Нюансы в оттенках отношений, равно как трудности с отделением сфер, составляют поистине бич нашего времени. Но еще больший бич составляет эгоизм, который вырвался из бутылки вместе с падением традиционных норм. Эгоизм разрушает все общество, но поскольку обе сферы опираются на разный тип нравственности, то и разрушаются они по-разному. Личная сфера атакуется по двум направлениям. Свобода экономического детерминизма привела к гипертрофированной роли денежного обмена, а появление прогрессивно (и позитивно) настроенной тоталитарной политической системы – к водопаду формальных норм на все случаи жизни.

Начнем со второго. Личная сфера оказалась под беспрецедентным давлением со стороны государства и приближенной ему части общества. Можно даже сказать, что ее уже фактически нет. Цель атаки – полный контроль частной жизни, ее формальная регламентация и максимальное подчинение подданных. Как ни странно смотрится вмешательство в отношения любящих, власти и агрессивное большинство населения это ничуть не смущает. Отношения полов, родителей с детьми, аборты и эвтаназия, брачные контракты, семейная сексуальная жизнь – все это представляется атакующим интересным и важным. Принуждение к следованию формальным правилам приводит к разрушению личного доверия между людьми – ведь любые сложности в отношениях теперь легко могут быть решены, стоит только опереться на мощь государственной машины.

Не менее разрушительной для личной сферы оказалась либеральная рыночная экономика. Волчья конкуренция поощряет самые худшие инстинкты и формирует соответствующие ценностные критерии. Силы рынка для многих оказываются сильнее морали. Постоянное стремление к успеху, нужда в деньгах, а также предпочтение материального достатка семейным и любым человеческим ценностям, положенные в основу не только личного мировоззрения, но и целей общества, привели к невиданному расцвету экономики. И одновременно – загниванию личных отношений. В результате вместо цветущей семьи мы видим озабоченных индивидов, а вместо детей – стареющее население. Ибо дети никогда не были выгодны, в отличие от самого процесса. Вертикальный срез общества перестает функционировать не только в смысле естественного воспроизводства, но и в смысле моральном – жертвой становится сама жертвенная мораль. Вместе с формальным в личную сферу проникает расчет. Супруги начинают считать кто кому должен, а дети требовать свою долю. Родители отказываются помогать взрослым детям, а взрослые дети – престарелым родителям. Друзья предают друг друга, а лампочки в подьездах становятся добычей жильцов.

Насаждение рыночной психологии оправдывается учеными, убежденными, что сама непогрешимая эволюция рассматривает личные отношения с точки зрения выгоды и эффективности. Само собой, после поддержки столь мощного авторитета тотальная рационализация и экономизация человеческой жизни уже не выглядят странными. Напротив, все социальные феномены начинают легко обьясняться эгоистичными интересами и циничным расчетом. Дети – это вложение на будущее, жена – инвестиции на всякий случай, мораль – необходимость репутации и успеха, а вся жизнь – одна Большая Экономика. Этот моральный недуг можно было бы назвать "конфузом наизнанку", по аналогии с уже знакомым конфузом без изнанки. Однако вместо того, чтобы описывать проникновение сферы денег в сферу любви, я сошлюсь на одну уже написанную книжку. Хоть это и противоречит моему склерозу, в данном случае я могу это сделать, поскольку смутно помню ее автора. Книга называется "Деньги или любовь" и она сэкономит нам много времени и места.

– Эгоизм в публичной сфере

Казалось бы, все перечисленное выше должно способствовать формированию сильной публичной сферы, раз уж даже личная оказалась опубличена до крайности. В реальности все получается с точностью до наоборот, что вероятно обьясняется неким глобальным эквибалансом. Личное, не имея возможности процветать в кругу семьи, расползается и процветает в публичной сфере, превращая ее в публичный аналог личной.

