Kostenlos

Байки морского волка

Text
Als gelesen kennzeichnen
Schriftart:Kleiner AaGrößer Aa

Плавающие в океане контейнеры

Рассказанное здесь почерпнуто из воспоминаний бывалых моряков. Оба события относятся к советскому времени. Мне эти контейнеры видеть в море не доводилось.

Один капитан рассказывал, как они при переходе через Атлантику подошли к большому контейнеру, плавающему на поверхности океана. Только вчера закончился сильный шторм. Морские контейнеры спроектированы и построены герметично, поэтому не тонут.

Техники, с помощью которой можно было бы поднять или затащить на палубу этот «приз», на борту нет. Пришлось швартоваться и высаживаться на поверхность контейнера. Сверху были люки, умельцы их открыли и влезли внутрь.

Внутри – «сборная солянка». Джинсы, мелкая бытовая техника, неинтересные ткани, обувь малых размеров. Погода была тихая, контейнер устойчиво держался на поверхности. На судно стали перебрасывать это богатство.

Места на палубе уже не хватало, а контейнер освободился чуть. Из-за того, что товары были не очень дефицитные, быстро отшвартовались и ушли. Люки предварительно закрыли. Пусть дальше плавает. Страховая компания покроет убытки перевозчика.

На берегу капитана расспрашивали компетентные органы. Он им всё рассказывал без утайки. В нейтральных водах экипаж имел право на «экскурсию» в контейнер. Санкций не было.

Другой рассказ. Начало традиционное. Пришвартовались к ничейному контейнеру, вскрыли, проникли внутрь. Весь контейнер наполнен дефицитнейшими двухкассетными магнитолами, сделанными в Юго-Восточной Азии.

Народ стал расхватывать, растаскивать по каютам. Рассказчик взял два изделия. Одно поставил в каюте и эксплуатировал до берега. Второе спрятал очень хорошо, закопав его в горе ветоши в складе запчастей.

При заходе в родной порт на борт прибыл усиленный наряд таможни, который конфисковал все магнитолы, что нашел при обыске. Рассказчик для вида поворчал.

А через значительное время сумел раскопать запасной и вынести его домой. Он очень сильно радовался, что удалось перехитрить власти. Это при том, что сам человек в нашем рейсе всегда ворчал и сетовал на жизнь. Это про него анекдот, где говорится: «Так это твой крест и есть».

Перья куропатки «растут» из пальцев

При кажущейся абсурдности заголовка это – реальный случай. Баренцево море, Прибрежные районы. В рейсе нас двое научников. Мы на промысловике собираем биологическую информацию из промысловых уловов. Напарника зовут Саша, добрый, хороший, работящий и юморной коллега. Он рассказал свой случай на охоте.

Осенью с друзьями они поехали в сопки на охоту, за куропатками. Саша куропатку подранил, быстро нашел, стал рассматривать, куда попала дробь.

В это время куропатка очнулась и затрепыхалась в руках. Саша был в камуфляже, тихо сидел в кустах на камне. На тропинку слегка высовывались только руки с птичкой.

На активность куропатки среагировал один из охотников, влепив по ней издалека заряд дроби. Саше дробью размозжило кисть руки, со стоном он потерял сознание.

До стрелка стало доходить, что он натворил. Срочно пришлось заводить машину, чтобы доставить раненого в стационар.

Саша этот этап помнит плохо – был в шоке, сознание возвращалось на несколько секунд. Увидит изуродованную кисть – опять теряет сознание.

Врач-травматолог сначала хотел ампутировать кисть по запястье. Его удалось уговорить сохранить кисть. Врач сказал: «Ну, тогда терпи!».

Взял длинную вязальную спицу и стал выковыривать мелкую дробь из раневых каналов. Саша говорил, что боль была невыносимой. Видимо, не было анестезии, либо анестезия не взяла из-за спиртного, которое охотники успели влить в раненого.

Картина извлечения дроби была весьма живописной и ужасной. Кисть удерживается вверх пальцами для облегчения оттока крови. На кисти нет живого места. Кровища льется, как из крана. Все раневые каналы забиты дробью, перьями, птичьими какашками и фаршем из тканей и костей куропатки. Саша очень громко стонет и сильно дергается в такт погружениям спицы в раны.

Друзья-охотники, чадя перегаром, ассистируют хирургу, удерживая кисть и самого Сашу. Сами тоже периодически теряют сознание от ужаса операции.

