Старейшина медленно развернул коня в противоположную сторону и ударил поводьями. Ахаз’ир некоторое время стоял на месте, смотрел в сторону отдаляющегося массива деревьев. Везде царила тревога. Её дыхание, призрачное и холодное, пронизывало здесь каждый большак.
Дорога на запад, по которой поехал старый каджит, уходила в скалистые ущелья.
– Ну, что ж, ладно. В Предел, так в Предел, – спокойно сказал Ахаз’ир, развернув коня и поехав следом за Старейшиной.
Путь от тракта до межгорного ущелья занял весь оставшийся вечер. К наступлению ночи непогода разбушевалась ещё сильнее. Мощный ливень не давал высунуть и носа: капли дождя беспощадно били по капюшону и плащу. Завернувшись поглубже в накидки, каджиты ехали друг за другом, преодолевая неровную, бугристую, узенькую дорогу между высокими по обеим сторонам скалами и большими булыжниками, что торчали из тёмной и мокрой земли у их подножий.
Погода была мерзопакостной. Дождь бил больно. Ахаз’ир вспомнил первую вылазку с Тхингаллом и считал, что тогдашний ливень был настоящим пустяком на фоне того, что разразилось сейчас. Огромные скалы по обеим сторонам уходили высоко вверх, создавая собой продольный узкий коридор через горную возвышенность. Их вершины терялись из виду в сгущённом сумраке штормовых туч. Порывистый ветер сдувал со склонов горных пародий камни, заставляя их с большой скоростью скатываться вниз, то и дело врезаясь нередко в большие валуны у подножий, падая прямо под копыта коней.
Длительное время каджиты плутали сквозь мрак скалистого ущелья. Видимость была наихудшей. Дождь прямо-таки лишал путников зрения. Они не видели толком дальше голов своих скакунов. Старейшина произнёс заклинание и над каджитами в миг всполыхнула яркая вспышка, образовался ярко светящийся шар, источавший лунный свет. Его свечение рассеяло мрак и обошло каждый валун, находившийся неподалёку от них.
Справа, укрывшись за огромным обвалом почвы и камней, каджитам на глаза попался узкий проход в ущелье, уходящий вглубь высокой скалы.
– Нашли, – проговорил Старейшина, придерживая свой серый капюшон лапой.
– Что нашли? – переспросил Ахаз’ир громким тоном.
– Место, где непогоду страшную переждать можно, – ответил старый каджит и повёл коня через разбросанные камни. Доехав до прохода, он спешно слез с коня, взял посох и стал пробираться к нему уже пешком, иногда поскальзываясь на мокрых камнях. Ахаз’ир быстро спрыгнул, взял обоих скакунов и повёл их следом за собой, обходя выпученные из почвы острые пики камней.
Дойдя до прохода, старый каджит опёрся лапой о край чёрной овальной дыры. Придерживаясь, он старался всмотреться во мрак. Проход уходил глубоко внутрь скалы, однако темнота была настолько сильной, что даже зрение каджита не смогло прорезать её. Старейшина понял, что и на этот раз без заклинания не обойтись. Он пробормотал себе под нос несколько слов, после чего появился ещё один шар, но намного меньше, который сразу же ломанулся внутрь, освещая каджитам проход.
Осветился продольный узкий проход внутрь, уходящий в самое сердце горной породы, змеящийся на поворотах и скрывающийся из виду в сгустке кромешной темноты. Магический шар блекло освещал выпуклые стены туннеля, но его света не хватало, чтобы осветить всю полосу ущелья.
Каджиты не спеша вошли. Старейшина крепко упирался о свой посох, нащупывая его концом пол. Ахаз’ир завёл коней: проход был узким, поэтому каджит завёл сначала одного, потом другого коня.
Свет шара, что парил над ними, потух. Старейшина, приподняв посох, выпустил ещё один, который полетел следом за первым.
Проход был достаточно длинным. Уйдя глубоко внутрь, каджиты уже слабо слышали звук дождя и шум ветра. Были слышны лишь стуки капель по камням.
