– Лайла вместе с гарнизоном переправится по порту на лодках к воротам к трём часам. Мы выбрали это время как наиболее оптимальное для нанесения удара. Мало кто ожидает атаки поздней ночью. Ворота в порту не охраняются. Солдаты смогут добраться по каналу к самой крепости, избежав лишних жертв. Удар будет нанесён внезапно и в само сердце. Мавен не ведает ясностью, лишь страх за власть заставляет её идти на радикальные меры. Появление Лайлы станет для неё неожиданностью, – сказал каджит.

– Мы успели подобрать твоё тело до появления стражников, – сказал Абаль, наконец успокоившись и сев обратно на стул. – Ты лежал без сознания. Они бы схватили тебя и бросили твоё бессознательное тело в темницу по приказу Мавен.

– Абаль прав, – сказала Мьол. – Приспешники Чёрного Вереска знают, что по городу бродит каджит в чёрном плаще и всё разнюхивает. Это даст Мавен повод задуматься о скором появлении опасности для неё. Она усилила патрули в городе. Стражники, как только завидят тебя, сразу же арестуют. Мавен лихорадочно озадачена вопросом защиты своей власти. Она отправила уже не одно письмо в Хаафингар, генералу Туллию, с просьбой прислать сюда имперский гарнизон, но генерал не стал рисковать. Переброска сил в столь отдалённый регион слишком опасна, он так считает. Поэтому Верески окружили себя наёмниками, профессиональными бойцами. Если Лайла нанесёт удар, пускай сразу по крепости, жертв будет много.

– Да, Ахаз’ир, тебе лучше не высовывать хвоста, коли не хочешь лишиться не только его, но и своей жизни, – сказал Абаль.

– Как сказала мне сама Лайла – её риск оправдан борьбой за свободу своих подданных. Она готова рискнуть, дабы добиться победы не только для себя, но для всего Рифта. И, увидев её, я понял, что эта женщина – человек чести. Если она готова рискнуть ради вас всех, то и вы должны ответить ей той же монетой, – сказал Ахаз’ир. – Она поверила моим словам, ну а я верю в тебя, Абаль, в то, что ты перешагнёшь через свой страх. Ты не трус. Страх испытывают и храбрецы. Трусы же забиваются в свои норы и гниют до скончания своих дней. Не будь таким. И ты, Мьол. Лайла надеется на тебя. На твою доблесть.

Нордка смотрела на каджита горящими глазами.

– Я многое повидала, каджит. Я путешествовала по всему Тамриэлю, но нет прекрасней места, чем наша родина. За неё я готова отдать свою жизнь, – сказала Мьол, после чего встала, медленно прошлась. – Риск этот оправдан. Ещё с момента правления Лайлы я всячески боролась с Гильдией воров. А сейчас они находятся на городской службе. Враг смог получить власть в городе, но это не значит, что он победил окончательно. Война продолжается и сегодня должна свершится последняя битва. И я с честью обнажу свой меч в ней.

Абаль вздохнул.

– Ну, что ж… – сказал он, поникнув взглядом. – Возможно, это наша последняя ночь, когда мы можем свободно дышать и обсуждать в спокойной обстановке план свержения власти. Этот процесс уже не остановить, да и прав ты, не нужно этого делать… Уж лучше погибнуть, сражаясь, будучи свободными, чем прожить всю жизнь в заточении.

– Сегодня мы победим, – сказал Ахаз’ир, найдя в себе силы сесть на край кровати. Боль в теле была велика, но она постепенно отступала на задний план, уступая нечто большему, заглушающему эту боль. – И никто из нас не умрёт. Все мы встретим утренний рассвет, который осветит крыши Рифтена. Свободного от преступного правления.

– Ты ещё слаб, Ахаз’ир, – сказала Мьол. – Будет лучше, если ты побудешь здесь.

– Ну уж нет… – холодно бросил это каджит. – Я прибыл сюда, дав слово, что помогу в этой борьбе. И я не останусь лежать в кровати, когда вы будете сражаться. Я уже многое повидал и испытал, чтобы эта боль сломила меня.

Мьол слабо улыбнулась.

– Воистину, дух Скайрима проник в тебя и питает тебя силой этих земель. Я рада, что встретила каджита, говорящего словами воина с честью и доблестью.

