Итак, по необьяснимой оплошности, мы упустили самую важную часть этики, а наша методология оказалась лишенной центральной опоры. Вернее, мы подразумевали ее, и даже обсуждали, но забыли назвать. Назовем ее "не от мира сего". Вот теперь ОЭ стала намного завершеннее! Что можно добавить к названию? Что эта часть этики ищет путь к ОБ, ориентируется в парадоксах и находит выход там, где его не может быть. Это умение увидеть в детерминизме то, чего в нем нет – бессилия. Без этой части преодоление детерминизма было бы невозможно. Детерминизм оказывается беспомощным, когда разум манипулирует им, использует его законы против них самих. Это – по-настоящему героическая часть ОЭ, ибо иначе как геройством такое нельзя назвать. Открыть, изобрести что-то необычное и необьяснимое, выйти за грань возможного. В основе любой созидательной деятельности лежит побег от насилия, но эта часть этики не только заставляет рано вставать и идти на работу, преодолевая лень, неудачи, безразличие и усталость, но и целиться прямиком в №3, забывая об обеде и дне рождения. В клинической степени она превращается в талант, гениальность, искру божью и огонь небесный. А в человеческой – в чутье, интуицию, прозорливость, воображение и прочие умения заглянуть за горизонт, невзирая на минутное и преходящее. Ибо истину можно найти только там.

Я даже не уверен, что говорю сейчас об этике. Тут этика так срослась с разумом, что их уже не отделишь. Те размышления, что оставляют впечатление правильности – часть этой части. Знание – это распознанное, а потому чуточку преодоленное зло. Вот почему, друзья мои, мы – друзья, хоть и посторонние. Все, кто пытаются размышлять – в глубине души этичные люди, а этичные люди в этом жестоком мире – друзья. Правда, не стоит придавать размышлениям не свойственный им вес, как это любят делать любители этого занятия. Вне обьективной этики размышления бесполезны.

Кстати о философах. Многие из них любопытствуют – как нам это удается, каким органом мы чувствуем неправильность мира, распознаем добро, творим красоту и совершенство? Да кто ж его знает! Насилие мучает, мешает спать и заставляет искать выход. Углубляться в детали бесполезно. Да и какая разница где живет эта часть этики? Мы ж не врачи. Главное, что это работает. Это – наше собственное "я" сама свобода, которая заложена в нас и которая проявляется в потребности ее постоянно утверждать.

– Предзаданность цели

Вот он – недостающий компас! Свобода сама указывает нам путь. Теперь понятно, почему мы до сих пор в дебрях насилия. Разве с таким компасом можно на что-то надеяться? Откуда в свободе определенность? Свобода предпочитает неожиданность, случайность, непредсказуемость. И тем не менее надеяться можно. Разум не просто угадывает правильное. Если бы это было так – каждый имел бы такой шанс. Однако, среди нас есть люди у которых это получается лучше других – истинные герои обьективной этики и кавалеры общего блага. Каждый из нас обладает своим "я", но не каждый способен сотворить действительно вечное. Каждый может учиться и накапливать знания, но не каждый способен ими воспользоваться. Разум, отталкиваясь от старого и ложного, находит новое и правильное загадочно и необьяснимо. Все, что мы можем сказать – он делает это не случайно, а значит цель каким-то образом предзадана. И одновременно – абсолютно свободно, потому что даже случайность подчиняется статистическим закономерностям, новое же не подчиняется ничему. Предзаданность и непредсказуемость не отделяются. Они обе – свойства свободы, две ее стороны.

Предзаданность цели означает, что движение к ней так или иначе предопределено. Новое будет обязательно сотворено, ОБ будет обязательно создано, красота обязательно появится. И прошлое подтверждает – все это, действительно, появлялось: и красота, и добро, и сам разум. Эта предопределенность организует усложнение материи и нашу целенаправленную деятельность, и чем дальше все вокруг само- и несамо- организуется, тем больше в окружающем мире нового и хорошего. До тех пор, пока свобода "в конце концов" не охватит все и из хаоса родится совершенство. Предзаданность свободы делает возможным существование обьективной правильности и истинного ОБ. Благодаря ей новое может стать обьективно полезным, а мы способны создавать благо, пусть и уму непостижимым образом.

