– Здравствуй, я тебя ждала! – эти слова свели его с ума раз и навсегда.
– Мы знакомы?
– Да, то есть прямо сейчас и познакомимся! – и она взяла его цветы, изящным движением тонкой руки отправив их в урну, – Не люблю гвоздики, от них пахнет вечным покоем!
– Прости, я не знал.
– Ничего, у нас впереди еще много времени, узнаешь!
И, улыбнувшись, она сделала то, что плясало перед ее глазами вечным болотным неугасимым огоньком столько долгих месяцев, то, что она мечтала сделать с первой самой встречи под снегопадом, то, ради чего она жила – не жила все это время – она прильнула к его губам, растворилась в них, в его объятьях – робких, удивленных, затем все крепче – нежных, страстных, грубых, любимых.
Он дал увести себя безоговорочно, лишь изредка оборачиваясь на громилу-телохранителя. Шел, как зачарованный, слегка задыхаясь от волнения, опасаясь лишний раз даже взглянуть на нее – вдруг все это закончится, вдруг разорвется, как паутинка, блеснет в лучах солнца и навсегда исчезнет, словно мираж. "Нет, это не я иду рядом с ней, нет, так не бывает". А ее уверенная легкая походка, рассыпала звон каблучков, словно колокольчиков, делая светлым и радостным путь, неумолимо приближающий их к счастью.
Дома, не дав ему прийти в себя от первого поцелуя, она тут же повела массированную атаку на его разум и тело – скинув с плеч легкий струящийся мех, осталась в чем-то немыслимо-прозрачном, ничуть не скрывающем совершенные ее формы, и тут же довольно трезво и толково объяснила горе мускулов, застывшем на пороге, что именно надо купить и доставить в течении десяти минут и оставить на пороге, не тревожа звонком. Затем, усадив свое сокровище на мягкий низенький диван, принялась готовить коктейль, мило мурлыкая о том, что хозяйка она, к сожалению, никакая, и она очень надеется, что не оскорбит своего гостя отсутствием гастрономических изысков собственного приготовления. "Кроме коктейлей, их я готовлю просто божественно!" – сказала она, подав при этом бокал. И еще он просто обязан простить ее за беспорядок (искусно спланированный лучшим в их городе дизайнером интерьеров), и за отсутствие тапочек (они просто потерялись бы в густом ворсе ковра).
Молодой человек молчал, слегка открывая рот, как рыба на жарком песке отмели, и судорожно сглатывал что-то там в горле. Он был простым, хотя и очень симпатичным парнем, достаточно опытным в общении с такими же простыми и молодыми из "поколения Пепси", и все, что с ним сейчас происходило – и эта изумительная женщина, словно с обложки жутко дорогого журнала, и какая-то нереально роскошная квартира с меховым ковром, и бессловесный громила-телохранитель, и сама ситуация – в своем роде это тоже был определенный переворот в сознании рядового Мотылька, довольно причем заурядного в среде ему подобных. Он не знал, что ему сказать, куда деть руки, куда надо смотреть и куда не следует смотреть слишком откровенно (а в ней все было откровенно и напоказ).
Что же касается нее – долгожданный гость был воплощенной мечтой, и она не видела в нем ничего, кроме слепящего ореола придуманного ей самой образа: ни помятого белого плаща, ни нечищеных ботинок на толстенных подошвах, ни поношенных кожаных брюк и слегка грязноватой майки с надписью на иностранном языке, призывающей к миру. Это был ее Мотылек, ее, и больше ничей! ("Уже ничей!")
Ее красота, новоприобретенная, выстраданная ради него, расцвела всеми красками (что в принципе трудно было даже представить, куда ж еще красивей!), и если бы ее увидел сейчас тот самый белоголовый визажист, давно ушедший в прошлое, то счел бы себя просто Творцом – Создателем и умер бы от счастья (а не переехал бы с немалой кучей денег в Столицу и не открыл бы там свой новый салон).
Она вся лучилась, ярко и светло улыбаясь фарфором зубов, сверкая белизной плеч и синевой глаз, еще капля – и взорвалась бы фейерверком искристых брызг, испачкав ковер.
На самой вершине этого кульминационного сияния наконец-то в Мотыльке сработал спасительный первобытно-физиологический инстинкт – он просто сгреб ее в охапку, утонув в ароматах неведомых духов, и, отдавшись на волю отработанных на практике поступков и жестов, распластал неземное создание на пушистом ковре, на короткий миг забыв обо всем земном и грешном.
Позже, много позже, они лежали на мягком пледе, курили и пили из одного бокала. Ее сияние погасло, и в комнате стало гораздо спокойней и темней. Она лениво перебирала его волосы и про себя думала, что она счастлива безгранично, и что волосы его непременно нужно бы помыть. Да и в ванну не мешало бы его отправить тоже.