Но стоило Шарикову подумать об этом, как произошла резкая смена обстановки. Из пустынных коридоров рынка они выбежали в самый его центр.
Шум оглушал, запахи сбивали с толку.
Ласка двигалась идеально, огибая плотно идущих прохожих, а молодой лейтенант отстал, столкнувшись сначала с каким-то мордатым медведем, затем с пышной дамой-тигрицей.
Наконец, специи ударили ему в нос и он совсем поплыл. По-прежнему стараясь не сбавлять темп, Шариков чихал от раздражения и, наконец, окончательно признал, что в этой схватке он проиграл.
Выбравшись из душистого ада, он сумел вновь учуять след. Плотность народа снизилась и Шариков воспрял духом, когда увидел вдали два знакомых силуэта.
Он, было, подумал вначале сбавить темп, ибо слишком уж сильна была отдышка; от продолжительного бега болела грудь, а от специй – голова; но что-то, подобно зерну, заложенное в разум молодого лейтенанта ещё в полицейском институте, не позволило ему сдаться и завершить погоню.
Богдан выбежал из рынка и устремился вдоль частного сектора.
Он хотел перемахнуть через забор одного из домов, но понимал, что может не осилить.
Лис лишь надеялся, что преследователи к этому моменту измотаны не меньше его.
Когда на горизонте показался сначала нежный розовый закат…
Когда на фоне этого заката нарисовался силуэт железнодорожного переезда…
У Богдана открылось второе дыхание. Теперь он бежал не в пустоту. У него появилась цель. Справа налево двигался поезд, ЧУ-ЧУУУУ, – поздоровался поезд.
И Богдан понял, что проскочит перед поездом, оставив этих мерзких ментов по ту сторону железной дороги.
У него было лишь одно мгновение на этот решительный шаг. ЧУХ-ЧУХ, СУКА – давал о себе знать приближающийся локомотив.
Идея эта, будто, была дана ему свыше. Сегодня у тебя не будет проблем с полицией, – мысленно повторял он теперь, двигаясь к железной дороге.
Всего несколько метров до перехода. Совсем чуть-чуть.
И Ласке оставалось до Богдана тоже… совсем чуть-чуть.
Ты не сможешь, – с ужасом подумала Ласка.
Я, бл*ть, смогу, – подумал Богдан.
Лис прыгнул, полетел вдоль шпал и поперëк рельс. И, будто ангелы подхватили его за рыжие лапы и понесли к небесам.
Затем поезд столкнулся с Богданом, тот скатился по лобовому окну вниз и пропахал сотню шпал впереди поезда, подобно автомобильному значку.
Затем поезд подмял его под себя; десятки колёс покрошили его хитрое тело и размазали кишки по раскалённым рельсам.
А Ласка так и замерла в метре от поезда. Затем отпрыгнула и помотала головой, приходя в чувство.
Когда до места, наконец, добрался Шариков, поезд уже остановился и началась суматоха. Молодой лейтенант рыкнул от испуга и сглотнул слюну. Всё лицо его новой напарницы было покрыто кровью.
Шариков: У тебя тут…
Ласка попыталась вытереть кровь, но её, казалось, стало лишь больше, ведь теперь и лапы её были измазаны красной жидкостью: Не думала, что он решится прыгнуть.
Шариков достал пачку сигарет и закурил: Я не хочу сказать, что в этом виновата ты… Но в данном случае господин Зорга и в самом деле помешал работе полиции. Вы же сами дали нам наводку, зачем было приходить…
Ласка села на бордюр: Мой хозяин сомневается в вашей компетентности.
Шариков: Я допрашивал подозреваемых. (стоя за карточным столом с обделанными от страха штанами и без табельного оружия)
Ласка: Лейтенант, я предлагаю вам помощь. Мы хотим одного и того же. Найти и осудить убийцу. Разве так необходимо идти друг другу наперерез?
Шариков понимал, что это отличная идея. Но Когтин будет по-прежнему против – это как пить дать.
Ласка: Твой напарник, манул. Кажется, ему на всё насрать. Он таким заниматься не будет, а вот ты – другое дело. По тебе сразу видно, что ты не зажравшийся гондон. Нам просто нужно разобраться. Если Малышку убил этот лис – всё будет кончено. Но если нет… Я не Когтин. И просто так не сдамся. Я утоплю весь бл*дский город в крови, если потребуется, но найду негодяя.