Внутри, на их удивление, оказалось весьма тепло, словно стены ущелья что-то подогревало. Наконец, преодолев коридор, они вышли к открытому пространству, погружённому во мрак. Старейшина пробормотал заклинание и в миг из его посоха в разные стороны вылетело пять ярко светящихся шаров, освещая каменистые стены. Перед ними из мрака вырисовывалась большая пещера, оканчивающаяся тупиком по ту сторону от входа, не имевшая никаких других ходов, кроме того, по которому пришли сюда каджиты. Стены придавали ей округленную форму.
Посреди пещеры валялось несколько лежанок, находилась кучка давно сгоревших дров. В каждом её углу свисала паутина, нервно дёргаясь от сочившегося сюда извне сквозняка. Прямо с противоположной от каджитов стороны находилось возвышение, на котором сгруппировано стояли сломанные телеги, валялось несколько пустых открытых сундуков, были разбросаны кирки и лопаты. Увиденное заставило каджитов предположить, что здесь некогда кто-то жил или же просто останавливался.
Старейшина спустился по небольшому склону, прошёл к центру пещеры. Она была большой. Коням место нашли сразу. Слева находилось несколько вывороченных из почвы поколотых пополам валунов. Ахаз’ир увязал за них узды, ещё раз осмотрелся.
– Странновато здесь всё как-то… – сказал он, обойдя каждый угол пещеры. – Редко такие места в Скайриме бывают незаселёнными. Запашок тут конечно…Такое ощущение, что здесь были тролли. Я просто узнал его. Когда мы проезжали через тролличью нору у Айварстеда, запах был таким же.
– Возможно, жил здесь кто-то, а возможно и до сих пор живёт, но на время покинул место это. В любом случае нельзя засыпать здесь без сооружённой сигнализации, иначе беда будет, – сказал старый каджит. – Приготовь пока дрова, какие найдёшь здесь. Они валяются возле каждого угла практически. А я пока руну наколдую у выхода, чтобы, на случай, если хозяева нежеланные вернутся, предупреждены заранее были мы.
Ахаз’ир молча кивнул и тут же занялся поиском хвороста для костра. Старейшина вышел из пещеры, прошёл по тёмному коридору в сторону выхода наружу. Остановившись там, он присел на колено, приложил лапу на землю. Закрыв глаза, каджит начал произносить заклинание. Через некоторое время на земле постепенно начал вырисовываться солнечного цвета круг, внутри которого выжигались различные руны. Когда круг был полностью выжжен, он приобрёл немного тусклый цвет, стал огненно-оранжевого оттенка, источающим маленькие искры и отдающим жарким теплом.
Когда Старейшина вернулся, Ахаз’ир уже соорудил небольшую кучу из найденного хвороста: несколько целых сухих дров, щепки и ветки. Всё это он сложил на месте ранее горевшего костра, подтянул лежанки поближе.
– Соорудил я руну огненную у выхода, – сказал Старейшина, осматриваясь. В каждом углу пещеры светило по одному магическому шару. – Никто теперь не заставит нас врасплох.
– Огонь нечем разжечь, – сказал тот. – Мы не взяли ни спичек, ничего, что могло бы нам подарить хоть маленькую искру.
– О, обойдёмся и без них мы, – сказал старый каджит и вытянул в сторону охапки хвороста свою лапу. В миг из неё полилась струя красного пламени, что моментально поглотила хворост. Яркая вспышка всполыхнула, заливая ближайшие стены своим свечением. Сероватый дым поднялся ввысь, достигая углубленного пещерного потолка. Ахаз’ир протянул обе лапы к огню, согревая их.
– Воистину, обладает властью тот, кто способен контролировать силу природы и использовать её, – сказал он, потирая лапы. – Такому человеку… каджиту становится подконтрольным всё на свете.
Старейшина молча опустился, крепко держась за посох, присел на лежанку.
– Брехня всё это, – скептически отрезал он. – Было бы так, смастерил бы я стул себе, как минимум. А как максимум – излечил бы себе колени больные и не мучился, опускаясь для того, чтобы присесть. Не всё способна дать магия.
