***
Вот и вся практика этики в нашей далекой от теории жизни. А также теория приносимых практикой благ. Как хорошо знать, что во всем есть смысл! Знать, что все не напрасно, что мы строим поистине великое будущее, а наши потомки пройдут стройным шагом по нашим следам и мечтам. Знать, что этика – и будущая книжка! – послужит верным маяком этому броуновскому движению. Уже за одно это можно полюбить обьективную этику так, как полюбил ее я.
Особенно меня впечатляет найденный этикой глубокий смысл свободы. Оцените. Если свобода – неограниченная возможность быть самим собой, то этика – необходимость правил на все случаи жизни. Если свобода – неизвестное будущее, допускающее все что угодно, этика – упорядоченность и предсказуемость, позволяющие планировать как угодно далеко. Если свобода – это выбор собственной жизненной цели, этика – необходимость стремиться к абсолютному добру, одному на всех. Если свобода – возможность любых благ, которые только хочется получить, этика – строго эквивалентный обмен, труд по производству обьективной пользы, потребной обществу. И в довершение, значение этого смысла, несмотря на всю его глубину, остается вечно непознанным.
Разве можно так поступать со свободой? Придавая ценности всему вокруг, этика, в лице ОБ, награждает самой высокой самоё себя. В чем же ее ценность? Она не дарит эстетического удовольствия, не радует познанием истины, даже не позволяет уяснить результат усилий. Вернее конечно позволяет, но все это в конце концов оказывается фикцией и требует замены. Человеку приходится самому придумывать себе обьяснение и самому радоваться своему обьяснению. Вырываясь из оков детерминизма, когда все вокруг препятствует его стремлению стать и быть, а не просто существовать, он добивается того, что только от него зависит его свобода и смысл его бытия. Но в погоне за этой неуловимой целью он оказывается в тисках худшего детерминизма – когда он мучает сам себя, неизвестно ради чего.
Поневоле начинаешь завидовать несчастным животным.
Всегда Ваш
УЗ
PS. Вы можете спросить, если все так плохо, почему мы позволяем ОБ командовать нами, заводить наши моральные механизмы? Легко выбирать свободу, если это в радость и удовольствие, но когда надо противостоять силам, которым подчиняется само мироздание, стоит ли овчинка выделки? Но друзья, можем ли мы не выбирать добро? Не хотеть нового и красоты? Не улучшать мир? Не искать смысл? Самое простое сказать, что вот такие мы, что это все – наше собственное "я". Но так ли это? Наше ли оно на самом деле? А тогда – кто тут кому что позволяет?! Это наша свобода заставляет нас служить ей. Мы – рабы свободы.
Отношение и отношения
Друзья мои!
Неизбежная борьба за свободу, которая на самом деле, еще непонятно какая-такая свобода, не должна останавливать нас в поисках смысла. Впрочем, не знаю как вы, а я со своим смыслом уже определился. Я посвящу себя будущей книге! Чем больше я думаю о ней, тем радостнее мне становится. Представьте себе – вы давно умерли, а вашу книгу читает какой-нибудь любознательный школьник и постигнув смысл жизни получает пятерку. Очаровательная картинка!
Но прежде, чем до такого дойдет, надо обсудить чрезвычайной важности вот какой вопрос. Если у нас есть обьективная этика и отдельно от нее жертвенная, с изрядной примесью героизма, мораль – то как же нам жить с двумя нравственными системами? Как себя вести? Как относиться к людям? Что делать в простых, а тем более сложных ситуациях? Какая-то двуличность получается. Неспроста философы всегда хотели обойтись одной какой-то. Если трудно представить один какой-то моральный императив, то уж два конфликтующих – совсем сумасшествие. Вот такой вопрос. Не про философов конечно, с ними-то как раз все в порядке. Про нас с вами.
1 Мораль и этика
Начнем с простого – чем отличаются мораль и этика? И та, и другая призваны вести человека к добру, направлять своей жесткой рукой, дабы внутренние инстинкты или внешние обстоятельства не завели его в нравственные дебри. Вся разница в том, что считать добром. С этикой мы уже разобрались. Этика заменяет нехорошие ценности №1 и №2 хорошей №3 – непонятной и недостижимой абстракцией, вечно сокрытой за горизонтом будущего. Поскольку она непонятная, идти к ней напрямую проблематично и этика в результате требует постоянного контроля, чтобы не оступиться и не промахнуться. Она говорит "как", но не говорит "зачем". То есть направляет, но неясно куда.
