Хельги Оскарссон
Этот человек достоин отдельного рассказа. В 1990-м к борту приехал исландец маленького роста, сходу стал разговаривать по-русски, с интересным акцентом.
Его рост был 130 см, возраст 26 лет, фигура атлета, мощные короткие руки, длинные вьющиеся волосы, высокий лоб, глубоко посаженные глаза и внушительных размеров нижняя челюсть.
Русский язык он выучил в детстве в российском городе Курган, где находился на сложном лечении в клинике Илизарова несколько месяцев. Дети быстро учатся, Хельги не исключение.
У Хельги с рождения были очень короткие и очень кривые ноги. В Кургане удлинили и поправили. Уже тогда существовали такие технологии. Он говорил, что по просьбе исландского Минздрава его приняли в Кургане, сделали удачный «апгрейд».
Для ребенка это, конечно, было нешуточным испытанием. Чужая страна, чужой язык, чужие люди вокруг. Было больно, хлопотно, неожиданно, непривычно, но это все того стоило! Инвалиду с детства подарили полноценную жизнь!
Сначала у нас возник когнитивный диссонанс – человек угрюмого вида оказался позитивным и словоохотливым. Он сыпал шутками и анекдотами. Сказал, что стал лучшим другом Советского Союза.
Русский язык у Хельги имел особенность – через слово мат, зато все понятно. Видимо, «учителя» в Кургане были с «огоньком», хохмачи и матерщинники.
Он на нашем судне предложил свое посредничество в покупке авто. Некоторые, в том числе и капитан, воспользовались.
Еще Хельги часто и в красках, с шокирующими подробностями, расписывал свой успех у местных исландских дам. Нам верилось с трудом. Хотя – а почему бы и нет? Парень заводной, страстный, живчик, краснобай и златоуст. Такие пассионарии дамам нравятся. Рост любви не помеха! Для Хельги это было важно, судя по частоте упоминания побед. Настоящий исландский мачо! Впору порадоваться его успеху.
Недавно я нашел Хельги в сети. Сейчас он без своих шикарных волос. Из соображений имиджа у него нет ростовых фото, только портрет. Он повзрослел, усы те же самые. Я рад заочной встрече в сети через года. Хельги все так же доволен жизнью.
Самый крупный груз машин в 1996г.
С 1990 по 1996 годы в Исландию я не попадал, были другие рейсы. Покупка подержанной машины меня не интересовала.
В 1996 в исландский рейс на нашем судне пошли люди, сроду не ходившие в море. Я подумал: «Это неспроста!» Оказался прав. В скором времени ожидались драконовские поправки в закон о льготном привозе подержанных авто.
Народ практически осуществлял поговорку «Не нажрался – так не налижешься». За 6 истекших лет улучшилась технология покупки и перевозки. Сразу после швартовки самые шустрые побежали в город. Именно побежали, это важно!
Всем «Ладам», встреченным на пути в припаркованном положении, эти бегуны засовывали под дворники визитки с текстом на исландском языке. Содержание текста примерно следующее: «Досточтимый сэр! Если Вы готовы продать этот автомобиль, прошу Вас подъехать к борту российского судна «Урюпинск» в Вашем порту на причал № 6. Пожалуйста, покажите вахтенному матросу эту визитку и спросите Жорика. Я жду Вас 15-17 июля 1996г. с 17 до 22 часов исландского времени. Цену обсудим при встрече. Желаю Вам удачи! Спасибо!»
Ребята заранее озаботились составить текст, специалисты перевели на исландский, в визитку от руки вписывали только номер причала. Все остальное было отпечатано на принтере, разборчиво и красиво.
Подготовка мест для авто на борту.
Здесь тоже были заметны изменения. Авто на борту ранее ставили на промысловую палубу, после погрузки трал уже не ставили, ехали домой без остановок. В 1996-м после завершения всех работ, перед заходом, стали готовить судно для максимально возможного приема авто на свой борт. Срезали уйму вентиляционных оголовков, чтобы поставить авто на новых местах. Над промысловой палубой надстроили новую фальш-палубу, на которую потом разместили несколько машин. И вообще, сделали все, чтобы автомобили «торчали из ушей и ноздрей» судна.
Число мест было точно посчитано, капитан сам устанавливал очередь погрузки по порядковым номерам заявлений соискателей права на транспортировку купленных авто. Сверх мест не грузили, для последних это был трепетный момент.
Все авто надежно закрепляли, до Мурманска – неделя хода. Хорошая новость – летом шторма редки, риск минимален.
