставил стулья вокруг стола, налил в графин свежей воды, выключил телефон и разложил на скатерти листы чистой бумаги.

Ровно в восемь часов к нему пришли Игорь и Ромка.

– Борь, вытаскивай свой альбомчик! Я тут хорошие марки принёс – поменяемся? – ещё не сняв пальто, воскликнул в коридоре Ромка.

Но, к его удивлению, Боря вдруг сухо ответил:

– Никаких альбомчиков. Сейчас же начинаем работать. Прошу к столу.

Усевшись на стуле, Боря налил в стакан воды, отпил немножко и сказал:

– Заседание редколлегии считаю открытым. Какие у нас задачи? Нам надо написать передовицу – это раз! – Боря согнул один палец. – Надо собрать материал – это два! – Он нажал на второй палец. – И художественно оформить – это три! Я, как ответственный редактор, беру на себя передовицу и оформление, а тебе, Игорь, я поручаю ошибочный отдел.

– Как это – ошибочный?! – вытаращил Игорь глаза.

– Не бойся, не бойся. Будешь только ошибки в газете исправлять, ты же ведь хорошо диктанты пишешь. А Ромка будет завотделом писем…

– А бухгалтер кто? – спросил Ромка. – Если Борька ставит дело с разными заведующими, так нам нужен и бухгалтер.

– Ты не смейся! – сказал Боря. – У нас дело пойдёт по-серьёзному и без бухгалтера.

Игорь и Ромка впервые видели Борю таким деловитым. Ромка смотрел на него, и несколько раз ему хотелось сказать Борьке: «А что ты из себя начальника строишь? Только вчера выбрали, а ты уж и рад командовать!» Но, когда Боря дал ему ещё одно задание – принести из дома пишущую машинку, – Ромка неожиданно для себя тоже налил в стакан воды и сказал:

– Машинка будет!

С этого вечера у Бори началась новая жизнь. Он завёл небольшой коленкоровый портфельчик, на котором печатными буквами было написано «Портфель редакции», и складывал туда ребячьи заметки. По нескольку раз в день он таинственно шептался с Игорем и Ромкой об оформлении, обсуждал с ними карикатуры. Выпуск этого номера газеты был необычным – газета шла на конкурс, объявленный между пятыми классами.

Всё шло хорошо, но вот, когда Боря решил уже приступить к основной работе с клеем и красками, на одной из перемен в своей парте он нашёл заметку за подписью: «Красный глаз». В ней говорилось о том, что Ромка Кузнецов очень увлекается марками и забывает об уроках. Статейка называлась «О низком качестве географических знаний».

Весь день Боря не решался сказать Ромке об этой заметке. Но вечером, когда редколлегия вновь собралась на Бориной квартире – это было последнее заседание, утром стенгазета должна была выйти в свет, – Боря, как бы между прочим, протянул Ромке сложенный вчетверо листок.

– Возьми-ка вот, прочитай! – сказал он.

Чем дальше Ромка читал, тем больше мрачнел.

– Ерунда! – наконец сказал он и усмехнулся. – Тоже мне Красный глаз! Если я один раз про какой-то Иртыш не знал, так об этом сразу в газете печатать?

– А почему же не печатать? – сказал Игорь. – Не увлекайся марками чересчур.

– Наоборот, они мне помогают! Вот скажите, где находится Сальвадор?

– И скажем, – ответил Боря, нахмурившись, – в Центральной Америке. Сальвадор знаешь, а Иртыша-то не нашёл!

Ромка исподлобья взглянул на Борю:

– Значит, ты будешь её печатать?

Секунду Боря колебался. Может быть, действительно не стоит задевать Ромкино имя? Ведь Ромка, в сущности, неплохой мальчишка и к тому же друг. Но потом Боря сказал:

– Если пишут правду, я должен её печатать.

– «Пишут правду»! – усмехнулся Ромка. – Откуда ты знаешь, что это правда? А может быть, я совсем и не из-за своих марок пострадал, а по уважительной причине. Материал надо сначала проверить, а потом уже печатать.

– А из-за чего же ты не выучил урока? – спросил Игорь.

– Как – из-за чего? – Этот вопрос застал Ромку врасплох. – Ну, я… занят был…

– И чего ты, Ромка, тут выкручиваешься? – вдруг сказал Боря. – Ведь я очень хорошо помню тот день, когда ты по географии отвечал. Ты тогда перед уроками в филателистический магазин ходил. Было? Было! Вот материал и проверен.

