– Я что-то тебя, Рома, не пойму… – Понятовский нахмурился. – Когда я разговаривал с Преображеновым, он сказал мне, что ты парень толковый, что на тебя можно положиться. И что же?.. – Голос его стал заметно нарастать. – Ты уже далеко не первую неделю занимаешься этим делом, а сейчас говоришь, что результатов у тебя нет. Как это понимать?!

Трусливое внутри запищало, что надо срочно оправдываться. Роман привычно его задушил и предельно спокойно, как и всегда в моменты, когда его отчитывают, ответил:

– Над делом я работаю, товарищ полковник. Настолько быстро и тщательно, насколько обстоятельства позволяют.

При этом взгляд Птачека упёрся в начальника с тем же показательным спокойствием, с каким прозвучал и его тон. Даже дыхание Романа не сбилось, и сердце ни на один удар чаще не стукнуло.

– Какие к чёрту обстоятельства?! – Брови Понятовского столкнулись, как врезавшиеся друг в друга машины. – Рома! Тебе никто не мешает, никто тебя на другие дела не отвлекает! Ты просто обязан давать результат, понимаешь?! Обязан! А ты что – баклуши что ли бьёшь?!

Последнее было сказано уже не громко а прямо криком. Полковник покраснел, его дыхание сбилось и он стоит, как резко остановившийся посреди спринта атлет. Не отрывая от него демонстративно выдержанного взора Роман напряг боковое зрение – интересно, кто выглянет, чтобы поглазеть, как его ругают?.. Хотя в его ситуации, наверное, вовсе и не обязательно именно смотреть – и так всё на всю квартиру слышно.

Будто опомнившись, Понятовский вновь поправил воротник и шумно вздохнул. Его рука потянулась туда, где обычно весит галстук, но, наткнувшись на грубую ткань казённой куртки, опустилась.

– Значит так, Ром… – Он взглянул на подчинённого уже почти без гнева, по-деловому. – В ближайшее же время жду от тебя новостей. Жду результата и не желаю слышать никаких оправданий. Землю носом рой – а чего-нибудь добейся! Всё.

Сказав это он резко развернулся и вышел из квартиры, как выходят, взяв последнее слово. Роман подумал, что старший и дверью хлопнет… но обошлось.

Спустя какое-то время шагая напоказ громко из кухни вышел Кирилл. Старлей хотел развеять обстановку, выдать что-нибудь неважное типа: «Сердится начальство, да?» и услышать в ответ что-то такое же несерьёзное, но вид капитана его остановил.

Роман стоит темнее тучи; желваки на щеках напряглись так, что подойди чуть ближе и услышишь, как зубы скрипят. Того и гляди от него током ударит! На вышедшего сослуживца он поначалу не обратил внимания, но спустя мгновение оттаял и взглянул на коллегу уже осмысленно, без негатива. Голос его прозвучал как ни в чём не бывало:

– Ну что – работаем?..

Кириллу и самому захотелось облегчённо вздохнуть, но он вновь привычно надел на себя маску сухого профессионала и кивнул.

– Работаем, товарищ капитан. И-и-и… мне всё-таки кажется, что что-то у нас потихоньку, да продвигается.

Роман смолчал.

Самое важное – это общение

Провозился Роман до глубокой ночи, а уехал только вместе со всеми, когда на часах стукнуло уже за четыре. Домой добирался чувствуя, что жутко хочет спать и замёрз. Слава богу когда вернулся обнаружил, что дочь всё-таки в постели. Обрадованный хотя бы этим капитан Птачек дотащился к себе и сел на кровать, чтобы чуть-чуть побыть в недвижении. Сел… потом лёг… его затылок коснулся мягкого… Очнулся он уже утром, когда луч сквозь окно ударил прямо в глаза. Роман неприятно сощурился, прикрылся ладонью… заметил, что запястье вообще-то в рукаве… понял, что всю ночь провалялся в одежде и, в чувствах саданув затылком по матрасу, от всей души чертыхнулся!

Уже девять. Раздражённо вздохнув Роман перевернулся на другой бок и закрыл глаза запястьем. Через мгновение до него дошло, что он всё ещё в одежде… Снова с шумом и раздражением пропустив воздух сквозь ноздри капитан Птачек поднялся и сел на край ложа. Уронив лицо в ладони он просидел так ещё с минуту, когда в уши вдруг ворвался стук.

