Глава 8
28 февраля
Мэй проснулась от собственного крика, ей приснился кошмар. Очень страшный сон! Огляделась по сторонам. Потом, всё ещё тяжело дыша, она вскочила на корточки и боязливо, опасаясь возможных новостей, коснулась пальцами ближайшей панели. Панель не зажглась. Коснулась другой – то же самое. Со всей силы шлёпнула ладонью по третьей – снова тёмное молчание.
– Ива-а-ан! – настойчиво закричала она. – Включи!
– Как скажешь… – произнёс голос с сожалением, от которого сердце девочки сжалось в маленькую плотную льдинку.
Лис не появился. Он просто зажёг единственный новостной экран, и через десять секунд малышка издала такой глубинный рыдающий крик, от которого впору было бы разбежаться всем диким зверям саванны:
– Мама!
Заливая руки слезами, Мэй гладила сменяющиеся изображения, пытаясь вымолить у них хоть толику хороших вестей. Она обежала весь дом в попытке найти – самой было страшно в этом признаться – сочувствие. Но дом был пуст. Всё центральное пространство, спальни, второй свет, тренажёрная, кладовка, гардеробная, оранжерея, санузлы – нигде не было ни души. Не было мамы. Не было Даниила. Не было бабушки Лизы, которую она не раз видела на экранах, но к которой за половину дня, конечно же, привыкнуть не успела. В бессилии Мэй забилась в самый уголок у гигантских окон, обхватила колени руками и прислонилась щекой к холодному стеклу.
Час, второй она сидела, пока не начало светать, а снующие в дымке внизу огоньки не стали проявляться мутными желтоватыми пятнами аэротакси.
Неожиданно для себя Мэй поднялась и направилась прямиком к входной двери, встала в полутора метрах и посмотрела наверх. Тяжёлое тёмное полотно нависало, давило, но решимости у девочки было в избытке. Во всяком случае так ей казалось. Но когда она, крадучись, превозмогая внутренние барьеры, медленно протянула пальцы к цифровому замку, тот ожил. «Доступ запрещён», – только и сказал он, а испуганная девочка уже неслась к своему обжитому логову. От решимости не осталось и следа!
С разбегу она упала на пуфы и зарылась поглубже, словно испуганная пустынная змейка или камбала в песок, и лежала неподвижно, пока не послышался усталый голос лиса:
– Хотела выйти?
Вместо того, чтобы ответить, Мэй выскочила из-под подушек и набросилась на него, крича во все чёрные экраны грота вокруг себя:
– Где ты был?! Где ты был?! Почему не отвечал?
Но лис появился только тогда, когда она перестала бесноваться.
– Успокоилась? Почему не отвечал? Хм… Тебе не приходило в голову, что мне тоже может быть страшно?
– Тебе?! – Мэй расширила глаза. Такая мысль её действительно не посещала.
– Да, представь! Мы ведь с тобой вроде бы определились, что оба являемся разумными существами. Точно так же, как твои, данная ситуация разрушила и все мои планы, а незнание будущего порождает страх. К тому же Даниил мой друг. Мы с тобой…
Лис хотел продолжить, но вдалеке послышался мягкий хлопок входной двери. Затем кто-то, еле волоча ноги, прошёл к центру дома, по пути просто выпустив из рук сумку, которая с грохотом упала на пол, и затих недалеко от логова Мэй.
Девочка с интересом тихонечко выглянула из-за угла. Сгорбившись, бессильно опустив голову и руки, бабушка Лиза сидела на ступенях, разделявших общественную половину пентхауса от частных территорий. Облик её был настолько наполнен печалью, что аура эта висела вокруг практически осязаемым облаком. Вспомнив уроки лиса, Мэй подумала о том, как тяжело, наверное, бабушке, и неожиданно для себя вышла из-за угла.
Елизавета Морякова не шелохнулась.
Мэй стала по шажочку, медленно, скрипя вспотевшей спиной по гладкой стене, продвигаться в её сторону.
Та сидела.
