С.нежное сердце. Книга первая из четырёх

Девушка глянула на него с неясной эмоцией. Посмотрев прямо перед собой, она опустила глаза и тяжко вздохнула.

– Дело в том, что… у меня мама в больнице… И неясно, будет ли она жить…

Сказав, она снова зажмурилась и задрожала, а из-под её опущенных век вновь полились слёзы.

В груди возник холодок. Незаметно для себя Роман сжал правый кулак. Голос его грянул резко, даже грубо:

– Это та женщина, с которой ты была в театре? С ней что-то случилось?.. Что-то нехорошее?!

Вытирая под глазами, дочкина одноклассница кивнула.

– Да… Только вы, Роман Павлович, хоть и р… служите в полиции, а здесь помочь всё равно не сумеете.

У Романа сжались зубы.

– Это почему?..

– Потому… – Даша еле сдерживается, из неё так и рвётся новый плачь, – потому что это ни какое не преступление… Это… Это наверное… – Девушка зажмурилась; с искривлённым от горечи ртом она замотала головой. – Это самоубийство…

Тихо-тихо, уже без надрыва Даша вновь заплакала. Закрыв лицо испачканными в туши пальчиками она задрожала. Хныкающая, сотрясающаяся от терзающего её горя…

Роман окаменел, его губы выгнулись угрюмой дугой. Промолчав мрачное, полное тихого рыдания мгновение он переспросил:

– Самоубийство?..

– Да. – Даша вытерла нос. – Да. И слава богу неудачное. – Девушка повернулась, на Романа взглянули её влажные, от набухших капилляров красноватые глаза. – Я пришла тогда домой, в субботу, после театра… а мама лежит на диване, не двигается… Господи! Я и так с ней, и эдак! – Девушку вновь стало корёжить, но она всё-таки удержала себя в руках. – Вызвала я скорую. Врачи приехали, забрали её… Ну и я, конечно, с ними…

Про то, как Дашина мать наглоталась таблеток, её откачали и теперь она в коме Роман выслушал с единственной мыслью: чем он способен помочь?.. Когда девушка затихла он осторожно, очень бережно спросил:

– Это всё звучит ужасно… но где же твой отец? Что с ним?..

Как-то странно Даша сразу притихла, негромко шмурыгнула. Глядя под ноги она произнесла бесцветным, лишённым жизни голосом:

– Нет у меня отца. Одни мы…

Романа как громом ударило! Он онемел, его сковало, нижняя челюсть его чуть не отвисла! Ох и умеет же он что-нибудь иногда неудачно ляпнуть!

Каким-то образом Даша в самом деле утратила мучавший её запал: дыхание её стало ровно, бесконечные хлюпанья мокрым носом перекрутились. Девушка даже посветлела лицом и солёная пелена с глаз её спала.

– Отец ушёл, когда мне было девять. – Она в очередной раз потянулась вытереть тряпочкой под глазами, но, разглядев, во что та превратилась, с брезгливостью руку убрала. – С тех пор мы с мамой и одни…

Наступила хмурая, пасмурная тишина. Даша смотрит в пол, её пальцы мнут теперь клочок пальто. Роман неприметно закусил краешек губы… Взгляд его то обращается к девушке, то бежит от её, точно ища на стороне поддержки или совета.

Вполголоса, украдкой в этом мрачном молчании прозвучали слова:

– Простите ещё раз, Роман Павлович… – Не поднимая глаз, Даша опять шмурыгнула. – Поедемте дальше. Мне нужно домой… А вас, наверное, дочь уже ждёт…

Хочется что-то сказать, но что? Что может он сейчас сказать этой бедняжке? Только своим дурацким вопросом ещё больше всё испортил…

Шумно вздохнув, Роман выкрутил руль и вдавил газ. Старенький «форд» покряхтел дальше.

До тринадцатого дома добрались быстро, даже до ста сосчитать бы не успели. Это оказалась старенькая хрущёвка – серая, занесённая снегом пятиэтажка с утыканной антеннами крышей. Роман заехал на бегущую через двор дорогу. Вглядываясь сквозь рассекаемый светом фонарей сумрак он спросил:

– Какой твой подъезд?

– Второй…

Машина остановилась недалеко от сугробов, где под слоем снега, можно спорить, лавочки ждут весны. Людей не видно, дети во дворе не играют. В самом доме горят окна, но вокруг будто всё вымерло. Холодная белая пустыня.

