Поймать и приспособить! Полусказка

– Что за хитрость? – жадно спросил Филатыч.

– Ну, вёз купчина на базар бочку зелена вина, а из кустов – мутант: «Что везёшь?». Тот и отвечает: зелено вино, Чудо-Юдо! Наш ему: «Может, выпьем?». Делать нечего, откупорил купец бочку. Пили они, пили, по ходу песни орать принялись, всё вроде пучком идёт, а рептилоид вдруг и заявляет: «Вино твоё – не вино вовсе, а поросячья моча! Цельную бочку выпили, а ни фига не вставляет!». Купец обиделся и за топор схватился…

– И, что? – азартно подался вперёд Арнольд.

– Что, что… Главную башку напрочь отчекрыжил!

Филатыч передёрнулся.

– Ну, и какая тут хитрость? Бытовуха! Пьяная поножовщина!

Замей угрюмо промолчал.

– А ты сам-то пьёшь? – жадно поинтересовался Арнольд.

– Так… по праздникам.

Спрашивать, по каким праздникам Замей пьёт, Филатыч постеснялся.

Подошел Феликс и уставился сказочное животное со страхом, восхищением и отвращением.

– Что делать будем, шеф?

Филатыч грустно вздохнул. Взять рептилоида с собой было невозможно. Яйца тоже не добыли за отсутствием таковых… Что ж, придётся возвращаться в Константинополь и докладывать маршалу то, что удалось выяснить. Лично доложить, а как же! Тогда ни награда, ни повышение в чине, ни путёвка в санаторий не зависнет! Ведь русские тоже не смогут Змея Горыныча размножать, а значит, угрозы для империи нет.

– В две шеренги становись!

Арнольд и Феликс построились и без приказа замерли по стойке «смирно».

– Уходим! – скомандовал командир.

– Скатертью дорога! – проворчал Замей.

Византийцы скрылись в предутреннем сумраке, чавкая сапогами и бормоча невнятные междометия. Когда эти звуки затихли, на полянку выскочила Рогнеда.

Дело в том, что незадолго до того, как Филатыч принялся отползать за пистолетом, она покинула палатку, ибо стало невмоготу: живот распёрло, как барабан. Нельзя же выпускать газы в замкнутом пространстве, где Ваня спит! Девушка видела и слышала всё: и убийство Волка, Вани и Ильи, и допрос Замея Горюнича. Вот страху-то натерпелась! Ведь, её тоже застрелили бы, кабы нашли!

Рогнеда кинулась в палатку, отчаянно надеясь, что Ванюша ещё жив. Вражеская пуля не только не убила, но даже не разбудила его! От прикосновений председателевой дочери он зашевелился и недовольно промычал:

– Ты чего тут?

– Стреляли! – зарыдала Рогнеда (от облегчения, что Ваня живой!), – Этот, Михуилус! И в Волка попал, и в Илюшу! И в вас! И в меня хотел стрельнуть, да я убежала!

– Не, в нас стреляли – не попали… – пробормотал Иван, почесывая свербящую задницу, – Странно…

– Да что же странного, Ванечка… Иван Иванович? На вас же обереги от пуль и огня!

Иван вытащил висящие на цепочке обереги и личный жетон.

– Спасибо, отцы-командиры!

Встряхнулся и вылез из палатки:

– Пойдём, посмотрим!

При виде мёртвого Ильи Рогнеда опять всхлипнула, а при виде Волка – нет. Хоть и боевой товарищ, а всё-таки не человек.

Иван быстро определил, что Илье пулька попала прямо в сердце, а Волку – непонятно, куда.

– Калибр 4,5 миллиметра… Из такого не убьёшь! Стало быть, отравой смазанные, пульки-то! – заключил он, – Рогнежка! Принеси-ка мой ранец!

Достав из ранца аптечку, а из аптечки – Живую Воду, он долго читал инструкцию по применению. Вот, что там было написано:

«Живая Вода. Вес нетто 2 кг. Вес брутто 2,25 кг.

Показания к применению: насильственная смерть.

Дозировка: в случае клинической смерти воскрешаемого необходимо влить в рот пострадавшему 0,008г Живой Воды на килограмм веса дробными порциями, лучше капельно. В случае биологической смерти (не позднее суток), вливание той же дозы производить клизмою, медленно, в течение пятнадцати – двадцати минут.