– Пап…

Тонкими белыми пальцами касаясь косяка возле двери застыла дочка. В своей любимой тёмной «домашней» майке, в тёмных же бриджах и с тёмными длинными волосами, оправленными в хвост. На светлом лице ни морщинки; Настя и не хмурится и не улыбается, но в умных глазах застыл вопрос.

– Доброе утро, доченька. – Роман с силой растёр лицо и встал, сразу же с хрустом расправив спину. – Умница, что вчера дожидаться не стала. Глупо это было бы. Я и сам не знал, когда приеду.

Худенькая не знающая загара ладонь поднялась к дочкиному лицу. Настя растёрла сначала один глаз, затем второй.

– Доброе. – Аккуратно прикрывшись пальчиками она зевнула. – Что-то меня сон свалил… Вообще-то я хотела тебя дождаться, но не дотерпела: с этим дурацким отравлением постоянно дрыхнуть хочется.

С треском суставов и удовольствием Роман размял шею. Уверенно шагнув он крепко дочь обнял, прижал её к себе и поцеловал в холодную, как будто только что с зимней улицы щёку.

– Так и спи. – Птачек взглянул на своего ребёнка с наигранной претензией, как учитель на нерадивого ученика. – Чего шастаешь?..

– Па-а-ап! – Настя протестующе отстранилась. – Колешься!

Отчего-то чувствуя игривость и даже задор Роман посмотрел на неё ещё серьёзней и с неожиданной солидностью заявил:

– Твой отец, доча, не колется никогда… Кстати! – Теперь его глаза приобрели настоящую деловитость, которую Настя научилась распознавать с первого взгляда. – В самом деле! Насчёт твоего отравления… Знаешь что – мы сегодня поедем в больницу, где тебя принимали, и пусть тебя снова осмотрят. Пусть подтвердят, что с тобой всё в порядке!

Настя даже отступила, у неё рот открылся.

– Пап, ты чего?.. – Она нервно заморгала. – Да со мной нормально всё, ты же сам видишь. Доктор сказал отравление, значит отравление. Чего лишний раз париться-то?..

– Не спорь. – Роман быстро нагнулся и снова дочь поцеловал, на этот раз в лоб. – Чисти зубы и собирайся. Скоро поедем. А я пока на кухню, кофе поставлю.

Насте захотелось возразить жутко, прямо до першения в горле: ну зачем ещё куда-то ехать?! На улице за минус тридцать! Ветер! Да и мутит всё ещё, двигаться неохота совершенно… Эти мысли промелькнули в её голове в секунду и она уже вскинула руку с поднятым указательным, дабы эффектно возразить… Взгляд её упёрся в уже удаляющуюся, кажущейся несгибаемой отцовскую спину. И правда – он даже дома не горбится, всё время держит осанку, будто-то кто-то из генералов тайно за ним подсматривает.

Роман скрылся за косяком кухонной двери и его дочь безнадёжно руку уронила; вместе с ней опали и её плечи: если отец уже что-то себе втемяшил, то его не переубедить. Нет, это бесполезно, лучше сделать, как он говорит – быстрее отделаешься.

Из кухни прилетело настойчивое:

– И не медли! Я знаю, как ты любишь возиться, так что поторопись. Мне сегодня ещё на службу надо успеть!

Вздохнув опять, ещё глубже и безнадёжнее, Настя потащилась в ванную.

…К больнице доехали быстро – воскресные дороги почти всегда пусты. Только с самого начала отец повозился с нежелающей оживать машиной, но больше не приключилось ничего. В лечебнице их сразу узнали и это даже несмотря на то, что половина работников оказалось из другой смены. Вдыхая истинно клинический, неприятный запах какой-то химии и… стариков?.. Настя прошла с отцом по коридорам и лестницам. К её удивлению отец сменил курс и они зашли в ответвление, в котором раньше не были.

– Пап, а мы правильно идём?.. – Настя покрутила головой, её взгляд встретился с глазами пожилых на стульчиках вдоль стен. – Мы ж вроде в другом… в том… где там?..

