Одинокий художник – так он изредка любил себя называть – приветливо встретил специалиста в назначенное время и тут же, вовсе не от того, что был не гостеприимен, а, скорее, чтобы ничем не помешать, удалился в соседнюю комнату, предварительно описав с волнующейся вязкостью и высокопарностью речи, которые уходили в крайнюю претенциозность, свои трудности, нагрянувшие, подобно стремительной майской грозе.
Провозившись почти полдня, мастер ровным счетом не объяснил ничего конкретно. Г-н писатель же совсем не проверял процесс работы, ему было неспокойно лежать, но зато он был уверен в том, что завтра, наконец, сможет погрузится в введение, в эту близящуюся новую эру творения. Настрой – будет; как только все вернется на круги своя, возникнет и спокойствие. По крайней мере не может же его оборудование находится в столь плачевном состоянии, что даже серьезный специалист толком не сможет ничего предпринять.
И вот, самостоятельно пройдя в коридор и собираясь уходить без всяких слов, техник встретил там хозяина квартиры и их взгляды стремительно метнулись вверх, пересекшись в одной параллели. Один насторожился, ожидая вновь быть пораженным речью второго, другой будто впал в ступор от ощущения утраты надежды и от того, что его, хозяина квартиры и клиента, словно и не замечают в собственном жилье.
– Короче, нужно разбираться, проблема непростая. Если нормально по времени, то могу заскочить к вам в понедельник или через пару недель, тогда и продолжу, – мастер застегнул сумку и добавил: – скорей всего это из-за самой техники, понимаете, совсем древний аппарат у вас, уважаемый!
Бедный заказчик долго обдумывал свои планы и распорядок дня, каждого на неделе, так долго, что пот выступил на лице работника и ниточка рта с каждой секундой стала натягиваться все сильнее и сильнее. И, хотя, неловко разделяя пальцами бороденку то на два, то на три клочка, обладатель старенького компьютера с некоторым разочарованием смотрел на то, как специалист уже готов был уйти без особых переживаний – возможно, тому стоило проявить побольше эмпатии, – все же одобрил понедельник, этот или следующий, для дальнейшего разбирательства. Лишь для справки он решил уточнить:
– Благодарю, кланяюсь вам честно, ведь альтруизм и человеколюбие в таких делах новы, чужды многим… Да, время сейчас непростое, всякие, знаете-ли, приходят и уходят, а мы сидим в своих сутолоках, набиваемся с бытовыми неурядицами. Никогда ведь не знаешь, в чем трудность, в чем суть, это у меня так. Вы не думайте, что все так просто выглядит. На самом деле этот компьютер мне необходим для новой работы, дела жизни, – он смотрел прямо в глаза мастеру, и говорил так, точно хотел вытрясти из того душу. – Впрочем, об этом вы потом узнаете наверняка, сами узнаете, без меня. Вот, допустим, эта трудность. Долго ли ее рассматривать, не знаю, но, к сожалею, ничего не решилось и это факт, именно это мы видим теперь, а, стало быть, зазря проделан такой путь. И вот к чему это я про долгие процессы, трудности, разве у вас не работают так, чтобы, как это дотолковать, донести… Чтобы после самих работ вам одобрили еще одни, чтобы мои трудности не выходили за рамки…
– Ближе к сути! – техник прервал речь г-на писателя, повысив голос. Он стоял, опершись на дверь, от пота у него были мокрые волосы и шея, ворот рубахи прилипал к надувающимся от невыносимого жара венам, товарищ воочию страдал от желания бежать прочь, которое невозможно осуществить, если строго нужно сохранять клиентоориентированность – того требовала компания. Казалось, еще чуть-чуть, и мастер вылетит в дверной проем, как бешеный порыв морского ветра, позабыв об оплате. Тем более хозяин квартиры вовсе сжался от того, что потерял всю нить разговора и забыл, что хотел спросить. Еще какое-то время г-н писатель стоял неподвижно в попытках вспомнить, на чем он остановился, а затем, когда понял, что ему срочно нужно остаться наедине с собой, он решил в самой деликатной форме выпроводить работника.
– Ну что ж, засим можем обсудить последнюю преграду. Ведь я, знаете…
В этот момент худощавому, но плечистому мужчине, видимо, окончательно поплохело, мысль о том, что сейчас весь разговор начнется заново переломила его терпение.
– Хватит! – прикрикнул мастер и сдвинул брови. – Мы все обсудили! Я вернусь, когда пойму причины! Все!
Г-н писатель еще какие-то секунды смотрел на него с приподнятой веерообразно жестикулирующей рукой в надежде на какие-либо действия, но его выражение лица стремительно менялось. Постепенно он сконфузился до такой степени, что сам бы не разобрал собственного бормотания:
– Ну, я… ладно, до встречи… имею в виду я… – он так опешил, ощутив ком в горле и тяжесть в голове, что на секунду очутился в некой прострации. Он понимал необходимость выпроводить работника, отпереть дверь, но будто не мог принять никакого решения, чтобы сдвинуться с мертвой точки физически и умственно.
– Папаша, уважаемый, быстрее, расчет! – голосил то грозно, то едва не плача ремонтник.
Грозным коршуном он висел над побелевшим лицом бедного хозяина квартиры. Тот, убрав глаза в сторону, во тьму под шкафами, трясущейся рукой достал из пиджака в проеме гардероба кошелек, и стал быстро напихивать в карман работника купюры, которые, сминаясь и прорываясь, то падали на пол, то оставались висеть кусками на кромке кармана. Теперь он обливался потом не меньше мастера, в голове у него все запуталось в один безобразный сложный ком. С каждым мигом трясучка одолевала все больше, и стоило ему в одну секунду вновь взглянуть на бордовое, мокрое, рассерженное лицо мастера, как вдруг он понял, что не дышит. В глазах потемнело, но его туловище вместо того, чтобы упасть, решило застыть на месте вопреки чудовищной слабости.
Мастер попятился назад, приоткрыв рот. Загнав висящие остатки купюр внутрь кармана, он мигом щелкнул замок и исчез на нижних этажах.