Они замолчали. Огонь нервно колыхал, потрескивая хворостом. Магические шары потухли один за другим и на пещерной стене, освещаемой неровным светом костра, возросли силуэты сидящих в центре. Ахаз’ир достал из сумки зелёное яблоко и подал его Старейшине.
– Грустно осознавать, что это единственное, чем мы можем утолить наш голод, – сказал Ахаз’ир, вынимая второе яблоко. – Знал бы я, что всё так закрутится, то взял бы провизии побольше.
– Не всё дано знать нам, – ответил Старейшина, укусив яблоко. – И это хорошо. Спишь крепче.
– И всё же, – Ахаз’ир достал из рюкзака два бурдюка, – полезно знать, что ожидает тебя в будущем, чтобы быть готовым защититься…
Старейшина взял один бурдюк, посмотрев на Ахаз’ира.
– Осторожность соблюдать надобно в будущее глядя, – сказал старый каджит. – Страх привести к злым помыслам может. Боязнь потери близких тянет в трясину глубокую, из которой выбраться порой невозможно.
– А если это не так? – спросил Ахаз’ир. – Что если возможно было бы предотвратить то зло, что случилось? Предотвратить смерти. Разве, предугадав событие, тем самым спасая от несчастий близких, мы не спасаем жизни?
– Каждый имеет собственный дух, рассудок и силу. Кто-то способен контролировать свой страх, обуздать его. Кем-то страх завладевает и рассудок его затуманивает. Такие становятся на путь алчности и насилия, – ответил Старейшина. – Неразумно заглядывать в будущее и знать, что произойдёт. А кто владеет способностью такой не по воле своей, тот всю жизнь страдает. А иногда порой случается то, что должно случиться, и нельзя противиться этому, ибо так судьбой заведено, а любые попытки что-либо исправить лишь большее число бед принести могут.
Ахаз’ир умолк, опустил глаза на горящий огонь. Старейшина открыл бурдюк, сделал глоток.
– Омг, вино это. А я думал, что вода, – сказал он. – Ну, хоть что-то нам судьба подарила в этот тяжёлый для нас момент. Вино немного успокаивает встревоженное сознание.
Ахаз’ир молча выпил половины бурдюка, закрыл и отложил его. Каджит отстегнул пояс с мечом, положил его рядом с собой.
Наступила тишина. Оба каджита не осмелились прерывать её. Был слышен свист ветра, что доносился из узкого прохода, да шум бьющихся о камни капель, да громовой раскат, содрогающий небо и скалы.
Спустя долгое молчание Ахаз'ир посмотрел на Старейшину и спросил:
– Зачем мы едем в Предел? Что мы там должны отыскать?
Старейшина молча кинул ветку в огонь, после чего начал:
– Предел – место в Скайриме, где магия пронизывает практически всё живое, соединяет всё живое воедино. В Пределе очень сильная концентрация магии. Живут там племена Изгоев, что практикуют необычную для всех остальных магию. Языческую, шаманскую, пытаясь наладить связь с духами. Не просто используя силу природы, но сосуществуя вместе с ней. Поэтому, многие твари природные зачастую сражаются вместе с ними. Они не контролируют их, как некроманты контролируют своих трэллов. Природные твари самовольно становятся помощниками Изгоев. Долгие годы практиковали они искусство это, дабы стать сильнее и отвоевать то, что они считают своим по праву.
– А что они считают своим? – спросил Ахаз’ир.
– Предел, – ответил старый каджит. – Некогда развращённые, полупустынные земли, каменистые пустоши были их родиной. Древний город Маркарт был их столицей до тех пор, пока норды не пришли и не выдворили их. Тогда некогда сплочённый народ разбрёлся по пустошам, скалистым ущельям и пещерам, став Изгоями. Сейчас они такие, какими знаем мы их. Злые, наполненные ненавистью, они ждут то время, когда сила их поспособствует их цели, и они вернут себе свой дом.
– Я слышал что-то об Изгоях, – сказал Ахаз’ир. – В Рифтене много останавливалось путешественников. Они говорят, что Изгои – самые настоящие дикари, не признающие никакого закона, убивающие всех, кого встретят. И что они заключали сделки с демонами, «живущими в тёмных и глубоких пещерах», от чего и обладают магическими силами.