– Доченька… – Роман слегка приподнял уголки уст, а его взгляд стал наставительным. – Тебе просто было очень плохо и ты не помнишь. Вон тот кабинет, видишь?.. Тебя на каталке именно туда и завезли.

Настя с удивлением уставилась на ничем не примечательный, совершенно лишённый какой-либо красоты пятачок с тремя пустыми деревянными креслами и стеклянной, но непроницаемой для взгляда дверью. Неужели у неё так кружилось голова, что она потеряла память?.. Всё было так серьёзно?.. А ей-то тогда казалось, что…

– Пойдём. – Роман настойчиво, но аккуратно взял дочь за руку, прямо как в те времена, когда она ещё ходила в начальные классы. – Сейчас быстренько заглянем и тебя осмотрим. А потом домой. Обещаю.

Настя поддалась, но с лёгким испугом оглянулась на остальных: что скажут старики? А вдруг они нарушат очередь и кого-нибудь обидят? Так же нельзя…

Уверенно, не желая терять ни секунды Роман подошёл с дочкой к двери и, постучав лишь для вида, сразу раскрыл и шагнул внутрь. Настя боялась, что услышит за спиной нечто протестующее и возмущённое, уже готовилась вздрогнуть… но дверь за ними захлопнулась и это был единственный звук.

Ни кабинета, ни врача Настя не узнала. Разговор полностью взял на себя отец и вдруг выяснилось, что занимался ей какой-то другой доктор, а этот – кстати молодой и симпатичный – в курсе дела не так чтобы очень, но осмотреть может, да… Спустя минут десять вопросов, щупанья пульса и касания холодного стетоскопа всё было кончено. Капитан и его дочь вышли на улицу и сразу попали под холодный, промораживающий до костей ветер.

– Ну вот, я же говорила! – Настя прикрылась от вьюги ладошкой в белой перчатке. – Всё со мной в порядке! Только время зря потратили!

Несмотря на то, что одет в куртку, свитер, подштанники и даже утеплённое нижнее Роман неприятно продрог. Его вдруг дёрнуло, как от тока, но капитан не обратил на это внимания. Листочек с врачебной писаниной сжался в пальцах у него перед глазами.

– Ничего не зря. Да и вообще… – Он опустил руку и взглянул на дочь по-особому, будто на что-то намекая. – Ладно… Сейчас заскочим в аптеку и я отвезу тебя домой. Пошли.

Настя опасалась, что машина снова не заведётся, но отец с такой уверенностью и властностью выкрутил стартер, что старенький «форд» и не подумал брыкаться. Выехав с больничной стоянки они свернули на главную и поехали уже к Советской, где даже удачно проскочили на зелёный через два перекрёстка подряд.

Припарковавшись у знакомой аптеки Роман оставил дочь с музыкой в наушниках, а сам стал подниматься на заснеженное, лишь посередине выметенное крылечко. На верхней ступеньке его вдруг снова протрясло, в самом деле не на шутку проколотило с ног до головы! Капитан замер, насторожено причувствовался… В бьющий в уши уличный гвалт ворвался тяжело бухающего звук его сердца. Птачек прижал ладонь к груди и та ощутила, точно лежит на мембране отбивающего оркестрового барабана… Приняв новое решение он скрылся за дверью лекарни.

…Что-то отец долго не возвращается… Настя проверила время: ушёл минут двадцать назад. Где же его носит?.. Смартфон сменил плейлист на книжку контактов, на экране высветился нейтральный чёрный силуэт и под ним: «Па». Большой палец нажал кнопку вызова. Настя прижала динамик к уху…

Дверь неожиданно распахнулась. Запуская внутрь холод и шум улицы Роман торопливо забрался и плюхнулся на водительское сиденье, а небольшой красный пакет в его руке быстро отправился на заднее; Настя даже не успела разглядеть картинку.

– Пап! Ты где был?! – Дочь уставилась на отца глазами широкими, как озёра. – Я тут уже вообще-то волноваться начала!

– Извини, родная. – Роман скользнул по ней виноватым взглядом. – Обстоятельства немного поменялись… У тебя, кстати, телефон работает? Дай мне, у моего батарейка села.

