Крупный, бритый почти налысо мужчина, очень недобро смотрел на меня, покачивая в руке длинный и без сомнения очень острый кинжал. Причем особое внимание рейдер уделил моей правой руке.

– Подойди ближе, – приказал бугай. – Сразу говорю, чтобы ты убегать от меня не начал. Я тебя сейчас грохну – неделя была неудачной, просрал две жизни, надо восполнить, а у тебя лишние полоски есть. Да ты не тушуйся, сделаю все быстро и почти не больно.

– Крест в курсе? – спросил я.

– Еще бы. В отстойнике должны жить “чистые”, так что пора, парень, стереть ненужные линии с руки.

Удар рейдера был действительно очень быстрым и точным. Молниеносное движение, и кинжал входит мне в сердце. Мир накрывает темнота, срабатывает “предвидение”, и вот я вновь вижу рейдера с занесенным оружием. Кто бы знал, скольких усилий мне стоило выдержать еще один смертельный удар, и не попытаться при этом уклониться или блокировать выпад. Не время, нельзя сейчас показывать мой главный козырь, в будущем он еще ой как понадобится, и, надеюсь, произойдет это очень скоро.

Перерождение.

На выходе из часовни меня поджидал все тот же рейдер. Он спокойно стоял, прислонившись к бревенчатой стене дома, подкидывая и ловя от безделья нож, дважды проткнувший мое сердце. Гадство! На моей робе еще не высохла кровь от предыдущей смерти, а теперь придется испытывать все это еще раз. Сколько уже раз я погибал в этом мире, если учитывать “предвидение”, пять, шесть? Видимо, придется потерпеть еще пару.

В конце концов, я стал действительно “чистым”. Рейдер без злости и особых эмоций воспользовался кинжалом, лишив меня возможности вернуться в этот мир после гибели. На правой руке не осталось ни единой линии. Новых перерождений не будет, и в следующий раз смерть все-таки заберет мою бренную тушку в свои костлявые руки. Теперь, если задуманный побег обернется неудачей, то на этом все – конец. Впрочем, а есть ли разница, с каким числом полосок на руке подходить к задуманному? Будь на моем предплечье хоть десять черных линий, это ничего не изменит, если побег провалится, живым из Лесного мне уже не выйти. Крест будет раз за разом отправлять меня на перерождение самыми болезненными способами, так что, может оно даже и к лучшему – меньше мучиться придется в случае неудачи.

После второго возрождения, из часовни я выходил с большой опаской, но давешнего рейдера поблизости не оказалось, вместо него, демонстрируя всю скуку солдатского быта, считал ворон обычный охранник, назначенный на роль конвоира. Молодой парень, позевывая и почесываясь, поднялся с земли и, не говоря ни слова, жестом показал, чтобы я двигался к проходу в стене.

По возвращению в отстойник меня ждали сразу два неприятных сюрприза: во-первых, я пропустил ужин и теперь до утра придется терпеть сосущее чувство голода, а во-вторых, в бараке открылась весьма интересная картина – на моей кровати, покачивая грязными ногами, демонстративно разлегся Коготь.

Увидев меня, мужчина тут же поднялся и в сопровождении трех своих друзей подошел ближе.

– Ну, че, утырок, – усмехнулся Коготь, – теперь ты с нами наравне – чистый, аки ангел. Я, братец, если что, обид не забываю. Пора поквитаться.

Гроза барака рисовался перед окружающими, показывая свою наигранную крутость. Непонятно только зачем, неужели он действительно думает, что такая показуха добавит ему авторитета среди рабов?

– Дорогой друг, – сказал я устало, – давай, кое-что тебе проясню. Вчера вечером я завалил одного из охранников этого чудного места, так что вполне вероятно, на следующей неделе мне снова предстоит выйти на арену, но против куда более сильного противника, победить которого не получится при всем желании. А теперь ответь, пожалуйста, на вопрос: боюсь ли я тебя и смерти вообще, если жить мне осталось меньше недели? Вы можете попытаться побить меня толпой, не исключено, что у вас это даже получится, но если я не сдохну, то тебе, Коготь, после этого останется совсем недолго. Надеюсь, ты меня услышал.