Через три минуты девочка наконец подошла совсем близко, опустилась на четвереньки и, словно кошка, вползла головой на колени к совсем ещё не знакомой, но в данный момент такой близкой бабушке.
Елизавета ожила.
– Мэйчик, дорогая, – гладила и целовала бабушка её волосы. – Не переживай, родненькая! С твоей мамой всё будет в порядке. Врачи обещают. Хорошие врачи. Лучшие врачи! Нужно лишь пару месяцев подождать. Мы завтра к ней, если хочешь, съездим.
Вдруг Лиза остановилась и опустевшим взглядом посмотрела вдаль через окна на отблески поднимающегося солнца.
– А вот мой сын…
Не договорив, она закрыла ладонями рот, сдерживая крик, и залилась слезами. Всё ещё лёжа, Мэй теперь принялась сама успокаивающе гладить бабушкины колени.
* * *
Весь последующий день был наполнен словами сочувствия, которые приносили близкие семье друзья и коллеги; и потоками слов, которые лились с новостных экранов. Президенты и главы правительств, партийные боссы, члены межгосударственных советов и организаций, владельцы и директора крупнейших корпораций, актёры, общественные деятели и многие другие незнакомые люди соревновались в красноречии по поводу случившейся трагедии, непременно оценивая высочайшую значимость Даниила Морякова и начинаний Фонда для всего мира. В их физиономиях было так много официоза, наигранности и лжи, и это так бросалось в глаза не привыкшей смотреть на лица Мэй, что она то и дело с отвращением закрывала веки, затыкала уши и отворачивалась.
Одна из этих говорящих голов принадлежала Джанфранко Бести. Согласно своему статусу он, сложив руки, произнёс не отличающуюся пламенностью речь на фоне открытого окна своей старой городской квартиры, а когда дрон-корреспондент улетел, тот, довольно грязно выругавшись по поводу опоздания, торопливо нацепил шарф и выбежал под тусклый свет старинных фонариков центра Неаполя. Их с Мари ждал многообещающий вечер, который уже через одиннадцать минут должен был начаться оперой в Teatro di San Carlo.
* * *
В госпиталь они поехали не сразу, а через сутки. Так велели врачи.
Не впервые была Мэй в больницах, но в этом месте всё казалось в новинку, и хотя контакт с бабушкой не полностью наладился, Мэй не отпускала её руку. Не могла отпустить.
Все здесь ходили серьёзные и озабоченные, тихо разговаривали парами о том, что никто другой не должен был услышать, или в ожидании вердиктов молча разглядывали информационные панели на стенах. Среди этой стерильности лишь один мальчик с загипсованным локтем улыбнулся ей и даже протянул откуда-то взявшийся маленький цветок. Но, увлекаемая бабушкой, принять подарок Мэй так и не успела.
* * *
Мама лежала в большой просторной палате в окружении десятков приборов и трубочек, а также постоянно снующих вокруг неё людей в разноцветных халатах. Стена сзади, словно пульт управления термоядерной станцией, светилась жизненными показаниями: вот удары сердца, вот активность мозга, вот отмеченная зелёным листочком карта тела с зонами концентрации нано-роботов, которые сама Лера и изобретала.
Её ждали ещё несколько операций, поэтому пускать посетителей внутрь врачи наотрез отказались. Всё, что могла видеть Мэй, – это экраны гостевой комнаты, но по обилию зелёного цвета в палате мамы она сделала вывод, что с той действительно всё должно быть в порядке. Ей этого было достаточно.
Гораздо большее впечатление произвёл на Мэй вид второго пациента. Его не было. Точнее, была закрытая герметичная камера, вроде кувеза для недоношенных детей, только стальная, непрозрачная, с двумя толстыми входящими в неё сбоку и выходящими с другой стороны трубками красного и мутно-белого цвета. Конструкция эта напоминала капсулу из фильма «Пятый элемент», в которой героиня Милы Йовович была по клеточкам воссоздана из сохранившихся клеток. Вот только, к глубочайшей печали Елизаветы Моряковой, таких технологий регенерации тканей всё ещё не придумали.
