Зорга: Максимум, что тебе грозит – срок за убийство. Но ты, ведь, говоришь – не убивал.
Бамби: Но там… Ваша дочь…
Зорга махнул Ласке: Дай мальчику пороха. Ему нужно собраться.
Нанюхав оленя, Ласка слегка похлопала его по голове и глянула в его расширяющиеся зрачки: Чего там дочь-то?
Бамби пошмыгал носом, осмотрелся так, будто только что оказался на двухметровой глубине: Ну она… встречалась с одним парнем, тоже лисом.
Шариков: Богдан его звали.
Бамби: Да, этот Богдан задолжал нам деньги, карточный долг. Мы его трясли, как сукину дочь, квартиру ему переворачивали. Но там сумма крупная была. И как-то этот лис приходит к нам и говорит, что Малышка хочет… расплатиться с нами, чтобы мы отстали от него. Мы… ну, она горячая была, мы не против… простите… Но всё-таки лис – как бы не обманул. Решили пустить их к себе в VIP-комнату. Мы тусили, нюхали порох, потом… Младший и Богдан вышли прикупить пороха у знакомого, мы с вашей дочерью остались вдвоём… И потом мы… как-то с ней…
Зорга кивнул: Да, ты трахнул мою дочь. Ну, бывает. Но я прожил долгую жизнь, юноша и знаю, что от секса-то… (он усмехнулся, глядя пустыми глазами куда-то вдаль) зверей в морг не отправляют.
Бамби слушал крота, но так боялся его (тем более, глядя снизу-вверх), что почти не понимал его слов и лишь послушно кивал: Ага… ну… понял. Ну… я с ней осторожен был. Честно. Я знаю, с бабами я, может… (он нервно покосился на Ласку) и не всегда хорошо поступал. Но вашу-то дочь я знаю; а вы зверь уважаемый. А Косой не знал. Думал – она баба обычная.
Шариков: Как она покинула клуб?
Ласка: Через проход. (она подмигнула оленю, который повернулся на её голос) Тот, что ты показывал мне, да?
Бамби: Я ж… Природой клянусь, не думал, что так получится. Да это как аттракцион был. Просто горка. И вот мы уже на улице. Без шума, без всего, понимаете? И как-то она меня раззадорила, что я решил решётку-то открыть, показать ей. И мы друг за другом спустились. Потом с Младшим созвонились, у машины моей встретились. Ну и там… ещё раз… короче.
Шариков: Вчетвером?
Бамби: Не, Богдан просто сидел рядом. Мы говорили, чтоб он съ*бался, но ваша дочь сказала, что он должен смотреть.
Кроту уже начало надоедать выслушивать истории про то, как трахали его дочь. Но для полноценного следствия это было необходимо. Тут и прокурор в виде его самого. И Шариков – служитель закона, адвокат. И верный палач Зорги, с Береттой92 в кобуре.
Бамби: Младший сказал, что хочет потрахаться с ветерком. Я тоже был не против покататься. А Младший обдолбан был больше нашего и, вообще мало что соображал. Я веду, Богдан со мной, спереди. А Косой там с вашей дочерью… Я только немного в зеркало мог видеть. Он ей клык показывал. Этот ваш… у папы взял. Для него эта херня была важна, этот клык. Они начали барахтаться, но по звукам у них не очень-то получалось. И… Младшего начало это злить, у него были сложные отношения с бабами. И природой бог не наградил. Тут уж извините. Ничего не поделаешь. Но Зи не удержалась, как-то… как-то странно сравнила размеры его хера и волчьего клыка, якобы… И он очень… расстроился. Не смог. Малышка Зи на задоре, продолжает отпускать колкости. Потом она закричала, весь салон в крови. Богдан полез защищать её, а Младший накинулся с этим своим клыком и на него тоже. Это было дело нескольких секунд, господин Зорга. Он выбросил её из машины. Я попытался затормозить, тачку начало вилять. Мы чуть не разбились.
Зорга: Но вы не вернулись проверить. Отчего же? Быть может, моя дочь была жива.
Бамби кивнул, порох потихоньку отпускал; он приходил в себя и начинал осознавать, чего тут наговорил: Да… не проверили. А он же… Младший сказал, что нас – того.