Травматолог возился несколько часов, убрал и вычистил почти всё лишнее. Наложил множество швов. Про суставы, кости и сухожилия Саша уже не помнит, но у кисти в нашем рейсе наблюдалась некоторая ограниченность в движении.

Теперь про перья. Так как кисть была сильно измочалена и залита кровью, врач пропустил несколько перьев, забитых дробью под кожу. Уже потом, когда кисть зажила и раны затянуло молодой кожей, на поверхность стали вылезать те самые перья. Саша их удалял с шутками и смехом.

Зла на «снайпера» Саша не держит, говорит, что в тех условиях кто угодно мог выстрелить по птице. Уж очень маскировка была хорошей.

Считает, что повезло, заряд дроби мог попасть по глазам, в живот или в сердце. А так – только кисть. Скажем честно, удачно отделался, сравнительно малой кровью.

Амазонка из Тралфлота

Сентябрь 1998 года. Запланирован экспериментальный осенний промысел мойвы на судне Тралфлота. Из института командируют меня и напарника. Полгода назад был похожий рейс, тоже от Тралфлота.

Сам Мурманский траловый флот – очень мощная и многочисленная рыбодобывающая организация. Отличается полным пренебрежением к интересам плавсостава, на всех уровнях и во всех службах. Можно сказать, это политика в отношении моряков.

В результате конкурентной борьбы их дирекция сумела получить исключительные права на вылов мойвы этой осенью одним траулером. Наших ребят весной тоже на промысле мойвы крупно обманули с оплатой, в полном соответствии с политикой Тралфлота.

Схема стандартная – обещают на словах «златые горы», от заключения индивидуального контракта уворачиваются, по завершению рейса платят крохи. Я учел этот опыт, в своем институте предупредил, что без гарантий достойной оплаты в рейс не пойду. В институте о ситуации знали, сказали – «действуй!».

Нашим оформлением в Тралфлоте на их судно занимался куратор, один из многих замов гендиректора. Я потребовал подписанные их генеральным индивидуальные договоры или гарантийное письмо по оплате. Предупредил, что не допущу весеннего кидалова. Бесплатно не работаем. В случае их отказа предоставить документы в рейс не идем.

А кусок для Тралфлота лакомый – при нахождении научной группы на борту промысловика судно имеет право вести спецпромысел мойвы. На тот момент мойву не ловили несколько лет из-за запрета. Был слишком низкий уровень запаса. А цены на редкий вид на рынке будут высокие!

По результатам последней осенней съемки запас вырос. На пробу решили открыть промысел для одного судна.

Я только что пришел из этой осенней съемки, все данные по локализации и плотности скоплений мойвы в Баренцевом море у меня на руках. Чем, собственно, и было обусловлено мое откомандирование в Тралфлот. Все точки плотных скоплений я покажу капитану, выйдя в рейс. До того эти данные – собственность института.

Видя мою неуступчивость, тот замдиректора начал хитрить, ссылаться на сроки, всячески юлить, уворачиваться от подписания документов. Ссылался на занятость, просил уступить, передать ему данные по скоплениям мойвы. Я был настроен решительно. Каждый день проволочки – минус 50 тонн мойвы из вылова. Тралфлоту убытки, так называемая упущенная выгода.

Одной из уловок зама была следующая – меня пригласили в кабинет корпоративного юриста, якобы для консультации. На описании юриста остановимся.

Дама за 60, высокая, стройная, одета модно и вызывающе. Очень короткая модная юбка «по ватерлинию», ноги стройные, в моднячих ажурных колготках, без варикоза. Красивая короткая модная прическа, в волосах «призывный» бантик.

На лице большой перебор по макияжу, как в мрачных тонах, так и по весу. Рот истерично перекошен. Макияж нанесен с огрехами, торопилась или плохо видит. На ногтях рук очень агрессивный лак красного цвета. Прекрасная дорогая кожаная обувь со стразиками.

Голос визгливо-скрипучий, жесты дерганые, руки бледные, худые, в кольцах. И вообще, много ювелирных украшений, с безвкусным избытком. Первое впечатление – молодец женщина, следит за собой, пытается соответствовать, однако живет не по своему сезону.

Одета слишком безвкусно, вызывающе и провокационно. Возможно, находится в обостренном периоде сезонной охоты, потому и в «боевой раскраске индейца». Интересно, на кого объявлена охота? Кто «счастливчик»?

Значительный возраст заметен по сильно морщинистой коже на шее и запястьях, а эти участки она не сообразила закрыть-спрятать. Видимо, копит на пластического хирурга.