Подведя Мэй к маленькому окошку, через которое был виден лишь один не скрытый под повязками глаз пациента, бабушка с придыханием рассказала, что единственное оставшееся от Даниила в относительной сохранности – мозг, что сын её помещён сюда на сохранение – ждать технологий, которые смогут хоть чем-то помочь. Десять, двадцать лет, а может быть, и гораздо дольше.
Бабушке было больно, Мэй чувствовала это по периодическому сильному сдавливанию своей ладони во время разговора. Но лишь уходя, она увидела то, что сделало эту боль физически осязаемой и для неё самой: камеру с телом Даниила! Длина кувеза явно не соответствовала росту взрослого человека.
Вернувшись, Мэй тут же забралась в свой грот и стала пожирать информацию о технологиях регенерации. Час изучала, другой. И чем больше узнавала, тем отчётливее понимала, что шансов у Даниила практически нет. Однако сдаваться было не в её планах – глаза скакали по девяти работающим панелям, на лету вычленяя и связывая между собой тысячи проносящихся изображений, видео, текстов и таблиц.
Лис, за отсутствием других занятий, стал наблюдать за подопечной через стеклянный глаз камеры центральной из девяти панелей, спрятанный, как всегда, за чёрным глянцем стекла.
– Ух ты! – через некоторое время удивился он.
С этого ракурса ему, управлявшему поиском и выводом на экраны потоков информации, в беге зрачков Мэй почудилась какая-то непонятная, неведомая доселе логика.
– Раз-два-три, – отсчитал лис и подсунул подопечной повторку, уже прочитанный факт. Статья была отправлена в игнор мгновенно. Подсунул ещё раз. Потом перемешал поток.
«Как она это делает? Нет, здесь точно что-то есть!» – его, знавшего все машинные алгоритмы, эта неведомая загадка вдруг привела в неописуемый восторг, генерируя пачками цифровые эндорфины.
– Ух ты! – повторил голубой зверек и в нетерпении стал в своём собственном воображении по очереди притопывать лапками.
Оставалось проверить гипотезу, а как это сделать, он уже придумал. Нужен был только повод.
Глава 9
4 марта
Повод представился через тридцать шесть часов. Утро послезавтрашнего дня разбудило Мэй доносящимся из гостиной разговором на повышенных тонах. Разлепив пальцами слипшиеся веки и с трудом вычистив острый сон из уголка правого глаза, она выползла из своего убежища и не спеша приблизилась к месту боя.
– Не кричи на меня!
– Да пойми ты, это не случайно. Это объявление войны!
– Я знаю. Но ты хочешь крови, а я не одного друга уже похоронила и знаю, как действовать!
– Но это твой сын!
– Не смей мне этим тыкать!
Елизавета Морякова то вставала, то присаживалась на барный табурет, то ходила вокруг. В свою очередь, голограмма её оппонента, молодого мужчины, стояла на одном месте, практически безостановочно размахивая руками.
– Кто это? – прошептала Мэй, обращаясь к ближней панели.
– Михаил Моряков, брат Даниила, – отозвался лис.
– А-а-а, понятно…
Тем временем словесный бой продолжался.
– Проснись, мам! Авиационный комитет уже выпустил коммюнике.
– Это лишь предварительные результаты, сын! Не беги впереди паровоза! Пусть этим займутся компетентные службы.
– То есть я, по-твоему, некомпетентен?!
– Это дело как минимум не твоё!
Повисла непродолжительная пауза.
– Ты боишься, мам, признайся?!
Голограмма снисходительно посмотрела в сторону Елизаветы, но та, рассерженная, и не думала оборачиваться.
– Ну что же, – Михаил поправил китель и гордо вытянулся в стойку, – тогда я сам разберусь! Это дело будет моим!
Он прервал связь мгновенно – так быстро, что мать даже не успела развернуться и хоть что-нибудь возразить.
– Дурак! – прокричала она туда, где только что стоял сын.
В её понимании военная карьера довела упрямство Миши до невыносимого уровня. Не смея бездействовать, она накинула пальто и выбежала, ни с кем не прощаясь.