Ласка: И тебя тоже? Друга своего завалил бы?
Бамби пожал плечами, стекленели его глаза: Меня-то, может, и нет. А вот Богдан пересрал знатно. Младший такого ему наговорил.
Теперь понятно, подумал Шариков, отчего этот рыжий бес без оглядки кинулся под поезд.
Зорга: Впрочем, ладно. Спасибо за помощь, юноша. Наш уговор остаётся в силе. (крот развернулся и направился к кадиллаку) Побудьте пока здесь. Вас посторожат.
И чтобы оленю не было одиноко, спустя мгновение из лесного мрака на него упал заяц Косой-Младший. Игуаны обступили яму и лязгнули Калашами в безволосых лапах.
Зорга: Теперь, если ты продолжишь чудить – мои игуаны будут тарабанить твоего сына до тех пор, пока его жопа не расширится до размеров твоего клыка. Опусти оружие, сукин сын. Я прижал тебя к стенке.
Косой нахмурился. Обернулся на комиссара. Голова его, вдруг, сделалась тяжёлой. Уши бессильно опустились на голову. Заяц опустил пистолет, вновь обернулся на комиссара. Но вновь поддержки в его взгляде не нашёл.
Зорга заметил это: Возможно, комиссар, вы хотели бы вмешаться?
Лосев хотел было ответить, но вдруг что-то предательски попало ему в горло; он прокашлялся, бегло глянул на крота: Нет.
Косой: Ты шшшт…
Лосев вскинул копыта к груди и отступил: Разбирайтесь сами, но я твою дочь, Зорга, не трогал…
Косой схватил комиссара за грудки и попытался тряхнуть его; но очень уж они отличались размерами, отчего попытки зайца наехать на лося выглядели смешно: Ах ты, гнида, с-с-сука, сучара! Предатель!
А что комиссару было делать? Зорга был ровней мэру. И хотел получить от зайца то, что причитается – расплату за преступление его сына.
И если бы он принял сторону мэра – то следовало убить троих зверей, стоящих теперь напротив них. А если придерживаться весьма справедливой позиции крота – то избавиться следовало лишь от одного наглого жадного озлобленного зверька.
Когда запал мэра иссяк, он понял. Вечно непобедимый заяц понял, что оказался в западне.
Зорга: Ну что, Косой. Это между нами. Твой ребёнок убил моего. Нужно что-то решать.
Косой: Скажи, чего хочешь. Только сына не трожь.
Зорга: Я хочу твою должность.
Комиссар ждал этой фразы. Конечно. Зорга мог попросить только этого, потому как больше у зайца ничего и не было. Только должность мэра этого гнилого городка и всё (законное и нет), что к ней прилагалось.
Косой быстро дышал и медленно пятился к машине: Город мой хочешь? Думаешь, у тебя получится лучше? Да блядский Зверск без меня развалится на куски!
Теперь и Зорга достал из-за спины пистолет. Следом за ним – Шариков извлёк из кобуры свой старый плохо стреляющий наган.
Зорга: Подошёл сюда. Давай.
Лосев: Господин Зорга, это совсем не обязательно…
Косой безвольно сделал шаг вперёд, затем ещё, вернулся на то место, с которого он начинал этот диалог (подумать только – лишь несколько минут назад он чувствовал себя хозяином ситуации, а теперь – не мог даже собраться с мыслями и нёс какую-то тарабарщину): Послушай, должность мою хочешь? Да забирай ты! И дом мой забирай! И машину! Сына – не трожь.
Зорга направил пистолет в его сторону: На колени.
Косой: Не бывать мне на коленях!
Зорга подал Ласке жест лапой и та прострелила зайцу правое колено. Мэр закричал, упал к ногам крота.
Затем Зорга передёрнул затвор своего Кольта Паттерсона и обратился к Ласке: Помоги мне, милая.
Косой, корчась на земле, красными глазами глядел на крота: Прекращай этот цирк! Все всё поняли. Но меня ты не убьёшь! Ты хоть понимаешь, какой шум поднимется в Обществе? Да другие травоядные тебя живьём сожрут вместе с волчарами! (Ласка медленно направила вооружённую лапу крота, пока дуло его пистолета не коснулось маленькой ушастой головы) Да я мэр, мать твою! МЭР!