Внимание! Передозировка чревата гипертонией, токсическим гепатитом, нефритом, остеохондрозом, пролапсом прямой кишки, кариесом, снижением слуха вплоть до полной глухоты, а также плоскостопием. Введение же недостаточной дозы приводит к общей слабости, гипотонии, энурезу и страбизму. В некоторых случаях (до 20%) возможно слабоумие.

Побочные эффекты: отсутствуют»

К флакону прилагались капельница и наконечник для клизмирования.

Обилие непонятных медицинских терминов смутило Ивана. Как бы не навредить! Опять же, как дозу рассчитать? Сколько весит Илья и сколько Волк?

– Рогнежка! Ты сколько весишь?

– Семьдесят… – неуверенно ответила девушка, убавив килограммов пять.

Иван глянул на неё попристальнее и не поверил.

– М-да-а, придётся весы сооружать.

Из небольшого дубка он вытесал коромысло и соорудил две чашки (вернее, плоские площадки). Положив на одну чашу бутыль с Живой Водой, принялся лепить из грязи кирпичики, соответствующие по весу. Один, другой, третий… пятидесятый, стопятидесятый… Рогнеда активно помогала.

– Уф-ф… вроде, достаточно, – перевёл дух Иван, – Давай, я тебя взвешу?

– Не, я стесняюсь.

Первым взвесили Волка. Оказалось – 76 кг. Иван долго сопел с карандашом и бумагой, высчитывая дозу.

– Шестьсот восемь граммов! – объявил он торжествующе, заряжая капельницу.

– А смерть у них клиническая или биологическая? – простодушно спросила Рогнеда.

Иван глубоко задумался. Клиническая смерть… Может, от слова «клин»? То-есть, от оружия? Ну, типа, клин вбили… Топор, кстати, тоже клин! И пуля клиновидной формы! Или конусовидной? А товарищи умерли от отравы! Стало быть, от биологических причин, потому как отрава в организме нарушает биохимические процессы! Значит, смерть у них биологическая!

Не без труда присоединив к капельнице наконечник, он осторожно вставил его Волку в задний проход и повесил капельницу на сук. Отрегулировал скорость капели. Оставалось только ждать. Через пятнадцать минут из раны (на шее оказалась рана!) сама собой вылезла пулька. Через двадцать девять минут Волк открыл глаза, чихнул и потянулся.

– Ура!!! Сработало! – хором вскричали Иван с Рогнедой.

Волк недоуменно покрутил головой:

– А что случилось-то?

– Да как же! – всплеснула руками Рогнеда, – Убили вас, товарищ Серый!

– Во, а я и не помню!

Он строго нахмурился:

– Кого ещё убили?

Иван вздохнул и показал на труп Ильи.

– И меня пытались, да оберег спас.

– Живая Вода осталась?

– Осталась. Сейчас его взвешивать будем, чтоб дозу рассчитать.

С Ильи сняли всё, даже трусы, хотя Рогнеда и стеснялась. Ей было предложено зажмуриться, но она вообще отвернулась. Приступили к взвешиванию. Илья оказался довольно лёгким для богатыря: 180 кг. Иван рассчитал дозу.

– Блин! Самую малость не хватает! Надо 1440 граммов, а у нас только 1192…

– Вливай, сколько есть! – предложил Волк.

– Нельзя, в инструкции написано, что от этого может слабость сделаться, энурез и страбизм. Эх, знать бы, что это такое! А то и слабоумие.

Волк хмыкнул:

– Страбизм – это косоглазие, а энурез – ночное недержание мочи. Ну, пысает в постель человек.

– Да, за такое нам Илюша спасибо не скажет, – почесал в затылке Иван, – И слабоумие…

«Сила есть – ума не надо» – подумал Волк, кинув взгляд на могучее тело богатыря, а вслух сказал:

– Так что, не рискнём? А если завтра?

Иван заглянул на вторую страницу инструкции и прочёл:

– В случае оживления на вторые сутки доза Живой Воды увеличивается в 1,3 раза. Стало быть, завтра ещё больше понадобится… Тащить его в деревню мёртвого?

– Зачем? – возразил Волк, – Лучше я сбегаю! Тут, если напрямик, до Широкой Здеси два дня. Посмотри, через четыре дня оживление возможно?

В инструкции было написано, что да, вплоть до десяти дней, но после трёх суток у воскрешаемого могут вылезти побочные эффекты: общая слабость, гиперплазия селезёнки, остеопороз, экзема, а также психические расстройства.