Однако, как и в личной сфере, основным разрушителем здесь все же является эгоизм. Поэтому прежде чем углубиться в экспансию морали, посвятим ему еще минутку. По аналогии с рис. 4.1 я хотел было нарисовать новый рисунок для ситуации формального обмена между двумя посторонними, но решил, что это уже перебор. Тем более, что он выглядел бы в точности так же. Эгоизм не оставляет этике шансов, сдвигая все публичное взаимодействие в правый нижний квадрант. Там мы мысленно видим различные моральные профили неэтичных людей (линии С), кто не стесняется получать выгоду в ущерб партнеру – от более-менее приличных экономических эксплуататоров до откровенных преступников. Чем совестливее человек, тем его график ближе к вертикальной оси. Только непривычно крупная выгода может сподвигнуть его на откровенную неэтичность, а то и явное преступление, и тогда его график изогнется навроде кривой D не покидая, однако, квадранта. Конченые рецидивисты жмутся к горизонтальной оси – их чужие интересы вообще не беспокоят.

Победа эгоизма и здесь приветствуется той же частью ученых-идеологов. Эти проповедники жадности, конкуренции и бесконечной частной собственности стремятся доказать, что всякий луч С, выходящий из начала координат вправо вниз, на самом деле устремляется одновременно в левый нижний квадрант, магически сочетая личное и общественное блага. Т.е. стремление к безусловной собственной выгоде само по себе способствует благу всех благодаря невидимой руке рынка, незаметно перекладывающей из кармана в карман. Что вызывает серьезные сомнения, особенно в части направления перекладывания.

Конфуз наизнанку – идеология белого и пушистого капитала – заключается в том, что вместо порицания выгоды, свойственного моралистам, идеологи ее обожествляют, призывая к безоглядной свободе богатеть, обирая окружающих посредством свободных рыночных механизмов. Этот конфуз появился вместе с рынком, когда обнаружилась его животворящая сила, освободившая человека от прямого физического насилия и преобразовавшая публичную сферу. Особенно склонны к нему экономисты, рационалисты и просто богатые, кому рынок подарил чрезмерную свободу за счет всех остальных. Забывая о том, что общество пока еще основано на насилии, и даже отрицая саму возможность существования экономической его версии, они на полном серьезе утверждают, будто нынешнее богатство богатыми вполне заслужено и что надо всячески поощрять их накапливать еще больше богатств, ибо это помогает бедным, которые, без всякого сомнения, легко смогут накопить не меньше, если будут такими же трудолюбивыми и бережливыми.

Примитивность подхода не должна удивлять. Любой конфуз – следствие примитивного мышления.

9 Моральный конфуз (МК)

– Корни конфуза

В то время, как богачи и либертарианцы, увлеченные борьбой с бедностью и этикой, вполне определились со своей совестью, большинство человечества все еще пребывает в тумане настоящего морального конфуза. Впрочем есть подозрения, что упомянутый конфуз на самом деле тоже служит моральным прикрытием для эгоизма.

Еще раз, что такое МК? Это – порицание эгоизма (что конечно хорошо) и требование заменить его альтруизмом (что уже плохо). Иными словами – растянуть моральное поле за пределы личной сферы, наложить на всех неоправданный моральный долг и тем уничтожить публичную вместе со всей ее свободой. Напомню, откуда взялся МК. Мораль стремится обьять необьятное и потому обьявляет Свое Сиятельство единственным судьей добра. Вердикт однозначен – только жертва. И только всем, без исключений. Но особенно тем, у кого мало, теми, у кого много. Впрочем, излишки роскоши вызывают негодование независимо от морали, так что это скорее побочный мотив. Главный – добро не может быть половинчатым или частичным. Оно не имеет степеней и градаций. Иначе меньшее добро автоматически превращается в зло с точки зрения большего добра. Этот абсолютизм не укладывается в мозгах моралистов, пытающихся рассудком охватить мораль. Мораль, в отличие от этики, нужно только чувствовать. Абсолютность требований жертвенной морали (морали как идеи) никак и никогда не уживается с рассмотренной ранее субьективностью моральных проявлений (морали как мотива). Это противоречие, собственно, и есть суть конфуза. Идея морали, ветвясь от коллективных корней, питается не столько чувствами, сколько разумом и поэтому конец процесса несколько противоречит его началу. Если сами личные эмоции субьективны, то их осознание уже претендует на всеобщность и абсолютность. Примерно так же, как субьективные ощущения от окружающей физической реальности порождают осмысление мира, кажущееся нам вполне обьективным. И если истинность реальности требует взгляда со стороны (как кстати и этика), то мораль предпочитает вариться в собственном солипсизме. Идея морали – рассудочный феномен, неудачная попытка осмыслить чувства и найти то зерно, откуда растет все дерево. Человек не может без обьяснений, а абсолют – единственное возможное обьяснение необходимости жертвы.