Шариков устало (или с облегчением после пережитого) вздохнул: Я попробую что-то предпринять. Помощь нам пригодится. Мне. Пригодится. Но, похоже, начинать придётся сначала.
И молодой лейтенант с печалью глянул на стоящий поезд, который превратил в мясную нарезку их единственного настоящего подозреваемого.
Ласка старалась не гнобить себя. Чёрт, она могла бы прийти позже, поговорить с Богданом спокойно, наедине. Она, в конце концов, могла не дать ему сбежать с лисьей блатхаты.
Но случилось то, что случилось.
Итак, что она имела на данный момент: Малышка Зи вошла с VIP-зону в компании Богдана. А теперь оба они мертвы. И если это Богдан убил Малышку – Ласка даже представить не могла, как это теперь можно было определить.
Прописная истина тяжёлой могильной плитой легла на её уставший разум – мертвецы и в самом деле не разговаривают, сколько ты их ни проси.
Но были живые: те два лиса, которые находились в квартире вместе с Шариковым и Богданом.
Вернувшись в лисий притон, Ласка, конечно, не застала их на месте. От них остались лишь карты, окурки и полоса крови на стене в прихожей.
Она запланировала связаться с Шариковым завтра, чтобы вместе поискать друзей покойного. Но как не могли говорить мертвецы – так не могла и Ласка в тот момент знать того, что случится с молодым лейтенантом на следующий день…
Эпизод 2. Кровь настоящего полицейского.
Глава 7
Население Волчьего квартала насчитывало чуть более тысячи зарегистрированных жильцов. Но одной Матери-Природе было известно, сколько волков на самом деле там проживало. И что это были за волки? Что скрывалось за этими ободранными дверями волчьего общежития?
Когтин пришёл один. Посему следовало быть особенно начеку.
Едва ли что-то могло угрожать его безопасности, но одним из обязательных навыков, которыми должен обладать хороший мент (а Когтин считал себя таковым), было умение сохранять настороженность даже в сортире или внутри бабы.
Торчкам и волкам лапы не подам, – мысленно повторял майор, поднимаясь по крутой лестнице третьего (центрального) блока общежития, минуя этаж за этажом. – Сука-волчица горше горчицы. Волки туда, волки сюда, стреляй по волкам и не бойся суда – все эти выражения Когтин слышал с малых лет от хищников и травоядных разного социального положения.
Казалось, это и объединяло всех зверей – ненависть к волкам. Бедные и богатые, голодные и сытые презрительно щурились, затыкали носы и переходили на другую сторону дороги, завидев на горизонте волчару.
Восьмой этаж.
В проходе между лифтом и лестницей майора волчара. Увидев майора, он засуетился, но Когтин вовремя достал свой пистолет Макарова и направил на него: Спокойно, молодой. Ещё шаг сделаешь – яйца твои на пол упадут.
Волчара поднял лапы кверху: Это территория барона Рабе. По какому поводу вы пришли?
Когтин: Хочу узнать, где я могу отыскать твою мать, чтобы еб*ть её всю ночь на твоей детской кровати.
Волчара едва слышно зарычал (впрочем, майору эти рычания были до жопы): Барон Рабе вас ждёт?
Когтин: Да, мать твою, и всегда!!! Иди вперёд и не дёргайся. Иначе дёрнется мой коготь.
Дверь с надписью БАРОН.
Подходя к ней, он услышал шуршание, схватил волчару за шкирку, отбросил к стене и тут же навалился на дверь. Волчонок, пытавшийся в этот момент повернуть щеколду, отскочил от двери в одну из комнат напротив входа.
Выпучив глаза, он исчез под кроватью, завидев лохматого котяру с пистолетом наперевес.
Когтин увидел, как ребятня собирает сухую растительность с детского столика и улыбнулся: Ой, ребятки, не успели. Всё увидел.
Следом – соседняя комната; она принадлежала двум маленьким дочерям Рабе.
Когтин улыбнулся, свободной от ствола лапой потирая себе ухо: Девочки, здравствуйте. Папа на кухне?