– Значит, придётся уложиться в трое суток, – заключил Волк, – Когда нас убили-то?

– В 4.15 утра, – глянул на часы Иван, – А сейчас уже 14. 40.

Пока он произносил цифры, Волк уже исчез.

Глава седьмая

Илью завернули в одеяло, обложив предварительно крапивой и лопухами от насекомых, хотя это не имело значения для воскрешения. Оставалось ждать возвращения товарища Серого с баклагой Живой Воды.

Рогнеда тихонько радовалась: почти три дня она будет с Ваней наедине (Осколок не в счёт, Замей тоже)! Она попыталась завести разговор на всякие культурные темы, типа обсуждения кинофильмов, но Иван же угрюмо молчал, не обращая на девушку никакого внимания. Ему было не до неё, он думал, как жить дальше. Сможет ли Илья и дальше переть волокушу? Вдруг Волк опоздает и у богатыря сделается слабость вместо силы? Тогда не останется другого выхода, кроме вызова подмоги. Пусть Ковёр-Самолёт присылают! Значит, придётся возвращаться в деревню и всё объяснять участковому, чтобы разрешил воспользоваться служебным Серебряным Блюдечком. Этот вариант не был предусмотрен, но куда же деваться? Иван попытался представить себе последствия нарушения конспирации. Да, собственно, он её и не нарушит! Просто придёт к участковому, покажет удостоверение сотрудника КГБ (выдали в канцелярии вместе с остальными документами) и вежливо попросит воспользоваться Серебряным Блюдечком! Вот и всё! Эх, кабы Серебряное Блюдечко было карманного размера, чтоб с собой носить!

(Ну, это он загнул! В 1964 году даже в нашем мире мобильных телефонов ещё не было!)

Иван повеселел и огляделся: погода была прекрасная, необычно тёплая для начала мая.

Искупаться, что ли? Порывшись в ранце, нашел мыло. Надо, надо умываться по утрам и вечерам! Хотел сказать Рогнеде, что отойдет на минутку, но её нигде не было. Прихватив чистое бельё, пошел на берег, ища окошко чистой воды. И вдруг увидел Рогнеду! Она, совершенно обнажённая, стояла почти по пояс в озере спиной к нему и намыливала свои роскошные волосы. У Ивана всё оборвалось внутри! Он застеснялся, но взгляда не отвёл, ибо никогда в свои двадцать с небольшим лет не видел голую мокрую намыленную девушку! Нет, конечно, в Ленинграде у него за время учёбы были подруги (две! Не одновременно, конечно). С одной он три раза ходил в кино и два раза в Артиллерийский Музей, а с другой даже обнимался и целовался, раздев (выше пояса) после продолжительной борьбы, так что новичком в женском вопросе он не был. Но блестящая в лучах весеннего солнца сливочно-белая кожа, туго натянутая на крепкое тело, выпуклости и впадины, особенно лукаво выглядывающая из воды ложбинка между ягодиц (очень круглых и крупных) – всё это явилось для него совершенно новым откровением! Прямо, смотрел бы и смотрел!

Рогнеда, тем временем, закончила взбивать пену на волосах и грациозно нырнула, продемонстрировав длинные стройные ноги. Иван перевёл дух, но, через мгновение, у него снова в зобу дыханье спёрло, ибо девушка вынырнула и встала боком к наблюдателю, явив, таким образом, грудь. Грудь была великолепна! В меру большая (третий номер), высокая, стоячая, с задорно приподнятыми коронами больших розовых сосков! Не в силах сдержать вожделения, Иван застонал. Рогнеда обернулась и мигом присела по самое горло.

– Иван Иваныч! Нехорошо за красной девицей подглядывать! – воскликнула она укоризненно, но глаза её при этом смеялись.

– Да я… это… случайно… – принялся неуклюже оправдываться виновник девичьего смущения в кавычках, – Сам хотел помыться, а тут ты… Хоть бы сказала, что купаться идёшь, я бы тогда…

– Что, ещё удобнее местечко бы нашли?

Иван покраснел и, махнув рукой, удалился.

Рогнеда была чрезвычайно довольна собой! Дело в том, что, едва увидев, как Ваня вытащил из ранца мыло и шарит там в поисках чистого белья, она, также схватив мыло, в три прыжка оказалась на берегу и, сорвав одежду, бросилась в воду. Вот он, её шанс! Сейчас Ванюша увидит, какова его соседка по палатке во всех подробностях! Ну, почти во всех. Переднее место решила из скромности пока не показывать, а то потом неинтересно будет.