«Срисовал» это всё я за секунду, внутренне восхитился, улыбнулся. В предвосхищении спектакля. Не ошибся!

Когнитивный диссонанс обострился, стоило ей открыть рот. На сообщение зама о наших требованиях по оплате она крикнула, гневно глядя мне в лицо: «Да вы знаете, сколько вы в рейсе жрете?».

Я громко сказал напарнику: «Пошли отсюда, нас здесь серьезно не воспринимают, в клоунаде не участвуем!». Ушли, на выходе из крыла здания нас догнал зам, принес извинения за клоунаду.

Скорее всего, он исчерпал свой набор уловок и провокаций. Попросил подождать 10 минут, затем принес гарантии по оплате, подписанные первым замом генерального, юристом, экономистом, бухгалтером.

Все мои требования к документам были удовлетворены. Еще я попросил показать мне доверенность от генерального, по которой этот первый зам имеет право распоряжаться валютой (в гарантиях был пункт по валютной оплате). Я их этим добил, они орали и визжали, но доверенность были вынуждены показать.

Наш куратор в конце изрек: «Не надо было вас ущемлять весной, вон ты как всё проверяешь. Нам даже обидно». Я ответил: «Вели вы себя с нашими коллегами, как с детьми. Вот и пришел, кто постарше. А все эти документы мне нужны для суда, если вздумаете опять схитрить».

 

Не схитрили. Выплатили всё, даже с превышением. Они просмотрели пункт по компенсации отпуска, отгулов, выходных и праздников. Видимо, очень торопились. Компенсации вышли очень весомые.

По зарплате это оказался один из самых денежных рейсов в моей жизни. Только на алименты с этого рейса мой сын смог съездить в Париж, побывать в Диснейленде, это в школьные годы!


Вернемся к заголовку. Чем дольше живу, тем большим уважением проникаюсь к той даме-юристу. В свои 60 с небольшим она нашла мотив быть «на гребне».

Ее внешний вид, пусть с некоторыми оговорками, достоин похвалы. Не состарилась до сидения у подъезда, пересудов кумушек, зависти и безысходности. То, что охотилась или «окучивала» молодого любовника – только плюс!

А уж как она защищала интересы Тралфлота – опять плюсы. Просто нам с ней не повезло на оппонента в споре.

Она использовала наработанные провокационно-оскорбительные выпады. Не сработало – у меня была задача защитить свои финансовые интересы. На эмоции я не отвлекался.

И у меня была очень сильная позиция – Тралфлот не ловит мойву, пока я не выйду в море. А я выйду только на своих условиях. Просто в этой партии моя карта оказалась сильнее.

Сейчас мне 63, с тех событий прошло более 20 лет. Меня всегда привлекали и интересовали неравнодушные, страстные, идущие своей колеей люди. Считаю, что та амазонка была именно такой.

В других условиях мы могли бы даже подружиться. Амазонка, если ты еще жива и «на коне» – дай тебе Бог здоровья! Доброй охоты! Казалось бы, я вспомнил не самый позитивный момент моей биографии, а с какой интересной дамой довелось встретиться!

Таран в полярную ночь

Таранили нас. В сумеречное время. Мы лежали в дрейфе. В борт нам «въехало» судно с длинным названием, уже подзабыл, что-то вроде «имени какого-то 30-летия съезда комсомола Литвы». Для удобства назовем его «Агрессор».

Под нами в тот момент глубина моря превышала 800 м. Длина нашего судна была 70 м. Нам было реально страшно.

1998 год, борт СТМ «Призыв», Гренландское море, мы недалеко от Шпицбергена. Осенний промысел мойвы. На борту два научника, собираем материал на промысле.

Нам в рейс на другом судне дослали машиниста РМУ (рыбо-мучной установки), по судовому «утиль». Нашим катером забираем его с другого борта.

Это была вечерняя вахта старпома. Температура воздуха минус 2 градуса, воды – плюс 4. На море безветрие, штиль, волнения не было. Видимость до горизонта. Осадки отсутствовали.

Все огни на наших мачтах и бортах были включены, в том числе прожектора на палубе – занимались закреплением только что поднятого на борт катера.

22 декабря – это пик полярной ночи, даже днем сплошные сумерки. Мы с напарником услышали сигнал нашего судового тифона (очень громкий гудок).

Я выглянул в иллюминатор. Нам, лежащим в дрейфе для хозработ, в борт на большой скорости движется промысловое судно.