– И я хочу подкрепить свои слова сталью, – сказал Ахаз’ир, глядя на Мьол. – Мой меч с вами?

– Да, – Абаль поднялся, прошёл в тёмный конец комнаты, после чего вернулся с ножнами в руках, в которых находился меч.

– Хорошо, – сказал Ахаз’ир, беря его в лапу. Чуть кашлянув, он положил его рядом на кровать. – Но время у меня ещё есть, чтобы отдохнуть, прийти в себя.

Ахаз’ир аккуратно лёг, подперев подушку чуть выше для удобства.

– Тебе лучше не высовываться пока. Стражникам отдан приказ брать тебя, живым или мёртвым. Хотя, второе больше устроит Мавен. Так что, пережди время здесь, выспись, как следует. Я выйду, разузнаю всю обстановку, после чего вернусь.

– Хорошо, – сказал каджит, закрыв глаза.

– Тогда и мне не стоит задерживаться здесь впустую, – сказала Мьол. – Времени предостаточно. Я отправлюсь в тайное место в городе. Соберу там всех единомышленников. Все они готовы высказать своё отношение к здешней власти, держа оружие в руках.

– Отлично. С их поддержкой шанс на победу вырастит в разы, – ответил Ахаз’ир, попутно закрывая глаза.

– Отдыхай, – сказала Мьол, слегка склонив голову, как полагается по воинской чести, после чего устранилась из комнаты, закрыв за собой дверь.

Абаль некоторое время простоял рядом с кроватью. Ахаз’ир быстро задремал, засопел носом. По комнате разливался мрак, поглощающий и слабо мерцающий огонёк свечи, что нервно колыхался возле кривой стены на небольшом круглом столике.

Мужчина смотрел на каджита. Тот крепко уснул, замедляя своё доселе возбуждённое дыхание.

Потом Абаль вышел, аккуратно закрыв дверь на ключ.

Несколько часов пролетели в одно мгновение. Проснувшись, Ахаз’ир мигом закрепил свои ножны на поясе. Он уверенно стоял на нижних лапах, не давая боли, которая всё ещё присутствовала во всём теле, побороть себя.

Раздался звук замочной скважины. Дверь открылась и на пороге стоял Абаль. Каджит посмотрел на него.

– Время, – сказал редгард. Ахаз’ир молча кивнул. Осмотрев мрачные стены бедняцкой хижины, он слегка вздохнул, приложив лапу к своей морде. Мужчина молча стоял у входа, внимательно наблюдая за каджитом. Ахаз’ир вышел из комнаты наружу, почувствовав лёгкое дуновение слабого ветерка, несущего за собой свежий и холодный ночной воздух.

Абаль пришёл не один. У входа стояло ещё одно лицо. Каджит посмотрел на него, изрядно улыбнувшись.

– Надо же, не ожидал и тебя увидеть здесь.

– Я с-сслышал, вам нужна помощь? Ну так мой кинжал с-ссрадостью окажет вам такую чес-ссть, – сказал Тален-Джей. В этот раз вместо трактирного фартука на аргонианине находилась кожаная броня. Голову закрывал лёгкий кожаный шлем.

– Сегодня мы победим, – сказал каджит, положив ему лапу на плечо. – А где Мьол?

– Мьол задержится. Людей пришло ещё больше, чем мы ожидали, – сказал Абаль, закрывая дверь. – Все они собрались в тайном лагере под городом и готовятся к нападению.

– Тогда не будем их ждать. Пришло время, – сказал Ахаз’ир. – Уверен, они подоспеют в самый нужный момент.

Троица двинулась по узкой улочке, ведущей к торговой площади. Сейчас на улицах города не было ни единой души из числа обычных горожан, но сновали многочисленные патрули с факелами. Небольшая группа, миновав улицу, под покровом ночи преодолела торговую площадь. Каджит, редгард и аргонианин спрятались за невысоким каменистым заборчиком. Впереди находился мост, ведущий к крепости. По нему сейчас шёл отряд из четырёх хорошо вооружённых людей. Все среди них были наёмниками. Каджит бегло осмотрелся. Крепость была окружена патрулями. Стражники ходили по дощатым переулкам, по главным улицам города. Множество факелов разгоняли ночной мрак города. Увиденное наводило на мысль о том, что город находится в военном положении.