Закончив купанье, вернулась к костру.

– Время к вечеру, Иван Иваныч, давайте, я ужин сготовлю?

– Да у нас, кроме макаронов, ничего нет.

– Ну, хоть макаронов поедим. Замей Горюнич, макароны будете?

Тот подтвердил, что да.

Макароны сварились быстро. Поднеся ложку ко рту, Иван возмечтал:

– Эх, соусу бы к ним! – и представил, как макароны покрываются густой красной массой со вкусом помидоров и чёрного перца.

– Сканирую… – весело отозвался Осколок.

Тут же на поляну шмякнулась здоровенная жестяная банка с надписью по иностранному:

«Ketchup „Maints“. Spicy and delicious, thick and rich. 1 gallon. Manufactufed by Maints Co, 1256 Broadway, New York, NY, USA». Надпись перевести никто не смог. Автор засел за словари и вот что получилось:

«Кетчуп „Майнц“. Пряный и деликатесный, толстый и богатый. 1 галлон. Произведен компанией Майнц, 1256 Бродвэй, Нью Йорк, США» – перевод с американского.

– Вот это да! – изумился Иван, открывая банку и окуная туда палец, – Вкуснятина! Откуда дровишки, Осколок? У нас в торговой сети такое не водится!

– Это я в столовой ЦРУ нащупал, в Константинополе, – хихикнул Осколок, – Платить не придётся!

– Да? А дипломатический скандал?

Вопрос был риторический: кто будет скандалить из-за пропавшей банки томатного соуса? А, с другой стороны, любой урон врагу – нам во благо! Трофей, можно сказать! Надо же, какой вкусный помидорный соус византийцы лопают!

С кетчупом макароны пошли на «Ура». Иван даже попросил добавки! Только Замей жевал деликатес равнодушно.

С наступлением темноты Иван нарубил лапника и улёгся в двадцати шагах от палатки, не доверяя самому себе в смысле Рогнеды, так как её обнажённое тело постоянно и настырно вставало перед глазами, не давая сосредоточиться ни на чём другом. Рогнеда была этим побегом разочарована до чрезвычайности. Она ожидала, что после сегодняшней массированной атаки крепость Ваниной скромности, наконец, падёт, и он перейдёт к активной фазе ухаживания. Грустно вздохнув, она залезла в палатку, показавшуюся из-за отсутствия Вани мрачным склепом. Осколок пожалел девушку, чья голова так приятно согревала его. Попытался внушить ей позитивные мысли, чтобы приснился приятный сон. К сожалению, его телепатические способности оказались явно недостаточными: удалось только успокоить красавицу. А мыслей внушить не удалось…

Волк бежал неутомимой рысью до самой темноты, стараясь держаться сухих участков. На одном из островков повезло – удалось поймать утку. Поспав четыре часа, он снова двинулся в путь. В Широкую Здесю он вбежал около одиннадцати часов утра и сразу же направился к участковому. Тот был в своём кабинете, поливал цветы.

– Здравия желаю, товарищ лейтенант!

Ластиниди оглянулся, вздрогнул и выронил чайник. Он слышал про говорящих волков, но видеть не привелось.

Опережая вопросы, Волк представился:

– Старшина КГБ Серый Волк. Вот, посмотрите, удостоверение на ошейнике.

Лейтенант, уже совладавший с собой, не поленился наклониться и осмотреть ошейник, на котором была приклёпана бляха с номером и буквами «КГБ».

– Чем могу служить, товарищ Серый?

– Перво-нáперво, мне Живая Вода нужна. Только быстро, тороплюсь я очень.

Участковый кивнул и вынул из сейфа бутыль. После недолгой возни закрепил её на спине Волка. Тот, поблагодарив, собрался было уходить, но задержался, вспомнив важное:

– Несколько дней назад в деревне чужие не появлялись ли? Старший у них такой Кеовин, Иван Филатыч, из Ленинграда.

– Были такие, – подтвердил лейтенант, – Дачу сняли, потом на болота ушли. Сказали, что они эти… как их, блин… анто… енто… ну, насчёт жуков и всяких козявок, для науки. А что?

