– Не стоит делать преждевременных выводов, Унмид Снегоход, – сказала Лайла, посмотрев на норда. – Зная Мавен, Ахаз’ир подвергает себя большой опасности. Мне кажется, что-то произошло…

– Мой ярл, – сказал Унмид, – каджиты не следуют тем понятиям, что мы, норды. Эти кошколюды всегда ищут выгоду для себя. Своя шкура для них…

– Хватит, хускарл, – осклабилась Лайла, бросив на него строгий взгляд. – Принадлежность к расе не предопределяет, каким является её представитель. Мавен – нордка. Она та ещё мразь. Понятия чести, доблести, верности для неё чужды. Она живёт лишь ради денег. Они её жизненное кредо. И…

Лайла не закончила. За воротами послышались гул, волнение и крики. Из-за городской стены стали подниматься клубы дыма.

Солдаты насторожились. Лайла обернулась, кинув взор в сторону стены. Яркое свечение начало озарять ночной город, отдавая в тёмное небо тревожное мерцание и рассеивая окутавший его мрак.

Шум, крики, всё это смешалось воедино, всего стало ещё больше.

Раздался скрип механизма. Ворота с треском медленно начали отворяться, рассеивая по водной глади волнистые линии. В их узком прорезе, что с ленивым рычанием становился всё шире и шире, показался продольный городской канал, идущий по нижнему ярусу города. Сам Рифтен озарился свечением огня, что полыхал в разных его частях.

– Время настало! – крикнула Лайла. – Вперёд!

Лодки тронулись. Их скопление медленно преодолело ворота и уже плыло по каналу. По обеим сторонам по дощатым помостам бежали параллельно плывущим вооружённые люди. В их руках были вилы, колуны, палки. Всё, что можно было использовать в качестве оружия. Мостик впереди пересекла Мьол. В окружении небольшого отряда, она остановилась. Лайла встретилась с ней взглядами. Воительница кивнула, после чего, обнажив свой меч, вытянув его из широких ножен, наискось пересекающих спину, крикнула:

– За мной!

Отряд двинулся за нордкой, поднимаясь по замшелым деревянным ступеням на верхний ярус.

– За Рифтен! За Скайрим! – крикнула Лайла, обнажая серебристый стальной меч. Ловко выпрыгнув из лодки, женщина ринулась по следам воительницы. Солдаты закричали, выпрыгивая из лодок. Большой гущей они ринулись следом за ярлом. Дощатый помост грубо содрогался под многочисленными топотами стальных сапог. Унмид обнажил два своих топора. Он ни на шаг не отделялся от своей правительницы.

Поднявшись, солдаты тут же встретили сопротивление. Хорошо организованная группа наёмников вышла к ним навстречу. Завязался бой. Потекли реки крови. Начали валиться сражённые тела.

Со стороны городской торговой площади ринулись толпой вооружённые ополченцы. Городская стража, носящая на своих латах цвета Рифтена, выстроила стену из щитов на мосту, перегородив им дорогу к крепости. Скопившаяся куча граждан налетела на неё. Стража не отбивалась. Она лишь сдерживала натиск, медленно отступая назад, хотя каждый из них держал оружие в руках.

На всех улочках города завязались беспорядки, везде были бои. Вышедшие на ночной бунт горожане громили торговые лавки, валили столбы со светильниками и поджигали их. Поджигали всё, что воспламенялось. Рифтен неумолимо тонул в ярких отсветах пламени, на миг становясь одним большим светильником, разгоняющим ночной мрак.

Тем временем группа Лайлы медленно пробивала себе путь к городской крепости, что была окружена многочисленными вооружёнными людьми.