– Люди конструируют себе правду, дабы покрыть преступления свои или оправдать их, защитить самих себя. Показать, что есть нечто более страшное и опасное, нежели жестокость человека. Правда эта распространяется быстрее ветра и старается сдуть истину. А истина такова – те, кто стремится распространить это оправдание, сами являются виновными, ибо учинили зло против других они, воспользовавшись законом силы, лишив их дома, от чего те вынуждены жить в пещерах, вместе с теми самыми «демонами». Истина объективна и является единственной, а правда субъективна и её может быть целое множество, ибо для всех она своя.
– И к этим самым Изгоям мы и направляемся? – спросил Ахаз’ир.
– Нет, другой конечный путь имеет дорога наша, – ответил Старейшина. – Есть древняя нордская гробница в землях тех, обнесённая древними акавирскими рунами. В гробнице той находится знания должны о силе, способной сотворить тварь, наподобие которой видели мы. Знать должны мы, с чем мы имеем дело, дабы смогли сражаться с этим.
– И в каком виде те знания должны быть? – спросил Ахаз’ир.
– В таких местах древние артефакты покоятся, силой наполненные. Однако мало найти их. Надо понять, как использовать артефакты эти. Поэтому, книги, древние рунические письмена, рисунки – пока не знаю я, что именно знанием нам явится. Но знаю точно, что-то да найдём мы.
– Откуда такая уверенность? – не отступал Ахаз’ир.
– Гробницу эту выстроили в давние времена, дабы заточить под печатью магической одного человека, врага всего живого, принёсшего многим боль и смерть. Человек этот обладал такой силой, способной как отнять жизнь у любого, так и даровать её, но в ином виде, подчинив волю и разум желаниям своим. Имя его Горшул. Драконьим жрецом он некогда был. Служа Драконьему культу Алдуина, искал он знания, способные возвысить его не только над людьми, но и над самими драконами. В итоге, когда началась Великая война драконов, норды убили жреца, а тело его под печатью магическими заточили. Но дух его всё ещё силён и находится в гробнице той.
Подул сквозняк, нервно задёргался огонь в костре.
– Нам обязательно надо отправляться туда? – в пол голоса спросил Ахаз’ир, глядя на дёргающиеся языки пламени. – Ведь если дух его цел, то значит встречи нам с ним не избежать. Чёрт его знает, какой силой он обладает? И это пол беды. Всем известно, что по древним нордским гробницам бродят мертвецы, и горе всякому, кто забредёт в их владения…
– Иного выбора у нас нет… – спокойно ответил старый каджит, приблизив ладонь к огню. В момент пламя успокоилось, стало гореть ровно. – Имя врага нашего – Нихдимиус. Обладает он силой могучей, являясь практически бессмертным, ибо не жив, и не мёртв он. Добился он такого состояния и сила его велика. А вместе с Горшулом погребены все его артефакты. Уверен я, что с их помощью возможно одолеть Нихдимиуса и избавить свет этот от присутствия его…
– Вы говорите с болью в голосе… Почему? – спросил Ахаз’ир.
Старейшина поник головой, закрыл глаза. На мгновение Ахаз’ир пожалел, что задал этот вопрос.
– Тяжело говорить о смерти, а ещё тяжелее желать её тому, кого некогда любил и считал себе родным. Нихдимиус был моим учеником. Очень давно. С юных лет я обучал его всему, что сам знал и чему сам учился, но в будущее заглянув, увидел он могущество, что неподвластно было никому из нас. Это соблазнило его и начал изучать он запретные знания, за что его посчитали предателем и отступником. Впоследствии тьма его поглотила и теперь он не более, чем скопление тьмы в своей субстанции, ибо тела он не имеет, но в то же время не лишён и физической оболочки.