С моралью намного яснее. Мораль озабочена ценностью №2 и как бы окончательно заменить ею ценность №1. №2 очень понятна – это живые люди, но проблема тут иная – непонятно как попасть к моральному добру, потому что на пути к нему легко обмануться, ведь чужая душа потемки. Таким образом, мораль указывает цель, но оставляет прояснение пути на личное усмотрение. Как бы говорит "зачем", но не говорит "как". Поскольку разум тут оказывается бессилен, мораль больше упирает на чувства – она требует безотлагательной жертвы, не задумываясь, не рассуждая и не строя теоретических абстракций. Все ради человека, вся для блага человека – конкретного человека. И только когда от ценности №2 остается немного свободного времени, мораль нехотя вспоминает о ценности №1. Тогда она уже мягко рекомендует человеку озаботится своим собственным благосостоянием – здоровьем, работой, духовным развитием. Но и тут, она делает это не просто так, а с прицелом на других – чтобы человек не превратился изза своей безалаберности и непрактичности в обузу для окружающих.
Можно ли найти еще какие-то параллели между моралью и этикой? Конечно. В принципе, мораль – та же этика, а этика – та же мораль, просто те люди, ради которых они стараются, находятся в разных местах. За ценностью №3 все равно скрывается человек, это все равно чье-то благо. Когда обьект нравственных усилий находится недалеко от субьекта, действия ради него имеют конкретный, субьективный смысл. Когда другой человек отдаляется куда-то за горизонт, превращается в абстракцию, в действительный обьект, то и действия становятся такими же абстрактными – общими, универсальными и обьективными. Этика – это безличная мораль, вот она – суть, вот он – афоризм! Почему мораль не может быть тоже обьективна? Потому что живой, близкий человек вызывает разные чувства, никак не могущие быть обьективными. Чувства всегда субьективны, и отделить их от морали нельзя – именно чувства, а не рассуждения вызывают ее к жизни. Абстрактный человек таких чувств не пробуждает и отношение к нему может быть не эмоциональным, а нейтрально-рассудочным. Образ человека, скрывающегося за ценностью №3 – это обобщенный другой, человек вообще. Поведение человека в тех редких случах, когда оно не затрагивает других, ни к морали, ни к этике не относится. По этой причине его можно считать неморальным, но это не страшно, человек не может быть постоянно образцом морали и этики – иначе он просто не выживет. Простые радости бытия необходимы каждому живому организму.
Мораль и этику также можно разделить еще по ряду признаков. Во-1-х, активность. Мораль позитивна (делай), а этика – негативна (не делай). Мораль призывает – "Делай что-то хорошее!", этика останавливает – "Не причиняй вред!" Этика может и рада бы тоже указать, но слишком уж ее благо абстрактно. Во-2-х, этика обеспечивает свободу человека. Своим "не делай" она требует самостоятельно найти способ не творить насилия, а для этого конкретизировать ОБ, придумать как его претворить в жизнь и удостоверить результат договором. Мораль, соответственно, лишает свободы своим позитивным указанием. В-3-х, мораль – спонтанна и эффективна в быстром управлении поведением, но непредсказуема и не структурируема. Импульсы ее ясны, но кратковременны. Этика требует размышления, анализа последствий и т.п., но зато формирует стойкие модели и принципы. Мораль говорит нам, что "хорошо", а этика – что "правильно". Мораль – это добродетельность, а этика – праведность. В-4-х, поскольку этика опирается на обьективные принципы, она требует переговоров с другими – дабы избежать субьективности. Договор – основа этических норм. У морали вообще нет норм, договариваться о морали неуместно. В-5-х, этика ищет баланс, мораль любит крайности. №3 не требует жертв, как их требует №2. Она не требует спасать одних, убивая других. Не требует самоотречения во имя долга. Ей не нужен массовый героизм. Зато это все важно для морали. В-6-х, мораль, как и лежащее в ее основе насилие, налагает ответственность независимо ни от чего. Цель, а значит и результат, ясны, путь неважен. Этика более снисходительна. Незнание освобождает от этической ответственности. Важен путь, ясность и четкость. Ну и в-7-х, этика – это строгий, но справедливый отец, а мораль – строгая, но заботливая мать. Точнее мачеха.