Повернув к мужчине уже начавшее свежеть лицо Даша мило улыбнулась.

– Спасибо вам, Роман Павлович. Я, наверное, пойду…

– Да, конечно… – Капитан Птачек торопливо кивнул. – Береги себя, Даш…

Девушка улыбнулась шире. Обернувшись, она потянулась к двери. Её тонкие пальцы взялись за ручку, дёрнули – ничего. Опять – нет толка.

– Кажется заело… – Даша с натугой дёрнула ещё раз. – Что-то не выходит…

– Погоди. – Роман распахнул свою дверь – в лицо тут же ударил холодный воздух. – Сейчас я снаружи попробую!

Обогнув машину он схватил упрямую ручку и потянул – дверь открылась идеально, будто её только что смазали.

– Спасибо, Роман Павлович… – Даша выставила ногу, сапог на высоком каблуке опустился в снег.

Как-то само собой вышло, что Роман подал руку, помог выйти, поддержал. На мгновение Даша оказалась на расстоянии ладони. Сердце беспокойно стукнуло…

– Роман Павлович…

Даша опустила взгляд… и вдруг приткнулась к нему, прижала ладони к его груди. С закрытыми глазами она прислонилась ещё и щекой – Роман почувствовал лёгкий, но остановивший его дыхание нажим.

– Спасибо, что выслушали… – Медленно, словно пробуждаясь ото сна Даша веки разомкнула. – И простите ещё раз за эту сцену со слезами. Мне так неловко…

Девушка подняла подбородок, её глаза встретились с глазами мужчины.

Может быть Роман что-то бы и ответил – если бы смог: язык прилип к нёбу, его поразила немота! Стоя с прижавшейся к нему девчонкой он почувствовал себя бомбой на грани взрыва! Даша – это запал, и если она сейчас же не отойдёт – он взорвётся!..

– До свидания! – С тёплой улыбкой и глазами, в которых можно отыскать только хорошее, дочкина одноклассница отстранилась. – Спасибо, что подбросили!

Помахав ладошкой она развернулась и пошла. Через несколько мгновений подъездная дверь открылась и фигура с разлетающимися по ветру каштановыми локонами исчезла.

Тело Романа немного постояло, потом неторопливо, никуда не спеша вернулось в машину. Руля и нажимая педали оно вернуло «форд» на проезжую часть и покатило обратно, на ставшую теперь родной Советскую семьдесят четыре. Но это было только тело, Роман управлял им лишь на примитивной моторике. Сам он витал в каком-то волшебном, спрятанном между реальностью и нереальностью месте, где восхитительное и пугающее сплетаются воедино, то человека соблазняя… а то и ужасая его.

Мне, пожалуйста, покрепче

Понедельник закончился. За ним и вторник миновал. Среда. Четверг. Вот и пятница промелькнула… Как и решил Роман добросовестно продолжал возить дочь со школы, каждый день встречая её после уроков. Настя «позволяла» катать её – на самом деле вынужденно подчинялась, не забывая иногда ворчать. Только вот… её подруга вместе с ней больше не встречалась. Каждый день Роман приезжал, чтобы забрать дочь и каждый раз затаённо, с туманной надеждой ждал, что дочкина одноклассница появится вместе с ней. Понимал, что его мысли глупые, даже в чём-то преступные, но всё равно не мог заставить себя не надеется, что вот он сейчас приедет, а Даша снова с дочерью и снова её надо подвезти… Пару раз, особенно ближе к пятнице Птачеку мучительно хотелось дочь спросить – а где же твоя сверстница? Он даже раздумывал, как сделать это прилично. Поинтересоваться, что там с Дашиной мамой?.. Но вдруг дочь не в курсе, вдруг Даша рассказала только ему? Вон как рыдала… А если не про её наглотавшуюся таблеток мать, тогда вообще про что спрашивать? Это будет подозрительно… Да и сам Роман не до конца понял, зачем ему хочется про Дашу спрашивать. Не знает… Или боится признаться даже себе.

И конечно же он не спросил.

Тем временем в отделении случались свои заботы.