Город полыхал нескончаемым пламенем, озаряя ночное пасмурное небо мерцающим отсветом. С разных концов Рифтена поднимались вверх чёрные столбы дыма. Горожане наваливали на дороги улиц мешки, деревянные доски, телеги, поджигали их с помощью факелов, разводя костры и выкрикивая различные лозунги. Но у разных слов, произнесённых с разной интонацией, но одинаковой ненавистью, был один общий посыл: «Долой Чёрный Вереск! Долой Мавен! Долой преступников у власти!». Самопровозглашённый ярл укрылась в стенах Миствейла. Мавен не ожидала такого неожиданного и резкого разворота событий. Маленькая искра, вспыхнувшая из неоткуда, неожиданно, привела за собой пожар, который стремительно поглощал каждый уголок, обжигал каждое сердце и каждый блеклый клинок, что бился у стен крепости и на узких улочках Рифтена.

Выйдя из темницы, группа во главе с Мьол и Ахаз’иром начали преодолевать задние дворы, перепрыгивая через оградки частных участков. Миновав несколько дворов, они свернули направо, пройдя вдоль стен большого храма.

Впереди на их пути лежало два бездыханных тела. Ахаз’ир, увидев их, замедлил шаг. А потом и вовсе остановился, опустив меч. Редгард и темноволосая нордка в кожаной броне лежали на животе неподалёку друг от друга. Каджит застыл. Обогнавшая его Мьол обернулась.

– Ахаз’ир! – позвала она его.

Он медленно перевёл на неё взгляд.

– Идите. Я догоню вас! – ответил каджит.

Нордка слабо кивнула. Отряд удалился, скрывшись за поворотом, ведущем к стенам крепости.

Ахаз’ир медленно прошёл к телам. Вокруг убитых была смочена трава, окрашенная в багровый цвет. Лужа крови стекалась по рыхлой почве.

Каджит медленно опустился, тяжело согнув колени, перед телом мёртвого редгарда. Осторожно подняв его и перевернув, Ахаз’ир заглянул в его заведённые и полные отчаяния и пустоты глаза. Взгляд был мёртвым. На его горле был порез от лезвия, который кровоточил до сих пор, сливая маленькие багровые струйки по слегка выцветшей бедняцкой рубашке.

– Абаль… Проклятие… – простонал Ахаз’ир, поникнув головой. – Что же ты наделал…

Дыхание каджита было неровным. В горле словно застрял огромный ком, лишающий возможности говорить. Он больно душил его глотку, заставляя морду сжиматься от этой боли.

Посмотрев на мужчину, глаза каджита наполнились влагой. Опустив их, он увидел в одном из карманов на рубахе выпирающий свёрток бумаги. Вынув его, Ахаз’ир расправил, пробежал взглядом. Это было письмо, предсмертное письмо:

Ахаз’ир, если ты это читаешь, то значит, я мёртв. Прости, но у меня не было выбора… Мавен послала за мной сразу же, как только ты покинул город. Она говорила много. Её слова были убедительны. Они подавали хоть какую-то надежду, что всё можно решить без кровопролития. Она обещала милосердие, если мы все сдадимся. Но в итоге… Я был наивным дураком, который слепо поверил змее, от слов которой брызгал смертельный яд… Я подвёл тебя, друга, с которым мы выросли в низовьях Рифтена, вместе рыбачили и выживали. Я подвёл тебя и теперь ничто не искупит мою вину. Да и не будет этого. Я уже покойник. Я знал, что Мьол соберёт своих людей в другом месте, я верил в её осторожность и не ошибся. Я сказал Мавен о прежней точке сбора, и она послала большую группу, чтобы её поймать и всех тех, кто находился там. Что будет дальше, когда они вернутся, я не знаю. Точнее знаю, но не знаю, как именно это случится. Надеюсь, что исход этой тёмной истории будет светлым. Прости. И прощай.

Дочитав, Ахаз’ир сильно сомкнул губы. Он сжал свёрток в своей ладони. Его взгляд был подобен страшному пожару, что мог сжечь даже высокие каменные горы на своём пути, превратив всё в бесцветный прах. Каджитские клыки оскалились в злобном треске и слабом рычании, что издал Ахаз’ир.

– Вот он! – вдруг раздалось в переулке, ведущем от заднего двора храма. – Убить его!

Ахаз’ир поднял тяжёлый взгляд. Со стороны переулка к нему бежало трое наёмников.