Зорга: Нет. Мэр теперь я. А ты. Никто.
В последнюю секунду заяц рыпнулся, напряг одну целую ногу в попытке встать и броситься на крота. Но выстрел перебил его мысли – БАХ. И мозги, некогда управлявшие целым городом, подобно сырому яйцу шмякнулись на капот джипа.
Шариков охнул. Но понадеялся, что звук выстрела перебил этот женоподобный вздох.
Лосев дрожал, стоя в стороне и опустив голову. Для него голос крота прозвучал подобно божественному, откуда-то сверху.
Зорга убрал пистолет за спину: Предоставляете мне отчёт каждый четверг. Подробный. Слышите меня, комиссар?
Лосев поднял глаза: А… понял. Всё понял.
Шариков в нерешительности наклонился к кроту: Господин Зорга. Я… могу быть свободен?
Зорга: Ещё нет. Помогите Ласке затащить тело. А мы с тобой, комиссар, сядем в машину. Нам предстоит ещё одно дело. Давай. Проводи меня до машины.
И такой большой и такой зрячий Лосев послушно взял маленького слепого старика под локоть и повёл к машине; когда они отошли на приличное расстояние от хищников и заячьего тела, он тихо сказал: Прости, Зорга. Прости уж…
Шариков подошёл к зайцу. Поморщился. Огнестрелы в голову всегда выглядят ужасно.
Ласка: Давай ты подмышки, а я за ноги.
Шариков: А чё это ты за ноги? Я тоже не хочу в мозгах мазаться.
Ласка поразмыслила над услышанным, затем взял одну ногу зайца и кивнула на другую: А, похер. Давай за ноги оттащим.
Упаковав труп в багажник, они сели спереди. Ласка – за рулём. Шариков всё же испачкался. Парадная форма, измазанная кровью и мозгами очень символично демонстрировала истинную суть полицейской работы.
И куда везут они теперь молодого капитана? Уж не валить ли тоже? А что? Капитан Шариков пока нужен. Он выкопает могилу для них троих – себя, ныне усопшего и комиссара, на котором не было теперь лица. В зеркало заднего вида Шариков видел растерянные лосиные глаза.
Лосев: Зорга, девку бы я сам не тронул… Это этот, блин… Говорит, сынок в неприятности попал. Он на Бамби вину валил. Так что я…
Зорга: Вы более можете не оправдываться, комиссар. Очень скоро это дело канет в лету. Очень скоро.
Скоро. Это когда ещё два выстрела сделают?
Шариков: Господин Зорга. По правде говоря, я слегка растерян от случившегося. Могу я знать, куда мы едем?
Зорга: Скоро узнаете, капитан.
Он и вправду узнал об этом очень скоро.
И узнал место. Они вернулись к выкопанным ямам. Вернулись к Младшему и Бамби. Те по-прежнему были в яме в окружении игуан.
На пути к ним Зорга остановил своих спутников, обращаясь к Шарикову и Лосеву: Господа. Вот и конец. Теперь осталось совсем немного. Вы должны сделать для меня кое-что. Это будет последняя просьба для вас, капитан. И первая для вас, комиссар. Вас двое. Их тоже. Вы уж разберите. Кто-кого.
Последние полчаса Шарикова мучала мигрень; теперь она усилилась: П… простите, я что-то…
Впрочем, нет. Капитан всё понял очень хорошо. Равно, как и комиссар.
Шариков: Вы снова приказываете мне казнить зверя.
Зорга: На этот раз – виновного. (крот коснулся собачьего плеча) Капитан, вы не уйдёте отсюда с чистыми лапами. Ваш мундир уже в крови. И если не хотите на нём ещё и своей крови – придётся пролить кровь одного из них.
Сзади Ласка подтолкнула его к яме, в которой дрожали двое.
Младший: Господин комиссар, помогите мне. Прошу вас, господин комиссар! Позвоните папе! Дайте мне поговорить с папой, просто один разговор, одна минутка.
Но комиссар стыдливо отвернулся и отошёл на пару шагов. Его тошнило.
Ласка: Мы собираемся обеспечить тебе разговор с папой. Прямо сейчас.