– Цветы конфуза

Светоч морального конфуза указывал путь к добру с истоков человеческих времен, правда умудряясь светить точно назад – в коллективный "золотой век". Мудрейшие из мудрых, начиная с древних греков, искали способы вылечить богатство добродетелью и изгнать страсть к наживе из человеческого общества. В этот плен попали большинство религий, философских учений и идеологий, которые дружным хором призывают нас распространить личную жертву на всех живущих, а некоторые – и на тех, кто только собирается. Так, христиане обнаружили, что мы – не что иное как проводники божьей любви, утилитаристы – что цель всякого действия всеобщее счастье, деонтологи – что на нас лежит долг помогать друг другу, социалисты – что нам есть прямой практический смысл делать это. Самым вопиющим примером без сомнения была (а может и есть) идеология коммунизма, основатели которой строго научно расширили принцип семейной экономики "от каждой по способностям, каждой – по потребностям" сразу на огромную страну. Примеры бесконечны. Каждый моралист отличился тем, что призывал к жертве во имя соседа. Лучшие из них делали это бескорыстно, остальные – с тайным умыслом оказаться среди выгодоприобретателей. Что и понятно – бессмысленность требований слишком уж явно идет вразрез со здравым смыслом.

Идеи мыслителей находили живой отклик на практике – в регулировании цен и контроле над торговлей. Правда, жизнь неизменно брала свое и неправедное богатство нисколько не стремилось попасть назад – в руки обманутых и обиженных. Примерно, как оно себя ведет и сейчас. Приходилось применять революционные меры. Но за очевидной классовой ненавистью и героической борьбой за справедливость не следует не замечать МК, который морально освящая жажду крови неизменно поворачивает победителей против самих себя. Дорвавшись до чужой собственности они обнаруживают, что вблизи богатство выглядит вовсе не так плохо, как издалека. Пелена конфуза спадает, а привлекательность морали стремительно падает.

Эти бесславные результаты доказывают очевидное – жертвенная мораль совершенно непригодна в качестве социального маяка. Жертва бессмысленна, если коллектив ни с кем не борется – тогда она ведет к чужому успеху вразрез собственному. Но это именно то, что происходит, когда все человечество превращается в один большой коллектив и его выживание не ставится под сомнение. А это – то состояние к которому идет общество. Мораль в публичной сфере вредна не только тем, что тянет назад в пещеры или мешает работать рынку. И даже не тем, что успешные но совестливые теряют стимулы и стыдятся своего успеха. Она отрицает сама себя. Попытки растягивать моральный потенциал шире, чем это ему свойственно, ведут прямиком к обратному результату, вызывая раздражение, недоверие и враждебность. Любить незнакомых – аморально и неестественно. К такой любви можно только принудить. Откуда и результат. Но и это не все. На другом конце – неудачники, воспринимающие свою неудачу как нормальное явление. Получатели обезличенной помощи не могут оценить ее, потому что только в личных отношениях проявляется ее ценность и чувство взаимности. Они не чувствуют ответственности, они воспринимают помощь как должное. Но помощь всегда должна восприниматься как жертва, требующая возврата. Она должна стимулировать. Только помощь со стороны конкретных лиц способна на это. Такая помощь мобилизует силы, мотивирует желание добиться успеха и вернуть долг. Никто не хочет чувствовать себя обязанным, это унизительно. Размазывание морали на всех обесценивает жертву и выхолащивает ее смысл. Помощь – если причина не катастрофа – не может быть не только насильственной, но и массовой. И религия всеобщей жертвы, и идеология всеобщей социальной помощи одинаково вредны и обе они доказали свою полную практическую бесполезность.