Одна из волчиц кивнула, и майор проследовал туда.
Рабе сидел за столом, усыпанном галлюциногенными ягодами и анашой. Увидел Когтина. Тот неторопливо вошёл из коридора на кухню, осмотрелся (убедился, что за углом его никто не поджидает).
Когтин: Рабе, ну ты не оперативно работаешь. Везде шмаль, девки твои в нижнем белье скачут. Ты в домашнем. Почему ты меня так встречаешь?
Рабе: Ты зачем стволом у меня дома размахиваешь? (двигалась только его пасть, а лапы покоились сложенными на внушительном брюхе)
Когтин вернул оружие в кобуру и сел за стол к серому вожаку: А потому что нет к тебе доверия.
Рабе: Ты сегодня без дурачка своего. (барон хохотнул, пытаясь разглядеть, не привёл ли майор с собой того молодого лейтенанта – недоволчару Шарикова).
Когтин: Разговор серьёзный предстоит. Не для лишних ушек. (майор кивнул на дверь в спальню за спиной Рабе; та под действием какой-то неопределённой силы то слегка открывалась, то закрывалась почти до щелчка) Ты бы и о своих ушках позаботился. Мало ли чего. У нас в Зверске болтунов не любят. А у волков и так сейчас проблем хватает, сам знаешь.
Рабе повернул голову на “живую” дверь и зарычал: Кыш из спальни, волки!
Дверь отворилась и из неё выбежало несколько волчат. Они пробежали мимо Рабе и Когтина и исчезли в двух детских комнатах.
Когтин наклонился к волчаре и заговорил тише, по-прежнему поглядывая на дверь спальни за его спиной: Мы же с тобой оба хищники, брат. Давай поговорим, как оно есть, лады? В нашем тихом городке кто-то убивает девочек. Следствием установлено, что убийца – волчара. А значит – кто-то из твоих. На полицию давят из Центра, грозят прислать федеральных агентов и поснимать всех к ебени фени. Это я тебе честно говорю, потому что… мы ж с тобой друзья? (он потянулся к Рабе, хлопнул его лапой по плечу, а в ответ на это лишь едва заметно, обнажая волчий оскал, дрогнула серая губа) Но мы не можем найти эту мразь, потому что она засела где-то в твоём гетто.
Рабе развел лапами: Какое гетто, брат? Здесь мусо, ой, полиция в почёте.
Когтин нацелил на него коготь: Ты мне мозги не пудри, волчара. Я тебя в самом начале о чём просил? Помнишь, что ты мне сказал? (Рабе виновато опустил глаза) На меня смотри! Кивни, если я правильно запомнил: твоя мерзкая волчья пасть раскрылась, и ты прорычал мне, что вы тут сами во всём разберетесь, и ты выдашь мне эту суку целым-невредимым для законного суда! Но если ты до сих пор не нашёл эту мразь в своей своре – я могу полагать, будто ты либо при делах, либо по каким-то иным причинам отказываешься выдавать нам убийцу.
Майор лукавил.
Он бы не нашёл Звероеда даже, если б Волчий квартал встретил его, как родного брата.
И с самого начала он надеялся, что барон Рабе каким-то чудным образом сам отыщет маньяка. Но не получив желаемого, Когтин – логично для него – пришёл в ярость.
Рабе стал почесываться, выдавая свою нервозность: Послушай, я своё дело знаю. Волки ничего не слышали, если услышат – сразу сообщат.
Когтин: О, волки услышат? По твоему – этот п*дор по ночам после убийства будет орать славную оперу на весь район про то, как он загрыз очередную самку?
Рабе раздражённо взмахнул лапами: Я не знаю! Ты полицейский или я? Какой с меня спрос? Я расследования не вёл никогда.
Когтин стукнул кулаком по столу: Ай, какой же ты расп*здяй, Рабе! РОЖА ТЫ СЕРАЯ!
Рабе: Ищите маньяка, я дам сопровождающих. Местные решалы тут каждый угол знают.