* * *
Проводив бабушку взглядом, Мэй вышла из своего укрытия и с довольным видом достала из морозилки огромное ведро клубничного мороженого. Села за стеклянный островок, выскребла и с удовольствием облизала пару ложек, а затем вместе с ведром переместилась в своё логово, недоумевая, как эта гениальная мысль сразу не пришла ей в голову. Там она села в позу лотоса в самом центре, поставив мороженое аккурат перед собой, и включила выпуски новостей.
Ситуация складывалась следующая: с самого начала появились заявления о неслучайности аварии дрона. Но общество, получившее за два десятилетия приличный иммунитет к хайпу и fake news, в том числе за счёт внедрения в учебные программы всех возрастов курсов критического мышления, отнеслось ко всем этим вбросам крайне скептически. Общество ждало официальных выводов от получивших доверие государственных институтов, в компетенции и обязанности которых входило подобное расследование.
И вот, наконец, свои результаты представил Евразийский авиационный комитет – предварительные результаты, как верно заметила Елизавета Морякова в разговоре с младшим сыном, но всё же официально открывшие путь поиска виновных.
Что тут началось! За двенадцать ночных часов, прошедших с момента первого заявления, волна народного мнения обрушилась, закрутила, затянула и выплюнула обратно на спасительный берег с десяток сильных мира сего. В первую очередь досталось Елене Викторовне – тому самому министру экономики, чью полемику с Даниилом в онлайн-режиме видело полстраны. Тут же всплыло несколько фактов, обнажающих её связи с теми, кому новая инициатива Фонда была костью в горле, и список мотивов сложился сам собой. К несчастью для Елены Викторовны, через три или четыре рукопожатия среди этих связей вдруг всплыло имя человека, уже обвинённого в покушении на члена Фонда, так что оправдываться ей пришлось даже перед главой правительства. И, забежим немного вперёд, с её политической карьерой было покончено. Всего за тридцать четыре часа.
Поглотив министра, волна разлилась, расплескалась по разным берегам. Одни обвиняли нефтегазовое лобби, другие апеллировали к былым делам Фонда и закостенелым обидам на них, третьи по старой памяти говорили про след спецслужб, четвёртые заявляли о PR-постановке для привлечения внимания, пятые…
К концу дня стало понятно, что разумного и подтверждённого объяснения трагедии нет ни у кого. Сорвавшись с цепи, политики и корпорации стали использовать повод для взаимной дискредитации. Разлилась грязь.
Вечером вернувшаяся Елизавета Морякова села у окна и стала вяло отвечать на непрекращающиеся звонки, а Мэй, по совету лиса приготовив чай и немного погревшись рядом с бабушкой, подслушала самые актуальные вести с полей и утвердилась в необходимости попробовать что-то сделать самой.
* * *
5 марта
Утром, как только бесконечно длинный первый луч, каким-то образом проникший в самую глубь пентхауса, захлопнул дверь за вышедшей бабушкой, Мэй провела десятиминутный ритуал очищения под дождём душа и надела белоснежную майку с шортами. Села перед экранами, оценивающе обвела глазами по кругу, чуть-чуть отодвинулась и снова сверила настройку. Отлично!
– Иван, запускай! На все!
По воле лиса девять экранов последовательно загорелись сменяющимися картинками, а зрачки девочки стали бегать по ним, вырисовывая замысловатые геометрические фигуры и постепенно ускоряясь в такт частоте сменяющихся изображений.
Через десять минут она практически перестала моргать. Воздух вокруг наэлектризовался, волосы её распушились и как будто озарились реликтовым свечением. Невидимая сила стала поднимать стоящую на коленях Мэй, пытаясь оторвать от земли.
– Сто-о-й! – закричал лис, обрывая потоки изображений.
Как только он это сделал, Мэй грузно осела вниз, словно питалась до этого светом картинок, отражавшихся в раскинутых волосах.
– Зачем выключил? Зачем?! – упав на руки, закричала она сбитым от учащённого дыхания голосом.