Настя просто захлебнулась от возмущения! Но телефон конечно же дала. Роман взял в пальцы дочкин девайс и покрутил его, будто впервые в жизни увидел. Настя уже хотела подсказать, как и на что жать, но он помотал головой и ловко набрал цифры по памяти.

– Алло… – Он вытянул свободную руку и положил ладонь на руль. – Григорий Евгеньевич? Да, это Птачек. Это Роман, говорю!.. Да, с чужого звоню. Григорий Евгеньевич… должен вам сообщить…

Пока отец разговаривал Настя оглянулась и внимательно присмотрелась к красному, не очень-то большому пакету на заднем. Под целлофаном что-то продолговатое и округлое, как батон…

– Да, Григорий Евгеньевич. Да, я всё понимаю. – Разговаривая с энергией, то или иное слово произнося с эмоцией внешне Роман оставался неподвижен, как скала. – Нет. Да точно вам говорю, что одного дня мне хватит. Тридцать восемь и семь, ага… Нет, я знаю один способ. Вы его тоже наверняка… Я понял. Не волнуйтесь, завтра я как штык. Ну разумеется! На связи…

Отключившись, Роман взглянул на светящийся экранчик, секунду помедлил и вернул девайс дочке.

– Пап… – Настя положила смартфон на колени и кивнула за плечо. – Чего это у тебя там?..

– Перцовка, дорогая моя. – Роман чуть улыбнулся, но не понять – с весельем или с грустью. – Дорогая моя – это ты, разумеется, а не перцовка…

Вот теперь его улыбка определённо стала шутливой.

– А зачем… Я что-то не понимаю… – Настя помотала головой. – Это ты ходил выпивку покупать?..

– Не выпивку, а лекарство. – Роман важно поднял указательный. – Я тут озноб почувствовал, и купил вместе с твоими лекарствами градусник. Вот, – он достал из кармана белый пластмассовый чехольчик, – тридцать восемь с чем-то, почти тридцать девять. Тут, знаешь ли, меры нужны решительные.

Настин взгляд скакнул на футляр и снова на отца.

– О-о-ох… – Она картинно закатила глаза. – Ладно, проехали. Стоп… Так ты сегодня дома остаёшься?!

– Придётся. – Капитан Птачек снова уверенно взялся за руль, ручник под его ладонью сдвинулся с блока. – Я уже и на службе предупредил, ты же слышала. – Он снова повернулся к дочери, его улыбка стала несколько натянутой. – А что такое?..

– Да вот, думаю, – Настя пожала плечами, – если ты сегодня дома, то как раз починишь раковину на кухне. Наконец-то…

Многозначительно смолчав Роман выжал газ. Машина взрыкнула и покатила вперёд, побыстрее к семьдесят четвёртому дому.

Остаток дня прошёл в лёгком опьянении и относительном спокойствии.

***

Наверное он забыл закрыть форточку. Не могла же она сама открыться?.. И так болеешь, да ещё и просыпаешься от того, что дрожишь, со скинутым на пол одеялом и снежинками, залетающими в комнату через открытое окно.

Глянув на часы – половина девятого – Роман с раздражением встал и створку захлопнул. Вернувшись он подцепил носком валяющееся у кровати пуховый прямоугольник и упал на мягкое прямо с ним, словно диверсант, которого при приземлении накрыло парашютом.

Но спать пришлось недолго. Уже через пятнадцать минут кто-то позвонил в звонок, да ещё с такой настойчивостью, что проигнорировать его не хватило никаких душевных сил. Да и дочь может проснуться… Нет, надо выйти.

Нерасчёсанный, зевающий, растирающий заспанные глаза человек поднялся с кровати и точно зомби заковылял ко входу. Когда звонок раздался в очередной, уже наверное десятый раз, Роман нахмурился и отворил с видом таким, точно встречает соседа-алкаша, то и дело захаживающего одолжить! За порогом оказался мужчина в серой спецовке, какую носят газовики. Худой, с тёмными острыми глазами и усами, как у настоящего грузинского князя. Пронзив хозяина квартиры цепким взглядом он взглянул на листок в руке и деловито произнёс:

– Это девятая? Аварийную вызывали?