Несмотря на эту трогательную аналогию, мы, однако, должны четко определиться – в отличие от нынешней повсеместной семейной практики, мораль не может до конца подавить этику. Судите сами. Личные склонности бывают самыми разнообразными. Бывают люди, любящие подчиняться или доминировать, принуждать или принуждаться, зависеть или содержать. Все это отлично подходит для личных отношений, которые возможны только вместе с максимальным отказом от свободы. Личные отношения требуют наибольших жертв и приносят наибольшую радость. Они возникают сами собой, без переговоров и подписей. Доброта, отзывчивость, доверчивость, благодарность… Это даже не столько мораль, сколько характер, биология. Но когда личные отношения распадаются, когда бывшие близкие опять становятся чужими, свобода вновь поднимает свою бесчувственную голову. Под личной моралью кроется все та же обьективная этика посторонних людей. И мы видим – даже личные отношения, как проявления свободного выбора, уже покоятся на договоре, а потому этика имеет абсолютный приоритет – добровольность личного отказа от свободы прежде всего. Каждый из нас несвободен в личных отношениях, но при этом свободен быть несвободным так, как он сам считает нужным.
Поскольку отличий набралось много, возникает вопрос – все ли мы перечислили? На мой взгляд, нет. Поэтому добавлю еще кое-что, возможно главное с практической точки зрения – способ обмена ценностями. При чем здесь обмен? Взаимоотношения людей, вообще деятельность – это обмен чем-то ценным. И мораль, и этика регулируют обмен. Жертвенная мораль, как видно из самого названия, требует неэквивалентного обмена, и таким образом стимулирует обмен, делая его беспрерывным – то с одной стороны, то с другой. Под ее влиянием, человек жертвует ценностью №1 ради №2. А потом, как бы смущаясь, принимает обратную жертву №2 и добавляет ее к №1. Этика, с другой стороны, требует полной моментальной эквивалентности – она сразу завершает обмен, возвращая состояние в точку равновесия. После обмена люди оказываются ничего не должны другу, каждый остается с чувством выполненного долга и радостью общения. Подобная эквилибристика, кстати, навела меня на мысль назвать эту двумерную моральную механику "эквиморальностью". Вы же знаете друзья, о моей слабости запутанно изьясняться и использовать заморски звучащие слова. Ведь так намного солидней. Возможно, когда я напишу книгу, я ее так и назову, и тогда какой-нибудь незадачливый школьник решит, что это такая мудрая восточная наука.
А пока давайте вернемся нашей проблеме. Теперь, когда главное мы сделали, возникает второй, практический вопрос – как все это применить в жизни и не запутаться? Как одновременно быть и моральным, и этичным человеком? Как добиться и личного счастья, и общего блага? Этому мы посвятим остаток сегодняшних размышлений.
2 Личная и публичная сферы
Вечная проблема отношений, очевидная в свете описанного выше – полная несовместимость обоих типов нравственности и абсолютная важность и той, и другой. Они обе оказываются почти эквивалентны и у каждой есть своя область применимости. Решить проблему их совместимости – аккуратно разделить эти области, отобразить их в соответствующие сферы общества. Очевидно, что какой моральный мотив превалирует в отношениях людей, такую мы и получаем в результате сферу, отчего подходящими терминами для обеих сфер будут "личная" и "публичная", хотя в наше время в эти слова вкладывается самый разный смысл. Но поскольку именно мораль и этика являются тем базисом, который формирует и общество и его сферы, наш подход обещает быть, как водится, единственно правильным.
Мораль формирует личную сферу – близкие отношения, субьективные ценности. Этика формирует публичную – отношения между посторонними, обьективное общее благо. Как видим, перепутать обе сферы легко, особенно если не понимать разницы между моралью и этикой. Именно так оно исторически и сложилось, закрепив этот моральный конфуз. И ранее, и кое-где поныне считается, что чем ближе к "частной" (т.е. личной) сфере, тем меньше морали, но больше свободы и возможностей преследовать свои индивидуальные эгоистичные цели, а чем ближе к публичной – тем важнее мораль и следование общественному жертвенному долгу. В частной сфере человек сам по себе, он защищен своей собственностью и может делать что хочет, а в публичной – он часть общества и уже с ним делают, что хотят. Публичное – коллективная власть над частным, власть социальной необходимости над свободным выбором, а частное – личная свобода в рамках, отведенных обществом.