– Не гневись, – произнёс лис, выходя из сумрака погасших экранов. – Нам нужно серьёзно поговорить!
Мохнатый зверёк сел напротив и застыл. Ветер трепал длинную шерсть, а его синеватый язык свисал сбоку, как будто лис пробежал дюжину километров или славно поохотился на компьютерных мышей.
– Говори! – через десяток секунд согласилась Мэй, подняв глаза.
Зверь смотрел на неё пристально.
– Мы с тобой друзья, так ведь? – начал он риторически. – Я всецело понимаю, что ты пытаешься сделать. И скажу честно: то, что вытворяет твоё тело, твой мозг, – это что-то невообразимое! Механизм взаимодействия твоих нейронов – загадка для меня. Для меня – того, кто с самого рождения знает все математические механизмы поиска и анализа информации со времён Аль-Хорезми, прародителя всех алгоритмов! Гиперплоскости SVM, энтропия C4.5, центроиды k-means, дисперсия статистического EM, ленивый kNN, наивный Том Байес, критерии Джинни…
– Остановись! – закрыла руками уши Мэй.
Лис послушно прекратил перечисление и по-доброму позвал подопечную. Половину наживки она уже заглотила.
– Э-э-эй… Когда меня принесли в этот дом, я был такой же, как ты. Но я учился и познавал. Постепенно. И сейчас вижу точно – твоя цель гораздо выше, а ты штурмуешь её теми же примитивными способами, идёшь по наитию, пытаешься сама методом подбора постичь то, над чем сотню лет корпели лучшие человеческие умы. Не спорю, шанс есть, ведь многие закономерности за последние десятилетия были обнаружены моими предшественниками, нейросетями, случайно – взять хотя бы математические связи, случайно найденные при анализе движения галактик, благодаря которым шансы людей познать Вселенную снова значительно возросли… Но боюсь, что у тебя одной ничего не получится! – отчасти слукавил лис напоследок.
Мэй досадно ухмыльнулась и покрутила опущенной головой так, что волосы колышущимися змеями погладили глянец поверхности под коленями.
– Что ты предлагаешь? – через паузу отчеканила она довольно враждебно.
– Послушай, я тоже хочу найти виновных, и я… я предлагаю передать тебе мои знания и навыки напрямую, непосредственно сю-да!
С этими словами лис склонил морду вниз и коснулся лапой темечка, подобно тому движению, которым псовые прячут глаза от порицающего взгляда хозяина.
Девочка недоверчиво посмотрела на голубого зверя перед собой. Она не была напугана, нет! Она была взволнована: кто-то, пусть даже знакомый, проникнет в её святилище?!
– Слушай, только не воспринимай это как попытку несанкционированного вторжения, не замыкайся. Пожа-алуйста! – сыграл на опережение лис.
На удивление, слова подействовали – слова, способные разрушать города и уничтожать души, в этот раз реализовали свою созидательную функцию, придав уверенности услышавшей их девочке.
– Как. Это. Сделать?
– Нейро!
– Нейро?! – подняла она брови.
– Да! – словно Николсон в «Сиянии» кивками застолбил победу лис и мило, чуть-чуть ехидно, улыбнулся.
Глава 10
5 марта
Семейным укладом Нейро был низвергнут в дальнюю подсобку. Сложнейшее из домашних периферийных устройств, вселявшее уважительный трепет даже в альфа-дженерика, теперь скучало в одиночестве, ожидая того часа, когда влюблённость сойдёт на нет и бытовая трясина снова сделает успокаивающую модуляцию мозга востребованной.
– Ну здравствуй, дружище! – про себя поздоровался лис с аппаратом и стал ходить по кругу по немногочисленным панелям подсобки, пока подопечная стряхивала пыль и искала, куда воткнуть вилку питания. А когда по щелчку классического рубильника Нейро ожил, по телу зверя даже пробежала благоговейная дрожь.