Во вторник как-то так сложилось, что из всех «высоких» сотрудников в здании остался только Роман. Ни Понятовского, ни оперов, ни вообще кого-то кроме него не было, все разъехались по срочным делам. Это удивило капитана всерьёз, но указ полковника новому следователю заниматься только маньяком и другой работы не брать… подействовал! В Самаре на него бы уже давно свалили кучу добавочной работы, причём это сделал бы сам начальник. Здесь же Роман целыми днями чахнет над пыльными томами и никто его не тревожит. Магия! Так вот в тот день, как и в любой другой он исправно изучал «подвиги» душегуба и ему понадобилось спуститься на первый этаж – сейчас уже и не вспомнить, зачем. Ещё на лестнице капитан услышал спорящие голоса, а когда проходил мимо выхода, застал картину: женщина с броским фингалом под глазом пристаёт к дежурному, повышает на него голос и размахивает руками. Из глаз её аж молнии бьют!

– Меня избили! Вы же полиция! Вы обязаны принять меры!

Дежурный пытается что-то объяснить насчёт подождать, его не слушают. Он и сам хочет повысить голос, это видно, но сдерживается. Опытный…

Женщина обернулась, её глаза поймали Романа.

– Мужчина! – Она подбежала к решётке, отделяющий выход от коридора. – Офицер! Сделайте что-нибудь! Мне отказываются здесь помогать!

Роман переложил из руки в руку захваченный толстенный том. Его глаза встретились с раздражённым взглядом дежурного, очевидно нервничающего и не знающего, чего ждать от новенького.

– Ну что вы какие глупости говорите, гражданочка?.. – Роман вежливо поклонился. – Конечно же мы вам поможем. Какие тут могут быть проблемы?..

Забрав громкую, как мегафон, и говорливую, как радио дамочку, Птачек пошёл с ней к себе. По дороге он услышал массу чего бесполезного и только несколько слов важных: Муж. Пьяный. С друзьями. Поднял руку.

– Сейчас мы с вами напишем заявление, чтоб по всем правилам. Хорошо? – Роман положил перед женщиной листок и ручку. – Вот вам образец. Смотрите на него и пишите, как правильно. Если что – спрашивайте, я подскажу.

Час! Целый час они писали это долбаное заявление! Два раза переписывали. Женщина изъяснялась бурно, энергично жестикулировала, брызгала слюной. Роман упорно терпел и иногда поторапливал её, чтобы не останавливалась. Когда была поставлена последняя точка он спешно выдернул лист из-под чужих рук – ещё запачкает, опять переписывать! – и внимательно прочитал. Перечитал. Цыкнул, задумчиво покивал…

– Да, вот так сойдёт… Ну что ж, теперь вам к эксперту. Позвольте, я укажу вам адрес…

Вернувшись, капитан Птачек попытался вспомнить, за чем спускался – и не смог. Ладно, если что-то важное – само всплывёт. Положив заявление на видном месте, дабы раздражало глаз, Роман продолжил изучать трёхгодичной давности толстенный том. Чтобы кого-то поймать он раскрыл дверь и, читая, внимательно прислушивался к звукам в коридоре. Ещё около часа в здании висела почти мёртвая тишина, но вот раздался кашель, протопали шаги… Роман оторвал взгляд от страницы: кто же пройдёт мимо двери?

Секунда, две, три… Шаги ближе, ближе… Неспешно, как-то вразвалочку в своей недешёвой кожаной куртке мимо входа проковылял Миша Кривкин. Глянул на новенького на ходу – и скрылся.

Роман немного подождал… Встал, захватил заявление и пошёл. Кабинет Кривкина рядом с кабинетом Понятовского, но в отличие от полковника Мишу увидеть на службе – это орнитологу редкую птицу поймать. Большая удача!

Выйдя в коридор Роман успел заметить, как тёмный силуэт скрылся в дверном проёме кабинета Кривкина. Шагая размеренно, не торопясь Птачек подошёл ко входу и, остановившись, громко покашлял. Состряпав лицо простым и бесхитростным – будто кашель только что не был предупреждением – он выглянул за косяк: круглолицый, с гладким, без единой морщинки лбом, его «товарищ по звёздочкам» стоит возле раскрытого шкафа с бумагами; его взгляд что-то ищет в запылённых архивах.

Роман встал на пороге и опёрся плечом о косяк.

– Привет, Миш! Не помешаю?..