Как только ближайший патруль наконец отдалился, троица тут же миновала мост и спустилась по узким деревянным ступеням на первый ярус. Канал протекал под доками города, извилисто уходя на северную его часть. Впереди показались ворота, перекрывающие канал рекой, окружающей порт.

Ахаз’ир слегка вздохнул, когда увидел место назначения перед своими глазами. Хотя каджит не верил, что всё может произойти так гладко.

– Не будем терять времени. Надо найти механизм, открывающий ворота, – сказал он.

– Видишь ту балку? – сказал Абаль, указывая рукой. – Она подпирает навесную крышу. Там находится механизм.

– Отлично. Дело почти сделано, – сказал каджит. Не теряя времени, он пошёл по помосту вдоль канала, миновал мостик и оказался на противоположной стороне. Двое его спутников последовали за ним.

Подойдя к указанному навесу, Ахаз’ир замедлил шаг. Его лапа машинально легла на рукоять меча, а глаза устремились в одну точку. На его путь вышел наёмник, норд с чёрными волосами и огромными стальными латами, покрывающими его плечи и торс. Наёмник держал в руке обнажённый меч.

Каджит слегка отступил. Позади него послышались скоростные многочисленные шаги. Он обернулся. Со всех сторон на них были нацелены луки стражников, что появились внезапно. Многочисленные солдаты облепили мостик и противоположную сторону.

– Вот и всё, каджит, – сказал норд, ехидно скривив губы в улыбке.

Ахаз’ир, сощурив глаза, осмотрелся. Его взор остановился на Абале. Редгард медленно начал отходить, скрываясь за плечами стражников, что стояли неподвижно, натянув тетиву и нацелившись на каджита и аргонианина.

– Прости, Ахаз’ир… У меня не было выбора, – сказал Абаль.

Но каджит не ответил. Бросив на него тяжёлый взгляд, он так же тяжело вздохнул.

Ахаз’ир сидел на коленях возле одной из нескольких решёток, что закрывали собой тюремную камеру. Его лапы были связаны тугими путами, что впивались в сами кости, сжимая их чуть ли не до перелома. Рядом с ним, по левое плечо, сидел Тален-Джей, угрюмо опустив морду вниз. Справа же находился Бранд-Шей. Данмер бросил на каджита отчаянный взгляд, но Ахаз’ир даже не сделал и пол оборота головой. Закрыв глаза, он поник ею, помрачнел. Лапы судорожно ворочались в прочных узлах, стараясь найти тот изгиб, который помог бы им выбраться из него. Но ничего, кроме жгучей боли.

В замшелый коридор темницы вошла группа. Двое наёмников шли спереди. Они встали у стены с противоположной от сидячих пленников стороны. За ними шла женщина, позади неё ещё двое наёмников, которые впоследствии рассредоточились и встали по обеим сторонам за спинами пленников. Женщина остановилась перед ними. Осмотрев каждого холодным взглядом, её губы слабо поднялись в издевательской ухмылке.

Ахаз’ир поднял на неё свой взгляд. Пришедшая была облачена в дорогую, богатую одежду. Темноволосая женщина, не молодая, но и не преклонного возраста, остановила свой взгляд на нём. Они встретились взглядами, будто две противоположные стихии. Каджит горел пламенем, женщина же источала леденящий холод.

Она подошла и остановилась подле Ахаз’ира. Носки её высоких и хорошо ухоженных сапог устремились на каджита.

– Так вот значит тот самый зачинщик всех бед в моём городе. Болючая заноза, что решила просунуться глубоко в мои дела и доставить мне хлопоты и заботы. В больших количествах, – сказала женщина, холодно глядя на каджита. Ахаз’ир молча смотрел на неё тяжёлым взглядом. – Рада, что наша личная встреча всё же состоялась. А ещё более меня радует, что она происходит именно в такой обстановке. Представляться не буду. Думаю, каждый из вашей троицы знает моё имя. А я знаю только двоих из вас. Представься же, каджит.

Ахаз’ир ехидно улыбнулся.