– Вот же срань… – сказал Ахаз’ир, взяв бурдюк и сделав большой глоток вина. Вытерев губы, он прорезал огонь своим взглядом. – Что же ждёт нас впереди… С каким дерьмом мы имеем же дело…
– Борьба нас ждёт. Нас ждут смерти. Возможно, наших близких и друзей, возможно, и нас самих тоже. Цепь событий уже запущена и Нихдимиус совершил свой ход первый в партии этой. Мы либо отступим и умрём, либо постараемся сражаться, но смертей не избежать так или иначе… И поэтому ехать в ту гробницу мы должны. Заполучить то знание, будь оно книгой или чем-то иным. Но знание – свет, путь укажет нам. Узнать свойства артефактов мы должны и использовать в борьбе против врага безжалостного… Уверен, и у нас хватит сил, чтобы избавиться от него, как хватило сил это у предков.
– Но ведь дух Горшула не исчез. Получается, древние норды не избавились от него, – сказал Ахаз’ир.
– Наложив печать на гробницу его, норды заковали Горшула в такие оковы, что самому ему их не уничтожить никогда. Дух его лишён той силы, которой владел он при жизни, а значит, справиться с ним мы сможем. Должны мы. Древние норды не стали ждать и нанесли свой удар. Ежели потерпим мы или проиграем Горшулу, то Нихдимиус сможет обрести власть над Скайримом. Это будет его начальной точкой.
Они снова замолчали. Ударил гром и сверкнула яркая молния, что осветила собой узкий проход в пещеру. Каджиты посмотрели в его сторону.
– Непогода буйствовать будет ещё долго, но в любом случае на рассвете выйдем мы. А сейчас нам нужно поспать. Ждёт тяжёлый путь нас.
Старейшина медленно прилёг, укутываясь меховым покрывалом. Ахаз’ир ещё некоторое время сидел, держа в лапе бурдюк с вином, делая маленькие глотки и наблюдая за пляшущими огненными языками. Спать ему совершенно не хотелось, ибо узнанное тревожило его душу и нагоняло страх на сердце. Сейчас же он понял слова Старейшины и пожалел о том, что некогда думал совершенно иначе.
Когда Старейшина уснул, Ахаз’ир аккуратно потянулся за его бурдюком. Старый каджит отпил совершенно немного, а Ахаз’ир намеревался выпить больше, дабы сознание освободилось от тревоги и встретило наконец сон.
Осушив свой бурдюк, Ахаз’ир открыл бурдюк Старейшины и начал пить из него. Долго он сидел перед костром, слушая, как потрескивают веточки и сухие дрова, как гром бьёт по мрачному небосводу и как капли ливня дубасят по камням и скалам. Как огонь мерцающе освещает тёмные стены сумрачной пещеры.
Возможно ли заснуть после увиденного? Утонет ли сознание в глубоком сне, коли бушующий разум отказывается принимать к себе спокойствие? Глаза постоянно проматывают эту картину…
Чёрные, лишённые всяких чувств твари. Их ведёт вперёд чья-то злая воля. Воля, направленная против всего живого.
Ахаз’ир делал большие глотки, не сводя глаз с костра. Именно огонь заменял ему ту картину, что вилась в разуме. А вино согревало душу.
Наконец, глаза каджита, опьянённые от вина, начали смыкаться. Ахаз’ир повалился на лежанку, приложил ко лбу предплечье лапы, закрыл глаза, держа в другой лапе открытый бурдюк Старейшины. Вскоре каджит погрузился в глубокий сон.
Ахаз’ира разбудила лёгкая встряска лапы на его плече. Открыв глаза, каджит увидел лицо Старейшины, что нависало над ним.
– Утро наступило. Выдвигаться нам пора, – сказал он.
Каджит неохотно лёжа потянулся, слегка расплескав вино в бурдюке рядом с лежанкой. Оказывается, его лапа, прочно сомкнувшая пальцы, всю ночь не отпускала его.
Приподнявшись, Ахаз’ир посмотрел на Старейшину.
– Извини, – сказал он, закрывая бурдюк. – Не мог вчера уснуть. Пришлось выпить всё вино у себя, но этого оказалось мало.
– Не стоит просить прощения за то, что тревогу свою усмирить пытался ты, – ответил старый каджит. – Я и сам в тревоге заснул. Чувство ожидания чего-то опасного всегда в тревогу вгоняет. Никогда не любил это чувство. Точно так же не люблю я и вино. Так что, незачем тебе передо мной извиняться.