Силой воли смиряя вспыхнувший в груди гнев Роман пару мгновений молчал, чтобы чего-нибудь нехорошего не ляпнуть; кажется послышалось скрежетание эмали… Когда же успокоился, он почти вежливо ответил:

– Нет, вы ошиблись. Это седьмая, а вам наверх.

«Грузинский князь» поглядел на листочек, потом снова поднял глаза. Произнеся: «А! Ну тогда извините!» он спрятал бумажку в карман и, с намёком щёлкнув по козырьку, потопал наверх.

Закрыв дверь и развернувшись Роман сделал пару шагов к своей комнате… и остановился. Его вдруг посетила мысль, что убийца может попадать в дома жертв вот так же – представляясь работником какой-нибудь службы! Тем же газовщиком например! Возможно он даже и является работником такой службы, и просто выбирает тех, чьи ключи или их копии попадают к нему в руки. Или же делает слепки, когда приходит в квартиру на вызов…

Птачек скрестил руки на груди, его фигура застыла прямо по середине коридора, а взгляд принялся искать нечто несуществующее на полу.

Да, это вполне рабочая версия. На выезде, если он газовщик или там электрик, он видит квартиру и прекрасно может составить план, как в неё проникнуть, чтобы легко и без следов. Хотя… Как же тогда две последние жертвы?.. Неужели они оба вызывали к себе какого-то мастера, а он вот так взял и очень удачно к обоим приехал?.. Нет, глупость. Чтобы такое подстроить, нужно, наверное, сначала в квартиру-то и попасть, а если для него такое возможно, то и прикрытие с работой в аварийной или ещё где – чепуха.

Роман с силой закусил большой палец, его глаза стали такими, с какими идут на драку.

Чёрт! Разобраться бы во всём этом! Хоть бы какая, хоть самая крохотная нитка! Зацепочка… Кстати насчёт театральных…

Поняв, что уже вряд ли заснёт, Роман с ленцой пошаркал в ванную. Проходя мимо дочкиной комнаты он краем глаза мазнул – сквозь приоткрытую дверь видно, как Настя развалилась на матрасе звездой: одна нога на подушке, вторая на спинке кровати. Её голова у изножья спряталась в чёрных спутанных волосах, а правая рука свисает за край, что-то очень напоминая…

Прикрыв дверь полностью, чтобы шумом ребёнка не разбудить, Роман наконец подошёл к раковине и принялся за помывку. Пока чистил зубы в его голове перебирались мысли, как лучше с театральными сработать. По идее их надо просто известить про второе убийство и поинтересоваться о связанных с этим странностях. Ну в самом деле – произошедшее слишком круто для совпадения; кто-то просто обязан что-то знать или хотя бы догадываться.

Пока делал кофе и бутерброды, по интернету нашёл телефон театральной приёмной. Так, часы работы… Ладно, звоним…

– ….

Никто трубку не берёт. Хлебнув свежей, только что заваренной черноты капитан Птачек позвонил для верности ещё раз. И ещё. Нет ответа…

– Интере-е-есно… – Прекратив дозвон Роман вновь сверился с графиком театральной работы. – А должны бы отвечать…

Хмыкнув, он телефон отложил и взялся за бутерброды. Под мышку левой сунул градусник, из-за чего обращаться к хлебоколбасным кушаньем полноценно не смог и приходилось комично тянуть шею, дабы от бутерброда откусить. Пару раз уронив на себя хлебные крошки и крохотный кусочек колбасы Роман с завтраком покончил и отнёс тарелку в раковину. Сделав последний глубокий глоток он отложил кружку и наконец-то от градусника избавился. Его внимательные глаза прищурились, пальцы повертели стеклянный столбик – вот блеснула алая полоска, оканчивающаяся на тридцати семи и двух.

Ну а что?.. Неплохо.

Спрятав термометр обратно в футляр Роман удовлетворённо вздохнул: теперь он сможет работать нормально, ему не придётся стучать зубами и глотать какие-нибудь противные таблетки… Внезапно его улыбка, уже почти вырисовавшаяся, поблекла. Вместе с первой мыслью пришла и вторая: на больничном вообще-то было бы недурно побыть с недельку, а то и две… Но нет, нельзя. Только не сейчас, не после крайнего разговора с Понятовским.

Сжав губы Роман принялся вытирать со стола, а потом и мыть ладони.