Шариков достал револьвер. Ах, лапы совсем не слушались. Пушка едва не выпала. Но он сделал глубокий вдох. Выдох. Когти с новой силой обхватили рукоять. Чиркнул язычок, зловеще прокрутился барабан. Шариков нацелился на зайца, но смотреть не решился. Отвернулся и нажал на спуск – БАХ!
Посмотрел. Невредимый заяц стоял на месте, осматривая себя. Поняв, что он невредим – Младший нервно расхохотался, приговаривая: Хихих, спасибо. Спасибо тебе, капитан. Век не забуду. Про долги забудь, ничего ты мне не должен ыхихихихихихихи…
О, чёрт, – подумал капитан. – Похоже, он меня неправильно понял.
Ласка: Пожалуй, надо смотреть, куда стреляешь, если собираешься попасть.
Шариков: Очень, бл*ть, смешно. У этого револьвера кривое дуло. Дай мне свой.
Молодой капитан убрал револьвер в кобуру и взял Беретту92 из лап Ласки.
Младший вытаращил глаза и заметался по яме: Что? Нет, НЕТ, ТЫ СУКА!!!!
БАХ! – в ключицу. Заяц упал, дёргая ногами. БАХ-БАХ – в живот и шею. Заяц корчился в предсмертных муках.
Шариков был бы не против опорожнить брюхо. И неважно, каким путём. Он перевёл взгляд на крота. Попятился от ямы и, едва, не споткнулся о лежащую под ногами корягу.
Зорга: Юноша, вы никому не расскажете о том, что здесь видели или слышали. Я часто использую страх, но мне больше по душе деньги. Мы заплатим вам. Это совсем немного для меня и довольно много для такого честного мента, как вы.
Ласка потащила Шарикова к выходу из леса.
Зорга подозвал к яме комиссара.
Бамби, поджав ноги, сидел в углу ямы и смотрел перед собой, не обращая внимания на внешние раздражители. Он понимал. В отличие от Косого и по примеру незнакомого ему волчары Серова, Бамби понимал, что с ним теперь – всё.
Но в последний миг, когда презрительно глянуло на него пистолетное дуло, как-то сам собой заворочался олений язык; Бамби подполз к другому краю ямы и вытянул копыта к стоящему над ним комиссаром: Господин Лосев, пожалуйста. Я же её не трогал. Ну я же не…
Олень захныкал. А Лосев обратился к кроту: Ну пацан же не виноват. Этого замочили и ладно. Мэра. Тоже. Но пацана-то…
Крот повернул голову на оленя, отчего тому показалось, будто господин, уважаемый господин Зорга смотрит на него снисходительно, готовый простить.
Но Зорга сказал: А ты что, получается, чистый выходишь? Я мэра завалил. Капитан – сына его. Тебе тоже кого-то убить надо.
Лосев махнул вслед уходящему Шарикову: Так давай этого. Волчара тупой, никто про него не вспомнит.
Зорга: Капитана не трогай. Я проверю, чтобы ты его не доставал. Интересно будет понаблюдать – скурвится ли и этот мент со временем. А сейчас – стреляй. Или мы твою тушу на ветке подвесим.
Комиссар испуганно обернулся на стоящих за его спиной игуан. Затем глянул на ствол в своей железной лапе.
Лапа-то железная, безжизненная.
На курок нажимать проще.
БАХ.
Плюхнулась оленья туша поверх заячьей.
Затих лес.
Насытился.
Глава 29
Оказавшись на заднем сиденье волги Когтина, волчара крепко уснул.
Через несколько километров майор остановил машину. Обернулся. Толкнул Серова кулаком в бок, и тот встрепенулся.
Когтин: Выходи.
Серов потряс головой, приводя себя в чувство, и к тому моменту, как Когтин открыл ему дверь, он уже почти вспомнил всё, что было до этого; волчара глянул в окно – трасса, лес по обе стороны: А мы, начальник, не приехали, вроде.
Когтин: Выходи, есть приватный разговор.
Серов устало хохотнул: Приватный (он медленно вышел и осмотрелся; они остановились вдоль лесополосы на совершенно пустом участке дороги).
Когтин шмыгнул носом и, пряча взгляд, махнул лапой в сторону деревьев: Пойдём подальше.
Серов: Ты, часом, не валить ли меня ведёшь, начальник?