Ахаз’ир не спеша поднялся, отдал почти пустой бурдюк Старейшине, быстренько собрался. Старый каджит уже был готов.
– Вылью то, что осталось, и по пути воды пресной наберём. Дождь стих утром рано, однако погода пасмурная и тучи не отступили ещё. Поэтому, чем раньше выйдем, тем раньше доберёмся, – сказал Старейшина.
– Далеко нам до Предела? – спросил Ахаз’ир, надевая на плечи свой рюкзак.
– Ежели дорога чиста будет, то ко второй половине дня доберёмся мы. К вечеру же доберёмся до гробницы Горшула. Думаю, за ночь сможем преодолеть её и выйти по утру.
– Заночуем у живых мертвецов? Забавно, – усмехнувшись, ответил Ахаз’ир. – Хорошо, хоть голова не болит.
– По поводу мертвецов не беспокойся: коли будут они там, то скучно нам не будет.
После этих слов Старейшина пошёл к выходу. Ахаз’ир подошёл к коням, начал развязывать их.
– Бедные вы… Долго ничего не ели… – сказал он, посмотрев то на одного, то на другого. Один из коней фыркнул.
Остановившись у входа, Старейшина присел на колено, приложил лапу возле края огненной руны. Закрыв глаза, он прошептал заклинание. Руна ярко засветила, а после растворилась, словно пар. Позади послышались шаги и топот подков.Старейшина поднялся, вышел наружу.
Утренний прохладный воздух освежил голову Ахаз’ира, когда он вышел следом. Ветерок приятно дул в лицо, нагоняя последождевую свежесть. Возле камней прорастала трава, на которой свисали блеклые капельки утренней росы, что смешались с каплями дождя.
Старейшина вышел на дорогу, осмотрелся. Никого не было. Ахаз’ир вывел коней, подал поводья одного из них Старейшине, сам же молча запрыгнул. Старый каджит залез на своего скакуна, свесил посох слева от себя на попоне, закрепив его на ремне, взял поводья.
– Что ж, пожелаем себе удачи в пути, ибо никто кроме нас не сделает это, – после этих слов Старейшина ударил поводья и конь поцокал по извивающейся дороге вдоль высоких по обеим сторонам тёмно-серых скал. Ахаз’ир молча направил своего коня следом за старым каджитом, про себя пожелав им большой удачи.
Предел – холд, расположенный в западной части Скайрима, граничащий с востока с Вайтраном, с северо-востока с Морфалом, с севера с Хаафингаром и с юга с Фолкритом. Предел, по большей части, горная территория. Острые скалы прорезают его рельефный ландшафт, в некоторых местах которого полностью отсутствует растительность. Большую его часть занимают каменистые пустоши, которые некоторые в Скайриме именуют «извращёнными землями».
Каджиты миновали ущелье через час после выхода из своего места ночлега. Спустившись по склонному тракту, они выехали на большак, с двух сторон которого продлевались каменные валуны и невысокие каменные нагорья. Сам же тракт в некоторых местах был обрывистым: камни проседали в почву, образовывая тем самым ямы. По этому тракту тяжело было бы проехать тележкам: зачастую караваны задерживались посреди пути, пытаясь вытащить телегу из ямы, в которую она провалилась, после чего шёл ремонт колеса, порой долгий и утомительный. Поэтому, торговцы избегали этой дороги и ехали в объезд: хоть и занимало больше времени, но зато телеги и товар оставались целыми. А надолго останавливаться было нельзя, ибо в здешних землях, помимо обычных разбойников, хозяйничают различные твари, а так же дикари из племён Изгоев – коренных жителей Предела, по этничности относящиеся к бретонцам. Некогда они владели этими землями, много раз добивались предоставления Пределу статуса независимой провинции. Во времена Великой войны Империи и Альдмерского Доминиона нынешние Изгои подняли восстание в Маркарте. Вожаком восставших являлся Маданах, именуемый в простонародье как Король-в-Лохмотьях. Они смогли захватить власть в городе, залив его близлежащую окрестность кровью нордских жителей. Причиной такой ненависти стали условия, которые диктовали нордские работники на шахтах: они были жестоки. Однако те норды, что жили в городе, насилию подвержены не были.