Кривкин кинул на него быстрый, будто безразличный взор. Немного сутулый… Немного бледный… С вечной какой-то усталостью и сейчас он выглядит, словно всю ночь не спал и только всё работает, работает… но вот ему помешали…

– Нет, Ром… Заходи… – Он снова сосредоточился на бумагах. – Что – дело какое-то?..

И голос сонный, утомлённый. Точно не здоровый человек с тобой разговаривает, а больной, чем-то отравленный.

– Да-а-а, угадал! – Роман потряс листком, бумага с характерным звуком забилась в воздухе. – Тут, пока никого не было, пришлось заявление от потерпевшей принять. Вот – капитан протянул руку и листок лёг на угол новенького, не более, чем годовалого стола. – Мне ж Понятовский наказал только маньяком заниматься, ничего больше не брать… Миш – тебе можно это заявление оставить?..

Кривкин сжал губы и шумно, будто бы обиженно вздохнул. Обернувшись он мазнул взглядом по заявлению и перевёл устало-недовольные глаза на Романа.

– Оставляй… – Он двинул плечами и ещё раз совершенно безрадостно вздохнул. – Займёмся… Что-то ещё, Ром?

– Нет. – Птачек помотал головой. Ему и самому захотелось уйти. – Только это.

– Хорошо… – Кривкин кивнул и, будто коллега уже давно вышел, снова сосредоточил внимание на шкафу. – Где же оно валяется?.. Вроде бы здесь было…

Развернувшись по-армейски через лево Роман исчез.

В пятницу в первой половине дня у него возник вопрос по своему расследованию и он навострился забежать к полковнику. Понятовский совсем недавно заглядывал и сейчас точно должен быть у себя. Взяв какую-то относящуюся к делу бумажку Роман вышел в коридор, направился к кабинету начальника… и вдруг замер напротив открытой двери Кривкина: в самой комнате никого, а на уголке стола лежит как раз то самое заявление… Лежит так, как Роман и оставил! Он запомнил положение в котором бумагу положил и оно сохранилось нетронутым.

– Ах ты ж ёп…

Роман безмолвно выругался. Оглянувшись – кругом никого – он зашёл. Бумага с раздражением прыгнула к нему в руку – сейчас она на стол полковника ляжет! Но только капитан снова миновал порог, как рядом открылась дверь Понятовского и в коридор, как всегда сосредоточенный и хмурый, вышел Кирилл. Лицо серьёзное, губы сжаты в строгую линию. Старлей взглянул на новенького вопросительно, его взгляд остановился на бумаге в руке коллеги.

– Привет, Ром. Куда путь держишь?..

Роман постарался ответить спокойно, но у него не получилось:

– Да вот заявление одно начальнику несу… которое ещё два дня назад у него быть должно было!

Кирилл посмотрел Роману в глаза… на заявление… снова в глаза. Его взгляд прыгнул капитану за спину, оценил откуда тот вышел. Со хладнокровием крокодила Кирилл приглушённо спросил:

– Что?.. С Мишей проблемы?..

Роман не ответил, только мрачно скривил губы.

– Отойдём. – Кирилл кивнул за собой. – Пошепчемся…

И зашагал прочь не глядя, следуют ли за ним. Несколько секунд Роман сомневался, но всё-таки двинулся следом. Засунувши руки в карманы старлей лёгкой, не соответствующей всегдашнему его выражению походкой прошагал до Романовского кабинета. Остановившись возле порога он подождал, когда капитан войдёт первым, а после зашёл и за собой закрыл.

– Зря ты к Понятовскому. – Не глядя на Романа Кирилл выбрал стул и сел. – Он всё равно любое дело нам перепоручит. Кстати что там у тебя?..

И протянул растопыренную пятерню.

Брови Птачека прыгнули вверх, опустились и сдвинулись так, что смоги бы расколоть и орех. Поколебавшись… он всё-таки бумагу отдал – пальцы старлея тут же ухватили её, а его внимательные глаза сразу впились в текст.

– Что тут?.. А-а-а…

Роман не стал садиться, просто опёрся бедром о стол.

– И почему я не должен идти к Понятовскому?.. – Он скрестил руки на груди. – Потому что он всё равно вам всё поручает?.. Или по иной причине?..

Кирилл бумагу отложил, на Романа нацелился его глубокий, немигающий взгляд.

– А чего ты хотел?.. – Он поднял подбородок. – Сказать полковнику, что с Мишей что-то не так?..