Когтин: Посмотрим. Ты иди давай, не заставляй в тебя волыной тыкать. Поговорим и, может, отпущу. Если базар твой понравится.
Отпустит. Какой уж там, – подумал Серов. Он медленно шёл к деревьям. А за ними – видит – могила выкопанная. Проморгался. Показалось. И в самом деле показалось, никакой могилы там нет.
Смерть-то близко подкралась – вот и рассудок пугает, путает. А умирать страшно. Хоть бы и за дочку страшно, и за народ свой… а за себя-то страшнее всего.
Водки бы глоток, да папиросу…
Серов: Начальник, дай сигарету.
Когтин похлопал себя свободной от пистолета лапой по пальто: Извини, нет. Вернёмся – пачку куплю. Только ты расскажи, чего тебе крот говорил?
Серов: Да ничего не говорил. Он с капитаном базар вёл.
Когтин: Ну а с капитаном чего, слышал?
Серов: Они меня спросили – я ответил, как ты и говорил. Убил я их, начальник, во всём признался. Дочку не тронь только. Ты же обещал. Я-то чего, я же…
Когтин: Да не трону я дочку, обещал же. Давай расскажи, что крот и этот капитан обсуждали.
Серов: Да расспрашивал он обо всём. Я правда половину не слышал, они далеко стояли. Начальник, ты дочку только…
Волчара услышал ещё одну пару ног позади себя. Но обернуться то ли не решился, то ли не хотел. Чёрт знает, кого там увидеть можно. Да и нужно ли – видеть?
Только бы дочка жива осталась. А с ним-то уже всё понятно.
За спиной Серова стоял бобёр Зубов, поджидавший их в указанном месте. Его автомобиль был припаркован чуть поодаль, на обочине у самых деревьев.
Шариков-то сходу отказался от его предложения. А вот майор оказался посговорчивей
Когтин протянул ему свой Макаров, но Зубов покачал головой: Нет, спасибо. У меня свой.
Бобёр достал из внутреннего кармана дедов револьвер, но Когтин ткнул его рукоятью своего табельного ствола: И как ты себе это представляешь? Подозреваемого убил какой-то мудак со старой пукалкой, а майор Когтин в это время дрочил х*й в кустах? Из моего стреляй, я же его вёз. Я и убил. При задержании.
На несколько мгновений задумался волчара о том, чтобы сбежать. Оков на ногах не было, были они на лапах, но и это не столь важно.
Скован был его разум, а от этих оков избавиться было куда сложнее. Только бы дочка… только бы… Вот берёзки вы мои, провожайте меня в добрый путь. Травка зелёная – будь помягче, когда падать буду. Землица – принимай раба твоего.
Зубов аккуратно передёрнул затвор, зажмурил один глаз и вгляделся в мушку, над которой нависла лохматая серая голова. Затем нажал на курок.
БАХ! По лесу эхом разнёсся гром выстрела. Взлетели с веток испуганные птицы.
Из-за отдачи лапы бобра на секунду дрогнули, но затем стали твёрдыми, как никогда прежде. Волчара лишь сипло выдохнул и пал наземь.
Зубова разрывал адреналин; хвост-лопата ошалело стучал по земле. Ему захотелось подойти ближе, чтобы рассмотреть, действительно ли он убил эту мразь.
Но Когтин остановил бобра, положив лапу на его хлипкое плечо: Пора идти тебе. Рад, что был полезен. Но дальше я сам.
А дочку его и жену отпустить надо. Надо отпустить сегодня же, – с щемящей болью в груди подумал Когтин. Затем подошёл к мёртвому зверю, перевернул на спину, снял с него наручники и сказал, глядя в мёртвые волчьи глаза: Ты уж прости, что так. Начальство приказало. Ничего не поделаешь.
А Шариков всё мучался. И долго ещё, долго молодой капитан будет об этом думать – он это понимал. Нескоро отпустит его Зверск. И Звероед. И каждое утро будет просыпаться он с тревожным ожиданием очередной жертвы этого душегуба здесь или в другом таком же маленьком городке.
Впрочем, это ладно. Ласка завела двигатель и, медленно двигаясь по ухабистой дороге, протянула Шарикову три пачки: Господин Зорга благодарит за оказанную помощь. Это миллион, можешь пересчитать.