Пятнистый хвост Когтина раздражённо заходил из стороны в сторону: Да, вот как мы заговорили? Три месяца ты занимался чёрти чем, уговорив меня не вмешиваться в дела вашей стаи. А теперь выясняется, что ни хрена у тебя не получилось. Звероеда не нашёл и перед страхом потерять всё своё нажитое дерьмо ты-таки готов любезно пустить меня в свой квартал. И пока мы будем с горящей жопой искать этого х*еплёта, ты продолжишь сидеть спокойно на своей старой лохматой жопе, потягивая свежие косяки. За лоха меня держишь? Твою мать, да у тебя всё жилище наркотой провонялось, я тебя прямо сейчас арестую! (майор растянулся в зловещей улыбке, вновь вытянул к Рабе указательный коготь и стал тыкать старого волка в грудь) Упеку тебя и твоих выбл*дков до самой смерти.
Рабе поначалу пытался увернуться от тычков, но затем, наконец, схватил лапу Когтина. Манул, вдруг, резко успокоился и убрал конечность под стол.
Они помолчали немного – ситуация, конечно, была неприятной для всех.
Затем Когтин обвёл лапой комья конопли на столе перед собой: Скрути мне этого дерьма.
Рабе позвал младшего волчонка, чтобы тот сделал косяк.
Пока маленькие серые лапки закручивали зелень в рисовую бумагу, Когтин, не скрывая отвращения, осматривал убранство кухни: Сказать по правде – я просто в шоке с ваших серых шкур. Вы – наше грёбаное проклятье, и всегда им были. Что вы за народ такой? Как можно жить в такой грязи? Мерзость.
Рабе привык к оскорблениям с детства; но едва ли кто-то кроме этого мерзкого мента мог позволить себе лить помои на волчье братство у них же дома: Если вам так неприятны волки – окружите нас высоким забором. Мы здесь и сами неплохо справимся. Без ваших указок и тычков.
Когтин пожал плечами, откидываясь на спинку стула: Я бы и сам с радостью. Да вот только во-первых – не я законы делаю и приходится иметь то, что дают травоядные. А во-вторых – не уверен, что такие ленивые (Когтин пристально вгляделся теперь в макушку сына Рабе, который продолжал крутить косяк) тупые и озлобленные звери не начнут беспорядочно жрать и трахать друг друга через минуту после воздвижения такого забора.
Рабе поморщился, жалея, что его сыну приходится слушать такое (хотя понимал, что такое ему придётся слушать всю его жизнь). Он сделал глубокий вдох и на выдохе тихо ответил, глядя в потолок: Пусть Мать-Природа будет тебе судьёй за твой гнилой базар.
Когтин: Что-то не очень она прислушивается к вашим молитвам. Ладно, перехожу к важному. Один из твоих грязных сучар загрыз новую самку. (Рабе помрачнел ещё сильнее, морда его осунулась) И знаешь новость-номер-один? Это дочь Зорги.
Рабе стрельнул глазами в майора; затем обратился к сыну: И мне тоже, сын. Мне тоже сделай.
Когтин: Комиссар говорит, что нужно найти этого черта или нам всем п*здец. Начальнику, мне, малому. Сюда приедет сраная делегация, чтобы разбираться, какого это хрена в маленьком городке творится такая дичь. И на кого, думаешь, мы будем показывать когтем? На вас, ублюдков. На тебя – конкретно. Сюда завалится национальная гвардия и перевернёт весь ваш сраный вигвам, а тебя – публично подвесит за твои старые морщинистые яйца. А твой милый сынок отправится искать пропитание на ближайшую помойку. Или ещё хуже. Сюда придут наёмники Зорги, которые обреют промежность твоей новой худенькой волчице и будут трахать её до тех пор…
Рабе стукнул кулаком по столу, но вздрогнул от этого лишь его сын, который изо всех сил сдерживался, чтобы не заплакать: Заткнись! Это, мать твою, мой дом! Тебе позволено многое, ментяра, но не всё!
Когтин понимающе кивнул: Но это случится лишь, если мы не предпримем никаких действий.
Перед тем, как убежать в свою комнату, волчонок протянул два плотных косяка отцу. Тот передал один – майору и, воспользовавшись лежащей на столе зажигалкой, оба они закурили.
Рабе по-старчески вздохнул, прикрыл глаза, наклонился всем своим грузным телом на стол и сказал: Послушай, ну давай я выделю тебе людей. В качестве охраны. Походишь, поспрашиваешь. Никто тебя не тронет. Я слово даю.