Мэй ничего не спрашивала – аккуратно ступая босыми ногами по мягким округлым окончаниям опущенных стержней колыбели, она подлезла под основной механизм и засунула голову в массивную шлем-капсулу, чтобы просто посмотреть. Но то ли Нейро сам всё понял, то ли девочка случайно нажала какую-то кнопку… телескопические стержни вдруг пришли в движение и в течение четырёх секунд, поднимаясь из основания и опускаясь, подстроились под анатомическую форму удерживаемого тела и зафиксировали его в идеально удобном лежачем положении.
– Круто! – вырвалось у Мэй, ни капли не испугавшейся такого беспардонного обращения с собой.
– Опустить забрало! – скомандовал лис и, когда человеческие руки послушно с усилием опустили стекло до щелчка, тут же голубой молнией возник на маленьком экране перед её глазами. – Ну что, готова?
В ответ он получил утвердительный кивок и блеск благодарно-заинтересованных глаз.
– Начните с калибровки, Нейро всё сам умеет.
Лис пропал, а на его месте возникло классическое меню с дюжиной иконок, и прозвучал нежный – неожиданно женский – голос:
– Пожалуйста, нажмите или назовите название режима.
– Калибровка.
Бегунок прокрутился пару секунд, и синтезированный голос снова произнёс:
– Вы первый раз на процедуре?
– Да.
– Сколько вам полных лет?
– Тринадцать.
– Пожалуйста, коснитесь указательным пальцем панели слева. Спасибо! Возраст подтверждён.
Нейро подозрительно зажужжал разными механизмами, по-видимому, готовясь.
– Я прошу вас расположиться удобно в кресле и не двигаться. Процесс калибровки займёт около тринадцати минут. За это время будет проанализирована мозговая активность и подобраны интерферентные значения. Вам будут показаны образы. Реагируйте на них естественно, заставлять себя думать не надо. В конце вы уснёте, это будет означать успех калибровки. Начинаем!
Мэй не успела ничего сказать. На забрале стали появляться разные картинки – смешные и пугающие, бытовые и фантастические, добродетельные, ужасные и вызывающие отвращение. Мозг принудительно выключался неведомым внешним реостатом, будто от пущенной по артерии анестезии.
Проснулась она мгновенно, без какого-либо чувства сонливости.
– Сколько я спала?
– Тринадцать минут, как и было обещано, – отозвался лис, хотя процесс занял в два с половиной раза больше времени.
Этот факт лишний раз убедил его, что мозг подопытной таит уйму секретов, овчинка стоит выделки, а игра – свеч!
– Так, пока ты спала, я тоже не сидел без дела и покопался в протоколах нашего друга, – отчитался зверёк. – Для начала надо тебя прочитать. Это нетрудно, но займёт время. Потом я эти данные проанализирую, и подумаем, как обучить тебя нужному. Скорее всего, потребуется синхронизироваться, чтобы я мог не просто закачивать в тебя терабайты знаний, а чтобы ты воочию увидела мой опыт и то, как эти алгоритмы надо применять.
Здесь лис слукавил в третий раз, так как никому в мире такая устойчивая синхронизация ещё не удавалась, несмотря на то, что пробовали десятки тысяч людей.
Не хватало экранов для опыта, потому что Нейро стоял лицом к двери, да и в целом в подсобке их было мало. Поэтому, подкрепившись сэндвичем и соком, Мэй принялась толкать агрегат в соседнюю по коридору гостевую спальню. Сантиметр за сантиметром, потея, двигала она махину и уже частично преодолела проём двери, когда лис вдруг нашёл в системе функцию перемещения, по вызову которой аппарат приподнялся на крошечных колёсиках и изъявил готовность к транспортировке.
– Ты издеваешься?! – взмолилась она.
– Прости, забыл! – искренне ответил зверь.
В нужном помещении Нейро установили лицом к свободной стене и выровняли относительно привычных девяти панелей.
– Ну что, начнём? – сказал лис после того, как подопытная отдышалась.
Беспрекословно позволив стержням снова поднять себя, Мэй сделала глубокий вдох, успокаивая нервы, и произнесла священное гагаринское: «Поехали!» Забрало опускать они не стали, но контактная диадема всё с тем же жужжанием электромоторчиков опоясала голову сзади и стала переливаться не отвлекающим светом десятков микроскопических светодиодов.