– Если эти гады снова появятся, арестуйте их! Они вовсе даже византийские шпионы!

– Не может быть! – изумился участковый, – Я сам паспорта видел! Настоящие паспорта!

– Может-может! И имейте в виду, что они вооружены пистолетами с отравленными пульками! Кстати, пожрать что-нибудь есть? А то мне сутки назад бежать.

– Колбаска полтавская, полукопчёная, – растерянно ответил Ластиниди, ломая голову, как в одиночку задержать троих вооруженных шпионов.

– Годится!

Быстро сожрав колечко колбасы прямо с кожурой, Волк исчез.

Участковый, в задумчивости побарабанив пальцами по столешнице, придвинул стул к Серебряному Блюдечку и вызвал по спецканалу начальство.

– Алё! Товарищ подполковник! Это я, Ластиниди! Докладываю: те трое ленинградцев, о которых я вам сообщал давеча, вооруженными шпионами оказались!

– Откуда информация? – деловито поинтересовался Шерепетов.

– Из КГБ! Только что у меня их сотрудник был, старшина Серый Волк, личный номер 721385. Что делать, если эти снова появятся? Трое их, могу не сдюжить!

После недолгих раздумий начальство заверило представителя силовой структуры, что сегодня же вышлет подкрепление и сообщит, куда надо, о шпионах. Участковый вздохнул с облегчением.

Шерепетов и в самом деле известил петрозаводский КГБ о вражеских шпионах на Горелом Болоте. Там слегка удивились: что можно нашпионить в эдакой глухомани? Но среагировали, как положено. Во все прибрежные (и не только!) деревни были посланы сотрудники в штатском для задержания супостатов. Сеть была раскинута очень мелкоячеистая. Мышь не проскочит, лягуха не проплывёт!

Филатыч и его команда тем временем двигалась на север. В Широкую Здесю было решено не возвращаться. На всякий случай. Всего в трёх дневных переходах имелся другой населённый пункт с поэтическим названием Сатраповка. Оттуда хоть катером, хоть омнибусом можно было добраться до Петрозаводска. Правда, долго.

Вечером остановились на привал. Поужинали остохреневшей аброзией.

– Шеф! Может, поохотимся завтра? – жалобно предложил Арнольд, – Хоть бы утку или ещё кого добыть! У меня уже авитаминоз начинается!

– Глупости! В амброзии есть все необходимые витамины и микроэлементы, – отрезал Филатыч, хотя идея охоты ему понравилась.

Переночевав, чуть свет отправились в путь. Филатыч расчехлил и собрал винтовку. Через два часа шедший впереди Феликс поднял руку. Наш стрелок насторожился.

– Там! – дрожащим от возбуждения пальцем показал Феликс в сторону сосенки шагах в сорока, – Птица!

Филатыч приник к оптическому прицелу: действительно, в кроне дерева сидел не то глухарь, не то тетерев. Дослав пулю в ствол, снял винтовку с предохранителя, прицелился. Выбрал слабину спускового крючка, задержал дыхание… Выстрел! Над деревом разлетелось облачко перьев.

– Ур-р-а-а! – завопил Феликс, бросаясь вперёд.

Увы! Кроме головы, шеи и лапок охотники ничего не нашли. Крупнокалиберная да, к тому же, разрывная пуля (12,5 мм) разнесла дичь вдребезги. Пространно выругавшись по латыни, по-гречески и по-русски, византийцы поплелись дальше, но до самого вечера не встретили другой добычи.

Перед самым привалом Арнольд умудрился поймать двух ужей, а Феликс – дюжину лягушек. Выпотрошив и освежевав добычу, пособники империализма развели костёр и принялись жарить её на прутиках.

– По-турецки это называется кебаб, – пробормотал Арнольд, прилежно поворачивая импровизированные шампуры.

– Ой, брось, не до баб сейчас! – окрысился Феликс, сглатывая голодные слюни.

Запахло горелым.

– Готово, пожалуй… – Арнольд осторожно откусил кусочек змеятины.

Приговорённые к поеданию животные, попискивая, моментально исчезли в желудках страждущих. Спать люди легли удовлетворёнными желудочно! Филатыч был рад, что избежал бунта.

Следующий день не принёс разнообразия в унылую жизнь византийцев. Даже лягушек не удалось поймать! Легли спать угрюмые.

Снова ранний подъём, снова чавкающее болото под ногами… К полудню за неширокой протокой завиднелась деревня.