Когтин хитро сощурился, не менее хитро оскалился; затянулся и процедил дым сквозь зубы: Слово своё теперь себе в жопу засунь – это первое. Второе - я сделаю примерно так, как ты сказал, только приду сюда уже со взводом солдат. Ваши волчьи морды меня уже порядком затрахали, и я хочу положить этому конец. Поэтому: либо ты найдёшь Звероеда в течение двух дней… (майор задумчиво покачал головой) Либо случится то, о чём я сказал. Ты с ментами не шути. Я с тобой, пока, по-доброму. Услышал?
Рабе, наконец, разомкнул челюсти и нехотя произнес: Ага.
Когтин с косяком в зубах встал из-за стола, продолжая держать у морды два когтя, каждый из которых символизировал сутки – от рассвета до рассвета: Два дня. Методы меня не интересуют, цель оправдывает средства. Крайний срок – утро среды.
Глава 8
То, с какой опрометчивостью молодой лейтенант соглашался проиграть последние деньги с малознакомыми шулерами, наводило на мысль, что совершенно не осознавал своей игровой зависимости.
На самом деле лейтенант понимал её прекрасно. Но не разделял оптимистичного мнения о том, что осознать проблему – значит, наполовину решить её. В конце концов, они прекрасно осознавали, что по городу бродит бешеная мразь, поедающая молодых девушек. Однако это никак не приближало их к решению проблемы.
Мама-шавка всегда говорила ему и братьям – не играйте в карты. С раннего детства талдычила – не играйте в карты, иначе окажетесь в тюрьме, как ваш отец; не играйте, иначе проснётесь под забором, как ваш дядя, проигравший свой дом.
Отца молодой лейтенант видел несколько раз; тот был волком, разбойником-рецидивистом, проведшим в тюрьме большую часть жизни. Большой тёмно-серый волчара приходил раз в несколько лет, чтобы показать малым несколько карточных приёмов – чёрт, ловко же его старик обращался с картами!
Щенком он наблюдал за ним и мечтал когда-нибудь так же научиться вертеть картами меж когтей. Все эти фокусы завораживали маленького Шарикова.
Затем – после очередной отсидки – к фокусам прибавились первые правила классического покера, которые отец терпеливо объяснял ему на протяжении нескольких ночей, прежде чем Шариков стал составлять ему конкуренцию в игре.
Двое его братьев к тому моменту уже сидели в тюрьме, решив продолжить фамильное дело; чёрта с два они отправились туда не по собственной воле, уснув тогда в угнанной шестёрке; кому нужна была эта шестёрка и о чём братья думали, взламывая ту колымагу – Шариков в толк так и не взял.
Он считал, что если уж и отправляться в тюрьму – то за что-то более весомое. Или не отправляться вовсе.
Затем – после школы – единственный свободный мужчина Шариковых поступил в полицейский институт, стал позором семьи и больше никогда не возвращался в отчий дом.
Сдав вступительные экзамены на высший балл, он попал на приём к генералу, который спросил: не считаешь ли ты нас за идиотов, раз скрыл факт своего волчьего происхождения при поступлении в институт?
Шариков не знал, что ответить.
Он всю жизнь пытался на*бать всех, скрывая волчью кровь в своих жилах. Потому что волкам дорога закрыта везде.
Вот и генерал сказал тогда, что будь Шариков волком на сто процентов – его выгнали бы взашей; но так как волком был лишь его отец – служи, сынок; и помни – у тебя теперь новая семья.
Луна смотрела на молодого лейтенанта из луж. Она же глядела на его сверху, пока он, пробираясь по уродливым дворам новостроек Клык-Квартала, держал путь в Квартал Любви.
Бордель – томное двухэтажное здание с вечно горящими окнами – располагался напротив злосчастного клуба «Милк».
На первом этаже располагался уютный бар, где каждый желающий вне зависимости от сословия мог пропустить по стакану спиртного или проиграть всё состояние своей покойной бабули с шулерами за игральным столом.
Безликая джазовая музыка играла тихо и не заглушала мыслей, а посему – после проигрыша крупной суммы денег на пьяную голову постояльцы могли спокойно поразмыслить о наиболее предпочтительном для них способе самоубийства.