Каджит поднял меч с испачканной кровью земли. Уронив записку рядом с телом редгарда, он обхватил рукоять двумя лапами. Дыхание стало тяжёлым, горячим. Каджит полыхал ненавистью. С ней он вышел им навстречу, желая рубить и убивать всех, кто носит такие же доспехи, как и эти наёмники.

Первый налетел на него, занося меч над головой. Ахаз’ир с наскока увернулся вольтом и тут же резанул по правой ноге, доходя до сухожилий. Наёмник вскрикнул и упал рядом. Тут же каджит принял вторую атаку. Зафиксировав клинок, Ахаз’ир перевёл вес с левого на правый бок, уводя скрещенные клинки в сторону. В открывшуюся челюсть он саданул локтем, после чего прокрутился, с разворота блокируя атаку третьего. Проведя меч по дуге, он ударил наёмника кулаком по лицу, но воин лишь слабо отступил. Быстро оправившись, наёмник нанёс мощный рубящий. Блок, контратакующий выпад с подсечкой. Ахаз’ир повалил наёмника на землю и вонзил свой меч в его брюхо, что не было так защищено стальными латами, как остальная часть тела.

Вновь резкий разворот. Наёмник, отогнанный хорошим ударом в челюсть, сделал два атакующих выпада, чередуя прямой рубящий сверху и режущий от левого бока. Ахаз’ир отступал назад. Отпарировав первый, он блокировал режущий удар, скрестив сталь. Они приблизились взглядами. Ахаз’ир горел неистовой ненавистью, направляя свою ярость и боль в свою силу. Увидев его хищнический взгляд, полный решимости и жажды крови, наёмник, опытный воин, чьё умение оценивается льющимся потоком золота, дал слабину. Его воинский дух резко улетучился, оставив после себя лишь небольшую испарину.

Каджит толкнул его. Наёмник резко отошёл. Ахаз'ир, подобно соколу, налетел на наёмника, непрерывно атакуя его с разных позиций. Воин отступал, увернулся вольтом от режущего каджита, оказался у него за спиной, пнул ногой. Ахаз’ир выругался. Сдержав равновесие, он развернулся. Наёмник бросился на него, сделав это нетактично, необдуманно, непрофессионально. Он начал хаотично наносить режущие и колющие. Ахаз’ир резво отступал, парируя его атаки. Вольт, уклон от режущего, проскользнув под самым клинком, каджит резанул наёмника по верхней части правой ноги. Резанул сильно, направив всю свою массу. Клинок был острым. Наёмник вскрикнул, повалился на землю, но меч не выронил. Каджит вскочил, навалился на него. Его меч жёстко падал на наёмника. Тот защищался своим клинком как щитом. От мощных ударов исходили вскрики, воин жмурился, ибо сталь билась в соприкосновении перед его глазами. Вскоре наёмник устал сдерживать натиск. Каджит замахнулся и выбил его клинок из рук. Он отлетел. Наёмник был обезоружен. Каджит злобно шипел. Отбросив свой меч, он мощно саданул своей лапой по лицу мужчины, когтями разрезая его кожу. Наёмник кричал, умолял о пощаде, но каджит не слышал его, не видел его слабости. Своими острыми когтями Ахаз’ир наносил один удар за другим, буквально разрывая лицо наёмника в клочья. Брызги крови, душераздирающий крик, куски кожи и мяса, разлетающиеся по сторонам.

Ахаз’ир остановился. Его лапа была окроплена багровым цветом, когти поменяли окрас. Тяжело дыша, каджит смотрел на наёмника. Теперь уже замолчавшего навеки. На его лице не было… лица. Оно было буквально разорвано в клочья.

Каджит откинулся назад. Увидев то, что он сделал, Ахаз’ир звучно задышал. Поднявшись, он слегка пошатнулся, в ужасе отстраняясь от тела убитого им наёмника.