– Разве представляются перед смертью? Это не играет никакого значения, ведь смерти не важно, как тебя зовут. Она загребает в свои объятия всех без разбору. Это уже на том свете выясняют, кто и чем по жизни был, – ответил он.

– Побольше оптимизма, каджит, – сказала Мавен. – Понимаю: тяжёлые времена нагоняют в наши головы поганые мысли о жизни. Но не стоит омрачать нашу прекрасную и долгожданную встречу унылым голосом и пессимизмом. В любом случае исход для вас троих один и он настанет вне зависимости от того, как вы настроены.

– Где Абаль? – сиплым голосом произнёс каджит. – Разве он не должен сейчас стоять рядом с тобой?

– Знаешь в чём слабость отношений между друзьями? – спросила Мавен. – В том, что друзья, как и справедливость тоже, могут быть непостоянными и покинуть тебя, одарив предательством. Дружеские связи рвутся как нити, если острое лезвие пройдётся по ним. Полагаться на верность другому человеку равносильно тому, что слепой человек доверяет себя чужой, дикой собаке, которая ведёт его во тьме. А в наше время верность играет исключительно поверхностную роль. От самого понятия осталось лишь… само понятие этого слова. Его записывают на бумаге в кавычках.

– Ты слепо всё обобщаешь, – ответил ей каджит. – Всегда была и есть возможность видеть в людях и лучшие качества, стоящие поверх алчности. Но на это не многие способны. Те, кто сам погряз в алчности и живёт поверхностными понятиями, которые записываются в кавычках, никогда не смогут увидеть ничего светлого в других людях, ибо не могут увидеть светлого в себе самих.

– Твои слова весьма относительны, каджит, – сказала Мавен. – Ответь мне, коли ты доверял своему другу, не имея веских причин усомниться в его верности, почему же произошло всё наоборот? Ты видел в нём свет и пытался пробиться к нему, напутствуя добрыми словами, способными заставить задуматься. Но в итоге все твои попытки достучаться до гласа совести закончились провалом. Ты схвачен и приведён сюда по наводке своего давнего друга детства. Видишь ли, он поставил безопасность своей собственной шкуры выше всех понятий о верности и преданности. Люди всегда стремятся обезопасить лишь себя самих. Друзья, отношения между ними – всё это идёт на второй план и является выбором выгоды.

– Друзей по выгоде не выбирают, – сказал каджит. – Но тебе этого не понять. Посмотри вокруг, оглянись. Ты облепила себя наёмниками. Людьми, что будут защищать тебя, пока ты им платишь. Но уверена ли ты, что они поднимут за тебя свой меч из-за чистых побуждений и преданности? Как закончатся твои деньги, все силы покинут тебя. Ты окружила себя фальшем, в то время как я сейчас сижу с теми, кто искренне пошёл на этот риск, подставив себя под опасность.

– И ваш успех оказался провальным, – сказала Мавен, скривив брови. – Пускай наёмники, стоящие за нашими спинами, не источают искренних чувств, однако они находятся на стороне, обеспечивающей им благополучие и безопасность. Что же до вас, то ваши понятия чести и верности завели вас в тупик и будут заводить всегда и всех остальных, чей разум не может понять одной простой истины: ничто не является силой, если не является властью. Ни ваша дружба, ни ваша честь и преданность. Власть бьёт клином и делает это беспощадно. В итоге же понятия переосмысливаются и все примыкают к тому, кто способен дать благо и безопасность. Они кроются под мощным крылом власти, способной их защитить. Вот тогда все связи становятся призрачными, а понятиями торгуют, словно товаром на рынке.

– Ты всё возводишь в абсолют, – сказал Ахаз’ир. – Считаешь единичный провал, единичное заблуждение и схождение с пути всеобщим правилом. Это твоя ошибка, Мавен.

– Ошибкой является прибытие в мой город и доверие тому, кто в последствии предал тебя, – ответила Мавен.

После этих слов женщина медленно прошла по тёмному неширокому коридору. Её осанка была прямой, горделивой. Она вызывала у Ахаз’ира омерзительные чувства.