Второй этаж представлял собой несколько параллельно расположенных коридоров с пронумерованными дверьми. Каждая из комнат была оборудована одинаковыми двуспальными кроватями (для удовлетворения основных инстинктов) и стеклянным столиком (для употребления стимуляторов и прочих увеселительных вещей).
Можно было сказать, что Бордель был тихой копией клуба «Милк», что было совершенно логично, учитывая их принадлежность одному и тому же крокодилу Ганзе.
Этим вечером игральный стол на первом этаже был пуст. Не то, чтобы Шариков расстроился, но ему отчаянно хотелось отыграться за недавние посиделки с лисами.
Впрочем, едва ли Косой-Младший предоставил бы ему возможность отыграться…
Матиаса долго не было. Не то, чтобы Шариков ждал…
А, чёрт, он и в самом деле ждал…
Он совершенно ничего не мог поделать с этой инстинктивной необходимостью в друзьях. Но Матиас вряд ли считал его своим другом. И могло выйти так, что молодой лейтенант зря тратил время, ожидая здесь того, кто, возможно, и не собирался приходить.
Молодой лейтенант уже собирался домой, когда голос Матиаса скользнул по его правому уху: Детектив.
Шариков повернул голову.
Медэксперт сидел на другом конце барной стойки, приманивая его лапой.
Шариков подсел к барсуку: Я собирался уходить. (и не без надежды в голосе добавил) Не хочешь сыграть?
Матиас сунул бармену бумажку и тот налил два стакана виски: Простите, ещё давно бабуля розгами отбила у меня желание прикасаться к этим дьявольским картинкам.
Шариков вздохнул: Мне бы тоже не помешала такая бабуля. (он отпил из своего стакана, затем наклонился и тихо спросил) Последнюю девочку убил не Звероед. Мы сходимся во мнении?
Матиас изучил пустоту перед собой: Полагаю, нам не стоит обсуждать это в нерабочее время. Отдохните, лейтенант. Даже самым лучшим ружьям нужна перезарядка.
Шариков: Неплохо… Неплохо сказано. Я бы уставал от работы, если бы мне давали ее выполнять. Когтин держит меня на поводке.
Матиас: Стоит отдать должное его опыту, он… хороший детектив. Двадцать лет – это не шутки.
Шариков: И этот хороший детектив отказывается признавать очевидные вещи.
Барсук промолчал, зыкая глазами по сторонам. Не помешало бы заткнуть молодого лейтенанта (для его же блага), но он не мог подобрать правильных слов, чтобы при этом не обидеть юношу.
Шариков: Я просто пытаюсь делать то, чему меня научили. А этот дебил Когтин вставляет мне палки в колёса. Он пустит расследование на самотёк и мы все окажемся в огромной…
Матиас нервно хохотнул, сдвигая очки выше по переносице: Вы заговариваетесь, детектив. В Зверске лучше так не откровенничать. И не говорить плохо о зверях даже за их спинами.
Шариков одёрнул себя, смутился. Хороший виски развязывает даже самые тугие языки.
Матиас: Вы здесь… здесь совсем недолго, лейтенант. Это злой маленький город. И нужно быть очень осторожным даже в выборе собеседника. А вы говорите о выборе подозреваемого в таких ст…
Шариков испытующе глянул на Матиаса: Волк убил Малышку Зи? Это волка работа?
Матиас думал долго: Нет. Не волка.
Шариков выдохнул и залпом осушил стакан: Почему ты не сказал это Когтину? Почему не поддержал меня? Сегодня в лаборатории он смотрел на меня, как на идиота.
Матиас: Лейтенант, я просто изучаю трупы. Я могу предполагать, но годы работы судебно-медицинским экспертом научили меня тому, что менты не хотят слышать моих мыслей. Мне платят за факты. Я составлю отчет, этот отчет вы сможете прочесть годы спустя – вот мой труд. Я укажу в отчёте количество ран на теле, уровень веществ в организме перед смертью – сделаю то, что должен и не более. А вы, менты, будьте добры, разбирайтесь между собой сами.
От услышанного Шариков приуныл, хвост и уши его повисли.
Матиас опустил голову, пытаясь заглянуть в умные собачьи глаза: Я обидел вас, лейтенант?