– Сатраповка! – радостно объявил Филатыч, сверившись с картой, – Приготовьтесь!

Винтовка и пистолет, а также прочий компромат булькнули в тину.

В деревню цереушники вошли громко и беззаботно переговариваясь и смеясь, изображая людей с неотягощённой грехами совестью. Однако, едва шпионы поравнялись с сельсоветом, как из-за угла вышли двое крепких мужчин, похожих, как братья, в неброских костюмах и черных галстуках.

– На месте стой, раз-два! – скомандовал тот, что справа, – Проверка документов!

Филатыч протянул паспорт, предварительно сделав вид, что не помнит, в каком кармане он лежит.

– Та-ак… – протянул штатский, листая документ, – Иван, значит, Фомич… Верхо… Вихродранчиков?

– Так точно! – подтвердил Филатыч-не-Филатыч.

Паспорт был запасной, взамен старого, утопленного в болоте. Прописка в нём стояла Калужская, а фотография соответствовала новому, измененному лицу (Филатыч сбрил усы). Проверяющий, тем не менее, даже сквозь увеличительное стекло рассматривал каждую страницу, но придраться ни к чему не смог. Работники техотдела ЦРУ не зря свой хлеб едят, на совесть документ сработали!

Следующим протянул свой паспорт Феликс. Он также сменил внешность, побрив голову. Паспорт был на имя Фомы Ивановича Вихродранчикова, с пропиской по тому же адресу, что и Филатыч.

– Что, сын, что ли? – удивился чекист, сравнив фото с личностью как бы отца.

– А что, не похож? – вопросом на вопрос ответил Филатыч.

– Г-м… Не очень…

– Я на маму похож, – бойко сообщил Феликс-Фома и широко улыбнулся, – Особенно в профиль!

И, в самом деле, повернулся боком. Штатские переглянулись и пожали плечами. Действительно, почему бы парню не быть похожим на мать?

Паспорт Арнольда также не вызвал подозрений. Он был выписан на имя Арсена Бахтияровича Жаксамбаева, с пропиской в дагестанском селе с непроизносимым названием.

– Казах? – неуверенно спросил чекист, почесав в затылке.

– Пачему казах, э? Я кумык, только абрусэвший! – гордо вскинул голову Арнольд, при этом подпустив немного кавказского акцента.

Тут подключился второй штатский:

– Что на болоте делали?

– Так, это, образцы собирали! – уверенно соврал Филатыч, – Я ихтиолог, служу в Главрыбхозтресте, а они – мои помощники-добровольцы.

– Чем докажете?

– А вот, удостоверение!

На свет был явлен документ с фотографией.

– Вот, также, образцы. Арсенчик, покажи!

Арнольд вынул из вещмешка несколько баночек с мутной водой, тиной и водорослями. На этикетках были даты забора и названия: «Головастики», «Щучья икра», «Малёк карася» и другие в том же духе. Чекист взял баночку надписью «Малёк карася» и принялся рассматривать на просвет. Кроме водорослей ничего видно не было. Он подозрительно прищурился:

– А где ж малёк-то?

Филатыч скорбно опустил углы рта:

– Не уберегли… Помер намедни, сердешный. А допреж животиком так маялся, так маялся, аж жуть смотреть было!

– Понятно… А что ж баночку не вылили?

– А для отчёта! Там же на этикетке дата! И в журнале наблюдений записи есть!

Казалось бы, придраться не к чему, и задержанных можно отпускать… но сомнения остались, и чекисты повели подозреваемых в шпионаже в сельсовет. Там, воспользовавшись председателевым Серебряным Блюдечком, они установили видеоконтакт с участковым деревни Широкая Здеся.

Тут Автор, идя навстречу многочисленным просьбам читателей, желает пояснить насчёт этого часто упоминаемого устройства. Серебряное Блюдечко являлось стационарным и довольно дорогостоящим агрегатом. Одного высокопробного серебра для его изготовления требовалось три килограмма! Располагалось оно на массивном дубовом основании, чтобы избежать малейшей тряски, и тщательно устанавливалось в горизонталь при помощи уровня – иначе могли быть помехи. Включалось оно при помощи наливного яблочка, запускаемого по периметру одновременно с заклинанием: «Катись, катись яблочко по Серебряному Блюдечку…». Ну, ты, Читатель, помнишь, как там дальше. Затем нужно было подать голосовую команду. Вот их список:

1 Связь (при этом назывался номер)

2 Спецсвязь (при этом назывался ещё и пароль)

3 Телевизор (два общесоюзных канала плюс учебный)

4 Кинофильмы и телеспектакли с возможностью выбора

5 Музыка советских и иностранных композиторов (только прогрессивных!). Тоже на выбор

6 Библиотека, чтобы читать советские книги, газеты и журналы

Диаметр дисплея составлял ровно 15 сантиметров, поэтому для более удобного просмотра использовали линзу, призму и зеркало. Для коллективного просмотра в клубах и кинотеатрах линзу устанавливали аж двухметровую (полую, наполняемую дистиллированной водой) и зеркало вешали тоже двухметровое. Больше было нельзя, начинались искажения. Выпускались Серебряные Блюдечки в Кимрах, Великом Устюге и Симферополе, а штатные заводские маги придавали им способность к трансляции. Применялись сии приборы очень широко: на каждой почте имелось, как минимум, одно, в воинских частях, в милиции, у руководителей высокого ранга на заводах, фабриках и в колхозах-совхозах, а также в Совмине и во всех партийных органах, начиная с райкома и кончая ЦК КПСС. Устанавливались Серебряные Блюдечки и на кораблях, где горизонтальность поверхности решалась с помощью сложной системы шарниров и гироскопов.

Итак, чекисты установили видеоконтакт с лейтенантом Ластиниди.

– Алё! Товарищ лейтенант! Мы тут, в Сатраповке, троих задержали. Говорят, что эти… эхты… ихты… по рыбам, в общем. Для науки. Правда, документы у них на другие фамилии, не на те, что ты сообщал. Но, всё равно, посмотри на них, на всякий случай.

Первым к Серебряному Блюдечку подвели Филатыча. Он втянул щёки и выпучил глаза. Участковый долго рассматривал его, затем вздохнул и покачал головой:

– Не, не тот! У того усы были.

Не опознал он и Феликса с Арнольдом, так как его ввели в заблуждение их бритые головы.

– Вы свободны, товарищи ихты… эхты… ихтивологи, – не без сожаления заявил так и не представившийся чекист, – За задержку не извиняюсь. Сами понимаете, служба. Время тревожное.

– Понимаем, а как же! – хором подтвердили шпионы.

– Мы только пообедаем – и на катер, – заверил Филатыч, – Я вижу, чайная у вас открыта.

– Открыта… Только там сегодня ничего, кроме борща и макаронов по-флотски. Ну, ещё компот…

Но византийцы уже наперегонки устремились в чайнуху. Даёшь борщ! Даёшь макароны по-флотски! После противной амброзии, также выкинутой в болото (улика!), эти блюда представлялись пищей богов! И хлеба, хлеба побольше!

Волк, из последних сил перебирая лапами, появился в лагере экспедиции за пятнадцать минут до истечения трёх суток с момента убиения Ильи.

– Принёс! – хрипло гавкнул он и рухнул у костра, как подкошенный.

Иван засуетился, срезал крепления бутыли и, отмерив нужную дозу, приготовил Илье капельницу. Рогнеда стояла рядом, тиская в волнении носовой платок.

– Так, Рогнежка! Не стой столбом! Поверни-ка его на левый бок, правую ногу согни, левую вытяни! И мыло принеси!

Наконечник клизмы, смазанный душистым земляничным мылом, вошел в прямую кишку богатыря на всю длину. Иван взглянул на часы: восемь минут до критического срока! Успели!

Живая Вода закончилась в капельнице через двадцать пять минут. На двадцать шестой минуте вышла пуля и рана затянулась. Ещё через пять минут Илья зашевелился.

– Долго же я спал! – удивлённо пробормотал он, выковыривая из уха заползшего туда муравья, – Аж всё тело затекло и не гнётся!

Огляделся вокруг:

– А почему я голый?

– Потом расскажу, – пообещал Иван, – Ну-ка, смотри на палец!

Поводив указательным пальцем перед глазами воскресшего, убедился, что косоглазием тот не страдает.

– Теперь сложи тридцать пять и семьсот семьдесят семь!

– Э-э… Восемьсот двенадцать!

Так, слабоумия тоже не наблюдается!

– А Осколка одной рукой сможешь поднять?

– Да зачем всё это? – заворчал Илья, но Осколка, тем не менее, поднял легко, без усилий.