Не следует путать предзаданность с детерминизмом – однозначно или вероятностно предопределенным гарантированным результатом. Или с телеологией. У движения есть не столько цель, сколько направление, которое прекрасно уживается с причинностью – свобода как цель целей имеет не больше смысла, чем детерминизм как причина причин. Или с фатализмом. Ничто не гарантировано, а если и гарантировано – то только в вечности. Там, в вечности, будет все, только к нам это отношения не имеет, поскольку вечность всегда бесконечно далека. Именно поэтому свобода – не цель в прямом смысле, которую кто-то выбрал. Бесконечное время означает, что все что может случиться, обязательно случится. А это и есть свобода – когда все возможно. Но такая предзаданность цели ничего не говорит нам ни о средствах, ни о путях ее достижения.

Предзаданность, хоть и относится к реальности, не поддается изучению. Да, нормы, регулирующие поведение людей, выглядят как аналоги законов, управляющих движением материи. Тот факт, что законы обязательны, а нормы – добровольны, ничего не меняет. Свобода требует этичности так же, как следствие требует причины. Но это не значит, что этика – падчерица науки, а ее предмет можно точно так же познавать, хоть и внешней стороной лба. Законы природы никуда не деваются и если даже какой-то ученый не повторит опыт нужное число раз и не свяжет концы с концами, все равно рано или поздно их свяжет кто-то другой. В этике, несмотря на ее обьективность, все иначе. Непредсказуемость лишает нас осмысленной надежды. Если нормы по каким-то причинам вовремя не открылись, следующей возможности можно ждать вечность!

Выражаясь красиво, если возможность – кусочек свободы в мире детерминизма, то предзаданность – кусочек детерминизма в мире свободы. А если некрасиво, предзаданность – грубый выход из парадокса, трюк, позволяющий совместить детерминизм и свободу. Это сочетание выбора с его отсутствием – сочетание детерминизма нашего стремления к благу, участия в договоре и подчинения нормам, с непредсказуемостью результата.

– Критерий истины

Если к цели нас ведет свобода, она же помогает в оценке результата, замыкая круг движения. Оценка всякой деятельности на предмет того, сколько в ней было насилия, а сколько новой свободы, возможна только договором, поскольку ни то, ни другое не бывает индивидуальным. Договор – генератор свободы, а консенсус – самый верный критерий ее подлинности. Рассмотрим этот процесс подробнее.

Если я не ошибаюсь, существует два типа договора – рыночный, преодолевающий природный детерминизм, и нерыночный, помогающий устранить социальное зло. Поскольку нерыночный договор несет в себе элемент принуждения, истинность новых норм рано или поздно должна быть подтверждена в процессе последующего добровольного обмена. Иными словами, истинное благо всегда попадает внутрь пирамиды и удостоверяется успешным рыночным договором, как видно на рис. 3.6. Но и внутри пирамиды блага могут быть более или менее истинными. Как договор это определяет? Тем, что адекватно оценивает обьективную пользу. Чем ближе к ОБ, тем истинней. Если творец опирается на свою субьективную творческую фантазию, то ценители – на свои не менее субьективные, но уже гораздо более обьективные чувства/понятия вечного, совершенного и т.п. Почему более обьективные? Потому что они посторонние. Но опираются не только и даже не столько на них. Оценивая новое, люди прежде всего отвергают известное, в виде безобразного, отвратительного, вредного, унылого, пошлого, бессмысленного. Это все – насилие, которое прекрасно ощущается субьективно. Можно сказать, что свободу мы чувствуем через ее отсутствие и потому насилие как и свобода – одно на всех, а значит вполне доступно договору. Договор решает не только математическую задачу – обьединив мнения каждого, сделать из персональных оценок общую, но и этическую – сравнить людей и уравнять их оставив каждого уникальным. Ничто, кроме свободного договора с его замечательным ФП, на это не способно. И тогда деятеля может ждать успех, а может – неприятный сюрприз. Это и будет момент истины. Согласитесь, друзья, не испытываем ли мы нечто подобное, читая эти мои письма и вместе размышляя о свободе? Не кажется ли вам, что истина становится как бы ближе и понятнее?