С паузами ревет тифон. Это наш капитан на мосту пытается «дозваться» с его помощью штурмана на том борту. Причем, когда я выглядывал, мне показалось, что «Агрессор» идет как раз в наш иллюминатор, до удара – секунды.

Я крикнул: «Делай, как я!». Быстро влез в брюки, сапоги, надел бушлат, шапку и помчался на открытую палубу повыше. Мой напарник выглянул в иллюминатор, ругнулся, стал закрывать и завинчивать броняшку (чугунная крышка на иллюминаторе, на случай, если разобьется стекло). Но выскочил он за мной быстро, на ходу застегиваясь. Успел.

Наше судно успело дать малый ход и стало поворачивать. Раздался сильный удар с оглушающим скрежетом, а потом, через секунду, еще один. Корпус нашего судна содрогнулся и застонал.

Сцепки не произошло. «Агрессор» все так же на полном ходу отошел от нас и лег в дрейф примерно в километре. Мы от двух боковых ударов на ногах не устояли, рухнули на палубу.

Из глубины нашего судна на промысловую палубу горохом посыпался народ, многие заспанные, просто отдыхали после смены. На ходу застегивались, готовились к покиданию судна, в руках спасжилеты.

Паники не было. Было удивление, без криков, всех интересовало, что произошло. Наше судно застопорило ход.

Я почти угадал с местом контакта – на 2 метра к корме от нашего иллюминатора. У «Агрессора» вперед выступали нос и бульб (подводный выступ для гашения волн, создаваемых корпусом; позволяет экономить топливо).

Старпом во главе аварийной команды бросился осматриваться внутри корпуса ниже ватерлинии. В одном месте металл корпуса был продавлен бульбом «Агрессора», течи не было. Только мелкие капли, на это место сразу стали накладывать цементный ящик для герметизации.

Выше ватерлинии вмятина в корпусе была гораздо больше и заметнее. Чтобы избежать ненужных вопросов в порту, на это место приварили тонкий лист металла и закрасили за 2 дня. Оставили все ремонты для плановых работ, это через 3 месяца.

На вопросы по радио в адрес «Агрессора»: «Как это случилось, почему не отвернули, почему не слышали наши вызовы по радио и наш тифон?» был один ответ их старпома: «Я маневрировал!». Первые минуты после тарана в эфире крик, мат, адреналин бурлит от ужаса случившегося.

По слухам, их старпом был уже в возрасте. В последнее время у него участились странные и нелогичные поступки в рейсах. По ситуации с нами – он, злодей, отсутствовал на мосту. Это была преступная халатность. Потому и случилось ЧП. Он за малым едва не убил 40 человек (наш экипаж). После их рейса «героя» уволили.

Ситуация нелепая – наше и их судно принадлежат одному флоту. Штраф не предъявить.

Теперь про двойной удар по нашему корпусу. Оказалось, что наш капитан успел дать ход и подставить под нос «Агрессора» наш кормовой кранец (большой толстостенный резиновый «шарик» с воздухом для исключения или гашения жестких ударов о причал или корпус другого судна при швартовках).

Первым ударом кранец срезало, очень мощно и чисто, я потом смотрел на остатки стальной обвязки кранца. «Агрессора» кранцем чуть отбросило назад, а из-за большой скорости он опять ткнулся нам в борт и продавил в двух местах, я уже описывал.

Скажем честно, мы легко отделались. Удар пришелся аккурат в район машинного отделения, под фальш-трубами. При серьезных пробоинах в этом месте судно не спасти, тонет за несколько минут, возможно, даже не успели бы спустить шлюпки.

Нас выручило то, что наш опытный капитан сумел подставить кранец под удар, последствия оказались совсем не катастрофические. Капитану Валерию Бовкуну – отдельная благодарность от всего экипажа!

Так что мне, да и всему экипажу, можно считать 22 декабря 1998 года еще одним днем рождения, подарком судьбы.

На момент ЧП мне было 39 лет. Сыну – всего 11.



Напарник

Считаю важным подробнее остановиться на личности напарника – это моё ему посвящение.