Коготь несколько секунд молча буравил меня ненавидящим взглядом, не зная как ответить, но, в конце концов, просто отступил в сторону. Страх. Он зачастую управляет даже очень сильными людьми, чего уж говорить про моего собеседника. Загнанная в угол крыса атакует без раздумий, и только глупец будет ее провоцировать. Коготь это прекрасно понимал. Человек, которому нечего терять, способен на любой поступок.

Видимо, мои слова все-таки возымели действие, так как ночью никто не попытался меня придушить или избить. Оно и понятно – зачем рисковать, если через неделю твой враг сам откинет копыта. Причем, в этом никто особо не сомневался. Насколько я понял, Кресту рабы нужны постольку – постольку, так что не будет он меня оставлять в живых, ему проще избавиться от потенциальной проблемы, чем держать человека в отстойнике долгое время. Да уж, кто бы знал, что отказ переспать с Лизой так сильно усложнит мою жизнь. Обычно бывает наоборот.

Следующие три дня я провел как на иголках, постоянно ожидая, что о моих намерениях сбежать из Лесного станет известно. Слабых мест в плане было предостаточно: начиная с Насти, которая могла пойти в отказ или случайно проболтаться, и заканчивая нежеланием Симонова отдавать карту окрестностей. Однако, шло время, а в отстойник так никто и не явился, с целью казнить несостоявшегося беглеца. Охрана даже за убийство Федоса мне не предъявила, что мне показалось достаточно странным, но, если подумать, причиной такого безразличия к судьбе коллеги, скорее всего, было влияние Палача. Мужчина очень не любил бессмысленные наказания “чистых”.

Утро пятницы началось как обычно: подъем, умывание и быстрый завтрак, состоявший из осточертевшей бурды, которую я, тем не менее, съел без остатка – неизвестно когда удастся поесть в следующий раз.

Нож, заныканный возле сортиров почти неделю назад, спокойно дождался своего владельца. Забирал я его по той же схеме, что и прятал – споткнулся, присел, убрал покрывшийся налетом ржавчины кинжал в сапог. Мои манипуляции остались незамеченными, и вскоре группа из двадцати “чистых” отправилась на поля. По традиции нас сопровождали три охранника, вооруженные дубинками и пистолетами.

На этот раз рабам предстояло подготавливать землю к посеву, но так как техникой или хотя бы лошадьми город не обладал, то все работы по рыхлению почвы приходилось делать вручную. В связи с этим, телега, которую тащили два человека, была наполнена лопатами разной степени изношенности.

Прибыв на место, охрана по традиции вольготно расположилась возле повозки, а “чистые”, разобрав инвентарь, принялись за возделывание длинного и сильно заросшего сорняками поля.

Утреннее солнце едва-едва взошло над горизонтом, и кроме нас за пределами Лесного не было никого. Я то и дело бросал украдкие взгляды в сторону городских ворот, надеясь увидеть возле них знакомую женскую фигуру. Если Маша сегодня не появится, то, скорее всего, моя история вскоре подойдет к концу, даже если я смогу перебить охрану, соваться в незнакомые земли без карты зон – форменное самоубийство.

Спустя час из города начали постепенно подтягиваться люди. По двое, по трое или небольшими группами они распределялись по полям, но Ершовой среди них я не видел.

Не удалось. Девушка, скорее всего, не успела получить карту или не смогла. Именно так я думал, судорожно перебирая в голове варианты дальнейших действий, но спустя еще какое-то время, на дороге, ведущей из Лесного, показалась стайка горожанок, в числе которых, вооружившись лопатой, гордо шагала Маша. Не знаю, чего она там натворила, но, судя по числу наказанных женщин, это была какая-то массовая драка. Впрочем, нашел чему удивляться, хорошо, если без серьезных травм обошлось.

Наверное, если бы не короткая прическа и характерная походка, Ершову я бы даже не узнал, так как одета она была в какой-то потрепанный спортивный костюм, полностью скрывающий особенности фигуры. Другие женщины, в отличии от Маши, предпочли вполне стандартные наряды, и даже для работы в поле постарались выбрать более-менее красивую одежду.

Возглавляла это шествие дородная матрона, опирающаяся на длинную палку. Складывалось такое ощущение, что даму прикрепили к группе в качестве надзирательницы, а своим батогом она собирается понукать особо ленивых представителей прекрасного пола.