– Знаешь, как я стала ярлом Рифтена? – наконец сказала женщина, оборачиваясь к пленникам. – Признаться, мой титул – моя формальность. Я и раньше тут всем заправляла. Низовья города были под властью нашего клана. Но именно статус устанавливал для меня границу. Первым лицом Рифтена была Лайла – никчёмная нордка с глубоко консервативными, недальновидными соображениями. Её глупые понятия о чести, доблести и традициях оставляли свои отпечатки на её лице. Она выглядела глупо, старомодно. А её связи с бунтовщиками, с Ульфриком Буревестником говорили о её невысоком складе ума. В итоге, я просто вырвала у неё власть из рук. Сделала это силой. Она не была мне серьёзной помехой. Я могла бы сделать это раньше, но тогда всё имело другие обстоятельства. А сейчас… Кругом хаос, пожар. Ярлы цепляются за свои престолы мёртвой хваткой, боятся потерять власть. И страх этот делает их слабее.

Женщина вернулась к ним и вновь встала напротив пленников

– Наш авторитет, перед которым склоняют голову в страхе, заставил ярла с честью и доблестью бежать из города, прихватив с собой своих придворных питомцев. Я ей показала, кто здесь на самом деле власть. Кто способен вершить судьбу этих земель, – женщина улыбнулась. – Ярл Мавен Чёрный Вереск. Просто божественно звучит, ты не находишь?

– Но сейчас на месте Лайлы ты. Ты источаешь тот же страх, который источают другие ярлы, – сказал Ахаз’ир. – Цепляешься за власть. Облепила себя наёмниками. Боишься, что с твоей головы полетит корона?

– Общим благом для всех я посчитала выбрать ту сторону, которая стремится сохранить единство Империи, – холодно ответила Мавен. – Я не патриот, но у меня есть голова на плечах. И она склонна к здравомыслию. И мы начали отлавливать тех «патриотов», которые стремились будоражить своей пропагандой умы горожан. Признаю, падение ярла Балгруфа стало для меня неожиданным сюрпризом. А когда я узнала, что к бунтовщикам присоединились инородцы, каджиты, всего несколько, пять, если не ошибаюсь, что сражались на передовой… Вот тут моему изумлению не было границ. Твои сородичи проливали кровь имперских солдат, помогли захватить Вайтран. Этим они подписали для своей страны смертный приговор. Альдмерский Доминион любит устраивать чистки. Вскоре вашу песчаную страну захлестнёт одна из таких. Волна будет просто огромной. За действия твоих сородичей последует страшный исход… И мне немного жаль тех, кто испытает на себе эльфийский кнут, кто лишится своего дома, своих родных. Падёт в отмщении. Мне жаль их… И я проникаюсь презрением к тем, кто сделал этот необдуманный шаг, кто считает себя «патриотом», но не желает истинного блага этой стране, а лишь паразитирует и разрывает единство. Это скот, животные, которых надо уничтожать поголовно, иначе они уничтожат всю гармонию в мире.

Лицо Ахаз’ира стало холодным, каменным, лишённым всяческих эмоций. Он поднял на женщину тяжёлый взгляд.

– Я тебе не верю… – сказал он тихо. – Ты не можешь знать этого наверняка.

– Ошибаешься, – ответила Мавен. – У нас много глаз, много ушей, даже в среде бунтовщиков, – она снова прошлась по коридору. – Новости в Скайриме как ветер. Разлетаются быстро. И этому ещё и способствуют скрывающиеся под тенью лица.

– Всё равно, это фальш, ложь. Твои слова не истины, – прошипел Ахаз’ир. – На войне психология играет не меньшую роль, чем сила оружия. Ты не сможешь подавить ни меня, ни тех, кто рядом со мной.

– Зачем мне подавлять тех, кто уже обречён? – ответила Мавен, развернувшись и усмехнувшись наглой улыбкой. – Всё же, одно право перед своей кончиной у вас есть: знать правду и сожалеть о том, что вы натворили.

Со стороны входа послышались лёгкие шаги. В коридор вошла ещё одна женщина, облачённая в кожаные доспехи, с чёрными волосами до плеч. На поясе свисал меч, а за спиной находился небольшой кожаный рюкзак. Мавен взглянула на неё, слабо улыбнулась.

– Грелха… – сказала она. Ахаз’ир посмотрел на пришедшую, поджав губы.

– Всё прошло как нужно? – спросила Грелха, находясь у выхода.