Шариков не мог осуждать барсука за его равнодушие. Будучи одиноким зверем он догадывался, что похожее равнодушие в какой-то момент может охватить и его.
В какой-то момент, когда его сверстники будут воспитывать выводок малышей – он поймёт, что совершенно одинок, и это уже нельзя будет оправдать бурной молодостью.
Это будет самое настоящее одиночество, как у Матиаса. А следом за одинокой жизнью – ещё более одинокая смерть.
Матиас лишний раз огляделся по сторонам: В этом городе нежелательно проявлять излишнюю инициативу. Здесь много тайн, и когда вы начинаете играть свою игру, некоторые звери в городе могут воспринять это так, будто вы лезете в их огород.
Шариков бессильно опустил голову: Мне казалось, мы просто должны прекратить убийства. Любыми средствами.
Матиас снисходительно улыбнулся, пригубив стакан: Надеюсь, у вас получится сделать это. Я лишь хочу, чтобы вы делали то, что должны, но делали это осторожно. Ведь вы должны понять две вещи, чтобы оградить себя от большего числа проблем, которые могут вас ожидать. Две вещи. Зверск – опасное недружелюбное место с очень болезненными секретами. И вы здесь один. Никто не вступится за вас, пусть бы вы и считали какого-то зверя своим самым близким другом.
Шариков медленно поднял голову на Матиаса: Да что это за секреты такие, раз они стоят жизней молодых девушек?
Матиас подумал немного и встал со стула: Если бы я только знал. Давайте продолжим наш разговор в другой раз. Я хотел навестить здесь одну особу.
Поняв, что за игральным столом друзей ему искать нет смысла, молодой лейтенант проследовал к “спальням”, чтобы увидеть свою любимую Мурку.
На часах было как раз…
Шариков удивлённо наклонил голову, услышав ответ соболя за стойкой администратора: В каком это…
Соболь смущённо опустил глаза: Дело в том, что… на это время к Мурке есть две записи. И…
Из-за спины молодого лейтенанта раздался голос оленя Бамби, который обращался к администратору: Привет, пушистик. Мне в тринадцатую.
Соболь оживился и растянул морду в приветливой улыбке (молодому лейтенанту, как и большинству хищников, никогда так не улыбались): А-а-а-а, господин Бамби. (он вновь глянул на Шарикова и улыбка мигом сползла с его лица) Вы можете воспользоваться другой девушкой или… подождать полчаса и навестить тринадцатую комнату после господина Бамби.
Бамби надменно хохотнул: Бери больше. Полтора часа – минимум.
Молодой лейтенант окинул взглядом клыкастого оленя.
Чёртов пижон; золотистый костюм и лакированные туфли, золотая цепь – сукин сын походил на музейный экспонат.
Шариков старался сохранять спокойствие: Когда я записывался, это время было свободно.
Соболь развёл лапами: Сожалею, дружище. Записи фито-зверей в приоритете. Проходите, господин Бамби, вас уже ждут.
ЖДУТ?! НУ УЖ НЕТ!
Молодой лейтенант потянулся к уходящему Бамби, схватил его за рукав пиджака и развернул на себя.
Бамби вытаращил глаза и попытался оттолкнуть его: Ах ты, мудак, да я тебе хвост в узел скручу!
Однако словесные угрозы пусть и клыкастого, но оленя не шли ни в какое сравнение с простым рыком разозлённого пса.
Шариков гаркнул на оленя, и тот едва не свалился в обморочном припадке. Однако заднюю не дал и продолжил толкаться, пока между ними не встал крокодил Ганза. Он оборвал лапу Шарикова, держащую рукав оленьего пиджака и тихо обратился к молодому лейтенанту: Позвольте, но это лишнее. Уверен, мы сможем договориться.
Шариков не сводил стеклянных глаз с оленя, который выглядывал теперь из-за внушительной крокодильей спины: Мы договоримся. Моя запись была первой, так что сейчас моё время!
Бамби нацелил на него копыто: Сучёныш, ты, похоже, не в курсе, с кем говоришь.
Шариков: С у*бком, который думает, что может безнаказанно вытирать об других зверей ноги – вот, с кем.