Шариков отстранённо глянул на пачки: Отпустят?
Ласка: Тебя? Да если в газету не побежишь – так мы с тобой больше и не встретимся. Тебя другая пуля найдёт.
Глава 30
К утру Когтин приехал в загородный дом бабули, чтобы забрать пленных волчиц и отвезти их в Клыков – туда, откуда они с Хрюном бесцеремонно забрали их двумя неделями ранее.
Затем он планировал выспаться; впервые за пару месяцев. С чувством исполненного долга.
Хрюн открыл ему дверь: А, товарищ май…
Когтин: Тихо, бл*ть. (поглядев по сторонам, он вошёл) Говорил же.
Хрюн: Да там не слышно ничего, в комнатке этой.
Когтин: Ага. Бабуля моя слыхала, как я по ночам стручок гоняю. Стены тут тонкие. (манул проследовал за кабаном на кухню) Как дела?
Хрюн взял по тарелке в каждую бионическую лапу – экзотично-пятнистые жуки были покрыты томатным соусом: Всё хорошо. У нас завтрак.
Когтин: Покорми их и будем сворачиваться.
Хрюн и без того жизнерадостный, теперь едва ли не подпрыгивал от услышанного: Наконец-то! Сейчас им передам.
Когтин: Да… да.
Хрюн открыл дверь и вошёл в келью: У меня для вас хорошие новости. (поставил обе тарелки на прикроватный столик) Всё кончено. Мы везём вас домой.
Клара несколько секунд обмозговывала услышанное, а затем расплакалась. Дочка оставалась так же отстранена и едва ли поняла, что сказал им капитан.
Хрюн ткнул бионической лапой в раскрытую книгу, лежащую на столике корешком вниз; один из многих бульварных романов про порядочных ментов, которыми они с Когтиным никогда не станут: Дочитала? Ничего, в дороге дочитаешь и заберёшь себе. Ладно. Не буду мешать вам. Ешьте досыта, дорога предстоит долгая.
Пританцовывая, Хрюн вышел из кельи, отошёл на пару шагов, вспомнил, что забыл закрыть дверь (такое уже случалось ранее, но волчицы не пытались сбежать), вернулся и провернул ключ в замке.
На кухне его по-прежнему ждал Когтин. В лапах у него была маска…
Когтин: Ты заходил к ним?
Хрюн обомлел и остановился в нескольких шагах от майора, опасаясь подойти ближе: Да.
Когтин: И маску не надел.
Хрюн виновато опустил глаза: Прости.
Когтин сделал несколько глубоких вдохов с медленными выдохами; это помогло ему охладить закипающий внутри вулкан: И теперь они видели твоё лицо.
Хрюн: Забыл. (ЧЁРТ-ЧЁРТ-ЧЁРТ, – мысленно корил себя кабан, – неужели он не мог хотя бы сейчас не забыть про маску?) Босс, они запуганы до смерти и никому не скажут.
Когтин: Отличное вступление к последнему слову перед казнью. Знаешь, сколько историй плохо заканчивались из-за того, что кто-то поверил обещаниям заложников? Жертва всегда идёт к ментам, ты же сам мент, должен это знать. И они пойдут к ментам не в Зверске, а в сраном Клыкове! У нас там нет связей, и о нас узнает весь грёбанный заповедник.
Хрюн: Они обещали, поклялись.
Когтин замер и медленно повернул голову на капитана: Ты был у них пару минут и даже не понял, что был без маски. А теперь говоришь, что они поклялись. То есть, ты не первый раз забываешь бл*дскую маску. (он с силой кинул маску кабану и тот рефлекторно поймал её) Сколько раз они видели твоё лицо?
Хрюн задумался: Один раз до этого. Это было один раз…
Когтин достал пистолет и передёрнул затвор (ЩИК-ЧИК): Мать твою, сколько раз ты забывал надеть маску.
Хрюн глядел на майора выпученными глазами и от страха едва находил силы, чтобы связно формулировать мысли: Два раза. Клянусь, это было два раза. Один раз ночью. Так что фактически… этот раз и ещё раз до этого. Они сказали, что никому не расскажут, мы будем следить за ними, и если…
Волоски в ушах Когтина затрепетали от услышанной х*йни: Следить? Предлагаешь уволиться и следить за ними, пока сраная девчонка не окончит школу?! Или ещё дольше?! (майор подошёл к окну и опёрся лапой о подоконник; это п*здец, – оценил он происходящее) Так рисковать мы не можем.