Ахаз’ир осмотрелся. Все лежали, все были мертвы. Первый из нападавших, истекая кровью, что сочилась из его раны на ноге, слабо извивался, издавая протяжный стон. Каджит, подняв свой меч, спешно подошёл к нему. Подняв клинок остриём вниз, он тяжело опустился и вонзил его в грудь наёмника. Его латы не выдержали и пробились насквозь. Мужчина кашлянул, из его рта полилась кровь. Взглянув на каджита, он медленно закинул голову назад. Потом его очи сомкнулись. Ахаз’ир, упираясь о рукоять меча, молча внимал ему. Сделал он это из злости или же желая прекратить мучения этого охотника за наградой – Ахаз’ир и сам не знал. Всё произошло машинально.

Вынув меч, он поднялся. Теперь его окружали лишь одни мёртвые тела, а сам он стоял посреди огромной кровавой лужи, что медленно растекалась в ширь, завлекая всё больше растущей здесь зелени в свои владения.

Слабый вздох. Каджит обратил взор к небу, что медленно, но неутомимо, озарялось постепенно надвигающимся утренним рассветом.

Потом он развернулся и пошёл. Пошёл по следам своего отряда. Туда, где бушевал бой.

Стражники, плотно сомкнув свои ряды в стене щитов, медленно отступали, практически полностью уступив толпе бунтовщиков мост, ведущий к крепости. Ряды обороняющихся вступили на небольшую площадь перед крепостными стенами. Толпа вновь ринулась вперёд, налетая на оборонительные живые редуты, как коса на камень. Стражники крепко стояли, стена не пошатнулась. Бунтовщики кричали, отступали назад, размахивая вилами, дубинами и факелами. Брань их в сторону стражников лилась подобно реке.

За спинами облачённых в цвета города стражников появился отряд лучников. Наёмники, выстроившись в две шеренги, нацелились на разъярённую толпу, прячась за стеной щитов. Стрелы, натянутые на тугой тетиве, приблизились к изгибистым основам луков.

– Огонь! – скомандовал один из лучников.

Стрелы градом полетели в сторону моста. В толпе послышались крики, она поредела, рассыпалась. Горожане, сражённые стрелами, падали, изгибаясь в стонах и криках. По доскам потекли струи крови. Стоны, крики, всё это смешалось воедино. Наблюдая за этим, стражники окаменели. Один из них высунул лицо из-за неровной линии щитов, выпрямившись. Увиденное повергло его в шок. Убитых было много.

– Что же вы делаете?! – кричали им из толпы, что постепенно снова смыкалась в один большой строй. Смерть своих лишь больше усилила ненависть горожан, заставляя их вновь смыкаться на мосту. – Идёте против своего народа!

Тем временем лучники готовились для новой атаки.

– Целься! – вновь раздался приказ. Наёмники прицелились, натягивая тетиву.

Стражники были в замешательстве. Они начали переглядываться между собой. Их строй пошатнулся, стена поплыла, лишившись прежней твёрдости. Послышалось шептание за ней.

Стражник в открытом без забрала шлеме, посмотрев на другого справа от себя, слабо кивнул.

– Разворот! – скомандовал он. Не нарушая строй, они синхронно развернулись щитами в сторону лучников.

Наёмники опустили луки и отступили.

– Что за чертовщина?! – нервно глядя на обернувшуюся на них стену щитов, проговорил их командир.

– В атаку! – крикнул командир городской стражи. Стена ринулась на лучников, валя их наземь, рубя и протыкая мечами и топорами. С воодушевлённым криком толпа горожан ринулась следом. Сумевшие вовремя отступить лучники бежали. Бежали не к крепости. Они бежали вдоль улиц города, бежали из Рифтена. Разъярённые горожане с колунами и факелами преследовали их.

Тем временем группа Лайлы смогла пробить себе путь к стенам крепости. Воссоединившись с отрядом стражников и толпой горожан, они образовали один единый фронт. Наёмники отступали к стенам. Некоторые кидали свои мечи и уходили бегством, позабыв о наёмничьей чести и о всех кодексах на свете.