Участок для работы женщинам выделили на нашем поле, но с противоположного его края, так что между мной и Ершовой было метров двести – триста. Расстояние хоть и не слишком большое, но разглядеть друг друга мы могли с трудом, к тому же девушку постоянно загораживали другие работницы. Ситуация достаточно неприятная, и не исключено, что Маша может проморгать начало моей атаки на охранников, однако с этим приходилось мириться – изменить что-то я не имел возможности, так что мне оставалось лишь надеяться на внимательность напарницы.

Как и рассчитывал, ближе к обеду охрану окончательно разморило. Один из них вообще прилег отдохнуть в тени тележки и, натянув на глаза кепку, спокойно посапывал. Остальные двое хоть и бодрствовали, но на “чистых” практически перестали обращать внимание. Разве что иногда, то один, то другой охранник поднимался, неспешно осматривал плоды нашей работы, выдавал пару ругательств и напоминал – если мы не выполним норму, то еды не получим. Угроза была вполне реальной – пару раз “чистые” уже оставались без вечернего пайка, и теперь, дабы не лишиться баланды, рабы впахивали не покладая рук.

Лучшего момента для нападения трудно было сыскать, осталось лишь подобраться к охранникам на расстояние удара ножа, и сделать это было не так уж и сложно. Ставим лопату под углом, посильнее нажимаем на вытертый до зеркального блеска черенок, и уставшее дерево с хрустом ломается.

– Куда собрался? – отреагировал на мое приближение один из солдат.

– Лопата сломалась, – ответил я, показывая деревянный обломок.

– Вот вы уроды криворукие, – плюнул на землю мужчина, подкрепив свои слова матерной фразой, – брось ее и возьми в телеге другую. Еще раз сломаешь, я тебе этот черенок в жопу засуну и работать в таком виде заставлю. Будешь, как та жаба с соломинкой прыгать.

Выдав столь грозное предостережение, солдат немного расслабился, позволив подойти к нему почти вплотную, второй охранник вообще на меня не обращал внимания, и, стоя неподалеку, лениво жевал сорванную травинку. Подумаешь, какой-то “чистый” сломал лопату, чего он там не видел.

Удар я нанес со спины. Да нечестно, да подло, но о какой чести можно говорить, когда ты один против троих? Сделав вид, что полез в телегу за новым инструментом, я дождался, когда солдат отвернется и, выхватив из голенища сапога нож, сблизился с охранником, после чего одним мощным ударом вогнал лезвие кинжала ему в основание черепа. Предсмертный хрип и моментально обмякшее тело одно однозначно говорило, что как минимум одного противника я могу не опасаться.

Тут же, не теряя лишней секунды, активирую “каменную кожу” и пытаюсь напасть на второго противника, но тот оказался куда проворнее, чем того хотелось и, стоило оказаться с ним рядом, как сокрушительный удар кулака смял мне ребра едва ли не до позвоночника. Кожа выдержала, а вот кости – нет.

Жуткая боль пронзила тело, а в следующий момент я понял, что стою возле телеги, пытаясь вытащить из сапога кинжал.

Ситуация повторилась, вновь хрипит умирающий солдат, вновь я, активирую защитный перк и готовлюсь напасть на следующего противника, но теперь, зная, куда будет направлен удар, спокойно ухожу от него. Кулак лишь слегка задевает кожу, не причиняя никакого вреда, а в следующее мгновение кинжал перечеркивает лицо мужчины, разрезая щеку, нос и глаз. Еще один взмах, и разрезанное горло охранника начинает издавать отвратительные булькающие звуки. Умирающее тело срубленным деревом падает в траву.

С начала моей атаки прошло не больше пары секунд, но, видимо, этого времени хватило, чтобы последний, оставшийся в живых охранник успел проснуться и воспользоваться оружием. Раздался громкий пистолетный выстрел.

Сильный толчок в грудь едва не роняет меня на землю. “Каменная кожа” спасла, но дышать я не могу, да и соображаю с трудом, однако, не позволяя противнику нормально прицелиться, просто падаю на него сверху, пытаясь ударить ножом, тем не менее, нажать на курок еще раз охранник успевает. Новый удар вышибает воздух из груди.