Роман помолчал. Несколько секунд они смотрели друг на друга неоднозначно.

– Не думаю, что это можно назвать стукачеством. – Как бы подчёркивая Роман перестал моргать и сам. – Вопрос не о простом косяке, а о заявлении, которое два дня лежало никому не нужное. Чует моё сердце и дальше бы лежало, если б я не заметил.

– Вполне возможно. – Кирилл пожал плечами. – Однако к Понятовскому с таким всё равно идти бесполезно: он над Кривкиным… ну, скажем так, не совсем властен…

Роману вдруг стало жутко интересно и он неосознанно мотнул головой, как орёл, засёкший пробежавшего зайца.

– В смысле?..

– Ну-у-у… – Кирилл поднял руку, его жилистая ладонь покрутилась туда-сюда. – Видишь ли… Дело в том, что Мишу сюда пристроили. Ты уже, наверное, оценил его рвение к работе, ага?.. Есть ещё один Кривкин, старший. Он заместителем глав прокурора нашей вообще-то области. Я думал ты о нём в курсе…

Романа будто током шибануло! Он понял, что уже слышал эту фамилию, но почему-то не вспомнил о её старшем владельце, хотя когда-то, не так уж и давно с ним по какому-то неважному вопросу косвенно пересекался!

– Чёрт… – Капитан скривил губы, его пальцы раздражённо расчесали челюсть. – Вот же зараза…

– И не говори… – Кирилл опустил глаза и словно бы устало кивнул. – Нехорошо болтать о таком за глаза, но будь я на месте Понятовского, такого кадра, как Мишу, я бы засадил куда подальше, чтобы на нём вообще никакой ответственности не было… Но, как я уже сказал, за Мишей стоит его высокопоставленный папочка, так что Григорий Евгеньевич над ним властен не совсем… Ладно уж, Ром! – Кирилл поднялся и заявление снова оказалось в его руке. – Хорошо, что я тебя встретил! Мы этим займёмся сами, не переживай. Давай, не скучай тут!..

Капитан вяло покачал головой, а когда старлей ушёл, ещё с полминуты не двигался, смотрел в одну точку. Коллега балбес и лодырь – это хуже, чем даже самая придирчивая проверка. Дел с Кривкиным надо постараться не иметь.

***

Тем временем в собственном расследовании назрел кризис. С каждым просмотренным старым и начатым новым томом Роман чувствовал его приближение всё сильнее и сильнее. Ощущал его, когда видел, что всей уже проделанной работы – грош и ржавая копейка. А ведь он не ленится, каждый день читает до истощения, до головной боли, до чувства, будто если увидишь ещё хоть букву – ослепнешь!

Остальное отделение работает как всегда – то есть в проблемах по ноздри. Оперативники, дежурные, следователи – все при деле. Даже Понятовский то и дело чем-то занят и не сказать, чтобы просиживанием штанов. А вот Роман… У капитана началось видение себя, как белой вороны. Уж и насколько оказалось приятно отдыхать первое время, просто читать: плёвая ведь, кажется, работка… Но скоро это превратилось в пытку! В голову полезли нехорошие мысли. Уж не посчитают ли его бестолковым?.. Не разочаруются ли отсутствием результата?.. Сколько же можно пыль в кабинете глотать?!

Последней каплей стал «новый», «изобретённый» Романом способ просмотра: он перестал читать тома по порядку и начал брать наугад. Чередовал разные месяцы и годы. На столе у него стало можно застать две одновременно раскрытые папки, изучаемые Птачеком, как в загадке «найди десять отличий». Одно нынешнего года, другое – позапозапрошлого. Роман водил пальцем по строчкам, бегал по фотографиям взглядом и ему казалось, что он видит одну и ту же книгу, написанную в разных вариантах.

– Я так больше не могу… – Он раздражённо откинулся на спинку и с шумом вздохнул. – Ну должно же быть хоть что-то! Обязано быть! Где здесь… хоть что-нибудь?!

С громким бахом он влупил кулаком по столу! Карандашница подпрыгнула! Покатилась; из неё со стуком посыпались ручки и огрызки карандашей… и закрученная, свёрнутая в трубочку бумажка. Приблизившись к краю стола она нависла над кромкой и, чуть свесившись, остановилась.