– Прикрытие эгоизма

Также МК помогает эгоизму. Во-1-х, пропаганда высокой морали несет прямую пользу получателям жертвы. Чужая моральность всегда выгодна тем, у кого со своей проблемы. Во-2-х, поддаваясь моральному позыву легко умаслить свою совесть и с новыми силами пуститься во все тяжкие.

Первый случай мы кратко коснулись в разделе про ложное общее благо, чья главная ложность как раз и заключалась в благе некоторых в ущерб остальным. Какая связь между конфузом и ложным общим благом? ЛОБ – универсальное понятие, охватывающее все типы ошибочных этических идей, питаемых как жертвенными, так и эгоистическими мотивами. МК лежит в основе более узкого класса подобных идей, он ограничен жертвой во имя незнакомых, оправданием чему и служит соответствующее конкретное ЛОБ – моральный абсолют, красиво и убедительно преподнесенный (левая часть рис. 3.6). Удачно придумать такую моральную ценность – очень практичный способ протащить мораль в публичную сферу.

Подобных ценностей придумано множество, в масштабах от локальных до всего человечества – универсальные права человека, любовь к ближнему, патриотизм, социальная справедливость, зеленая энергия, спасение планеты… Соответственно велики и масштабы получателей выгоды, которые разрастаются от социального слоя до стран и целых континентов. Не говоря о количестве тех, кто стоит на раздаче подобных благ. Разумеется, чем больше коллектив, тем чужероднее там выглядит жертвенность, но и ложное благо меньшего масштаба бывает не менее аморально благодаря отчетливо заметным в нем корыстным мотивам. К примеру, благо формального коллектива. Сотрудникам компании прививают бригадный патриотизм и коллективную ответственность за результаты, или же они сами становятся друзьями. Но в любом случае человек оказывается заложником других – он вынужден перерабатывать, чтобы не подвести команду. Им также внушают чувство локтя, "дружной семьи", гордости за компанию, работать в которой оказывается престижно, отчего человек должен чувствовать необходимость работать больше и лучше. Подобная жертвенная верность фирме безусловно экономически выгодна ее владельцам. Законный частный интерес индивида становится источником стыда, а заботливо подсказанный путь к моральной высоте и чистоте, а также благосклонности начальства, оказывается лежащим через служение "общему" делу – процветанию чужого бизнеса.

Победа эгоизма над моралью в процессе реализации ЛОБ практически гарантирована. Даже если исходное ЛОБ питалось искренним, хоть и ошибочным альтруизмом, в течении своего жизненного цикла оно привлекает всевозможных проходимцев, которые используют его в корыстных целях. Отсутствие ФП как критерия истинности блага предоставляет для этого все возможности. В результате всякая моральная идея через некоторое время превращается в лохотрон.

– Благотворительность

Второй случай проявляется в благотворительности. Если говорить о серьезной, организованной филантропии, о которой мы еще не говорили, то тут все ясно и так. Ограбив население, грабитель вдруг проникается заботой и творит "благо". Но, само собой, не обьективное, удостоверенное договором, а выдуманное, привидевшееся ему в сытых снах. Надо ли удивляться, что большая часть "благотворительности" идет на крупные проекты с целью увековечить имя человеколюба? Или на охрану своих классовых интересов? Как, вы можете спросить? Поддержкой политиков, активистов, журналистов, ученых, интеллектуалов и остальной хоть и культурной, но бедной элиты. Так формируются невидимые личные связи, полные признательности и благодарности. Посмеют ли лучшие и талантливейшие кусать руку дающую?