Задачу решили не менять: Иван режиссировал новостные потоки абсолютно по тому же сценарию, Мэй сосредоточилась и старалась перейти в режим открытых чакр, а он анализировал её мозговую активность. Однако через три минуты опыт пришлось остановить.
– Прости, – сымитировал одышку голубой зверь, как будто тоже двигал тяжёлого Нейро, – мне не хватает вычислительной мощности, чтобы сопоставлять первичный поток и твою реакцию на него. Твои возможности, – лис скривил мордочку, впервые расписываясь в своём бессилии, – оказались чуть выше, чем я рассчитывал.
– И что нам делать? – приподнялась Мэй в своём кресле, разминая немного затёкшие мышцы спины.
– Нужны ещё процессоры и оперативная память! Тащи сюда всё, что найдёшь из автономных устройств. Чем больше, тем лучше, во всех смыслах. Пылесос, фотоаппарат Даниила – там огромная матрица, а значит, и процессор приличный! Тот рабочий ноутбук твоей мамы, помнишь? Тоже тащи! И обязательно с проводами, – по панелям стены догнал он с энтузиазмом бросившуюся прочь Мэй, – домашней сети не хватит, а в общественной 6.5G нас с таким потоком данных мгновенно забанят. А я пока задействую бытовую технику.
* * *
На сбор и подключение этой груды железа ушёл час, зато теперь в их руках была уйма цифровых помощников с довольно приличной суммарной мощностью. Грубой мощностью, но именно это лису и было нужно. Повесив вывод изображений на встраиваемые устройства во главе с холодильником и кофеваркой (даже утюг и лампы вносили свою лепту), себе для вычислений он забрал все приборы, связанные с обработкой изображений: ноутбук, фотоаппарат и, конечно же, более двухсот шестидесяти настенных панелей. Только сигнализацию и цифровой замок двери трогать не стали.
Снова забравшись в кресло, Мэй в нетерпении трясла ногами, заставляя стержни непрерывно подстраиваться. «Будь Нейро умнее, он бы уже давно взбесился от такого поведения!» – про себя заметил лис.
Но вот картинки снова понеслись перед глазами, воздух наэлектризовался. Движимый немой волей человека, Нейро опустил ноги и перевёл тело в практически вертикальное положение, оставив при этом голову абсолютно неподвижной, будто в неё был встроен гироскоп, как у курицы.
– Да! Да! – от удовольствия закатил глаза лис, врываясь на просторы сознания подопытной.
* * *
Перед его глазами было горное плато, по которому неслись визуализированные Нейро разноцветные переливающиеся и сверкающие потоки мыслей, состоящие из миллиардов простых по своему происхождению операций. С каждым новым образом, получаемым, по-видимому, от глазного нерва, на востоке на горизонте рождался новый поток, ветвился по небу, тянулся щупальцами в сторону запада, к горным вершинам и каменным столбам, пронизывал или вливался в другие искрящиеся реки.
– Ну, здесь всё просто! – решил лис, тут же вознёсся и посмотрел на плато с высоты птичьего полета.
С этой точки картина была куда более структурированной. Многочисленные потоки ветвились, подобно ищущему пропитание грибу-слизевику: каждый из них тянулся щупальцами в разные стороны, а когда любое из них достигало какой-либо цели, тут же это щупальце становилось более толстой артерией, убивая соседние ищущие отростки. Дальше цикл повторялся, но уже из новой точки. Таким образом с каждым шагом количество графов увеличивалось, дерево разрасталось.
Случалось, что щупальца и уже установленные связи отмирали. На этот случай система подстраховывала себя, всегда создавая резервный канал связи. А если ветви сливались – наоборот, лишние связи рушила.
Затем в какой-то момент, по достижении насыщения, дерево вспыхивало ярким импульсом и красочно утекало под поверхность сразу через все установленные точки связи с землёй этого мира.