Обьективная польза, будучи истинной, отвергает известное, а значит – и существующее. Но практичное – это и есть существующее. Уточним друзья этот момент. Рыночный договор оценивает практические блага, однако практичность весьма растяжима. Есть два вида целей, располагающиеся в противоположных концах стрелы времени (рис. 3.3). Те, что работают на опережающий спрос, можно назвать потребительскими, те, что на опережающее предложение – духовными (рис. 5.4). Первые удовлетворяют нужду, которая подсказывается существующим, повторяющимся спросом, это действия по образцам, согласно известным нормам, это трудовой и не очень творческий процесс. Под договором тут имеется в виду не конкретный заказ и обмен, а информация, уже сформированная рынком. Человек нацеливается сначала на норму, а через нее повторяет пользу. Истиной ему кажется соответствие норме. Но многократное повторение уничтожает полезность и вместе с ней – истину (т.к. норма здесь касается стоимости/цены, а цена идет вниз поскольку создание ценностей уничтожает их). Истинность практических благ оказывается обратно пропорциональна их полезности – старая истина, как и любое знание, давно потеряла актуальность. И это ведет нас к духовным целям. Во втором случае мы имеем чистое творчество, поиск новых благ, не обусловленных прямо существующими нормами. Новый результат всегда выводит из некого тупика, открывает новые перспективы, отрицает старое, плохое и вредное. И этим ощущением истинности доказывает свою неочевидную, но зато обьективную пользу. Чем менее практически полезен результат, тем он истиннее.

Конечно, между этими крайностями нет пропасти. Всякое творчество опирается на правила и существующие образцы, а всякий продукт несет крупицу нового и индивидуального. Ничто не появляется из пустоты и не исчезает в пустоту. Любое благо является конкретизацией некого блага выше этажом и служит своего рода вершиной собственной маленькой пирамидки благ, конкретизирующих его далее. Находя степень истинности блага, договор одновременно подтверждает истинность нижестоящих благ, хоть и скоррелированную с уменьшением времени жизни блага.

Не правда ли – чудесный парадокс? Особенно, если мы вспомним, что именно практика – критерий истинности знаний. Впрочем, критерий истины лишь подтвердил то, что мы и так знали ранее: обьективная польза обратно пропорциональна практической. Зато теперь мы можем сказать, что уверены в истинности наших размышлений! Но как осмыслить этот парадокс? В процессе "практического бытия" каждый из нас лично убеждается в правильности наших знаний о реальности, о детерминизме физического, химического и прочего бесцельного насилия природы. Знания, добытые наукой и подтвержденные практикой – единственный гарантированный способ его преодолеть. Но критерий истины утверждает, что чем дольше и труднее наши знания внедряются в практику, т.е. чем они фундаментальней – тем ближе они к истине! Что ж, критерий истины не менее парадоксален, чем она сама. Разгадка в том, о какой практике идет речь. Личная практика всегда субьективна и чем субьективней, т.е. практичней, тем детерминированней. Обьективная же практика реализует вечный консенсус, который тем труднее, чем субьективнее (т.е. практичнее) мнение каждого.

А без вечности нам никак. Этичный договор опирается на прогноз в бесконечное время – а как еще гарантированно выяснить степень совершенства? Не получится ли, что мы все освободились за счет потомков? Воспользовались чем-то за их счет? Или наоборот, открыли за них все истины, лишив их жизненного смысла? Консенсус обязательно должен включать тех, кто еще не родился. Собственно именно они – наши потомки – самые важные участники договора, потому что им доступны те знания, которых нет у нас. А потому никакая истина не может быть окончательной. Единственное, что можно точно сказать, что каждая новая истина будет истинней предыдущей. И чем дальше в вечность – тем истинней, тем на дольше ее хватит. Что не мешает нам пользоваться нормами, которые мы все считаем истинными на данный момент. Потому что они истинны насколько это сейчас возможно.

Тот факт, что мы можем найти истину, а вернее, тот факт, что мы все согласны с этим фактом – а я очень надеюсь, что вы друзья с ним согласны – пусть истину и временную, промежуточную, говорит о том, что истина возможна. Способ ее поиска действительно существует. Его парадоксальность, как и парадоксальность самой истины – следствие парадоксальности свободы. Каждый из нас свободен иметь свое мнение и это – обязательное общее мнение. Универсальной истины не существует и это – универсальная истина.