В гуще сражения, пробиваясь к стенам крепости, Унмид Снегоход, хускарл и телохранитель ярла Лайлы, встретился лицом к лицу с Кувалдой. Темноволосый норд положил возле себя не мало солдат Братьев Бури. Встретившись взглядом с нордом в позолоченной эльфийской броне, он улыбнулся, его окровавленное лицо сморщилось в насмехательской гримасе.

– Надо же, сам зверёк ярла собственной персоной! – сказал Кувалда, вытирая свой испачканный подбородок рукой. – А ты не отвадил привычку носить броню тех, кого яро ненавидишь. Какие же у вас двойные стандарты.

– Не одежда определяет кто ты, Кувалда, – прошипел Унмид, вставая в боевую стойку, крепко сжимая топоры в обеих руках. – Но в твоём случае ты всегда останешься падалью, сукин сын!

Темноволосый норд злобно оскалился. Он кинулся на Унмида, атакуя его рубящим ударом. Норд в позолоченной броне отринулся, уходя от прямой линии атаки. Кувалда сделал выпад, нанося комбинации режущих с различных позиций. Унмид успешно парировал каждую атаку. От последней он вольтом увернулся, оказавшись у норда за спиной. Развернувшись, Унмид поразил режущим ударом своего топора поясницу Кувалды. Норд вскрикнул, зашипел, отходя вперёд, после чего медленно развернулся.

– Ты заплатишь… – проговорил темноволосый, злобно скрипя своими пожелтевшими зубами. Унмид прокрутил оба топора в своей руке, приготовившись.

Темноволосый норд напал на него, занеся меч над головой. Унмид принял удар правым топором, уйдя от прямой линии атаки влево, заставив клинок темноволосого просесть, после чего зафиксировал его вторым топором уже на уровне своего пояса, саданув Кувалду по лицу своим лбом. Тот отстранился, выругавшись. Выронив оружие из рук, он слегка тряхнул головой. Унмид тут же налетел на него, завертевшись. Его топор со скоростью прорубил темноволосому гортань, второй же топор завершил смертоносный вихрь контрольным режущим ударом. Срубленная голова темноволосого норда отлетела и упала в гущу сражения, волочась, словно мяч, по каменистой поверхности от ударов ног бьющихся солдат. Громоздкое тело рухнуло с грохотом на тела других убитых наёмников. Так закончилась история главного палача и крушителя черепов клана Чёрного Вереска.

Со смертью Кувалды изменился и ход сражения. Лайла Рука Закона смогла пробиться к крепости. Последние силы наёмников, что медленно истощались защитой от натиска со стороны стены и от атаки с тыла группой Мьол Львицы и Ахаз’ира, скоротечно редели. Многие из них уже бросали оружие к ногам бунтовщиков, поднимая руки вверх. Вскоре затихли бои и в других частях города. Пленённых и сдавшихся наёмников отводили на площадь перед крепостными стенами.

Солдаты Братьев Бури открыли высокие дубовые ворота крепости Миствейл. В их сопровождении ярл Лайла спешно пересекла удлинённый тронный зал.

– Мавен Чёрный Вереск, за преступления, совершённые против Рифтена и его народа, ты приговариваешься к тюремному заключению до тех пор, пока не завершится эта война. – произнесла Лайла, просовывая свой меч в ножны. – После же твоя судьба будет решена на городском суде перед всеми жителями Рифтена.

– Наглая, вероломная дрянь! – прошипела Мавен. Солдаты Братьев Бури схватили её. Разъярённая нордка пыталась вырваться из захвата, но всё было тщетно. – В скором времени вы пожалеете об этом. Восстание Ульфрика угаснет, все предатели посетят эшафот и среди них будешь и ты тоже, Лайла. Попомни мои слова.

– Ты можешь мечтать сколько угодно, Мавен, – спокойно ответила ей Лайла. – В темнице у тебя для этого будет предостаточно времени. Уведите её.