Как взбешенные коты мы вцепились друг в друга. Каждый из нас старался не дать противнику воспользоваться своим оружием. Я прижимал коленом руку с пистолетом, а охранник в свою очередь вывернул мне кисть, от чего нож упал на землю. Началась какая-то возня, в результате которой мы оба оказались безоружны, каким-то чудом я умудрился оттолкнуть пистолет в сторону, но на этом мои успехи закончились, солдат, пользуясь преимуществом в весе и физической форме, забил на попытки дотянуться до оружия и начал просто вколачивать в мое тело удар за ударом.

Две недели, проведенные в рабстве, серьезно меня ослабили. Постоянное недоедание и работа на грани возможностей организма высосали все силы. Пусть я и напал на противника сверху, но воспользоваться этим преимуществом не мог, а чуть позже охранник сумел перевернуться и начал меня душить. Его руки сжимали горло, в то время как я пытался пробить кулаками ему в корпус и лицо, но особого эффекта эти потуги не приносили.

В глазах начало темнеть. Солдат в бою пользовался только грубой физической силой, не прибегая к умениям, но ему этого и не требовалось. Я почувствовал, что постепенно отъезжаю, сознание медленно, но неотвратимо уходило в черноту, и последнее, что я услышал, прежде чем отключиться – быстро приближающиеся шаги.

Звонкие пощечины и боль в шее заставили резко открыть глаза. Охранник, душивший меня, куда-то делся, а надо мной, заслоняя солнце, нависла Ершова.

– Дышать можешь? – спросила девушка.

Сделав несколько глубоких вдохов, отдающихся болью в груди и горле, я утвердительно кивнул.

– Я трупы уже обшманала, сваливаем!

С некоторым трудом поднявшись на ноги, я осмотрел устроенное побоище. Два охранника, убитых первыми, уже исчезли, а вот третий еще лежал с размозженной в кашу головой. Маша с этим гадом не церемонилась. Вокруг все было залито кровью, а неподалеку замерли ошалевшие от случившегося “чистые”.

– Этих с собой возьмем? – Ершова кивнула в сторону рабов.

Взглянув на “чистых”, я секунду подумал, прикинул, будут ли они нам полезны, после чего, отрицательно покачал головой. Если кто-то захочет присоединиться, гнать не буду, но не более.

– Поняла, – сказала Маша, – все, ходу, ходу! Держи ствол, успела сдернуть до того как тела исчезли.

– Себе взяла? – сквозь боль в горле спросил я.

– Обижаешь, – улыбнулась девушка, показав мне поясную кобуру. Когда только все успела?

“Чистые” за нами не последовали. Они так и остались на поле, не понимая, что им сейчас делать. Зато поняли другие – в город побежало сразу несколько человек, а значит, погоня начнется с минуты на минуту, если, конечно, уже не началась. Вряд ли прозвучавшие на поле выстрелы остались без внимания.

Так как карманов в арестантской одежде предусмотрено не было, пистолет пришлось держать в руке, как и нож. Оставлять столь полезный инструмент очень не хотелось, мало ли как повернется жизнь.

Маша, после того как передала мне оружие, тут же рванула в сторону видневшихся неподалеку холмов. Насколько я знал, за ними примерно в десяти километрах расположен тот самый город, куда наведывались рейдеры в поисках еды, патронов и прочих, необходимых для Лесного, вещей.

Первые несколько минут мы бежали с той скоростью, которую могли выдержать наши мышцы, причем девушка двигалась куда быстрее, чем я, видно было, что голодом ее не морили, да и каторжными работами не загружали. Ершова легко неслась вперед, придерживаясь одной ей ведомого направления. Не понятно, выучила она карту или прятала ее где-то в одежде, чтобы свериться позже, но девушка точно знала, куда бежать.

Вскоре Лесной скрылся за рельефом местности, впереди раскинулись неровная холмистая местность, разбавляемая лесными рощами и оврагами, однако Маша даже не собиралась останавливаться, шустро направляясь к какой-то одной ей ведомой цели, а вот мне с каждой минутой становилось все хуже. Драка с охранником и две пойманные пули сделали свое дело – бежал я с большим трудом. Да уж, переоценил свои силы слегка, но другого выхода все равно не было. Так или иначе, но риск себя оправдал, теперь осталось самое трудное – не умереть по дороге от местных тварей и не попасться в руки солдатам Креста.

– Макс, ты как? – заметив, что я сильно отстаю, девушка чуть сбавила ход и обернулась назад.