– Итоговая картинка

Теперь мне пришло в голову нарисовать схему "функционирования" свободы в обществе. Первоначально, процесс выживания плотно завязан на силовую добычу ресурсов и договор возникает как способ разрешить конфликты, преодолеть социальный детерминизм. Результат договора – общая цель (отказ от насилия), выражаемая в запретах, которые по сути являются "программой" упорядочивающей деятельность свободных субьектов, переориентирующей их с добычи на созидание. И хотя эта программа негативна, т.е. ограничивает произвол, такова ее единственно возможная форма – она создает условия для свободной деятельности. Свобода не может быть выражена иначе.

А далее наступает сотрудничество в рамках договора, где совместная трудовая деятельность приносит конкретные блага. Договор порождает сотрудничество, поскольку иначе он будет недолговечным – реализовать запрет можно только производством необходимых ресурсов, т.е. борьбой с уже природным детерминизмом. Итогом сотрудничества является опять договор, ведь произведенные блага надо оценить и распределить. Здесь удостоверяется истинность как программы, так и полученного ОБ – отталкиваясь от его практической пользы. Получается "кольцо" рыночного договора (который также можно назвать торговым, профессиональным, полезным, утилитарным, трудовым или обменным), рис. 5.5. Оценка и распределение благ чревато новыми конфликтами, а новое согласие, полученное в результате нерыночного договора (который также можно назвать правовым, согласительным, юридическим или конфликтным), приводит к уменьшению конфликтов. Отлаженные правила начинают работать как бы сами по себе, позволяя благам появляться регулярно и с меньшими затратами. Поскольку программа оставляет свободу каждому творить, результаты труда могут сильно отличаться в абстрактности – от рутинного производства ресурсов до идей о том, как их производить и даже распределять. Что поднимает общество на уровень выше, делает его все более справедливым, а сотрудничество – эффективным. Ибо чем более абстрактным, оригинальным и потенциально ценным является результат, тем больше людей вовлечено в его оценку, тем более вечным будет произведенное благо. Это приводит к тому, что размер кольца увеличивается, а его оборот – т.е. прогресс и движение к свободе – ускоряется. Соответственно, движение к свободе идет все быстрее и быстрее, общество становится больше и сложнее. Нерыночный договор работает похоже, но он находится как бы в перпендикулярной плоскости рыночному. Чем более новаторским является всякое договорное решение, чем сложнее дело и чем важнее конфликт, тем более полезным для будущего оно является. Нерыночный договор как бы поддерживает колесо общества, чтобы оно катилось ровно и не падало. И чем полезнее решение, тем лучше оно стабилизирует. Интересно отметить, что как нас учит механика, чем быстрее оно катится (т.е. чем дальше идет прогресс), тем оно устойчивее, тем меньше конфликтов.

Наконец все встало на свои места – мы открыли недостающее звено ОЭ, рассмотрели как работает договор и знаем что такое истина. Почему бы не нарисовать завершающую картину нашей нелегкой жизни? Для этого осталось сделать малое – обьединить рисунки 3.3, 3.6, 5.1, 5.4 и 5.5, и раскрасить то, что получится. Результат представлен на рис. 5.6. Он не только показывает основные и сопутствующие ценности, но их взаимную работу по реализации свободы. Договор вместе с истиной тут оказывается как бы сбоку, но на самом деле, именно договор является тем передаточным валом, который приводит в движение общество. Точка договора – консенсус – это статика, все что следует отсюда – динамика. Все сюда входит и отсюда выходит. Рассмотрим поближе.

"Не от мира сего", выражающееся в ценности красоты (красное) – то, что рождается в глубинах наших душ, порождая все то новое, что радует глаз. Далее все эти идеи стекаются в точку договора (желтое), где обсуждаются и оцениваются. Так происходит верификация правильности всего субьективного, что скопилось в наших головах. Найденные, уже обьективные знания и решения фиксируются в нормах (зеленое). Далее эти нормы формализуются в законах и правилах, на которых покоятся справедливые социальные институты. Функционируя, институты позволяют каждому из нас трудиться на общую пользу, производя практические и не очень блага (синее). Польза, или полезность, которая тут главная за неимением лучшего термина, выражает не субьективную, практическую пользу, а обьективную, это ОП и ОЦ – благо от любой осмысленной, целенаправленной деятельности. Деятельность, в свою очередь, не только будит творческий зуд и стремление к самореализации, но и порождает усталость и лень. Все это не дает нам покоя, требуя не только повторять отчеканенное в существующих образцах, но и выдумывать что-то свое. Так мы возвращаемся назад к новому и стремимся к красоте, замыкая круговорот добра в природе, а свободы в обществе.