Признаться, в таким подходе есть определенная, хотя и неправильная логика. Может когда-то она и была правильной, но те времена давно канули в лету. Если полагать, что мораль регулирует любые отношения, то все выглядит логично. Чем публичней, тем больше всевозможных отношений и тем сильнее моральные требования. Тем ближе к власти с ее долгом, правом и идеологиями. Но ошибка этой логики, выросшей во времена, когда общество было настолько мало, что его не отличишь от небольшой деревни, в том, что она игнорирует природу отношений сведя дело лишь к степеням свободы, причем завязанной на праве собственности. То есть еще и опирается на совершенно посторонние вещи. В результате, истинно личные отношения никак не выделяются на фоне посторонних и коллективных. Ведь вся эта нелепая "частная" сфера, т.е. частная инициатива и прагматичные интересы – это то же самое общество, та же самая публика. Не удивительно поэтому, что все в этой частной сфере оказывается точно так же зарегулировано нормами сверху донизу. Там то же самое насилие, не меньше чем в публичной – где вы видели, например, свободный экономический выбор? Или свободное семейное право? Само понятие собственности, "мое" – уже следствие договора, "общего". Выходит, что не так-то просто отделить частного человека с его свободным выбором от принуждения со стороны публики. Человек всегда находится в гуще общества. Да и с другой стороны – разве в области государственных, публичных интересов мало "свободы" и частной инициативы? Напротив, при демократии там сплошь свобода и инициатива – закулисных магнатов, олигархов, активистов, общественных организаций, лоббистов и всех заинтересованных в формировании политической и экономической повестки. Этой свободы там куда больше, чем в бизнесе, где все давно схвачено крупным капиталом. В результате, обе сферы настолько пронизаны общественными интересами, что отделить их давно невозможно и неактуально.
Гораздо правильнее будет наш взгляд, отталкивающийся от природы отношений, пусть и несколько прямолинейный. Личная сфера – часть общества, наиболее близкая к человеку, а публичная – наиболее далекая. Независимо от того, как и чем он там занимается. И тогда выбор поведения оказывается этичен прямо пропорционально именно этому человеческому расстоянию, а вовсе не степени эгоизма или коллективного давления. А морален, соответственно, обратно.
Надо сразу признаться, что этот взгляд не учитывает политическую власть, которая с одной стороны – далека, а с другой – может проникать до самого желудка. Но поэтому власть и ее щупальца – особенная вещь. Она так высоко, что покрывает сразу все сферы. При этом она искажает и отрицает любую мораль и любую этику, потому что только свобода питает оба типа нравственности, а не трансцендентные принуждающие силы. И симметрично, обе они отрицают власть. Можно не сомневаться, каков будет вердикт истории. Если же на минуточку дать волю фантазии и представить, что может существовать скромная государственная власть, то вся ее скромность будет заключаться в том, что она ограничится публичной сферой и не полезет в постель. Да, смешная фантазия, я знаю. Я ее привел только как пример публичной сферы, которая чисто умозрительно демонстрирует возможность включать не только экономику, но и политику. И очевидно, стала она таковой – экономичной и политичной – именно вследствии посторенности людей.
Измерить расстояние между людьми на первый взгляд легко. В конце концов, не так много людей вокруг, ради которых нормальный человек будет лезть из кожи вон. Но это иллюзия. Нет, он конечно лезть не будет, просто появляются нюансы, которые все запутывают. Каждый член общества связан огромным количеством отношений, различающихся в зависимости от интересов и потребностей, которые они обслуживают. И кратких, и постоянных. И сильных, и слабых. И формальных, и нет. Тут и соседи, и начальство, и нищий на углу, и звезда в телевизоре. Как узнать кто ближе, а кто дальше?