– Пожалуйста, печатайте! – сказал Ромка. – Только от руки много не напечатаете.

– Ты не дашь машинку?! – спросил Игорь, побледнев.

– А что ж ты думаешь, что я на своей машинке да про себя заметку буду писать? Жди! – Ромка схватил пальто и вышел из комнаты, хлопнув дверью.

– Эх, может быть, не нужно было ссориться! – минут через пять вздохнул Игорь, потому что Боря выложил перед ним штук пятнадцать заметок, которые надо было теперь переписывать от руки.

– Ничего, – сказал Боря. – Нам такие члены редколлегии не нужны.

Он положил на пол белоснежный ватманский лист и быстро набросал контуры заголовка. Стенгазета называлась «Пионерский горн». Акварельная краска ложилась ровно и мягко. Игорь и Боря то и дело вставали на ноги, чтобы издали оглядеть свою работу.

И вдруг в тот момент, когда заголовок был уже написан, Игорь, поднимаясь с колен, задел рукой блюдечко с красно-бурой водой и опрокинул его на ватманский лист. Длинный ручеёк наискось пересёк газету.

– Тьфу! – мрачно плюнул Боря. – Вот не везёт! И машинки нет, и кляксу посадили!

– Какой-то рок преследует! – сказал Игорь. – А может, на завтра отложим? Завтра и Ромку уговорим, и на свежую голову что-нибудь придумаем.

– Да чего там откладывать! Надо закончить сегодня, и всё! – сказал Боря. – Но что только делать? Заклеить, что ли?

Он полез в свой стол и начал рыться в журналах, ища какой-нибудь рисунок. Но ничего такого подходящего к газете не нашёл.

И вдруг Боря вытащил из ящика печатный лагерный плакат. На фоне палаток стоял розовощёкий горнист. А внизу было написано: «Солнце, воздух и вода – наши лучшие друзья!»

– Эврика! – закричал Боря. – Мы спасены!

Он положил этот плакат на ватманский лист и острым концом деревянной кисточки стал обводить пионера с горном. На газете оставался еле заметный след. Потом Боря провёл карандашом по этому следу, и на ватмане улеглась точная копия горниста.

– Игорь, разводи краски! – сказал Боря и смущённо улыбнулся. – Правда, этого пионера мы должны были бы сами нарисовать, но, может быть, примут, а?

Горнисту ребята подрумянили щёки, глаза сделали чёрными, а горн посыпали золотой блёсткой…

Вдруг поздно вечером явился Ромка. Он жил в соседнем доме и прибежал без пальто, держа под мышкой пишущую машинку в футляре.

– Давайте, что печатать! – сказал он скороговоркой. – Я с папой говорил. Его тоже однажды критиковали в стенгазете…

– А заметку про себя отпечатаешь? – спросил Игорь.

– Конечно, – сказал Ромка. – Могу хоть в двух экземплярах! Мне не жалко…

Стенгазета вышла яркой и радостной. Боря повесил её на стену для просушки, и в комнате словно сразу стало светлее…

А на следующий день после уроков жюри конкурса, куда входили пионервожатая Аня и учитель рисования Юрий Осипович, начало рассматривать стенные газеты.

Вскоре ответственные редакторы со своими членами редколлегий были приглашены в пионерскую комнату. Боря вошёл последним. Он увидел свою газету, приколотую кнопками к стене, и уже не мог оторвать взгляда от пионера с золотым горном. Ему казалось, что все смотрят на этого пионера и понимают, что его нарисовал не Боря, а настоящий художник.

Редакторы, как на пионерской линейке, выстроились шеренгой, и вожатая Аня объявила результаты конкурса.

– Первую премию, – сказала она, – большую коробку акварельных красок, мы выдаём газете «Пионерский горн»!

Боря подошёл к Ане и под аплодисменты присутствующих получил награду.

– Спасибо за краски, – тихо сказал он Ане. – Но этого пионера с горном не мы рисовали. Он был на плакате напечатан.

Боря ожидал, что сейчас ребята закричат: «А-а, на чужой счёт живёте!» – но, к его удивлению, ничего этого не произошло.

– Правда? – спросила Аня. – Хорошо, вы его перевели, но мы даём вам премию не только за рисунок… У вас принципиальная газета.

И она, чуть-чуть улыбаясь, посмотрела на Ромку.