– Всё прошло просто идеально, – ответила Мавен, медленно подходя к ней.

– Рада была сослужить пользу во благо нашего города, – ответила Грелха, улыбнувшись.

– Твоя роль в этой истории принесла свои плоды. Ты нам здорово помогла. И теперь же… Ты получишь награду, которую заслужила.

Мавен кинула взор на одного из наёмников, стоящих у стены.

– Проводите её. Теперь ты сможешь благополучно покинуть этот город, как и хотела.

– Да, но не с пустыми руками, – ответила Грелха.

– Именно так, – сказала Мавен, улыбнувшись.

Наёмник прошёл к выходу. Грелха кинула мимолётный взгляд на пленников. Он был хладнокровным, лишённым какого-либо сочувствия. Потом она молча развернулась и последовала за наёмником по ступеням, ведущим из темницы.

– Видишь, каджит? Перед твоими глазами только что возникло прямо обратное доказательство того, что всё в этом мире строится лишь на выгоде. И те, кто следует этому правилу, находят более благоприятный исход. Почти все. У кого чутьё и острый рассудок идут бок о бок друг с другом, – сказала Мавен, смотря на Ахаз’ира.

Вскоре со стороны выхода вновь послышались тяжёлые приближающиеся шаги. В коридор вошёл ещё один наёмник. Темноволосый норд в мощных стальных латах. Закинув толстую деревянную дубину с шипами на своё плечо, он встал рядом с женщиной, осматривая пленников.

– Полагаю, вы уже знакомы с Кувалдой? – сказала Мавен, осматривая каждого. – Этот человек любит проламывать черепа тем, кто начинает совать свой нос в дела, в которые всяким выскочкам, на вроде вас, лезть не стоит. Его рука подобна молоту. Ни одна черепная коробка не выстоит под её натиском.

После этих слов женщина не спеша направилась к выходу. Обернувшись возле него, она сказала:

– Была рада пообщаться, каджит. Эта встреча хорошо скоротала моё время. Но любой беседе рано или поздно приходит конец.

Посмотрев на норда, она слабо кивнула, после чего удалилась восвояси.

Бранд-Шей кинул на наёмника обеспокоенный взгляд. На его лице проявилась дрожь, которая импульсом отдавала по всему телу. Тален-Джей тоже посмотрел на наёмника, однако аргонианин был спокоен. Его веки не дёргались в страхе. Каджит же опустил тяжёлый взгляд на его стальные сапоги с высоким голенищем.

Кувалда усмехнулся. Проведя ладонью в стальной перчатке по чёрной щетине, он встретил взгляды двоих пленников, что принесло ему удовлетворение. В особенности щеголяющий душу страх, что источал тёмный эльф. Взгляда каджита наёмник не поймал. Ахаз’ир был мрачен, словно ночь.

Медленно проходя вдоль связанных, Кувалда не спускал с лица насмешку. Он остановился рядом с эльфом. Бранд-Шей взглянул на него, слегка поёжился. Его сердце колотилось, словно молоток, что бил по железу. Дыхание комом застревало в горле, на его худом и бледном лице появилась испарина.

– Ощущения, что настигают перед неминуемой гибелью, – наконец сказал Кувалда, смотря на данмера, – это самый острый эмоциональный всплеск, который вы ощущаете в своей жизни. Ведь понимая, что ваша скорая смерть не будет быстрой, а будет мучительной, очень, очень болезненной, сердце заходит прямиком в пятки и оттуда выпрыгивает к горлу. Словно его дубинкой выбили оттуда, – сказав, норд оскалил в улыбке пожелтевшие зубы. – Но сейчас и я испытываю некие ощущения.

Он медленно прошёл обратно, остановившись возле аргонианина. Направив к его лицу конец мощной дубины, Кувалда усмехнулся. Тален-Джей слегка подался назад, пронизывая навершие древесного оружия взглядом и слабо сглатывая.

– Ощущение неопределённости. Тоже уродливая штука. Когда ни черта не понимаешь, кого хочешь убить первым, чтобы остальные наблюдали за этим. Но выбор тут невелик. Было один раз народцу и побольше вас.

Наёмник посмотрел на Ахаз'ира, после чего подошёл к нему, закинув дубину на плечо.