– Ты об этом пожалеешь, шлюха! Да ты раздвинуть свои ноги готова даже перед членом медведя! Будь ты…

Она не успела договорить. Буйную женщину силком вывели из крепости, провели через площадь, на которой находились сдавшиеся наёмники. Толпа начала громко освистывать темноволосую женщину, харкая ей в след. Так закончилась недолгая и, казалось бы, подававшая надежды история Мавен Чёрный Вереск в роли ярла и вершителя судеб.

Утреннее солнце, прорезавшее тёмно-серые облака своими яркими толстыми лучами, озарило рифтенские крыши. Наступивший покой после стихийной бури протекал в унисон со спокойно коптившимися сгустками погоревших куч, что медленно возвышали ввысь серый дым.

Народ, разделённый в минувшую ночь бури и шторма, сейчас на улицах города был един. Утро медленно и неохотно отступало, предвещая скорый приход полудня. Если ночью половина горожан скрывалась от бушующей в городе бойни в своих домах, то сейчас каждый привносил свою лепту в процесс восстановления города в порядок.

Слышались смех и шутки. Рифтенцы дружно очищали улицы города от завалов и погоревших материалов, сопровождая это рассказами о минувшей битве. Сегодняшняя ночь оставила отпечаток в памяти каждого горожанина.

Ахаз’ир не спеша спускался по ступеням от больших дубовых ворот крепости. Услышав позади себя догоняющие шаги, он вскоре услышал и голос.

– Ахаз’ир, – сказала женщина, спускаясь к нему. Каджит обернулся.

– Мой ярл, – ответил он, слегка поклонившись.

– От всего города я благодарю тебя за помощь. Твои усилия, вложенные в наше дело, просто неоценимы, – сказала Лайла, опустив руки ниже живота и скрестив запястья.

– Я лишь исполнял обещание, данное Ульфрику, – ответил Ахаз’ир. – И помимо этого, я бился за город, в котором вырос. Который, так или иначе, является мне домом. В который и не думал, что снова вернусь, но судьба сыграла с каджитом в такую игру.

– Но ты вернулся. И поступил как герой, не побоявшись смерти, а с честью заглянув в её глаза, – сказал Лайла, спускаясь и поравнявшись с ним. – Это достойно того, чтобы считать тебя героем этих земель. Героем нашего времени. Ведь, в такие тяжёлые времена, во время расколотых щитов и забытых братственных узах мало кто дорожит честью и доблестью.

– Ваши слова, как всегда, добры и светлы, мой ярл, – сказал каджит, улыбнувшись. – И мне приятно это слышать.

– Куда же ты направишься теперь? – спросила ярл после продолжительной молчаливой улыбки.

– Я должен ехать в Вайтран. Встретится со своими сородичами. Если они там. А если нет, то найти их, – сказал Ахаз’ир, осматривая наполненную суетой преддворцовую площадь. – Мавен мне кое-что рассказала. То, что заставило меня задуматься…

– И что же она тебе сказала? – спросила Лайла, отпустив с лица улыбку.

– Её слова не приносят радости, скорее наоборот. Только печаль и смятение. Она поведала о том, что в среде союзников Ульфрика кроется шпион. Он докладывает врагам всё, что ему удаётся узнать. Я и сам не верил в это, пока Мавен не заговорила о моих сородичах. Она с точностью сказала сколько их, где они и что делали. А ещё… Она поведала о страшных событиях, которые подступают к Эльсвейру. О мщении со стороны Альдмерского Доминиона за наши дела на этой земле. Наверняка, вскоре в среде имперских генералов всплывёт новость и о случившемся здесь. О том, кто ко всему приложил руку, кто помогал.

– Мавен Чёрный Вереск известна тем, что любит запугивать своих врагов. Страх, устрашение – это её главное оружие, – сказала Лайла.

– Но к её словам стоит прислушаться, стоит обратить внимание, – сказал Ахаз’ир, посмотрев на ярла. – Сейчас и вправду тяжёлые времена. Не только для Скайрима, но в скором времени его накроет буря, которая имеет огромную мощь и силу смести всё живое на своём пути. Уничтожив Скайрим, она попытается сделать это и со всем Тамриэлем.