Он обязан, по-настоящему обязан чего-то добиться. Полковник прав – уже столько в самом деле времени копается… Да, они сами не могут с этим кошмаром справиться уже несколько лет, топчутся на месте, как слепые… Но ведь он-то новенький; он пришёл недавно и уж у него-то глаз не должен быть замылен. Да и в самом деле Понятовский, как и сказал, оградил его от всех забот, отвлекать не даёт. Печётся. Ох… Наверняка и ждёт многого. И чего там ему, интересно, Преображенов напел? Что капитан Птачек – это волшебная кнопка в сложной ситуации?.. Чем выше ожидания – тем глубже разочарования.

Поняв, что уже загоняется, Роман мысленно плюнул и приказал себе не думать ни о чём, кроме СЕЙЧАС. А СЕЙЧАС надо ехать в этот чёртов театр и лично разговаривать там со всеми, кто сможет выболтать хоть что-то. Пока как со свидетелями.

***

В понедельник, если выезжаешь с самой рани, можешь спокойно застрять в пробке на полчаса, а то и дольше. И это даже если надо проехать всего пару кварталов. Однако, если подождать часов до девяти а лучше до десяти, то проедешь куда надо легко, ни разу не остановившись. Когда Роман садился за руль, он думал об этом, как о само собой разумеющемся… и какого же было его удивление, когда посреди Ленинградской он угодил как раз-таки в затяжную пробку! Какой-то неудачливый не справился с управлением, – а может по глупости был на летней? – и врезался в столб. Когда после двадцати минут нервного ожидания Роман проезжал мимо сидящего с перевязанной головой в машине патрульных виновника затора, он лишь хмуро поглядел на него, сварливо пожелал ему здоровья и покатил дальше, стараясь обо всём поскорее забыть.

Когда добрался до стоянки у театра негативные мысли уже почти покинули его и Птачек выбрался из машины с лицом, готовым для спокойного и внимательного общения. Старенький «форд» щёлкнул замками и подмигнул. Роман поймал взглядом возвышающийся посреди площади дом культуры и пошёл к нему, защищаясь воротником от ветра.

Стоило приблизиться к широкому крыльцу, как парадная дверь открылась и наружу вышел силуэт в военной форме и с бородой. Щурясь от ледяных порывов капитан Птачек пригляделся: шею мужчины закрывает широкая седая нерасчёсанная «мочалка», а на морщинистом, с большим носом лице особенно выделяются кустистые белые брови. Одет он да, в военку, но той военке лет, как самому Роману. На ладонях его толстые рукавицы, а в рукавицах – вот умора! – самая настоящая метёлка, которые делают самостоятельно, из подвернувшихся кустов. Да-а-а… То ли здесь на дворнике экономят, то ли новую метёлку просто жалко и он использует старую, как уже давно привык…

Быстро перебирая подошвами Роман взобрался на самый лестничный верх и уже намеревался было мимо «дворника» пройти, как вдруг в глаза ему бросилось выражение его лица – мрачное, подавленное, унылое. С таким хоронят любимую собаку или сидят в приёмной у врача, когда услышали страшный диагноз.

Слова вырвались из уст капитана раньше, чем он успел подумать:

– Здравствуйте! А что вы такой грустный?..

Поняв, что сделал, наверное, что-то не то или даже как-то не так Роман всё-таки не стал оправдываться а наоборот принял вид, будто так с самого начала и хотел.

Старик сперва не обратил на прохожего никакого внимания и уже спустился на ступеньку, как вдруг вздрогнул, точно его окликнули. Поморгав он с удивлением уставился на незнакомца, оказавшегося сейчас выше него на две головы. Роман заметил это и тут же как бы случайно сошёл, встал с человеком на одной высоте. Решив подогнать его с ответом он добавил:

– Я просто иду и вижу, что на вас лица нет… Ну, думаю – что же случилось?.. Может могу чем-то помочь?..