Если попытаться выразить это наше новое сакральное знание покрасивше, то можно сказать так. Красота – это свобода "открытая", это свобода в новом, в результатах поиска. Истина – это красота ставшая знанием, это свобода "признанная", свобода в понимании мира. Справедливость – это истина ставшая нормой, это свобода "деятельная", свобода в отношениях, во взаимодействии людей. Наконец, польза – это норма ставшая благом, это свобода "воплощенная", свобода в реальности, в обыденной жизни.

3 Размышление о размышлении

– Знания о свободе

Теперь, когда мы во всем разобрались, настала пора спросить себя – а зачем мы вообще размышляли о свободе? Разве наши размышления не равнозначны познанию свободы, обьективной этики и общего блага? Вон, сколько уже наразмышляли, на целый чемодан потянет. Неужели теперь, в соответствии с принципом использования любого знания в целях освобождения, нам придется все это преодолевать? Отказаться и уничтожить?!

С каждым новым вашим вопросом, друзья, они становятся все интересней. Конечно, как и всякое твердое знание, наши находки, если они конечно есть, надо преодолевать, чтобы стать свободными. Осталось только разобраться, какие находки. С одной стороны, мы рассматривали не столько благо, сколько все, что ему мешает. Так что тут все нормально. Но с другой, да, мы размышляли об ОБ. Но каком? Существующем, созданном, прошлом. Ведь люди не зря промучились на этой планете многие тысячелетия. Кое-что они успели создать и многое из этого даже сейчас смотрится вполне прилично. Однако, при ближайшем рассмотрении, выясняется, что все это надо если не переделывать с нуля, то уж доделывать точно. Созданное благо не только устаревает, оно держит нас, не пуская в будущее. Всю свободу, что мы находим и воплощаем в ОБ, природа обращает в закономерность. Что вообще такое результат договора? Это нормы. А что такое нормы? Это оковы!

Любое знание – знание о прошлом, о детерминизме, о том, что мешает свободе. Сама же свобода, как и истина, остается вечной загадкой. Реально только движение. Посмотрим еще раз на те находки, что мы нарассуждали. Да, есть ценности с номерами от 1 до 3. №1 и №2 – детерминизм: его придется преодолеть. А №3? Абстракция. Фикция. Пустое место. Так что тут ничего мы не нашли. Мы просто рассуждали о насилии, о том, какое оно бывает и о том, какое оно плохое. И остались наедине с ОБ и свободой. Словами, за которыми полная неизвестность, что преодолеть при всем желании не получится. Как и познать научно. Материя существует рядом и мы можем с ней экспериментировать сколько влезет – она упряма и однообразна. Все ее загадки всегда там, где им положено быть. Свобода ускользает от нас как только мы начинаем с ней экспериментировать. Она избегает познания. Любая попытка ее понять – попытка ее ограничить. Как знание, чтобы быть обьективным, должно быть полностью свободно от какого-либо блага, так и ОБ, чтобы быть самим собой, должно быть свободно от всякого конкретного знания.

Свобода – один сплошной парадокс. Требование ОЭ выбирать свободу – т.е. отказаться от насилия и преодолевать детерминизм – само по себе напоминает детерминизм. Давайте посмотрим еще раз на весь процесс. Как работает разум? Он познает. Это – его не просто сущностный, но нравственный долг, коренящийся в ОБ и свободе. И вот, отталкиваясь от желания свободы, преследуя свою главную цель – ОБ, он после долгих усилий открывает закон отражающий реальность. Найденное знание позволяет предвидеть будущее. Это предвидение налагает на разум ответственность за последствия. Разум должен изменить будущее. Он ставит цель, включает волю, субьект производит подходящие действия и достигает некого блага. Будущее изменено. Детерминизм больше не определяет будущее – он преодолен. Разум стал свободнее, убедился, что его знание было истинно, а ОБ стало ближе. Кстати, обратите внимание, друзья, именно теперь, когда найденный закон "не работает", разум знает истину, которая обратилась в ложь. И только потому она – истина.