– То чувство, каджит, когда ты теперь уже ничего не решаешь. Ты по уши в дерьме вместе со своими дружками. И в это дерьмо и себя и их завёл ты сам. Поэтому, ты умрёшь последним, наблюдая, как дубина раскрошит головы твоих друзей. Ты будешь лицезреть плоды своего усердного творения, а потом составишь компанию своим дружкам на том свете.

Норд посмотрел то на аргонианина, то на данмера.

– Но кто из вас двоих первым окажется чести испытать на себе дубовую древесину? Я не люблю аргониан. На вид вы мерзкие существа. Живёте в своих вонючих, дряблых болотцах. Ходите и машете своим сраным хвостом.

Наёмник медленно прошёл в сторону данмера. Остановившись над ним, его лицо изменилось.

– Но бледнокожих выродков я презираю ещё больше, – проговорил Кувалда. Его взгляд стал тяжёлым, пронзающим. Губы сомкнулись в одну линию, на лице образовалась гримаса презрения.

Бранд-Шей посмотрел на него. Было слышно его учащённое дыхание. Тряска ещё больше овладела его телом.

– Думаю, выбор сделан, – сказал Кувалда, беря большую дубину в обе руки. – А остальные будут наблюдать за тем, как кости разлетаются в разные стороны. Если кто из вас двоих двинется с места, то изрядно намучается перед мучительной смертью. Вы можете плакать, молиться богам. Просить о пощаде. Сейчас вы этим и займётесь.

Злобно засмеявшись, Кувалда резво замахнулся своим мощным оружием над головой. Дубина пролетела в воздухе так, что тёмный эльф смог ощутить на своём подёргивающимся лице скоротечный поток воздуха.

Вдруг в проходе послышался крик.

– Тревога! Тревога! Пожар! – нескончаемо произносились эти слова.

В коридор вбежал один из наёмников. Кувалда, зафиксировав над своей головой дубину, злобно посмотрел на него.

– Какого чёрта? – прорычал он.

– Пожар! – повторил наёмник. – Крепость Миствейл горит! На улицах поджигают доски, мусор, всё, что воспламеняется! На площади столпился народ, вооружённый вилами, топорами и дубинами.

– Мразь паскудная… – прорычал Кувалда, сплёвывая. Он бегло осмотрел сидящих пленников, после чего быстрым ходом направился к выходу.

– Сторожить их! И чтобы ни единого их вздоха без вашего внимания не произошло! – скомандовал он уже на выходе.

Ахаз’ир поднял морду. Его лапы судорожно начали изгибаться в тугих путах. Бранд-Шей скривился. Было видно, как его бледное лицо стало ещё бледнее. Тёмному эльфу было весьма паскудно. Возможно, его тошнило.

Аргонианин обеспокоенно метался глазами. Он смотрел то на наёмников, что стояли перед ним, обнажив свои мечи, то на выход.

Послышались крики, звон бьющейся стали, ругань и стоны. Наёмники в коридоре взбеленились. Со стороны входа влетело несколько человек. Они сразу же набросились на охранников. Завязался бой. Аргонианин попытался подняться на ноги. Ахаз’ир последовал его примеру.

В коридор вбежало ещё двое. Одной из них была женщина. Могучая нордка в прочных железных доспехах, держащая в руках двуручный меч, лезвие которого было окрашено в кровавый цвет.

– Мьол… – произнёс Ахаз’ир.

Она подошла к нему. Без разговоров развернула грубой хваткой, обрубила вынутым кинжалом путы. Как только веревка спала, каджит зашипел, протирая запястья, которые мучила обжигающая боль. Вскоре были освобождены в шуме боя и остальные. Тем временем наёмники, уступая числом, терпели поражение. Мьол проскочила через атакующих, влетела в одного из них. Она была похожа на грозного орла, но без крыльев. С лёту замахнувшись своим мечом, она срубила голову воину. Слетев с плеч, голова, словно мяч, врезалась в стену, упала и покатилась по каменистому заплесневевшему полу. Тело с грохотом рухнуло, меч упал рядом. Второй наёмник вскоре тоже был сражён. Его зарубил топором молодой юноша с тёмно-русыми волосами и в лёгкой кольчуге, покрывающей его одежду. Расправившись со всеми, в коридоре оборвался шум и наступила непродолжительная тишина. Глухим звоном доносились крики, исходящие снаружи.