Несколько секунд из-под кустистых бровей на незнакомца смотрели с подозрением, но потом дворник взгляд опустил, со вздохом цыкнул и даже покачал головой. Ответ его прозвучал убито:

– Да ничем ты, сынок, помочь не сможешь… Уже ничем…

В тоже мгновение потеряв к собеседнику всякий интерес он опустил взор долой и побрёл по лестнице вниз. Встав на прикрылечную брусчатку старик постоял на ней несколько мгновений ничего не делая. Спина его поднялась и опустилась, как от глубокого вздоха, а метёлка взлетела вверх и тут же спикировала, со свистом отшвырнув первую порцию снега.

Наполовину о причинах такого поведения догадываясь, а на вторую запрещая себе это делать, так как все факты ещё неизвестны и выводы строить рано, Роман развернулся. Одолев несколько широких шагов он решительно раскрыл парадную. В лицо сразу же ударило теплом, мелкие снежинки на плечах растаяли и куртка сверху промокла. Глянув на висящий над самой головой у входа теплогон Птачек быстренько прошёл вперёд. Не став тратить время на отбивку снега с подошв он сразу же двинулся в приёмный зал.

Интерьер, хотя Роман его уже и видел, вновь поразил красотой и богатством. Весь этот камень на полу, лепнина, позолота… Эти вычурные светильники, красные ковры, лакированное дерево… Всё это ещё так замечательно подобрано и один к одному подогнано, что даже и мысли не возникает назвать такое дорогой безвкусицей. О нет! Стоишь тут – и только одна мысль в голове: «Вот это да-а-а…»

Роман поймал себя на том, что застрял у порога и вертит головой, как турист. Тут же приняв вид серьёзный и солидный он выпрямил спину и направился к гардеробу. Его шаги сначала звучали по мрамору звонко, но потом потонули в мягком красном ковре. Руки будто сами, без всякой команды стянули шапку и расстегнули курточную молнию. К окошку гардероба капитан Птачек подошёл уже с накидкой на локте.

Странно. Роман думал, что на звук шагов гардеробщица выйдет сразу, но у окошка встретила только металлическая решётка и темнота, скрывающая ряды вешалок. Капитан подождал, а потом громко, показательно звучно прочистил горло.

Ноль эффекта.

Оглядевшись и никого отыскав Роман нагнулся и просунул голову в окошко. Глаза нашли простенький столик, возле него табуреточку а также не особо хорошо от чужих глаз спрятанные электрочайник, кружку и пакетик с конфетами.

– Есть кто-нибудь?.. – Сперва Птачек в голос вкладываться не стал, но, не дождавшись ответа, уже напряг связки: – Есть что ли кто?!

Среди темноты мелькнула полоска света, послышался скрип старых петель. Прошлёпали шаги, что-то щёлкнуло и коморку резко залило светом. Роман быстренько голову вынул и встал посолидней, для чего опёрся локтём с курткой о широкий гардеробный подоконник. Будто так всегда и стоял.

Процокали короткие каблуки. Роман ещё не увидел женщину, но по её шагам отчётливо услышал, что идёт она как-то тяжело, будто может в любой момент споткнуться. Нахмурившись он стал ждать, что увидит какую-нибудь пьяную, или отходящую с пьянки дуру. Какого же было его удивление, когда в окошке возникло самое обыкновенное, не молодое и не старое женское лицо, а тонкий голос спросил:

– Да?.. Хотите что-то сдать?..

Какие-то слова уже готовились быть сказанными, но Роман запнулся, вид подошедшей его в самом деле смутил: женщина выглядит так, будто час рыдала навзрыд, и только вот перед посетителем слегка приумылась. Не похожая на ту, что была в прошлый раз, но в её значительно более молодых чертах и во влажных, будто до сих пор слезящихся глазах угадывается нечто знакомое… всё-таки похожее на ту прошлую женщину с красными волосами, уложенными бубликом. Может её дочь?..

– Мужчина… Что вам?..

Роман понял, что слишком задумался и поспешно протянул куртку.

– Здравствуйте! Вот, хочу сдать. Примите, пожалуйста.

Шмыгнув носом – точь-в-точь так, как это делают после плача – женщина куртку приняла и, на полминуты исчезнув, вернулась с белым номерком.