Весь процесс выглядит вполне детерминированно. Получается, как и всякая работоспособная машина, разум трудится по закону. И в этом проблема – закон этот известен. Значит теперь его тоже надо преодолеть – выбрать опять детерминизм, насилие и т.д. Горе, прям, от ума. Как же быть? И правда применить этот "закон разума" к нему самому? Конечно. Но смотрите – что значит преодолеть выбор свободы? Значит следовать закону. Получается, что следуя своему закону, разум на самом деле преодолевает его! А преодолевая – следует. Примерно, как в наших принципах организации общества, ограничивая свою волю, разум на самом деле приобретает ее.

– Парадоксы свободы

Все эти бессмысленные умственные упражнения вполне соответствуют духу свободы. О ней даже размышлять бесполезно. Так что нам совершенно нечего бояться! Можно размышлять сколько угодно, зная, что все это зря. Например, предзаданность цели и обьективность этики означает единственность финальной моральной истины. И одновременно свобода – возможность всего чего угодно. Означает ли это, что истин может быть множество? Что мы можем освобождаться множеством способов и построить бесконечно много свободных обществ – с разными принципами и способами устройства? Разумеется – новое не только непредсказуемо во времени, оно непредсказуемо и по результату. Пространство будущих потенциальных открытий бесконечно, что как бы автоматически означает и разнообразие путей к свободе. Но в этом "как бы" и сокрыта истина. Если результатов может быть много, путь к ним – только один. Вместо финальной истины у нас есть направление – ОЭ единственна, а договор неизбежен.

Парадоксальность свободы, однако, не только в том, что она единственна в своем многообразии, но и в том, что она множественна в своем единообразии. Ведь путь к свободе – и есть свобода. Иными словами, пути тоже "как бы" разные – созданные блага меняют путь, придают ему своеобычность, но он ведет все равно к свободе. Попробуйте вспомнить рис. 2.2. За многообразием и разнообразием норм всегда скрывается что-то общее – точка, откуда они происходят и которую они обрамляют, универсальная ценность общего блага. За множественностью мнений скрывается единственность вечно ускользающего консенсуса, за множественностью вкусов – обьективная красота, которую невозможно формализовать. Парадоксальность свободы не случайное недоразумение, мешающее нам познать ее и следовать ее канонам, а сама ее суть, позволяющая ей быть тем, что она есть – недостижимым маяком, указывающим путь. Ее нельзя ни познать, ни преодолеть.

Конечно, сама наша способность мыслить о свободе ставит в тупик. Как мы можем размышлять о том, что невозможно ни представить, ни вообразить, ни познать? Более того, не только размышлять, но и стремиться, ставить целью, действовать и в итоге достигать? И еще более того – класть в основу мировоззрения и смысла бытия? Но давайте не будем становиться в тупик. Для разума нет тупиков – он способен мыслить о чем угодно. Посмотрите – люди мыслят о Боге тысячи лет. И не просто мыслят, а готовы горло перегрызть, если кто-то мыслит не так как надо! Согласитесь, куда проще оставить каждому возможность видеть свободу так как ему хочется – свобода очень проста на самом деле! Там, подозреваю, просто нечего познавать.

Тут, возможно, кроется ответ на вопрос о познаваемости мира, который люди зачем-то себе периодически задают. Познаваем ли мир? Вроде да – мы же его познаем. Как иначе можно идти к свободе? Но тогда и движение, а значит и свобода, оказывается гарантированы. Рано или поздно мир изменится к лучшему, а свобода появится. Пусть и в вечности. Но свобода не должна быть гарантирована. Потому что иначе ведь можно ничего не делать – все само собой случится. Значит – непознаваем? Конечно. Всегда остается возможность движения, познания, а значит – и неведомого. Но тогда свобода недостижима – она всегда ускользает от нас. Значит мы просто не знаем ответа? Нет, потому что это означает, что ответ есть, а значит мы его узнаем или не узнаем и сам этот факт уже будет ответом. Ответа просто нет. Как и конца движения. И в этом отсутствии ответа тоже заключается свобода, вместе с ее предзаданностью. Нет смысла задавать вопросы, ответы на которые лишают смысла сами себя.