Основным документом правообладания на автомобиль была купчая – документ установленного образца. В нем фигурировали имена и координаты продавца и покупателя, марка и номер машины. По этому документу авто выпускали из Исландии, впускали в Россию.
На основании купчей происходила выдача временных документов на приходе судна в Мурманск силами таможни. Этот же документ был основным для постановки на учет в ГАИ.
Возможно, я упускаю некоторые моменты – я сам не покупал авто и не оформлял его, пользуюсь информацией «счастливых обладателей подержанной мечты».
Судовые умельцы в дни следования в Мурманск дружно занимались «подшаманиванием» покупок. Заводили двигатели тех авто, которые доставляли к борту на буксире. Мыли и чистили от артефактов, которые я уже указывал.
Некоторые, особо продвинутые, делали интересный «финт ушами». Покупали две одинаковые машины в Исландии. Потом, чтобы экономить на оформлении, одну машину оставляли, а вторую по пути домой разбирали на запчасти. Остатки разборки, а это, чаще всего, корпус авто, топили в океане. Вторая купчая исчезала, таможне предъявляли одну машину. На запчасти от подержанных машин таможенной пошлины не существовало.
Благодаря сложившимся условиям Исландия избавлялась от своего автомобильного хлама силами российских моряков. И если для утилизации в своей стране исландцам было необходимо платить утилизационный сбор, то при продаже и последующем вывозе в Россию старого авто островитяне получали пусть небольшую, по их меркам, сумму, зато были избавлены от хлопот.
А нашим ребятам даже такие «Росинанты»1 при дефиците внутреннего рынка, доставшемся от Советского Союза, были желанны и востребованы. И никто тогда не смотрел в будущее – такая доля старья на дорогах весьма опасна для всех участников движения.
Что касается меня – я теперь могу, вспоминая рейсы «за авто в Исландию», рассказать вам про такое интересное и необычное дело. И это было в «лихие» девяностые.
Стахановцы на промысле
Речь пойдет о том, как в одном рейсе промысловика были превышены физические возможности судна по емкости трюма. Сложновато звучит, сейчас объясню.
1997 год, апрель, Западный склон Медвежинской банки, борт СРТМ-К «Никольский», научная группа – 2 человека, собираем промысловую информацию о рыбе.
Емкость трюма этого судна 200 тонн. Трюм полностью заполнили мороженой рыбой и пошли на выгрузку к острову Медвежий, там удобная якорная стоянка. Транспорт, на который будем сдавать рыбу, уже ждет на месте.
Бежать до точки выгрузки часов 6. На эхолокаторе появилась плотная рыбная запись. Глубины рабочие, площадка ровная, капитан решает поставить трал. Всё получилось удачно, трал с уловом стали поднимать на борт.
Когда куток (хвостовая часть трала) с уловом подтащили к слипу (вырез в борту судна для затаскивания улова на борт) – офонарели. Куток всплыл, по прикидкам в трале – около 20 тонн трески. С большими сложностями такой большой улов смогли затащить на промысловую палубу.
Всех живых вызвали на подрезку рыбы. Подрезка – достаточно кровавая операция, рыбе подрезается горло для стока крови из тела. Обескровленная рыба при сдаче на переработку идет самым высоким сортом, с выплатой премии.
Подрезка шла быстро, почти весь наличный экипаж участвовал. Параллельно этим работам пришвартовались к транспорту.
На судне был установлен авральный порядок работ. Капитан – на мосту, стармех – в машине, повар – на камбузе, все остальные – на выгрузке. Часть людей выгружала рыбу на транспорт, другая часть потрошила и морозила рыбу из последнего улова, занят весь экипаж.
Когда отвалили от транспорта, вся рыба была сдана на транспорт до последнего хвоста.
Вот так превысили возможности техники – трюм 200 тонн, сдали 218, а всё сошлось, без фокусов.
Мой первый маринад, куры, зелёная плесень
Поздняя осень 1997 года, Баренцево море. Борт СРТМ-К «Крюково». Мы на донном промысле. Судовладелец – рыбколхоз на побережье Мурманской области. Я – наблюдатель, собираю биологический материал. Экипаж рабочий, квалифицированный.
Одна особенность – после очередной выгрузки продукции в море экипаж судна впадает в очередной и традиционный тотальный запой, от капитана до повара. Про повара далее. Запредельный запас горькой выменяли на транспорте, в ходе выгрузки.