Хорошо бы все это как-то наглядно проиллюстрировать, но боюсь я уже давно исчерпал лимит рисунков. Свобода требует бороться с нездоровыми желаниями! Поэтому попробуем просто посмотреть на уже нарисованное, тем более, что сферы мы когда-то рисовали (см. рис. 1.11).
3 Диаметральные свойства сфер
– Правдивость и искренность
Разная моральная окраска сфер приводит к тому, что они становятся удивительно различными с точки зрения буквально всего. Или, точнее, должны быть, если станут таковыми, как мы их описали – основанными, соответственно, на жертвенной морали и обьективной этике. Возьмем например, искренность. В какой сфере человек должен себя вести максимально искренне? В личной вероятно? А вот и нет!
В личных отношениях ложь не только вполне допустима, но даже желательна, если ее цель – благо. Ведь благо – это и есть единственный критерий поведения. Соответственно, искренность нужна только до той степени, пока она не наносит вред. Совсем иначе дело обстоит в публичной сфере. В отношениях с посторонним ложь совершенно неприемлема. Абсолютная правдивость – одно из качеств абстрактного партнера. Правдивость означает не только отсутствие всякого искажения или утаивания информации, но и устранение всякого "понимания ситуации", тактичности и деликатности в донесении и представлении информации, это максимальная обьективность в передаче и освещении событий, фактов и т.д., полностью отрешенная от личностных характеристик и состояния человека. Правдивость тем легче в свободном обществе, что там отсутствует страх и опасения за последствия – никто там не воспользуется информацией, чтобы получить нечестное преимущество.
– Открытость и приватность
Постороннесть человека требует признания его полной личной автономии. Никто не имеет права вмешиваться в его дела, судить его или оценивать. Его жизнь, мотивы, чувства остаются тайной и закрыты от всех. Уже проявлять любопытство там, где посторонний этого не желает – унижать его достоинство. Соответственно, поскольку никто не имеет права интересоваться его секретами, всю информацию, которая может затрагивать других, посторонний добровольно открывает сам. Полное раскрытие и обмен значимой информацией – необходимые условия взаимодействия и договора. Достоинство и доверие неразрывны.
Неприкосновенность внутреннего мира постороннего человека означает, что он не может вызывать никакие личные чувства – им просто неоткуда взяться. Равно, никто не имеет права пытаться их вызвать в постороннем, сделать его поведение зависимым от эмоций, манипулировать им. Взаимодействие с ним напоминает протокол информационного обмена. В публичной сфере человек не стремится создать хорошего (и уже поэтому ложного) впечатление о себе, расположить к себе, выглядеть умнее, чем он есть на самом деле. Посторонний – полный аноним, но аноним не потому, что боится или хочет навредить, а потому что ценит максимальную открытость. Удивительный парадокс, правда?
Совсем иначе дело обстоит в личной сфере, где каждый хочет не только быть, но и казаться лучше, вызвать теплые чувства, понравиться и рассказать о себе все самое хорошее, утаив все самое плохое.
Продолжением закрытости личной сферы является то, что личные отношения между посторонними касаются только тех, кого они касаются. Общество абсолютно не вправе вмешиваться и даже интересоваться, что происходит между близкими людьми до тех пор, пока они добровольно остаются вместе и добровольно отказываются от свободы. Кто-то кому-то кажется причиняет вред! Обижает и унижает! Лишает человеческого достоинства! Надо срочно привлечь общественность! К счастью, в личной сфере свободного общества нет "общественности". А значит, близкие сами разберутся между собой. Надо – обидятся, надо – простят, а надо – вообще станут чужими. Но неужели такое возможно? А если родители наказывают детей? Промывают мозги? Эксплуатируют трудом и мучают науками? Развращают, прости господи?! Разве не долг каждого вмешаться и защитить? Спасти детей? Отнять от родителей и взять себе на воспитание? Эти вопросы наглядно показывают весь ужас нынешнего общества, где забрать чужих детей только потому, что кому-то не нравится их воспитание – обычное дело. К счастью в свободном обществе, где основа социального договора – доверие, оно распространяется и на личную сферу. Закрытость личной сферы – следствие доверия! Еще один замечательный парадокс!