Как же свобода умудряется находиться внутри разума и при этом оставаться… ээ… познаваемо-непознаваемой? Боюсь, что в данном случае разум, по крайней мере мой личный, бессилен. Ведь он отталкивается, или по крайней мере старается, от логики, а ее законы, как и всякий детерминизм, бессильны против свободы. Но тогда, возможно, есть смысл задать самый главный вопрос. Как оценить правильность выбора самой свободы в качестве конечной точки движения? Откуда мы знаем, что все написанное здесь истинно? Почему-то мы основываем этику на свободе, а не скажем, на любви к мудрости, ночным медитациям и иным духовным удовольствиям? Что-то же нам подсказывает такое решение? Подсказывает сам разум в его самом простом, тривиальном и примитивном виде – в виде здравого смысла. Ибо, кроме здравого смысла, в разуме, в принципе, ничего нет.

– Нереальная реальность

Предвидя ваше возмущение, друзья, тут возможно, стоит подумать вот о чем. А действительно ли свобода существует? Остановимся на минутку и уточним вопрос – что существует, а что нет.

Существует ли ОБ? Созданное, конкретное – конечно. Оно вокруг, его видно, его можно пощупать руками, ценность его можно чувствовать, хоть она и норовит то и дело устареть и исчезнуть. А будущее, абстрактное? С этим сложнее. Существуют ли физические законы? Математика? Просто числа – те что на бумаге? Раз мы о них говорим, они так или иначе существуют. Познавая реальность, человек создает ее модель у себя в голове. В случае этики, человек создает благо по модели из головы. Так что не будет большим преувеличением сказать, что ОБ ничем, с точки зрения способа существования, не отличается от тех же чисел. То же со свободой и детерминизмом – это свойства реальности, мы лишь мыслим их, обозначаем и называем. Свободу – как ОБ, красоту, добро, как черту "между я и ты", детерминизм – как знания, числа, физические законы, логику. А поскольку и сама реальность обьективно существует, то обьективно существуют, хоть и в несколько ином смысле, и числа, и ОБ. И неважно, что существуют они в голове, вместе с тем, что составляет нашу личность – размышлениями, мечтами, целями. Ведь без всего этого и сама голова не могла бы существовать, а уж она точно существует.

Так что свобода "существует" и в нас, и во вне. Ту свободу, что существует в нас, мы ощущаем и осознаем как сомнения, мысли и волю, как желание творчества, как стремление к добру. Та свобода, что существует вне – это источник всего нового в мироздании, включая и нас, а значит возможно – и самой материи! И поскольку все новое приближает мироздание к свободе, она – также цель, а точнее маяк, ориентир и азимут, указывающие направление общего движения. Цель мироздания не стоит путать с Общим Благом, Мировым Добром, Божьей Волей и т.д. ОБ появляется вместе с разумом, как потребность выжить – вместе с жизнью. А Божья Воля скорее всего так никогда и не появится.

С субьективной точки зрения реальность имеет две стороны – материальную и нематериальную. Можно также сказать – внешнюю и внутреннюю. Первую мы постигаем чувствами, вторую – разумом. Первая рождает боль и удовольствие, вторая – числа и красоту. Первая ограничена, вторая – бесконечна. А что делает здравый смысл? Он говорит нам, что все это вполне реально, что мы свободны в своем выборе, мы ощущаем свободу каждую секунду, когда мы мыслим, мы существуем как люди только благодаря ей. И еще добавляет – все, что ей мешает, должно исчезнуть.

Вообще-то у реальности много сторон, просто все они упорядочены парами. Возьмем опять детерминизм и свободу. Детерминизм – это причинность, закономерность, повторяемость и в конечном итоге – один и тот же вечный порядок. Свобода – непредсказуемость, самоорганизация, усложнение и в конечном итоге – движение к порядку высшего порядка. Взаимное отрицание и единство детерминизма и свободы говорит о том, что это – две стороны одного и того же. И это не должно нас удивлять. Мир дуален во всем – иначе бы в нем не могло быть наших любимых парадоксов. Дуальность – это не только противоположности, это еще и тонкая, неуловимая граница между ними. Нам надо научиться видеть эти границы – между правым и левым, между ты и я, между свободой и насилием, между добром и злом. Границы неуловимы, но они есть! Если бы их не было, весь мир представлялся бы нам одним сплошным серым пятном. Какой он, на самом деле, наверное и есть, если его рассматривать под слишком сильным микроскопом. Но видим его совсем другим – многообразным, красочным, наполненным формами. Нам осталось научиться видеть не только глазами и ушами. И тогда этические границы станут такой же реальностью, как и все прочие. Как звезды на небе – недостижимые, но вполне отчетливые.