В 90-е годы торговля спиртным с транспортов была обычным делом, цены были приемлемые. Причем, для транспортников более предпочтительным вариантом был обмен водка – рыба, чем водка – деньги. Рыба уходила на транспорт по демпинговым ценам, невыгодным рыбакам. А транспортники не уступали, выкручивали руки.
Суток на трое на судне тишина. Прерывается очередным 1-2 часовым возлиянием в нескольких больших каютах. Дальше часов на 6-8 очередной «коматоз».
Еду на камбузе не готовят, некому. В смысле, повар и камбузник в 3-дневной отключке, пьют в какой-то компании «по интересам».
Народ спит прямо «в оглоблях». Одетые, обутые, на полу, диванах, кроватях. Громкий храп здоровых людей. Правда, атмосфера инопланетная, такой воздушной смесью дышать не хочется. Приходится.
Вахты несутся на мосту и в машине, по одному человеку. Есть тепло, электричество, вода, судно лежит в дрейфе, в безопасном районе, вдали от промысла. Трал не ставим, потому что не можем. Все специалисты «ужаленные», в таком состоянии лучше дождаться естественной убыли горькой до нуля.
А так как я непьющий, иногда, хотя бы раз в сутки, охота поесть. В перерывах между прогулками по палубе, читкой книг и написанием рабочей версии отчета.
В первые сутки еда была на камбузе – остатки после выгрузки. Во второй день я открыл свои консервы, пожевал с хлебом. На третий день поздно вечером я решил заглянуть на камбуз, поискать, «что Бог послал».
Картина живописная. Все запасы готовой еды подчищены до нуля. Поставленное для хлеба тесто в тепле вылезло из большого бака и разлилось по палубе камбуза. В тепле же это тесто покрылось толстым слоем плесени. В такт качке плесень переливается оттенками зеленого. Можно снимать фильмы ужасов.
По судну тишина – очередной раунд выигран горькой, все участники «соревнования» спят. Мой голод заставил меня обыскать холодильники и открытые провизионки.
Я нашел охлажденных сырых кур. Снял с одного маленького цыпленка филе, включил печь, налил масла на сковородку, стал жарить. Пошел неприятный запах. Я начистил морковки, лука, картошки, измельчил. Стал жарить мясо в этом импровизированном маринаде. Плохой запах исчез. Готовое блюдо я съел быстро и очень вовремя.
Как зомби, на вкусный запах с камбуза стали подтягиваться страдальцы, синие люди. Ничего не найдя, мучимые голодом, эти ребята стали пытаться разбудить повара и мотивировать его на приготовление хоть чего-нибудь. Это оказалось пустой затеей. Сам повар отличался весьма субтильной комплекцией, а дозу горькой употреблял полновесную. Соответственно, для протрезвления ему было необходимо вдвое больше времени.
У пьянок на судах одна особенность: водки – море, закуски – нет. Когда водка физически заканчивается, оголодавший народ может съесть повара (шутка).
Сначала зомби нагло и грубо пытались заставить меня приготовить еду на всех – я отказался. Инициативная группа сумела бездарно сварить макароны. На следующий день экипаж стал «входить в меридиан».
С большим трудом, головной болью, трясущимися руками, в депрессии пострадавшие, не имеющие возможности опохмелиться – просто нечем – стали оживать. А еще через сутки мы уже приступили к облову рыбы в местах скоплений.
Кулинарным итогом этого рейса для меня стал опыт приготовления рыбы или мяса в овощном маринаде. Запах исчезает, у мяса появляется нежный приятный вкус.
Причем, такое блюдо является весьма востребованным и ликвидным на любом празднике. Рыба в маринаде съедается первой, остатки овощей выбираются досуха из котелка или бачка.
Пару слов про судно «Крюково». В ноябре 2001 года я уходил в море через Тромсё (Норвегия). Прогуливаясь по порту, я видел это судно у причала. Все двери замкнуты, на борту нет ни одного человека. Вся палуба и подходы завалены снегом, который совсем не убирается. Подводная часть корпуса очень сильно обросла водорослями. Грустная картина.
Судно было выведено из эксплуатации на тот момент уже много месяцев. Видимо, стало плохо с финансированием у судовладельца. Судно поставили на прикол, а в 2003 году его окончательно списали и разделали.
Необъятной теме пьянства в море у меня посвящены другие рассказы. Здесь я только курсивом прошелся по нравам на борту.
Самое удивительное, на многих судах во главе массового запоя выступал капитан. В такие моменты становилось страшно. Море обычно не шутит. И ошибок не прощает. Бывало и такое. Эти сюжеты тоже описаны в других рассказах.