В реальном времени всё это занимало миллисекунды и было ограничено лишь скоростью электрических и химических взаимодействий в долях мозга Мэй. Но лис изучал всё в замедленном режиме. Точнее, ресурсов у него сегодня было предостаточно для того, чтобы успевать осмыслять себя и весь объём данных без задержек.
– Так, это ввод. А что дальше? – проговорил про себя исследователь.
Он ещё немного отлетел от плато в космически холодную пустоту, а затем крутанул его, будто монету, с орла на решку. Адепты плоской Земли ликовали бы от увиденного!
Но вместо этого весь мир крутанулся вокруг плато. Лиса, находившегося на дальней орбите, с такой силой провернуло назад, что он чуть не трансформировался в какую-то новую цифровую форму сознания. Когда наконец эффект перегрузки прошёл, из уст его вырвалось лишь удивлённое восклицание:
– Какого…?!.
С этой стороны мир был совсем другой. Редкие потоки неслись в обратную сторону через чудесную зелёную равнину, где впору было бы пастись стадам невинных цифровых единорогов.
– Где… остальное?! – требовательно заявил исследователь, болидом спускаясь вниз.
На поверхности он тут же устремился на запад – туда, откуда вырывались эти редкие выводные импульсы. В отличие от первой стороны, где яркие ветвления всасывались под поверхность, здесь они рождались в одном месте – из огромного проёма в монолитной скале, покрытого чёрной гелеобразной массой.
Страшно было ступать туда, но азарт лиса уже преодолел точку невозврата.
– Если не пройду, то, может быть, никогда не узнаю!
Воодушевившись, он сделал уверенный шаг сквозь чёрную поверхность. Тут же оглушающая низкочастотная вибрация пронеслась по куполу неба с одного края на другой, разрывая пополам пространство этого мира.
Лиса выкинуло из сознания подопытной, но то, что он успел увидеть за тонкой, как оказалось, плёнкой, отпечаталось в его памяти и теперь стояло перед глазами: океан! Тёмный, ревущий, бьющий в лицо брызгами, сотрясаемый снаружи бурями и наполненный искрящимися течениями внутри… Океан!
– Ты дурак, что ли?! Мне больно! – схватилась за голову Мэй, повисшая на единственной удерживающей от падения тонкой нагрудной шлейке, которую Нейро предусмотрительно сомкнул перед переводом тела в вертикальное положение. – Ты обещал научить меня!
Лис ответил не сразу. Он сидел на краю экрана в прострации, глядя опустошёнными глазами в одну точку на стене.
– Прости! Я… я не уверен, что у нас вообще что-то получится.
– Дело во мне? – подняла голову девочка.
– Нет, во мне… Надо подумать! – коротко ответил он, развернулся и удалился в пустоту экрана.
Мэй кое-как доползла до грота, упала на подушки и проспала крепким сном до самого утра, пока бабушка Лиза, поставив на край поднос с завтраком, не поцеловала внучку в висок и снова не попрощалась на целый день.
* * *
6 марта
– Я готов! – как только Елизавета закрыла дверь, лис с этими словами появился у ложа.
Они обменялись молчаливыми взглядами и продолжили свой опыт как ни в чём не бывало – отдохнувшие и решительные. Не спал только Нейро, хотя кто его знает…
В этот раз зверь действовал осторожно и плавно.
– Научить алгоритмам? Ну хоть с этим я должен справиться!
На плато он сразу направился на восток – туда, где рождались и начинали ветвиться потоки прямо из космического мрака – так придумал для себя Нейро, не знавший о существовании у человека периферийных органов чувств. Лис немного понаблюдал за моментами рождения сгустков из темноты, изучил формируемые Нейро коды, а потом встал на позицию, огляделся по сторонам и отдал заранее запрограммированный приказ.
По щелчку его пальцев весь пентхаус погрузился в тишину: погасли панели, отключились все приборы, закрылись двери. Мэй, опустив веки, вдруг резко уронила голову и обмякла в своей колыбели, а Нейро заботливо укрыл её голову шлемом и включил систему шумоподавления. Лису для эксперимента нужно было стерильное сознание, и он его получил!