Хрюн: Мы не можем убить их!
Когтин сжал челюсти: Говори тише, бл*ть – сколько раз повторять?
Хрюн: Мы не можем убить их, они ж не виноваты ни в чём. И это маленькая девочка, товарищ…
Когтин рассмеялся, скаля острые жёлтые клыки: Ахахазахзпхахпхахпхахахах да ты же *баный, бл*ть, КРЕТИН!!! Поверить не могу, что ты, бл*ть, окончил полицейский институт и дослужился до начальника спецназа со своими куриными, бл*ть, МОЗГАМИ!!! (он выдохся и обессиленно сел на стул) Выйди. Мне нужно побыть одному.
Хрюн вышел, а Когтин стал думать.
По правде сказать, самое трезвое, что пришло ему в голову, пришло в первую же минуту, когда он увидел проклятую маску Хрюна на кухонном столе.
Дочку только отпусти, начальник.
Если мусора отпустят волчиц – это определённо будет концом их жизней. Посадят не только Когтина и Хрюна. Копать начнут под них двоих, а выйдут на наркоимперию мэра Косого и на весь тот беспредел, который они напару с комиссаром творили в Зверске все эти годы.
Это всё понятно, и понятно также, что нужно сделать, дабы избежать такого исхода событий.
Но тут возник извечный ненавистный вопрос: а стоит ли? Стоит ли избегать такого исхода путём ещё двух смертей? Убит мальчишка-волчонок. И шесть или семь (он уже и не помнил) волков. Убит Серов. И ещё?
Ещё две смерти!
Не слишком ли это?
И пусть они волчары, волчары – не звери, это всё понятно… Но что-то всё-равно так неприятно защемило у майора в груди.
Когтин понимал, что по-настоящему правильным будет отпустить волчиц и ждать заслуженного наказания. Это правильно, – говорил себе Когтин, – и хоть раз в жизни поступи правильно. Неужто твоя жалкая жизнь, жизнь этого идиота и нескольких зажравшихся травоядных стоит смерти маленькой девочки, которая даже… не целовалась ни разу. Не напилась хорошенько на свой выпускной. Чёрт, да ничего ещё не делала эта маленькая несчастная волчица; ничего из того, за что Когтин любил жизнь.
Ну нет… Пошли эти политиканы в жопу! Пошли в жопу со своими гнустными приказами и нескончаемой жадностью. Уж лучше и в самом деле сдохнуть, чем принести в этот мир ещё хоть каплю боли.
Пока Когтин размышлял на кухне, Хрюн надел маску (хотя теперь-то она была ни к чему) и вошёл в келью: Возникла проблема. Из-за того, что вы видели моё лицо – мой напарник не хочет вас отпускать.
Лизка, только-только осознавшая, что кошмар вскоре прекратится, испуганно покосилась на мать. Всё это время маленькая девочка ждала защиты от своей матери. Хотя какую защиту она могла ей дать…
Клара затараторила: О, нет-нет, я клянусь, что ничего не расскажу. Мы даже не знаем, где мы. Мы не видели, куда вы везёте нас. Клянусь, мы ничего не расскажем. Я могу остаться здесь в качестве залога. Моя дочь не станет доносить полиции, если мне будет угрожать опасность.
Лизка с кровати перебралась к матери на матрац и, заплакав, прижалась к ней: Мамочка, мамочка моя, махахахахама-а-а-а-а-а-…..
Кабан поморщился от звонкого девичьего крика.
Клара теперь тоже заплакала и сквозь слёзы жалобно просила: Прошу вас, она никому не скажет. Никому. Вы можете держать меня здесь столько, сколько пожелаете. Она будет жить у бабушки и никому не скажет ни слова…
За дверью кельи заиграл громкий джаз. Это Когтин, наконец, принял решение.