Для справки: состав маринада со временем стал совершеннее и вкуснее. Ингредиенты – морковь, лук, томатная паста, лимон, лаврушка, соль, сахар, куркума. Его же добавляю в суп, как зажарку. Это добавляет супу вкуса.
Рыба, «подаренная» леммингам
Начало марта 1998 года. Конец рейса на том же «Крюково». Стоим после рейса в Тромсё (Норвегия). Всю рыбу выгрузили, трюм зачистили. Ожидаем автобуса, который доставит нас в Мурманск.
На судне традиционная суета. Каждый упаковывает свои вещи. Повара берут паек на сутки пути для всей команды. Каждый из экипажа приготовил себе подарочек – заморозил рыбу из рейса.
В те годы рыбу из порта Мурманск было не вынести, а вот из Норвегии через границу провезти можно. Не цеплялся никто. Все понимали, что это твои вещи. И везешь ты эту рыбу точно не в торговлю, а домой. Рыба выловлена в российской зоне, норвежская квота не использовалась. А наши пограничники на эту рыбу смотрели, как на норвежскую. Из-за малых объемов претензий не предъявляли.
Я приготовил две сумочки. Морозил филе трески, камбалы, окуня. Загрузились, поехали. Водителям, чтобы не выступали, тоже дали рыбы.
По дороге пришлось преодолевать горный перевал, на котором в ту ночь температура опустилась до -300С. И этот «Мерседес» турецкой сборки начал сдавать. Начало спускать переднее правое колесо. Централизованная система подкачки шин не справлялась.
На самой верхней точке перевала водители велели выбросить всю рыбу – иначе не доедем. Ворча и жалея, мы выбросили почти всю рыбу. Бросали за площадку стоянки, в глубокое ущелье. Жизнь дороже. При движении со спущенным правым передним колесом путь один – в пропасть.
Практически весь экипаж морозил рыбу в стандартных картонных коробах. Их сбросили все. Если учесть, что нас было 30 человек, а у каждого было от 30 до 90 кг рыбы, я оцениваю примерный вес «сброса» в 1-2 тонны.
Первой «за борт» ушла рыба водителей. Они орали громче всех. Им сказали: «Не умеете готовить автобус к рейсу – вот вам, а не рыба!».
Мы еще шутили: «По весне, как растает снег, всю эту выброшенную рыбу по запаху найдут лемминги и вороны!».
Это ещё не конец истории. Проходя норвежскую таможню, наши водители были вынуждены объяснять, почему они на перевале загрязняли окружающую среду.
Объяснения о том, что могли погибнуть все, сорвавшись из-за спустившего переднего колеса и перегруза по багажу, были приняты. Нам разрешили следовать дальше. Санкций не последовало.
Из запомнившегося на перевале. Невероятная прозрачность воздуха при минус 30-ти ночью, из-за этого очень яркие и близкие звезды. А еще, было весьма затруднительно производить гидроаварийный сброс на открытой площадке при отсутствии на перевале комфортабельного туалета. Мороз сразу настолько быстро и больно «кусал» параметр, что приходилось ставить рекорды скорости сброса при «привязывании коней».
Путь из Тромсё в Мурманск зимой занял больше суток. Все разъезжались от вокзала. Больше этот экипаж я не встречал. Зато сколько сюжетов из того рейса вспоминается!
Серёга-Мерседес
Апрель 1998 года, я на борту промысловика-колхозника, экипаж 30 человек.
В экипаже есть хороший парень из палубной команды, звать Сергей. В начале рейса народ массово стал бриться налысо, так легче следить за чистотой головы.
У Сергея на самой макушке стал контрастно заметен оригинальный шрам – трехлучевая звезда правильной формы, размер каждого луча около 3 см. Сергей рассказал историю появления шрама.
Был пьян, споткнулся, упал, по пути зацепившись головой за ржавый гвоздь, высовывавшийся из потолка. Гвоздь сначала «разрезал» кожу, потом, слегка углубившись, надорвал целую кожу треугольным лоскутом.
Пьяному было не больно, внимание обратили на обильное кровотечение, что всегда происходит при ранениях головы. Рядом оказался толковый врач, остановил кровь, наложил швы.
А след приключения – шрам – остался навсегда. На судне Сергея звали «Серёга-Мерседес», он не обижался, только смущенно улыбался в ответ.
Шурик-«математик»
Шурик – это целая Галактика, словоохотливый, эрудированный, разведенный, фантазер, неплохой собеседник. Мне довелось бывать с ним в нескольких рейсах, даже стоять одну вахту. Сначала он был ихтиологом. Так вот Галактика Шурика никогда не пересекалась с Галактикой по имени Математика.