Сдвинув брови Роман потянулся, свёрток оказался в его пальцах. Медленно, словно имеет дело с ядовитой змеёй Птачек бумагу развернул – пред взглядом предстали накаляканные нетрезвой рукой строки…

– Кажется зря я сомневался… – С видом признавшего поражение Роман хмуро скривил губы и бумажку отложил. – А ведь ещё умным себя считаю… Ладно. Пойду что ли прогуляюсь… А позвоню попозже. Может вечером, после ужина…

Встав, он с хрустом потянулся, по кабинету прокатился его шумный зевок. Захватив пиджак, капитан Птачек вышел в коридор и закрыл за собой на ключ.

На бумаге, намаранная когда-то рукой дерябнувшего лейтенанта, дождалась своего надпись: «Филипп Петрович. Анисин.» А ниже его телефон и адрес.

***

Звонок…

– Алло?

– Здравствуйте. Это Анисин? Филипп Петрович?

– Да. С кем имею честь?..

– Меня зовут Роман… Птачек. Я на Садовой пятьдесят семь тружусь, вместе с вашими бывшими коллегами. Здесь о вас все очень хорошо отзываются. Говорят, как о настоящем специалисте. Очень советовали мне вам позвонить…

– Да-а-а?.. И почему-же?..

– Видите ли, Филипп Петрович, я устроился сюда, можно сказать, на ваше место. Наша с вами служба-то не простая… Понятовский назначил меня на одно очень каверзное дело и мне крайне рекомендовали посоветоваться насчёт него с вами. Вы им до меня занимались…

Повисло недолгое, но напряжённое молчание.

– Можно ли немного поподробнее?..

– Вы работали, как мне сказали, над тем самым маньяком, о котором в отделении говорят чуть-ли не шёпотом. Понятовский приказал мне это дело раскрыть и даже освободил от других занятий… Но, видите ли, Филипп Петрович… Если честно, то, наверное, я зашёл в тупик. Мне бы очень пригодился чей-то совет. Кирилл как-то обмолвился, что у вас была теория…

Снова недолгое молчание.

– Роман… Так вы хотите встретиться?..

– Да, это было бы замечательно! Назначьте время и место и я обязательно буду!

– Незачем куда-то в особенное место ходить, я могу встретить вас и у себя. Теперь ведь у меня много времени свободного… Завтра суббота, так что приезжайте. Только позвоните за час, как соберётесь. Живу я на Жилина, пятьдесят шесть. Подъезд и квартиру скажу, когда подъедете. Вы ведь подъедете?..

– Обязательно, Филипп Петрович! Ждите меня примерно к двенадцати; с утра позвоню и уточню, во сколько точно.

– Замётано…

Встречу назначили на половину первого. Роман долго думал, взять ли коньяк или что-то вроде, но всё же решил, что это лишнее. Припарковавшись во дворе пятьдесят шестого дома – ещё одной серой хрущёвки – он вновь набрал Анисина.

– Алло, это вы? Уже подъехали?

– Да, Филипп Петрович. Куда мне?

– Четвёртый подъезд, квартира семьдесят восемь. На второй этаж и направо.

– Понял…

Закрываясь от сегодня особенно разбушевавшегося, промораживающего до костей ветра Роман прошёл до нужного подъезда, поднялся на этаж и встал перед коричневой, крашеной металлической дверью. Кулак капитана поднялся постучать, но помедлил… Интересно какой он – этот Анисин?..

Наконец по подъезду прокатился гулкий стук. Роман опустил руку и отошёл, встал перед глазком. Несколько секунд висела абсолютная тишина, но вот за полотном послышалось шарканье, приглушённые шаги. Щёлкнул замок и дверь распахнулась, открыла людям друг друга.

Перед капитаном встал ещё сильный, явно деловой, но всё-таки уже сморщенный возрастом человек. Щёки чуть свисают, нос большой, как картошка. На голове седая копна коротких волос, но в отличие от неё прячущиеся под могучими ноздрями усы выцвели ещё не до конца, ещё припоминают свой настоящий цвет. Одетый в домашние рубашку и штаны хозяин квартиры, те мне менее, посмотрел на гостя вовсе не по-домашнему – зорко, будто взглядом насквозь проткнул.

Анисин оценил пришедшего – взрослый, совсем не похожий на служаку мужчина. Лицо какое-то умное… Спину держит прямо, смотрит тоже прямо. Глаза серые, из-под шапки выбиваются лоскуты чёрных волос. Забавно выглядит ямочка на подбородке… И губы. Пришедший старается подать себя серьёзно, это заметно, но его губы улыбаются будто сами по себе, не спрашивая разрешения.