– Вот, возьмите…

– Спасибо… – Роман кивнул. Пока она ходила, он соображал, как и о чём её ловчее спросить, и сейчас выдал заготовленное: – А скажите пожалуйста… Я тут, пока по крыльцу шёл, мне ваш дворник попался. Весь из себя такой мрачный, неразговорчивый. – Капитан сделал акцентированную паузу и пристальнее посмотрел женщине в её покрасневшие глаза. – Да и вы тут, я смотрю, в… в печали что ли… У вас у всех что-то случилось?..

Наверное можно было б найти слова помягче и пообходительней. Как всё это услышала, гардеробщица кисло скривилась, её ладони тут же взлетели к лицу. В следующую секунду она содрогнулась и из её лёгких вырвался сдавленный, еле сдерживаемый стон! Мимо закрывающих глаза пальцев выпала и покатилась по щеке капелька.

Роман сжал зубы и внутренне напрягся, хотя внешне постарался сохранить вид невозмутимо-любопытный. Только сцены ещё не хватало…

Глубоко и шумно вздохнув, женщина вытерла под глазами и взглянула на пришедшего уже спокойней. В этот момент даже будто свежий ветерок подул, точно возвещая отмену истерики и буйства.

– Ой… Не знаю даже, как вам и сказать… – Гардеробщица снова, совсем по-детски шмурыгнула красноватым носом. – А вы, собственно, почему спрашиваете?..

– Странно было б, если б я этого не делал. – Роман скептически вскинул брови. – В одном и том же месте два человека с такими горькими лицами… Вот и хочется узнать причину.

Женщина вдруг снова болезненно скривилась, её пальцы опять взлетели к глазам… но опали; будто взяв себя в руки она сделала глубокий шумный вздох и с трудом сглотнула.

– Да? Наверное… У нас тут вообще-то горе – двое работников нашего театра убиты. Представляете?.. – Гардеробщица сжала опухшие, словно искусанные губы и помотала головой. – Ой, не могу… – Она вдруг схватила себя за воротник и затрясла им, как опахалом, точно спасаясь от жары! – Не могу просто! Это какой-то ужас! Это ведь надо… У нас – и такое… Как теперь спокойно спать-то?! Как дома себя спокойно чувствовать, когда тебя могу прийти, и вот так зарезать, как порося?!

С каждым словом она повышала тон, а закончила вообще воплем. На её шее вздулись вены.

– Прошу вас, не кричите. – Роман поднял ладонь. – Я вас прекрасно слышу. – Подумав, он добавил: – Да, это страшно – вот такое вот узнать… А откуда, вообще, это стало-то известно?..

Женщина непонимающе прищурилась.

– Откуда стало известно что?..

– Ну вот всё вот это. Я имею ввиду… К вам полиция приходила, или позвонил кто?.. Как об этом вам сообщили?..

Женщина прищурилась уже с подозрением.

– Какие-то странные вопросы вы задаёте… Вы что – репортёр?..

Роман не смог удержаться от резкости.

– Что вы!? Что вы!? Нет! Ни в кем случае! Ох, простите, что вспылил… Нет, я не репортёр. Я обращаюсь в других… сферах.

Перед женщиной разложенное пополам легло удостоверение. Гардеробщица совсем не чувственно, а очень даже цепко вгляделась в бумажку и несколько раз стрельнула подозрительными глазами в посетителя, проверяя схожесть.

Удостоверившись, что она всё прочитала и поняла правильно, Роман документ спрятал.

– Так вы… – женщина понизила голос, – вы занимаетесь этим, да?..

Роман чуть кивнул.

– Ну разумеется…

При этих словах взгляд Птачека изменился. Сам он никогда бы в жизни этого не заметил, но общавшиеся с ним могли бы сказать, что вот на них смотрели глаза обыкновенного прохожего, а вот это уже взгляд самого настоящего военного, дознавателя или даже контрразведчика. Эта черта, неизвестная для своего обладателя, наделяла его специфической харизмой и порой одинокого настраивала одних к нему а других сильно против. К счастью гардеробщица оказалась из первых. Почувствовав что-то умом или сердцем она как бы прониклась и приняла невысказанные правила некой «игры». Голос Романа тоже стал ниже. Разговаривая вроде бы не таясь в тоже время он начал произносить слова так, что постороннему пришлось бы подойти, чтобы что-то расслышать.

– Как вас зовут? – Птачек взглянул на женщину прямо, словно шпагой уколол.