Ихтиология сейчас успешно переведена на рельсы статистики. Измерить размеры рыбы в улове, высчитать характеристики ряда – пределы, средняя величина. До внедрения компьютеров эти операции выполняли с помощью калькулятора.
Я, как более собранный и шустрый, занимался рыбой – измерял, резал, взвешивал. Шурик под мою диктовку заполнял бумаги. В конце промера либо возрастной пробы ему следовало сложить полученные числа – высчитать сумму. Сколько бы раз Шурик не начинал эту операцию, сумма каждый раз была другой. Причина – абсолютная невнимательность.
Шурика и наказывали, и мотивировали, разъясняли, пытались заинтересовать – всё было напрасно. В других, не моих, рейсах Шурик серьезно подводил «под монастырь» начальников рейса с высокими должностями в ПИНРО. Там тоже вскрывались очень серьезные просчеты в оформлении статистических бумаг.
При проверке на Вычислительном Центре всей собранной статистики программы не пропускали «лажу». Жалоба от ВЦ на рейсовом отчете чревата серьезными санкциями.
После очередного лишения рейсовой премии начальника рейса и самого Шурика начальник рейса, оказавшийся еще и начальником лаборатории на берегу, добился «увольнения» Шурика из лаборатории. В кавычки слово я взял не зря – при кадровом голоде на плавсостав Шурика перевели в другую лабораторию. Понадеялись, что там он сможет выполнять совсем не сложную работу – отбирать пробы планктона.
Работа и вправду простая – опустить-поднять сеть, планктон из сети зафиксировать в банке с формалином. Написать этикетку и заполнить журнал. Всё! Но это на наш взгляд просто.
Шурик и здесь смог сказать свое слово. Настолько сильно вносил искажения в такую простую отчетность, что со временем и оттуда его уволили. Человек все время занимался не своим делом.
Причина, как я сейчас понимаю, в серьезных нарушениях мозговой деятельности. У него просто отсутствовали либо были блокированы в мозгу центры, отвечающие за «математику». Родом он был с Украины, нынешняя его судьба мне не известна.
Ржаной хлеб и пельмени в море
Попав в море, я был сильно удивлен отсутствием там ржаного хлеба – самого вкусного хлеба на свете. Расспросил поваров – оказалось, что в качку невозможно добиться завершения технологического процесса закваски ржаного теста на дрожжах. Хлеб просто не поднимается. А потом его не пропечь до необходимого уровня. Получаются твердые невкусные лепешки.
Так что хлебопеки и повара останавливаются на выпекании белого хлеба. Он не так требователен к внешним условиям. Действительно, белый хлеб на судах получается вкусным.
А еще в морях я неоднократно наблюдал и пробовал шедевры пекарского искусства – самые разные виды выпечки. Плюшки, кексы, пироги, расстегаи, чебуреки, беляши, лепешки, самсу, булочки, сочни, печенье, пряники, пиццу, кармашки, блины, торты.
И все это с разными начинками, украшениями, разной формы. И очень часто повара добавляли внутрь рыбу. На берегу такого разнообразия я не наблюдал, особенно по рыбе.
На многих судах повара организовывали коллективную лепку пельменей в салоне команды. Добровольцы рассаживаются за столы. Все компоненты – фарш, тесто, мука – уже расставлены-разложены на столах.
Самая трудоемкая работа – лепка пельменей – выполняется силами экипажа. Повар только раскатывает тесто на тонкие блины.
Добровольцы режут тесто стаканами на шайбочки. Курьер мечет шайбы лепщикам. Фасовщик раскладывает готовые пельмени на фанерки с мукой для глубокой заморозки. Камбузник оттаскивает готовые фанерки в морозилку. Учетчик считает готовую лепку, чтобы вовремя остановить процесс.
Каждая и любая пара рук всегда желанна и востребована в таком процессе. Я замечал, что с каждым очередным днем лепки число добровольцев увеличивалось. Люди хотят работать и общаться. А лепка пельменей – оптимальное время и место.
Процесс испытан и давно налажен. Как правило, за 3 часа между штатными приемами пищи коллектив успевал налепить пельменей на 3-4 банных дня. Именно в банный день на полдник давали вареные пельмени.
И ведь всегда эти самодельные пельмени оказывались невероятно вкусны и сытны. Делали с душой, для себя!
С ржаным хлебом я выкручивался традиционно – брал с берега ржаные сухари. Их сушил дома на решетках, которые сам компоновал над вентилятором и батареей.