В публичной сфере опять все иначе. Кроме доверия. Все посторонние члены общества одинаковы, независимо от того, с кем из них происходит взаимодействие. Даже если собственное взаимодействие всегда этично, обьективность этики требует, чтобы люди реагировали на насилие, которое их не касается напрямую. Т.е. постороннесть не эквивалентна безразличию. Любое нарушение обьективной этики касается всех – в публичной сфере все посторонние, каждый потенциально является обьектом такого насилия/несправедливости. Пример – кто-то обманом продает вредный товар. Любой член общества может и должен привлечь к этому внимание даже если он лично не пострадал. Продажа товара означала, что каждый является целью такого обмана. Другими словами, в публичной сфере потенциальный вред эквивалентен актуальному, а каждое взаимодействие затрагивает каждого. А как же наказание? Кто накажет? Возможно наказать виновного лучше тому, кто оказался первым "в очереди" – именно он столкнулся лицом к лицу с врагом свободы. Так плавно происходит переход из публичной в личную сферу, допускающую насилие в целях наказания.
– Единичность и смертность
Мораль выросла из необходимости выживания и она как целое, включая катастрофические ситуации, озабочена существованием, переходом между поколениями, как бы связью времен. Для морали важны вопросы жизни и смерти – спасение утопающих, рождение детей, уход за родителями, долг перед больными. Ей не интересны мелкие практические делишки. Личная сфера выделяет конкретного человека и продолжает его в будущее как отдельный, единичный обьект, в котором она, посредством людей симпатизирующих ему и нуждающихся в нем, открывает неповторимые черты. Но эти черты – общечеловеческие, сущностные. Все люди разные, но через это своеобразие мы понимаем, что такое "человек". Для морали человек тем ценнее, чем полнее его единичность выражает общее. Человеческое делает его достойным жертвы.
В отличие от морали, этика занята постоянными делами живых людей – моделями общества, социальными институтами, отношениями производства и распределения. Ей интересны смыслы, идеи, цели. Этика не выделяет в каждом единичное, конкретное, она работает со множеством людей и все они одинаково абстрактны. В публичной сфере людей не просто много, а очень много, даже слишком. Только так можно не придавать человеку личной ценности – невозможно ценить то, чего слишком много. Только так можно добиться полной независимости и свободы друг от друга.
Личная сфера – это, образно говоря, "вертикальный" срез, или размерность, общества. В ней люди добровольно формируют те отношения, которые требуются нашей биологии, чтобы она жила дальше. Мораль вся отталкивается от смерти, это ее главная проблема. Само рождение и воспитание – это подарок, жертва со стороны родителей. Ответная жертва – рождение и воспитание своих детей. Эта связь времен – суть личной сферы. Публичная, соответственно, формирует "горизонтальную" размерность. Люди там взялись непонятно откуда и никуда не деваются. Они просто есть и действуют здесь и сейчас, они строят вечные планы, потому что сами они бессмертны. Этика не понимает, что такое смерть, она ее успешно преодолевает и забывает.
– Стандартность и уникальность
Поэтому мораль, видя своеобразное в человеке, сама насквозь однообразна в том, зачем и что она требует. Только ближний, только его благо. Личная сфера не отличается оригинальностью – всем она нужна для одного и того же. Публичная опять противоположна. Построить институты общества требуя одного и того же не получится. Поэтому этика заставляет каждого быть уникальным – найти только свой путь и свою цель. Она руководит человеком в нужном направлении посредством договора с теми людьми, которым требуется то, что он в состоянии предоставить. Для этики – и общества – человек тем ценнее, чем он уникальнее. Публичная сфера организует таких людей, позволяя им всем ладить друг с другом без конфликтов и неувязок. Следование нормам открывает человеку свободу быть не только самим собой, но и членом коллектива, занятого одним общим делом. Вместо единичности бесформенного камня у него появляется уникальность ладного кирпичика в едином здании, появляется свое место в обществе.
Во избежание неясности, уточним разницу между единичностью и уникальностью. Не то чтобы это было нам критически важно для дальнейшего изложения, скорее для ясности и полноты картины. Уникальность – то необычное, что надо найти в себе ради других. Единичность – то необычное, что каждый находит в другом ради себя. Найти это несложно, потому что единичное – это проявление чего-то общего, что, например, создано природой. Это случайная вариация, печать хаоса на тексте закона. Уникальное – это проявление свободы, новая сущность, полная неповторимость, требующая дополнения стандартностью, чтобы выделить ее и позволить ей сосуществовать с такими же уникальными. Нормы играют роль стандарта, обрамляющего уникальность и вписывающего ее в общество.