– Филипп Петрович… – Роман протянул ладонь. – Здравствуйте…

– Через порог не здороваются. – Анисин отступил. – Проходите.

Роман сделал шаг, второй. В лицо повеяло теплом натопленной квартиры, запахом чуть пригорелой яичницы и чем-то ещё, чему сложно дать название – ароматом сахара или мёда.

– Вот теперь здравствуйте! – Анисин ухватил капитанскую руку, ладони бывшего и нынешнего следователей крепко сжались. – Разувайтесь, будьте, как дома. Сейчас чай сядем пить.

Сказав это он развернулся и неторопливой, стариковской походкой зашаркал прочь по коридору.

Немного повозившись с непривычным замком Роман дверь закрыл. Взгляд его нашёл старенькую, деревянно-лакированную вешалку с двумя мужскими куртками и одной шапкой. Внизу на газетке пара зимних ботинок и припрятанные в углу за шкафом с валенки…

Из комнаты, в которую ушёл Анисин, донёсся голос:

– Роман! Проходите в зал! Я сейчас туда поднос принесу!

Будто подыгрывая гостеприимству капитан Птачек крикнул в ответ:

– Мне, пожалуйста, покрепче!

Вертя головой, как в музее, он углубился в квартиру. Одна из комнат оказалась с двумя одноместными постелями. Первая заправлена, как делали раньше в пионерлагерях – образцово, придраться не к чему. При этом вид кровати такой, будто она застыла во времени. Вторая заправлена небрежно, кое-как. На полу под ней старые, разношенные тапочки.

В следующей комнате старенький, лупа-образный телевизор. Напротив него два кресла и между ними столик. На столешнице белая, вязаная скатёрка, и на ней ваза с цветком. Роман подошёл, пригляделся – да, цветок настоящий, даже пахнет. Жёлтый, как подсолнух. Как же он называется… Ландыш?..

– Чего стоите? – Анисин возник на пороге, рукава уже закатаны до локтей. – В ногах правды нет. Присаживайтесь, я сейчас чай принесу. Вы сказали вам покрепче?

– Да, пожалуйста. – Роман решительно кивнул. – Что-то меня клонит в сон. Плохо высыпаюсь.

Старик вышел а капитан, присмотревшись, какое из кресел больше продавлено, сел на другое. Пульт от телевизора оказался здесь же, возле вазы, но брать его не хочется. Ну его… В ожидании Птачек прошёлся взглядом по комнате.

В общем-то чего-то такого он и ждал: хрустальная люстра, старый посудный шкаф, телевизор с теперь уже нелепым выпуклым экраном… На подоконнике цветы в горшках, а в углу пустой столик со следами чего-то прямоугольного, что стояло на нём. Можно вообразить, что это был аквариум… Взгляд вдруг остановился на фотографии в шкафу за стеклом. Роман пригляделся – на фото мужчина и женщина в возрасте. Они улыбаются, обнимают друг друга и стоят на снимке щека к щеке. В мужчине можно угадать Анисина, только лет на двадцать моложе.

Проскрипели шаги. Шаркая тапочками в зал вошёл хозяин квартиры. На руках поднос с видавшим виды чайничком на подставке, две чашки и две тарелочки с печеньем и конфетами.

– Вот, прошу. – Он поставил поднос на краешек стола, аккуратно отодвинул вазу и толкнул его дальше на середину. – Угощайтесь. Заварки я вам налил больше, чем обычно лью себе, но у меня сердце, мне крепкий вредно. Если для вас окажется слабо, вы скажите, я вам добавлю.

– Спасибо, Филипп Петрович. – Роман благодарно кивнул. – Не стоит беспокоится, меня всё устраивает.

Взяв чайник Анисин сначала разлил кипяток и только потом уселся – сразу видно, на своё любимое место. Роман осторожно взял чашку, пальцы ощутили горячее. Носа коснулся аромат крепкого, ядрёного чая. Да и на цвет этот чай чернее, чем даже, наверное, кофе. Сделав пробный глоток Роман понял, что в этом доме надо просить не крепче, а легче – от такого чифиря зубы почернеют в момент!