– Затем! Убили тебя, а Живой Воды не хватило, чтоб сразу воскресить! Волку пришлось за ней в деревню бегать! Вот я и проверял, всё ли с тобой в порядке.

– Ни фига себе! – потрясся богатырь, – А кто убил-то?

– Да тот шпион, который нам, как бы, сдался. А меня оберег уберёг, я даже не проснулся, только синяк на жо… на заднице остался. Хорошо, что Рогнеда ночью до ветру отошла, а то бы и её…

Рогнеда покраснела, радуясь, что в сумраке не видно.

– Во, блин, дела! – развёл руками Илья.

Затем озабоченно нахмурился:

– Пожрать есть чего-нибудь? Прямо, с голоду подыхаю!

Рогнеда засуетилась, подбросила дров в костёр и принялась варить макароны на всю команду. Илье также отдали остатки утки, подстреленной Иваном из Атаса накануне. Он убил троих, но в пищу сгодилась только та, которой пуля попала в голову. Остальных разнесло в клочья.

Отдохнувший Волк тоже поел макарон, но от кетчупа отказался.

– Вкуснотища! – удовлетворённо констатировал Илья, слопавший больше, чем все остальные, вместе взятые, и громко рыгнул.

Затем долго пил чай, в смысле, кипяток (заварка давно кончилась). Поправился, значит!

Волк нуждался в отдыхе, поэтому отправиться в путь решили после полудня. Рогнеда с утра пораньше взялась штопать Ивановы штаны. Эта забота о любимом доставляла ей огромное удовольствие, ну, и густой мужской запах тоже.

Когда солнышко пригрело, Илья ускользнул на берег, чтобы искупаться и повыдавливать прыщи. Через минут пятнадцать оттуда донесся вопль! Иван, как был, в трусах, с Атасом наперевес ринулся спасать Мурманца. «Неужто шпионы вернулись? Ну, щас я их!» – такая мелькнула догадка, но оказалось, что неправильная. Илья сидел на коряге, сжимая в руке карманное зеркальце. Лицо его светилось неподдельным счастьем высокой пробы.

– Что тут у тебя?! – вскричал Иван, зорко обозревая окрестность на предмет супостатов.

– Прыщи… прыщи прошли! – радостно заорал Илья, – Ни одного не осталось, во!

Иван вгляделся: и впрямь, гладкая кожа, никаких следов прыщей!

– Ты, Илюша, наверное, повзрослел от Живой Воды-то!

Илья ещё раз оглядел себя в зеркальце и приосанился. Иван повернулся, чтобы уйти, но в этот момент из кустов выступила девушка… нет, женщина, в шикарном, но малоформатном купальнике-бикини. То, что это именно женщина, а не девушка, можно было определить по специфическому голодному блеску глаз, на который девушки не способны, а также по осанке и походке. Женщина была молодая, лет двадцати, очень красивая, высокая, статная и дородная. Блондинка. Платиновая. Ивану и Илье показалось, что на миг у неё за спиной сверкнули радужные крылья.

– Салют! – приветливо улыбнувшись, прожурчала она.

– З-здрассьте, – неуверенно выдавил ошарашенный Иван.

Илья же впал в восхищение и говорить не мог, только пучил глаза.

– О, вы есть русские? – обрадовалась блондинка, – А я даже эстонка! Я есть очень рада вас встретить!

Говорила она с сильным северным акцентом. Подойдя к Илье, она нежно погладила его по щеке и мурлыкнула грудным контральто:

– Красавец, не хочешь ли со мной плавать наперегонки? Вон до того берега!

Изящный жест точёной руки, показавшей направление, гальванизировал Илью. Он вскочил:

– Хочу!

– Тогда ты, – красавица указала на Ивана, – подать команду!

Обалдевший Иван поднял руку и слегка дрожащим голосом скомандовал:

– На старт! Внимание! Марш!

Илья прыгнул в воду первым, плашмя, так что семейные сатиновые трусы сорвало чуть ли не до колен, и замолотил руками и ногами. Блондинка грациозно нырнула следом и вскоре почти догнала богатыря. Ивану снова показалось, что у неё за спиной крылья. Проливчик, через который они соревновались, был шириной метров триста пятьдесят. Вскоре они скрылись в тростниках, причём эстонская блондинка доплыла одной из первых, а Илья – предпоследним. Больше его Иван не видел. Три дня!