– Жить буду, – ответил я, – но скорости от меня не жди – ребра отбиты.

– Плохо, я рассчитывала за час убраться от Лесного как можно дальше, есть у меня на примете одно место…

– Сколько туда идти?

– Если по прямой, то около семи километров, но придется огибать синюю зону, так что еще трешку добавляй.

– Нормально, выдержу.

– Ага, десять раз выдержишь, я, по-твоему, слепая? – нахмурилась Маша. – Ты, блин, еле ходулями своими шевелишь. Так, в общем, план Б – будем следы запутывать, сейчас за тем холмом свернем к лесу, в нем и переждем час – полтора. Хрен они нас там найдут – собак в городе я что-то не замечала, а полноценную облаву они заколебутся делать.

– Тварей не боишься?

– Лес все еще в зеленой зоне, а она к концу месяца становится практически безопасной, сам ведь говорил. К тому же, Лесной рядом, солдаты вроде местность вокруг поселка зачищают на всякий случай.

– Ну да, тоже об этом слышал, – согласился я. – Веди тогда, что-то мне и правда, хреново.

До нужного нам леса мы добирались минут двадцать. Могли бы и быстрее, но с каждым шагом мне становилось все труднее бежать, адреналиновая буря, бушевавшая в крови после драки с охранниками, схлынула, и боль, поселившаяся в груди, заставила меня согнуться на один бок, прижимая кулак с ножом к отбитым ребрам. Маша таких проблем не испытывала и бодро трусила впереди, задавая направление движения.

Оказавшись под кронами деревьев, мы пробежали еще немного, после чего я уже не мог двигаться – сильная боль скрутила внутренности. Мне срочно требовалась хотя бы небольшая передышка. Мы укрылись в небольшой низине, окруженной деревьями и кустарниками, после чего я без сил улегся на траву.

– Ну-ка покажи, что там у тебя с ребрами? – в ультимативной форме потребовала Ершова.

– Трещина или ушиб, – ответил я, но все же задрал рубашку – мне и самому хотелось посмотреть на последствия драки.

Выглядела моя грудь весьма печально. Пули попали в область сердца и правого легкого, и в тех местах сейчас расплывались два огромных кровоподтека. Ребра, судя по всему, были сломаны, как еще бежал непонятно, к тому же, кулаки охранника оставили множество синяков на других частях тела.

– М-да, – задумчиво произнесла Ершова, – знатно тебя под хохлому расписали, тут тебе и красный и фиолетовый… Идти-то сможешь вообще?

– Бежал же как-то, – ответил я, с трудом поднимаясь на ноги.

– Это вообще не показатель, – покачала головой девушка, – надо где-то переночевать.

– Намекаешь на что-то?

– Макс, в тебе с какого перепуга хохмач-то проснулся?

– Это нервное, – ответил я.

– Понятно, нервный ты наш, с такими травмами далеко не убежишь, нам, чтобы к Перекрестку приблизиться придется через синюю зону идти, а там говорят, такие твари встречаются, что мы им на один зуб, нужно переночевать где-то в зеленке, чтобы раны затянулись. Плюс не помешало бы еду какую-нибудь найти или хотя бы воду.

– Карта у тебя с собой?

– Да, – ответила Ершова и, отвернувшись, вытащила откуда-то из штанов свернутый лист бумаги, – к ноге вот привязала, чтобы не спалиться.

Представленная карта окрестностей выглядела так, будто побывала в руках детей, вооруженных цветными карандашами. Вся она была усеяна заштрихованными разноцветными пятнами, и лишь Лесной, да еще несколько точек смотрелись на ней, как островки чистоты в океане разлитого бензина. Все изображения и указатели были выполнены от руки, ни одной печатной буквы я не заметил, в уголке создатель этого шедевра даже указал свое имя, которое от времени сильно смазалось. Чувствовалось, что картой активно пользовались.

– Так, смотри, – я развернул бумагу, – Полис почти весь синий и фиолетовый, но вот пригород у него по большей части окрашен зеленым, туда, даже с учетом моих ребер, можно добраться без особого напряга, там и переночуем.

– Думаешь не найдут нас?

– Петлять будем, что еще остается. Людей в этих местах нет, так что риск попасть кому-то на глаза – минимальный.