Но и оправданная помощь нуждающимся тоже способствует эгоизму – и принимающих, и дающих. Филантропия позволяет любому богачу из образцового негодяя мгновенно превратиться в ответственного члена общества, показывающего пример не только делового успеха, но и нравственного совершенства. Надо лишь выделить номинальную сумму на богоугодные дела. Чтобы убедиться в силе подобного морального лекарства, достаточно заметить, как модно "милосердие" среди тех самых слоев, что когтями и зубами охраняют свои привилегии. В этой замечательной метаморфозе отражается вся несокрушимая мощь морального конфуза. Но богачи – еще не все выздоравливающие. Не менее бодро себя чувствуют целые страны, помогая тем, кого они предварительно обобрали в экономической или колониальной войне.

С точки зрения публичной сферы благотворительность не только бессмысленна, но и вредна. У всех есть нужда в чем-то, и у всех есть избыток чего-то. Рынок регулирует этот вопрос. Внерыночный механизм не только заведомо неэффективен, но и противостоит рынку. Кто сможет конкурировать с тем, что предоставляется бесплатно? Конечно, рынок может быть неэффективным, особенно если в нем мало этики. Но благотворительность не освобождает рынок, а нагружает его новым насилием. Она искажает стимулы, отвлекает ресурсы, смещает приоритеты. Чем эффективнее организованная бюрократия, тем менее эффективен рынок. Под эффективностью в данном случае я понимаю максимальную свободу обмена и достижения ОБ.

Публичная сфера требует ясности. Как получилось, что у одних есть ненужные ресурсы, а у других нет нужных? Не важнее ли начать с этого? И не получается ли, что оправданием благотворительности, мораль на самом деле оправдывает и саму эту ситуацию, и ее причины? Паразитирует на несправедливости и лишает стимулов к честному договору? Личное милосердие может стать следующим шагом человека после того, как выравнены социальные условия, преодолено экономическое насилие и отдано несправедливо приобретенное. Но что, кроме совести чей голос заткнут кляпом лицемерия, способно остановить эгоизм нынешнего рационального индивида? Обьективная этика? Да где ж ее теперь взять?

– Эмпатия как повод к насилию

Моральный конфуз подпитывается эмоциями. Есть неравнодушные люди, которые очень отзывчивы к чужим бедам, несправедливости, всевозможным социальным болезням. И под их влиянием готовы на крайние меры принуждения. Крайне аморальные то бишь. Истребить социальное зло может только этика. Эмоциональному человеку следует спросить себя – на какие жертвы он лично пойдет в борьбе с всевозможным злом? И если он не готов отдать все, а согласен только на 30%, следует ли ему стыдить, убеждать и принуждать всех остальных именно к 30%? А может к 10%? А может тогда лучше ограничить свою доброту конкретными людьми – теми, кто рядом? Где можно быть действительно, непосредственно полезным? Где можно лично видеть результаты, а не полагаться на кого-то в правильном распределении его 30%?

Не следует обманывать себя, что с ростом масштабов благой деятельности растет и распространяемая благость. Логику "бесприбыльного" бизнеса мы уже рассмотрели. Бизнес в масштабах государства – точно такой же. Принуждение всех не решает проблему и не уменьшает нагрузку на каждого. Никто не сможет распределить ни 30%, ни 10% так, чтобы от них была та же польза, как от личного участия.

Кстати, о эмоциональности. Друзья, вам не приходил в голову вопрос – как вообще возможна, с точки зрения морали, реклама благотворительного фонда, изображающего умирающего от голода ребенка? Да, вы не ослышались, реклама голодного ребенка? Да еще обращенная к людям, которые сами обобраны с ног до головы? Есть семьи, приютившие и воспитавшие сирот. А есть – организующие кампании по сбору средств на сирот. К счастью отличить эмоционального человека от лицемера бывает нетрудно. Есть большой шанс, что чем вдохновенней реклама, тем меньше совести. Насильственная, как минимум эмоционально, благотворительность, как и всякое насилие, общество не спасет. Но как быть, если количество нуждающихся вызывает отвращение к жизни? Значит, пришло время задуматься об обьективной этике.