– Оригинальность и бесполезность
Чем шире коллектив – тем разнообразнее там требования к способностям людей. У каждого есть шанс. Но откуда берется само разнообразие? Разве не должна абсолютно обьективная публичная сфера выродиться в серую однообразную массу? Ответ в том, что наша обьективность, как родственница свободы, эквивалентна полной непохожести. Детерминизм обожает однообразие, он всегда старается повториться, хотя ему всегда приходится терпеть вариации. Свобода не терпит повторений, она стремится к новизне и новизне настоящей, обьективной. Люди не рождаются уникальными, таковыми их делает свобода публичной сферы после того, как детерминизм семьи и среды сделал случайно непохожими. На выходе из семьи человек может быть себе на уме – необычным, неординарным, обладать неортодоксальными идеями и нестандартными вкусами. Что в обществе, разумеется, никому не нужно. К счастью, кроме общества есть отдельные люди. Чем своеобразнее человек, тем меньше он требуется массе, но тем больше – кому-то одному, с кем он найдет, можно надеяться, общий язык, культурно взаимообогатится и породит новое, такое же своеобразное продолжение. Как сказать автору правду о его творчестве, если эта правда – всего лишь личная точка зрения? Только близкий и понимающий человек может оценить и подержать, воздать по заслугам, видимым ему одному. Пусть и приврав для начала, если увидеть не удается. Личная сфера – колыбель не только единичности, но и обьективной бесполезности.
В публичной сфере работает иной процесс. Личные заслуги там заменяются общей пользой, а личные потуги – общепризнанными результатами. Люди редко способны разглядеть таланты в своих близких. Во-1-х, большое "видно издали", когда не мешает субьективное, а во-2-х, мало кто способен полностью самостоятельно, без подсказки окружающих и СМИ, сформировать "собственное мнение". Персональные вкусы, распространяясь извилистыми личными путями и таким образом незаметно переходя из личной сферы в публичную, формируют культурно-эстетические общности, где неограненное своеобразие находит свое иное, но все более обьективное применение, превращаясь в уникальность. Если свои слепы, то чужие, особенно когда их много – проницательны. Если близкие снисходительны и мягки, то чужие – прямы и честны. Если близким нужен сам человек, то чужим – польза от него. Так идет процесс выжимания из человека толка для общества. Из случайной флуктуации его непохожесть становится обьективной новизной. В начале семья, друзья, знакомые. Потом единомышленники, сторонники, поклонники. Затем читатели, слушатели, зрители. В конце концов, новые вкусы охватывают все больше людей, люди подражают, им нравится новое, но уже опробованное, апробированное и заверенное другими, оно проникает все дальше и порождает то разнообразие публичной сферы, которое мы наблюдаем вокруг. Общество движется вперед, принимает новые культурные, эстетические и этические нормы, которые тоже родились сперва в чьем-то глубоко личном мозгу.
А умерли в безграничной толпе. Оригинальность всегда начинается с узкого круга посвященных, а кончается унылой, но практичной пошлостью, кричащей с каждого угла.
– Свобода от других
Личная сфера – место, где появляется человек до того, как сможет войти в публичное пространство. Там он приобретает идентичность "человека". Он не может стать этичным вдруг, он должен пройти микроэволюцию морали, от насильственного альтруизма, через личную жертвенность, к ОЭ. Все это время он целиком зависит от других, подражает им, поклоняется их авторитету. Туда же он возвращается, реализовав свой созидательный потенциал, опять полагаясь на помощь близких. Личная сфера не создана для свободы.
Публичная сфера освобождает человека и от насилия, и от жертв со стороны других. Личная жертва, направленная на свободного человека, способна разрушить целостность публичной сферы – нарушить фундаментальный принцип договора, исказить позиции его участников и внести насилие. Личные жертвы должны быть ограничены слабыми – детьми, стариками, женщинами, больными и теми, кому фатально не повезло. Их конкретные нужды известны и понятны, что потенциально поможет восстановлению равенства договорных позиций.