– Нормально, – кивнула Маша, сворачивая карту, – идти надо, если оклемался, то давай отсюда сваливать, Лесной слишком близко, нас уже наверняка ищут. Крест по любому рвет и мечет, считай, ты двоих охранников завалил и я одного.

– Никто и не спорит, – поморщился я, поднимаясь на ноги, – а что у нас по оружию, ты не проверяла еще?

Вместо ответа девушка вытащила из кобуры пистолет, осмотрела его и, вытащив магазин, разочарованно выругалась – патроны в Лесном действительно экономили и расщедрились для охранников все на три штуки. Со вторым экземпляром все обстояло еще печальнее – во время драки солдат потратил две пули, и сейчас в моем распоряжении остался всего один выстрел.

– Не густо, прямо скажем, – вздохнул я, – ну всяко лучше, чем ничего. Хотя бы застрелиться хватит, если совсем прижмет. Ладно, побежали что ли, время уходит.

Выразился я слишком оптимистично, ни о каком “побежали” и речи не шло, скорее уж поковыляли. При любом резком движении сильная боль заставляла меня останавливаться и пережидать, пока сломанные ребра позволят идти дальше. Из-за такого прерывистого и неспешного передвижения на преодоление не самой большой рощи нам потребовалось почти полтора часа. Ожидаемой погони, мы так и не услышали, то ли наш след действительно потеряли, то ли вообще не гнались. Что тот, что другой вариант был вполне реален. Обнаружить человека, который не хочет, чтобы его нашли, дело весьма непростое, а то и вообще нереализуемое. Люди на полях наверняка видели примерное направление нашего побега, но затем мы несколько раз меняли маршрут, а каменистая почва со скудной растительностью следы сохраняла очень неохотно.

Выходя из рощи на открытое пространство, я чувствовал себя очень неуютно. Моментально возникло ощущение, будто прямо сейчас неизвестный снайпер ловит меня в прицел винтовки, и пуля со стальным наконечником вот-вот устремится в полет, чтобы пробить голову невезучему беглецу, однако шли минуты, но на нас никто не обращал внимания. Стараясь развить максимально возможную в моем состоянии скорость, мы спешили добраться до следующей рощи, виднеющейся в нескольких километрах дальше.

– Ложись! – шепнула Маша, едва мы отошли от предыдущего укрытия на несколько сотен метров и, дернув меня за рубаху, рухнула в траву.

От сильного рывка я буквально распластался на земле, едва успев выставить вперед руки. Боль в ребрах тут же заставила затаить дыхание, чтобы не выдать себя стоном или матерным словом.

– Слышишь? – спросила Ершова, осторожно выглядывая из травы, – Кажется, едет кто-то, далеко пока, но вроде приближается.

Маша была права, сюда действительно ехала машина. Звук работающего дизеля разносился по полям, заставляя нас вжиматься в землю. Все-таки погоня, не захотел Крест оставлять нас на милость судьбы и хищных тварей, решил, гад, отыскать беглецов.

Минут десять мы как испуганные суслики лежали в траве, пытаясь понять, куда именно движется услышанный автомобиль. Первые пару минут он, по ощущениям, действительно приближался, но постепенно звук двигателя начал затухать.

– К лесу поехали, – предположила Ершова, – в тот, где мы прятались.

– Может быть, – кивнул я, – может быть.

До следующей рощи мы все-таки добрались без приключений. Неизвестный водитель, в нашу сторону не свернул и звук двигателя больше не тревожил нервы. До пригорода оставалось еще около трех километров – пятнадцать минут бега для здорового человека, но это для здорового, мне же с каждой минутой становилось все хуже, и приходилось буквально заставлять себя делать новый шаг, хорошо хоть высматривать направление движения не приходилось – этим занималась Ершова.

Где-то на выходе из очередной рощи, Маша внезапно остановилась и потянула руку к кобуре. Где-то впереди раздалось неприятное шипение.

Мелкая тварь, похожая на колючий баскетбольный шар, вставший на короткие ноги, преградила нам дорогу. Скаля довольно острые зубы, спрятанные в мощных для такой крохи челюстях, существо громко шипело и всем видом показывало, что лучше бы нам не соваться на эту территорию.

– Не стреляй, – одними губами сказал я, – только не стреляй.

Маша медленно убрала руку от пистолета.