– Презрение к выгоде

Проявления МК многообразны и, в качестве одного специфического, но весьма характерного и актуального примера, можно привести отношение, а вернее преклонение, перед бесплатным. Не тем, что можно получить даром, а тем, что надо делать даром. Высокий моральный посыл, содержащийся в презрении к выгоде, стал особенно модным с размножением творческих работников, ростом их свободного времени и увеличением легкости распространения интеллектуальной собственности. Как говорится, люди творят для души, а не для денег. Согласитесь, друзья, эта тема прямо касается будущей книги!

Бесплатное – не только развлекательное, но и практически полезное, например программное обеспечение – стало синонимом нравственного. Если человек трудится за спасибо, ради идеи, из любви к человечеству – он больше не святой, он обыкновенный. Это те, кто хотят денег теперь мелочные и скаредные. И потому бессмысленным законам об авторских правах и патентах, призванным выдавить из потребителя последнюю копейку, противопоставляется "право" потребителя на бесплатную интеллектуальную собственность. С одной стороны – корпоративная жадность, с другой – индивидуальная. Так МК в очередной раз доказал очевидное – альтруизм выгоден.

Между тем, работа даром вполне нормальна, но лишь в личной сфере. Когда делают просто для удовольствия. Когда есть совместное дело, участие в котором приносит радость общения. Удовольствие – всегда лично. Для него достаточно личного отзыва, личной благодарности, личного признания. Совсем иное – публичная сфера, где общее дело возможно только формально, где нет никого, кроме безликих потребителей. Работать для них бесплатно можно только если иначе не получается, если творчество необходимо как воздух. И если оно оказалось никому не нужным, это признание его бесполезности, хоть и возможно временное. В этой ситуации может показаться, что даже бесплатное потребление продукта – благо. Но это иллюзия. Неоплаченный труд все равно бесполезен – договор не состоялся. Взятое бесплатно может использоваться, а может оказаться выкинуто – как узнать? Оплата, пусть символическая – единственное признание нужности. И соответственно, бесплатный продукт – признак не высокой морали, а, в лучшем случае, конфуза. А в худшем – знак неудачи. Если это, конечно, не хитрый – и неэтичный – способ захватить рынок.

Что касается книги, нет сомнений – ее следует продавать дорого. Или отдавать даром.

– Победа этики

Справедливости ради надо заметить, что живучесть морального конфуза имеет определенные оправдания в обществе, пронизанном насилием, как экономическим, так и физическим. В этих условиях моральное порицание богатства находит отклик даже в моем сердце. Когда я думаю, чью сторону принять – самодовольных богачей с их экономическим изьятием моей свободы, или сконфуженных моралистов, с их физическим ее изьятием, я безнадежно застреваю где-то посередине. Противопоставление жертвы и выгоды, с безусловным приоритетом первой, была базовым, и вероятно оправданным, моральным мотивом многие тысячелетия прямого физического насилия, пока не появилась надежда на массовый рынок, способный освободить человечество. Но злоупотребление рыночными механизмами оказалось ничуть не лучше. Тут-то и стало ясно, что ни алчность, ни жертва в одиночку не способны на это. Остается баланс. Экви, так сказать, валентность и экви-моральность.

Однако, чтобы добиться этого блестящего результата, нам придется серьезно разобраться с моралью. Эгоизм понятен и потому не так опасен. Но в каждом из нас глубоко сидит поклонение жертве, как символу добра, а также презрение к деньгам, как разрушителям личного. Не говоря о тяге к соблазнительной простоте абсолютов. Ветви морали, выросшей с единственной целью – выжить, сколотив из отдельных особей коллектив, так густо переплелись, что пока не впускают в коллективный разум мысль о том, что свободный человек обязан сам решать, что хорошо и что плохо. Мораль в публичной сфере – это моральное насилие во имя самой морали. Впрочем, есть надежда, что обьективная этика рано или поздно пробьется в общественный разум. Ее способность противостоять мракобесию проистекает из того, что она предлагает хоть и морально-альтернативные, но истинные ценности. Требования этики, в отличие от морали, опираются не на прошлое, а на будущее. Так что все впереди.