После того, как в Маркарт был послан военный гарнизон во главе с Ульфриком Буревестником, город был освобождён от власти восставших, однако цена этой операции была высокой: весь город был окроплён кровью. Данное событие именуется Маркартским инцидентом, из-за которого многие в различных уголках Скайрима считают Ульфрика убийцей. В Маркарте его и вовсе ненавидят практически все без исключений: среди такого числа оказались и норды тоже. Восставшие были изгнаны. Они расселились по горам, в пустошах обустроили свои лагеря и стали именовать себя Изгоями. Сам же Маданах был пленён и отправлен в маркартскую темницу, однако после нападения драконов год назад сумел инициировать себе побег и сейчас скрывается где-то в Пределе, командуя отрядами Изгоев. Эти дикари поклялись залить стены и улицы Маркарта кровью нордов в знак мести и делают всё возможное, дабы собрать силы для своего решающего удара. Но до сей поры ограничиваются набегами на нордские шахты, грабежами и убийствами.
Миновав тракт, перед каджитами расправилась каменистая пустошь, покрытая торчащими из земли высокими серыми валунами. Тракта через неё не было и путники повели коней по тем местам, по которым можно было проехать, прямиком через пустошь. Справа от них, скрываясь за серой пеленой мрачного тумана и высокими скалами вырисовывалась высоченная чёрная башня. Ахаз’ир, обратив на неё внимание, спросил Старейшину:
– Что там? – каджит указал в то место взглядом. Старый каджит посмотрел.
– Огромная башня из обсидиана. Выше всех скал здешних. Никто не знает, кто построил её и когда. Однако год назад её никто не видел. Туманы постоянно сгущаются в той стороне. Словно родилась в них она: высокая, мрачная и одинокая. Творение мистики.
– Прям таки башня-призрак: появилась на пустом месте и внезапно. Возможно, что это иллюзия? – спросил Ахаз’ир. – Ведь, по Вашим словам, места здесь не очень добротные. Твари на каждом повороте, хоть пока-что повстречать нам их ещё не посчастливилось, магия кругом. Дикари-язычники, практикующие шаманизм. Не удивительно, что и это, – он снова указал взглядом в сторону башни, – творение магии тоже.
– Отрицать этого нельзя, – сказал Старейшина. – Однако, никто к ней не подъезжал близко. Уверен я, что и видел её мало кто, ибо постоянно стараются земли эти объезжать стороной. Репутация их оставляет лучшего желать.
Пустошь была огромной. Миновать её удалось лишь ближе к полудню.
Выехав на нагорную возвышенность, каджиты остановились, оглядели пустующие здешние просторы.
Прямо на горизонте виднелась стена из высоких скал. Слева от них текла река, пересекающая в брод глубокий обрыв и уходящая в большой бассейн. Справа же, на высоких скалах расстилались многочисленные каменистые поля с мертвенно-жёлтой почвой. На некоторых из них виднелись палатки, большие шатры, от которых высоко поднимался дым костров. Это были лагеря здешних обитателей.
– Эти Изгои наподобие нам. Тоже живут в своих лагерях, скрываются от всего остального мира, – сказал Ахаз’ир, внимательно изучая окрестность.
– Да, только скрываться заставляет их чувство ненависти и злоба. Мы же скрывались потому, что выжить хотели. В этом мы разнимся с ними, – ответил Старейшина.