Ганза: Лейтенант, это совсем необязательно. У меня здесь много девочек.
Бамби: Ты в любом случае огребёшь, но у тебя ещё есть шанс сохранить достоинство!
Ганза продолжал стоять стеной между оленем и псом, приговаривая: Господа, господа, капельку спокойствия, вам не следует…
Затем в перепалку вмешался некий бобёр. И, похоже, они с Бамби были хорошими приятелями, потому как тот сразу успокоился.
Ганза: Господин Зубов, прошу прощения, что вы стали свидетелем…
Хмурый бобёр Зубов нехотя улыбнулся: Вы были правы. Ни к чему ссориться из-за шлюхи. К тому же я бы хотел оплатить господину Бамби трёх любых девушек в этом Борделе. Взамен на то, чтобы детектив успокоился и первым получил своё. Господин Бамби, травоядные должны быть мудрее хищников.
Бамби окинул взглядом присутствующих, затем нехотя процедил: Детектив может идти. Я любезно пропускаю этого х*есоса.
Шариков хотел было ответить что-то не менее грубое; он бы обязательно нашёл, что сказать, если бы не увидел в коридоре Мурку.
Наконец, Бамби надменно усмехнулся, увидев его влюблённый взгляд, пожелал псу удачи и ретировался.
Мурка повела его в свою (тринадцатую) комнату; по пути она сказала: Ты можешь не приходить сюда. (молодой лейтенант опешил от услышанного, но затем она добавила) Будет проще, если ты станешь приходить ко мне домой. Если хочешь.
Конечно, молодой лейтенант хотел.
Шариков имел единственную (помимо карт, конечно) любовь в этом мрачном дождливом городе – белую кошку Мурку, которая работала проституткой на втором этаже Борделя.
Он пробовал других девушек, но перед глазами каждый раз вставала она. Чтобы кончить в постели с другой проституткой ему приходилось представлять Мурку
Наконец, он решил, что это не имеет никакого смысла и стал отдавать предпочтение лишь одной – своей любимой – шлюхе.
Мурка: Хочешь взбодриться, псина?)
Она отделила дорожку от общей горки грязно-белого порошка.
Многие посетители борделя использовали порох для временного повышения настроения, либидо и устойчивости перед алкоголем.
Листья коки были слишком дорогими для хищников, а вот химический реагент – дешевле и давал не просто схожие, но даже более яркие ощущения подобного рода.
Не то, чтобы Шариков не мог веселиться и заниматься сексом без вещества… Не то чтобы… Просто он уже три месяца не пробовал делать этого на трезвую голову.
Пустив дорогу по влажной ноздре, Шариков закашлялся и упал на кровать. Мурка запрыгнула сверху и принялась стягивать с него брюки и кеды.
Шмыгая носом, молодой лейтенант постепенно забывал одно дерьмо за другим. Идиота-начальника Когтина и подозрительного комиссара Лосева, убитую лисицу в зарослях лесополосы (и всех прочих несчастных девиц – тоже).
Забыл он теперь и едва не потерянный табельный ствол. И лисов-шулеров, один из которых разметался по железнодорожным путям, подобно пакетику с томатным соусом.
Теперь был только порох, гуляющий по его кровотоку и любимая белая кошка, которая мигом привела другой его ствол в состояние боевой готовности.
Она насадилась на его член и, упершись мягкими лапами в лохматую грудь Шарикова, стала медленно двигаться вверх-вниз.
Мурка никогда не стонала сразу, поэтому у молодого лейтенанта не возникало сомнений в искренности её оргазмов. Взяв хороший разгон, она, осторожно впиваясь когтями в его грудь, принялась мурчать.
Пышный, как у белки, хвост ходил из стороны в сторону, выглядывая из-за ее спины. Хвост гулял по уставшим ногам молодого лейтенанта и его мошонке, усиливая сексуальное возбуждение.
Шариков взял ее за плечи и скинул с себя. Затем накрыл собой, и вновь вошел. Ему всё же больше нравилось контролировать процесс, чем быть пассивным участником.
Сквозь стоны Мурки он расслышал: Придуши меня, псина. (Шариков растерялся; такое он слышал от неё впервые; но она раздражённо цокнула, схватила его правую лапу и положила себе на горло) Давай, сделай это.