– Молодец, Эйрин, – сказала Мьол, обращаясь к юноше. – Этой ночью твой клинок окропился кровью врага, славно зарубленного тобой. Теперь ты полноправный воин!

Ахаз’ир поднял меч одного из убитых наёмников.

– Механизм в движении, каджит, – проговорила воительница, срываясь на горячей одышке. – В городе начались бои. Ворота были открыты. Сейчас идёт сражение у крепости.

– Как вы смогли? – спросил, удивившись, Ахаз’ир. – И где ты была? Нас схватили. Я подумал, что и тебя тоже.

– Такого не случилось, – улыбнувшись, ответила Мьол. – Мы собрались в совершенно ином месте. Не в том, где я сказала Абалю. Не то чтобы я ему не доверяла… Хотя, это оправдалось бы. Но я не верила Грелхе, которой он многое поведал о нашем плане. Та ещё лиса. И, как всегда, моё чутьё не подвело меня.

– Молодец. Значит, бой, – сказал Ахаз’ир, улыбнувшись, кладя на её плечо лапу. – Пора освободить город от паучьих силков.

– Надо помочь Лайле пробиться в крепость. Наёмники заняли плотную оборону. С наскока её не взять, – сказал Эйрин.

– Ты прав. Зайдём к крепости со стороны внутренних дворов, минуя храм Мары. Постараемся подойти незамеченными, – сказал Ахаз’ир. – Таленд-Джей, Бранд-Шей, вы с нами?

– Наши улыбки в с-сслед твоим шагам, друг, – ответил аргонианин, поднимая топор. – Веди, я с-ссрублю Мавен её паршивый язык.

Тёмный эльф тяжело облокотился о стену, нагнулся и сблевал себе под ноги.

Тёмные сумерки окутали золотистый лес, поля и тракты. Луна слабо пробивалась сквозь тёмные тучи, вяло освещая эту землю блеклым светом.

Медленно, практически бесшумно, сохраняя спокойствие на водной глади, со стороны берега к порту города плыло двенадцать лодок, каждая из которых была наполнена воинами. Слабый ветерок колыхал воду, оставляя на ней слабые волнения. Впереди, в порту, было безлюдно. Там стояли, чуть покачиваясь, причалившие старые рыбацкие лодки, давно брошенные небольшие судна с порванными на мачтах обесцветившимися полотнами некогда веявших на бризе флагов. Не было ни единой души. Словно порт был заброшен.

Лодки подплыли к воротам, перекрывающим эту часть реки с городским каналом. Лайла взмахнула рукой. Рядом с ней, по правое плечо, сидел норд, облачённый в эльфийские золотые доспехи. По левую сторону сидела эльфийка, она была во всеоружии, на смену богатой одежде пришёл лёгкий кольчужный доспех.

Тишина нависла над рекой. Было слышно колыхание листвы на ветвях деревьев, что росли вдалеке от них на берегу.

Лайла осмотрелась. Ворота были закрыты. Не было даже никакого намёка на то, что что-то могло бы поспособствовать изменению их положения. Только тишь: как снаружи, так и по ту сторону городских стен.

Время шло. Лодки сгруппировались возле ворот. В каждой из них наготове сидели воины, держа в руках обнажённое оружие. Солдаты молча осматривали пустующие помосты, качающиеся лодки и погрязшие в ночном сумраке торговые суда. Никто из них не посмел произнести и самого тихого шёпота, стараясь не нарушать царившую здесь тишину. Все молча ждали, но ничего не происходило. Ярл тяжело, взволновано вздохнула.

– Почему они до сих пор не открыты? – наконец спросил один из солдат позади.

– Что-то тут не так… – произнесла эльфийка.

– Уже прошло много времени, мой ярл, – сказал норд. – Долгое нахождение здесь слишком опасно.

– Подождём ещё, – ответила Лайла Рука Закона. – Это не рыбу ловить.

Все промолчали.

Время шло. Прошло двадцать минут с тех пор, как они подплыли к городским воротам. А те даже не пошатнулись, не издали ни малейшего скрипа.