Лайла смотрела на него, не отрывая глаз.

– О чём же это ты? – спросила она обеспокоенным тоном.

– О том, с чем мы все столкнёмся в ближайшее время, – ответил каджит, ближе подойдя к ней, заглянув в её глаза. – Тень ходит за нами по пятам, тень Зла, отчаяния и погибели. И она не отскакивает от привычных нам вещей… Она таит в себе множество тайн, зловещих, мрачных… А эта война выжимает все соки. Она уничтожает всё, буквально всё. И мы должны скорее покончить с ней. Ведь, если мы не покончим с войной, война покончит с нами. И тень та, отголосок ужаса безликого, пройдёт по нашим трупам, заливая другие земли реками крови.

Лайла тяжело вздохнула. Она смущенно отстранила от каджита свой взгляд, посмотрев на площадь, на которой сновали люди.

– Мой ярл, прислушайтесь к моим словам… – сказал каджит. – Нужно проявлять осторожность…

– Это мудрое наставление, Ахаз’ир. Я верю тебе. Верю твоим словам, – наконец, вновь посмотрев на него, ответила Лайла.

– Следите за ней. За Мавен. Эта змея брызжет ядом даже сидя за решёткой, – сказал Ахаз’ир. – И да, вот ещё что. Опасность кроется в рифтенских лесах. Её кольцо постепенно сжимается вокруг Айварстеда. Из-за активности разбойников поселенцы возводят стены, чтобы защититься. У них нет стражи, которая могла бы придать им чувство безопасности. Они считают себя брошенными на произвол судьбы. Их поглотил страх. Им необходимо помочь. Иначе, Айварстед может быть потерян.

– За то время, что я пробыла в изгнании, что бороздила по своим владениям, что увидела многие вещи, скрывающиеся от моего взора, доселе бывшего спрятанным за четырьмя стенами своей крепости, я изменила свой взгляд на множество этих вещей. Я обещаю, тебе, своему другу и другу Рифтена, что отныне моя политика не будет наполнена эгоизмом и хладнокровием по отношению к отдалённым от нашего города поселениям, большим и маленьким. В ближайшее время в Айварстед будет направлен гарнизон и гуманитарная помощь. Так же я нанимаю на службу в городскую стражу людей. Мьол же станет начальником городской стражи. Я верю в неё, она справится с этой должностью.

– Мьол славная воительница. Мне было приятно сражаться вместе с ней у стен Миствейла, – сказал каджит.

– Она ещё и хороший человек, – сказал Лайла, улыбнувшись. – Кроме того, я собираюсь устроить чистку своих владений от всякой мерзости, что расплодилась в наших лесах. Мы вернём безопасность дорогам, ведущим к нашему городу. Вскоре Рифтен вновь станет центром торговли на юге Скайрима и процветающим городом. Ну, а что насчёт тебя, то отныне ты можешь свободно приходить в наш дворец, в нашу крепость в качестве почётного гостя. Так же, коли пожелаешь, можешь приобрести здесь и поместье в качестве награды за твои воинские заслуги. Рифтен открыт для тебя и для твоих друзей.

– Благодарю Вас, ярл, – сказал каджит, улыбнувшись.

Лайла медленно положила свою ладонь на его лицо, осторожно припала губами к скуле и поцеловала. После чего, посмотрев ему в глаза, тепло улыбнулась и не спеша поднялась по ступеням в крепость, придерживая подол своего кремового платья.

Проводив её взглядом, Ахаз’ир улыбнулся, после чего спустился на многолюдную площадь.

Осмотрелся.

Полдень, яркое солнце и уже чистое небо – стояла прекрасная, тёплая погода. Рифтен оживился. Среди рабочих каджит увидел и Тален-Джея, что на пару с нордами перекатывал заваленную мусором тележку. Это заставило каджита улыбнуться вновь.

Потом он медленно направился вдоль стен и домов Рифтена, утопая среди поддавшейся суете толпы.