Таузи́х Каби́рович Юсу́пов устроился на работу в ПИНРО в один месяц со мной. Перед этим закончил биологический факультет Казанского госуниверситета. Это был очень положительный герой. Его выделяли трепетное отношение к работе, исключительное миролюбие и человеколюбие (милость к падшим призывал). Он был чуть старше меня, но признавал мое лидерство. В морских условиях Таузих прекрасно готовил рыбу. Он постоянно читал, причем как серьезную литературу, классику, так и желтую прессу, всегда был в курсе как политических новостей, так и «звездной тусовки». Он не рвался в первые ряды и избегал аттестации на начальника рейса, ему было так комфортно. До ПИНРО он успел поработать на Казанском авиационном заводе, собирал двигатели. Это был прекрасный технический профи, по большей части в слесарной специальности. Признавая необычность своего имени для русского слуха, он охотно отзывался на имя Толик. Работать с ним было предельно комфортно, он был беспроблемным человеком, напарником, подчиненным. Когда мы были с ним в рейсе без компьютера, он взялся напечатать мой рукописный отчет на пишущей машинке и преуспел в этом. Прекрасно разбирался в ихтиологии, идеально соответствовал должности старшего вахты. Сделанный им нож был бритвенной остроты, на вахте он работал очень быстро, рыба в его руках просто летала.





Семья у него жила в Зеленодольске, рядом с Казанью. К ней он и уехал в 2006, когда уволился на пенсию. Там устроился на несколько работ – пенсии не хватало. В 2009 с ним случился инсульт, не уберегся. С нами Таузиха больше нет. Остались его вдова Зульфия, повзрослевший сын Альберт. Я был с ними знаком, они приезжали в Мурманск. Зульфия мне запомнилась как отличный кулинар. А сын Альберт (в тот момент годовалый) – чудный ребенок, еще не умел разговаривать, но обладал прекрасной памятью, разбирался в игральных картах, не путал масти и названия.

Я называл Таузиха лучшим представителем татарского народа из всех, с кем мне приходилось встречаться. Он смущался из чувства природной скромности. Еще он обладал искрометным чувством юмора. Например, меня после развода он назвал «выгодным представителем на вторичном рынке женихов».

Я очень верю, что в «Стране вечной охоты» у Таузиха всё хорошо – есть еда, вода, его любимое чтиво и компания единомышленников, в которой он шутит.

Таузих Кабирович! Мы тебя вспоминаем только добрым словом!

Сортировка на промысле мойвы

Это один из двух рассказов про то, как можно сортировать рыбу в море. В этом я расскажу, как НЕ надо действовать.


Сначала – крошечный ликбез.

Если держава обладает морями, у нее есть своя 200-мильная рыболовная зона. Любая держава заинтересована в стабильной эксплуатации своих рыбных и иных запасов морепродуктов (крабы, креветки, кальмары, гребешки и т.д.).

Основа такой политики – равновесный вылов каждого эксплуатируемого вида. Это значит, что за год вылавливается именно столько тонн одного вида, сколько прирастает за этот же год. Отсюда и равновесие.

На выяснение конкретных объемов равновесного вылова направлены усилия отраслевой науки. Ряд ресурсных институтов достаточно успешно решает эти задачи. В одном из них – ПИНРО в г.Мурманск – я и работал, знаю предмет не понаслышке.

Недолов будет совсем не хозяйским подходом – могли выловить, но не выловили. В бюджет не поступили немалые деньги, к столу народа не попала еда.

Гораздо опаснее перелов. Путем различных ухищрений квота на вылов многократно превышается, что ведет к подрыву запасов, в долгосрочной перспективе – закрытию промысла. Эта статья наполнения бюджета схлопывается, среди безработных добытчиков и переработчиков возникает социальная напряженность. Народ нищает. Регион покидают тысячи граждан.


В 2000 году в самом конце моего рейса на борту крупного промыслового судна (РТМС, тип «Моонзунд») при заходе в Киркене́с (Норвегия) был установлен исландский рыбосортирующий комплекс. Попробую рассказать «на пальцах» устройство этого «чуда враждебной техники».

Улов рыбы (мойвы) подается мелкими партиями на систему длинных вибрирующих направляющих с очень гладкой поверхностью для лучшего скольжения.

Каждая направляющая – пластиковая «труба» трапециевидного сечения, меньшая сторона вверху. Все эти «трубы» под очень острым углом друг к другу с понижением веерообразно расходятся от площадки, куда подают рыбу.

Рыба с водой скользит вниз по направляющим, проваливаясь вниз в щели между направляющими в зависимости от толщины тела. Под направляющими поперек стоят узкие лотки, собирающие «свой» размер рыбы.

Было замечено, что преднерестовые самки мойвы преимущественно имеют среднюю толщину тела. Именно эту среднюю фракцию и «вылавливали» при сортировке системой экранов и отбойников.

Всё это делалось с одной целью – всех отсортированных преднерестовых самок с икрой собрать, заморозить, особым образом промаркировать тару, партии такой рыбы загрузить на транспорт и отправить в Японию.