Хрюн заговорил громче, пытаясь перекричать музыку: Всё в порядке, не нужно паниковать. Я уверен, что мой напарник…
И вся данная Матерью-Природой, но не используемая до этого волчья спесь Клары вырвалась наружу в тот момент, когда она, рыча, вцепилась капитану в глотку.
АААГАЗРЗАХВХ!!!!! – кричал Хрюн, тщетно пытаясь оттащить от себя бешеную волчицу.
Клара вытолкнула его из комнаты, повалила на пол, уселась сверху и крикнула: Доча беги!
Кабанья кровь залила пол. Лизка выбежала из кельи, поскользнулась на крови, шлёпнулась симпатичной юной мордочкой в самую лужу рядом с почти безжизненным телом кабана. Быстро встала и побежала к закрытому окну, боковым зрением уже заметив вошедшего в зал майора Когтина.
Лизка зажмурилась, оттолкнулась ножками от пола и отчаянно прыгнула на стекло, желая пробить себе окно в жизнь.
Но девчонка смогла оставить на окне лишь лёгкую вмятину и исходящую от неё паутину трещин. Она свалилась на пол, обхватила лапами ушибленную голову; в глазах помутнело.
Капитан прекратил кричать.
А Лизка увидела над собой фигуру Когтина. В тот момент он показался ей настоящим великаном.
Когтин направил уже взведённый ствол и – БАХ – молодой черепок прошибла раскалённая пуля.
ААААААА!!!!!!!!! – Клара встала с окровавленного Хрюна и бросилась на Когтина.
Но нет. Ничего уже нельзя было поделать. Ведь где-то там (и не в дорого-обставленных кабинетах, нет, а где-то по-настоящему ТАМ, высоко и недосягаемо) уже было принято жестокое бессмысленное и бескомпромиссное решение.
И Когтин, подчиняясь этому странному приказу судьбы, выстрелил теперь и в Клару. Пуля попала ей в грудь и та, булькая, плюясь кровью, упала к его ногами.
Последний раз. Последняя пуля. Тут уж сомневаться смысла не было.
Когтин выстрелил ещё раз. Избавил несчастную женщину от страданий. Затем подошёл к Хрюну. Опустил веки на мёртвые глаза. И пошёл в подвал.
За лопатой.
Эпилог
Шариков затормозил у крыльца Борделя. Выскочил из своей вишнёвой девятки. Влетел в заведение, держа путь в кабинет крокодила Ганзы. На его рабочий стол он бросил сумку. Расстегнул, показывая пачки денег, за которые ему пришлось ненадолго поработать палачом.
Шариков: Я забираю тринадцатую. Здесь всё.
Затем, не дожидаясь ответа, он проследовал на второй этаж. Распахнул дверь тринадцатой спальни. Скинул лежащего на Мурке мелкого енота и достал из кобуры свой плохой Наган. Енот задрожал, выставил лапы вперёд.
А Шариков глянул на Мурку и махнул револьвером на дверь: Собирайся. Я тебя надолго заказал.
Мурка смотрела то на обделавшегося клиента, то на грязного вонючего, но такого красивого молодого капитана: И на сколько?
Шариков: До тех пор, пока тебя не захочет трахнуть сама смерть.
Мурка вскочила с кровати и наспех оделась, собрала в дешёвую сумочку пару ненужных глупых дамских безделушек. И, урча, уватилась мягкими лапками за крепкую собачью лапу.
Девки выбежали посмотреть, что там за шум. Мурка помахала им лапкой. И завистливые взгляды проституток провожали их двоих.
Ах, какой мужчина, – думали они в унисон, – мне б такого…
Прошла ночь. Наступало утро. Первые лучи солнца осветили покрытое землёй и кровью бесстыжее лицо майора Когтина
Дело было сделано. Звероед был пойман, но по дороге в суд бежал при помощи своих сообщников-волчар. Затем отслежен доблестной полицией и убит при попытке к бегству.
Майор Когтин, рискуя жизнью, остановил самого опасного преступника в стране.
Он устал копать. Устал закапывать. Достал из бардачка початую бутылку водки. Выпил из горла и глянул в горизонт. Свет стремительно наступал, и все бесчестные звери гадали, что из сотворённого за ночь не успели они припрятать к утру.
Вот и Когтин призадумался. Да нет. Вроде, всё прибрал. А если и не всё – может это и к лучшему.