Устроившись поудобнее хозяин квартиры взял конфету. Леденец исчез у него во рту, а следом за ним полилась порция чёрного варева. Роман и сам заел горечь сладким. Решив начать разговор с чего-то нейтрального он спросил:

– Так вы, Филипп Петрович, живёте один?

– Я?.. – Анисин поднял на гостя немного растерянные глаза. – А-а-а… Да, один. Не нужно обладать редкой наблюдательностью, чтобы угадать. Жена умерла пять лет назад, а дети разъехались кто куда ещё задолго до… – На мгновение взор старика стал будто невидящим, отрешённым… но тут же сосредоточился. – Так вы пришли поговорить насчёт поэта, я правильно понял?

Роман сморщился, словно понюхал тухлятины.

– Какое-то прозвище вы ему дали… Поэты стихи красивые пишут, а этот… этот людей убивает.

– Ну, давал не я… – Анисин звучно отхлебнул. – А насчёт стихов… Наш с вами парень пишет их тоже. Если вы читали о нём хотя бы немного, то уже должны об этом знать.

Во взгляде Романа блеснула искра.

– Да, я читал… А почему вы уверены, что это именно парень?

– А вы так не считаете? – Анисин приподнял бровь. – Я лично сомневался бы, что это женщина. Даже если не учитывать, кто ОБЫЧНО оказывается маньяком, – а это, за редчайшими исключениями, всегда взрослые мужики, – то некоторые убийства просто не могли бы быть совершены женщиной. Вот кстати… – Он снова отхлебнул. – Вы уже добрались до убийства… где же оно было?.. кажется на Ушакова… Да, на Ушакова. Дом то ли пятидесятый, то ли пятьдесят первый, точно не помню. Весной прошлого года. Уже читали о нём?

С нейтральным выражением Роман помотал головой.

– Нет…

Анисин поглядел на него наставительно.

– А если бы читали, то у вас не возникло бы и вопроса, почему. Тогда, если мне не изменяет память, убили мужчину, причём крупного. Не больного, не пьяного. В полном расцвете молодости. И убили его в драке.

Роман удивился.

– Так откуда вы знаете, что…

– Что это дело рук нашего парня? – Анисин снова приподнял брови. – По остальным признакам. За подробностями, Рома, обратитесь к делу, там всё написано. А сейчас просто послушайте. Тот убитый был сильным, далеко не безобидным хулиганом. Мне этот случай запомнился особенно, было в нём, знаете, нечто этакое… В общем там и речи не шло, что его ударили внезапно, или как-то перед убийством ослабили. Нет. – Анисин поглядел на Романа очень, очень серьёзно. – Его встретили, принудили к драке и убили. Ударом в шею, если опять же я правильно помню. Покопайтесь в архиве, почитайте…

Роман сжал губы, помолчал. Они вместе сделали по глотку. Анисин взял новую конфету, а капитан печенье.

– Филипп Петрович… – Роман помялся. – По телефону я уже говорил, что меня назначили именно на это расследование. Понятовский даже от другой работы освободил. Он, видимо, надеется, что я чего-то добьюсь… Да и сам я, ясное дело, хотел бы. Как другой следователь вы можете понять – всё-таки все мы, кто больше, кто меньше, охотники и любители разгадывать тайны… – Роман примолк, подумал, как лучше выразиться. – Филипп Петрович… Мне кажется, что я зашёл в тупик. Я уже несколько недель изучаю архив, но каждый раз вижу одно и тоже. Глазу не за что зацепиться, понимаете? Мне бы подсказку…

Птачек сжал губы, взглянул на чашку и отхлебнул чаю. Анисин посмотрел на него, как, наверное, на сына, и так же по-отцовски покачал головой.

– Эх… Не завидую я вам. Скажу по правде – вряд ли кто-то во всём отделении вам завидует. Слишком всё это дело туманно… а хищник осторожен. Вам, кстати, не рассказали, сколько человек занимались этим до вас?..

Роман помотал головой.

– И правильно сделали. – Глаза Анисина выразили скрытую, еле уловимую грусть. – Я сам промучился с ним несколько лет, но так ничего и не добился. А до меня ещё были люди, и не глупые. Никто не продвинулся даже и на шаг, не построил и приблизительно общей догадки. Я вот ушёл на пенсию, но мне иногда кажется, что я просто сбежал… А некоторым неудача стоила карьеры.