На борт к тому времени брали японского наблюдателя, следящего за процессом отбора преднерестовых самок. Именно этот наблюдатель ставил свое «выпускающее» личное клеймо на тару с отобранной и замороженной мойвой.

Из мойвы уже на береговых предприятиях в Японии извлекали икру. Далее икру могли прямо поставлять в различном виде и способах приготовления сразу к столу через торговую сеть.

Либо полученную икру особым образом перерабатывали, получая препараты, нежно растворяющие атеросклеротические бляшки внутри кровеносных сосудов, без пагубных последствий в виде отрыва тромбов.

Причем, существует несколько вариантов такой переработки. Сейчас одна из этих технологий называется «изготовление омега-три-препаратов». Сам препарат, чаще всего, это прозрачная желатиновая капсула с уникальным содержимым – полиненасыщенными жирными кислотами (ПНЖК). Эта продукция относится к целевым биодобавкам, лекарством не является.

 

На тот момент эта технология была передовой. Япония быстрее всех развернула планетарную «охоту» на самок преднерестовой мойвы с икрой. Именно японские промышленники инвестировали средства в разработку сортирующих механизмов.

Эти механизмы изготовили в Исландии. Затем их доставили в Норвегию, где и установили на нескольких российских судах. Все эти операции тоже оплатили японцы. И они же оказались конечными получателями мойвенной икры.


Для справки приведу технические возможности тралового комплекса и сортировки на борту.

Сортировка стабильно может пересортировать 10 тонн мойвы в час. Около половины этой рыбы – самки с икрой (5 тонн в час). За 2 часа из улова можно собрать 10 тонн ценной фракции.

А вот возможности тралового комплекса кратно выше – на хороших плотных преднерестовых скоплениях за пару часов можно поймать и поднять на борт 40-90 тонн. Из которых с помощью сортировок «вытащить» возможно только 10 тонн самок.


Примерно через месяц после установки сортировок, в конце января, суда шли на облов преднерестовых скоплений мойвы. На промысел мойвы я уже не попал, у меня был другой, исследовательский рейс. Мне приятели из экипажа промысловика потом рассказывали, как был организован промысел.

На рыбных биржах цена преднерестовых самок в разы была больше, чем просто замороженная мойва, без селекции. Капитаны судов с сортировками были настроены береговыми рыбными генералами на преимущественную добычу самой ценной фракции – самок. А получался вариант, очень нежелательный для всей державы.

Мойва после вылова хорошо проходит через сортировку в течение двух часов. Затем рыба коченеет, сортировать ее невозможно. Весь улов идет просто в заморозку либо на муку. За борт уходит очередной трал за свежей рыбой. В конце концов, на борту возникает «затоваривание» окоченевшей рыбой.

В погоне за самой дорогой продукцией бортовые ёмкости быстро освобождали – рыба из предыдущего улова просто шла за борт. Она уже не оживет. И получается, что рыбу убили, а в статистику вылова она не вошла. Происходил значительный перелов выделенной квоты, что вело к подрыву запаса.


Основной принцип капитализма – выгода любой ценой. Тезис о стабильной эксплуатации рыбных и иных запасов даже не рассматривается.

Проблема массовых выбросов рыбы из уловов в местах промысла весьма актуальна. Причины могут быть самыми разными. А итог закономерен – перелов промысловых видов, закрытие промысла, массовая потеря рабочих мест, социальная напряженность, переход регионов из прибыльных в дотационные.

А описанные выше сортировки на промысле необходимо запретить. Обязательно морозить или перерабатывать всю выловленную и поднятую на борт рыбу и иные морепродукты. Хотите сортировать – делайте это на береговых предприятиях, когда вся выловленная и доставленная в порт рыба вошла в освоенную квоту.


Очень кстати будет сентенция – как только будет срублено и продано последнее дерево, до людей наконец дойдет – деньгами дышать невозможно. А кислород для дыхания вырабатывают именно деревья.

Та же картина с рыбным промыслом. При минимуме затрат можно ежегодно добывать ценнейшую пищу. Издержки не сравнить с обработкой земли или стойловым животноводством.

Уничтожая промысел, держава подрывает свою продовольственную безопасность.

Чтобы этого не произошло, действовать надо быстро и верно. Только надзор, только «государево око», только система жесточайших санкций к нарушителям. И именно эта политика обеспечит сохранение рыбных запасов в национальных рыболовных зонах. Как и в перспективе во всем Мировом океане.