Каджиты спустились по склону к берегу реки. Спрыгнув с коня, Ахаз’ир подошёл к краю берега, ступил на ближайший камень, торчащий со дна, потом ловко перепрыгнул на тот, что был неподалёку. Так каджит добрался ближе к центру бурно текущей реки, уместившись на огромном камне. Присев на одно колено, он открыл два бурдюка и начал набирать в них пресную воду. Её течение с шумом билось о камень, энергично расплёскивались капли, пенилась неспокойная водная гладь. Старейшина остался у берега, взглядом обегая высокие скалы на противоположном от них берегу. Заполнив один бурдюк, каджит взял второй и, собравшись опустись его в воду, краем глаза заметил на противоположном берегу странное движение. Каджит обернулся. К краю берега, медленно волоча свою синеватую тушу на четырёх узковатых лапах, подбиралось странное существо. Внешне оно напоминало скорпиона, и в то же время краба, но огромных размеров. Длинною тварь была больше метра, в ширину же доходила до половины. Спереди выпирали два жвала, что бились друг о друга. Туловище, в хвостовом сегменте покрытое парными выростками, двигалось в изгибах, что показалось настолько омерзительным каджиту, заставив его приподняться и сморщить свою физиономию. Существо подползло к воде, окунуло в неё свои омерзительные жвалы, зачерпнуло воду. Голова была продолжением, уходящим в изгибе вверх, её толстого и длинного туловища. Данный экземпляр природного творения утолял жажду, не обращая внимания на каджитов.
Ахаз’ир не мешкал более. Быстро набрав воду во второй бурдюк, он спешно попрыгал по камням обратно. Тварь заметила его, развернулась, растопырила жвалы, громка забив ими и застрекотав. Добравшись до берега, Ахаз’ир подал бурдюк Старейшине.
– Что это за тварь? Вон там? – спросил каджит, указав на противоположный берег.
– Это корус, – ответил Старейшина. – В основном они в пещерах обитают. Практически никогда нельзя встретить их на поверхности. Возможно, рядом где-то находится логово их. Какая-нибудь пещера или что-то в этом роде. Живут они по соседству с фалмерами и являются им домашними питомцами. Их видов несколько. Этот весьма огромен на вид, но не настолько, чтобы судить, что существо данное является корусом-жнецом. Они невероятно огромны. Этот, скорее всего, является корусом-охотником. Осторожнее, Ахаз’ир, в одиночку эти твари не менее опасны, нежели когда в группе. Болезни разные переносят. Лучше уехать отсюда нам и не тревожить его. Пусть пьёт на здоровье себе.
– Омерзительней этого коруса только огромные пауки, – прошипел Ахаз’ир, запрыгнув на коня. – А как они размножаются?
Старейшина поехал вдоль берега, внимательно глядя на тварь с противоположной стороны. Корус поворачивался, стрекотал до тех пор, пока пара не отъехала на достаточно большое расстояние, лишь после этого он продолжил утолять свою жажду.
– В логовах существ этих можно найти большое скопление яиц. Из них они вылупляются на свет, – ответил старый каджит.
– Лучше держаться подальше от всех пещер… – сказал Ахаз’ир.
Путь вдоль реки занял не более часа. Доехав до места, где один берег соединяется с другим переходящим через реку мостом, они переправились на противоположную сторону, поднялись по травянистой тропе на верхушку склона и поехали по узкому каменистому тракту, идущему по краю с одной стороны, а с другой огибающему скалы и нагорье.
За тем обрывом вскоре распласталась ещё одна каменистая пустошь, но уже более покрытая зеленью: меж толстых и высоких камней прорастали кустарники и трава.
Ближе к вечеру каджиты спустились вниз и поехали прямиком через обширные просторы пустоши. Везде была тишь, лишь слышны были звучания стрекоз, снующих меж огромных валунов, да лай волков где-то вдали. Каджитам повезло весь этот путь доехать без каких-либо происшествий. Однако, проехав половину пути, им пришлось остановиться и притаиться за одним из огромных валунов.
Прямо по их курсу двигалась огромная группа людей, облачённых в броню из меха, шкур и костей убитых животных, преимущественно медведей и саблезубов. Впереди шёл, по всей видимости, командир. Он вёл группу людей за собой. Его голову закрывал шлем из черепа оленя с огромными рогами. Посреди шли женщины, несущие на себе насаженные на колья туши убитых коз и саблезубых тигров. Позади шли мужчины, оснащённые оружием с ног до головы: на их плечах свисали луки, на поясах висели мечи, сделанные так же из костей. Кое-кто имел при себе и огромные двуручные топоры. Видимо, отряд Изгоев возвращался с охоты.