Несвоевременный человек. Книга вторая. Вера

И тут как не вспотеть, когда видишь, что не ты изучаешь пациентку на столе патологоанатома, а чуть ли не тебя изучают предметно, с помощью этого, два в одном лице Безвестницы, живого эхолокатора и макроскопа – а этот её удивительный прищур глаз, есть фокусировка её самонаводящихся линз на предмет изучения – его, Леонида.

И сидят сейчас там, на той стороне реальности, некие учёные мужи и диву даются при виде его, Леонида, поведения. – Мы-то думали, что образованный дипломами и жизнью Леонид, поведёт себя как-то иначе, – как иначе не знаем, но точно не как Леонид, – тогда как всё происходит совсем иначе, и он даже и не думает отвечать нашему на него мировоззрению. Нехорошо Леонид. – В рассуждении и осуждении Леонида покачивали головами эти учёные мужи, разглядывая Леонида в фокус прищура Безвестницы. Среди которых, уже и не неожиданность для современного мира учёных сообществ, каким-то образом затесалась своя учёная, чем-то похожая на одну из Кюри, только более что ли складную, и она естественно никому покоя не даёт и вносит свой диссонанс в стройность мыслей этих мужей. С кем и с чьими мыслями она как это обычно бывает в учёных сообществах, категорически не согласна, что она во всеуслышание и заявляет.

– Скажите мне. – Обращается к учёным мужам мадам Кюри до чего же противным голосом, что их всех начинает от этого звукового диссонанса корёжить, – Медик это учёный или как? – И, конечно, учёные мужи в ответ на этот обращённый на них пронзительный взгляд Кюри, не могут не выразить полную поддержку любому сделанному ей выводу. – Да, конечно! Всё верно. Мы полностью разделяем ваши взгляды на эту в ваших глазах мелкоту. – С подобострастием кивают в ответ учёные мужи, давно уже понявшие, что в науке, на подобии аксиом, есть свои бесспорности, на которые в своих доказательствах, конечно, ссылаться не стоит, но и перечить им тоже контр продуктивно. И мадам Кюри, одна из таких бесспорно выдающихся учёных, и оспаривать это никто на себя смелость не берёт.

Это на первых порах, когда для учёных умов мадам учёная была в новинку, они с высоты своей учёной фундаментальности и отчасти тщеславия, с иронией посматривали на её учёные потуги добиться взаимности со стороны науки и их, как видных представителей науки. И если уж вскрывать все завесы тайн, то все эти учёные умы достаточно скептически относились к участию в жизни науки любого вида мадам, даже в самых толстенных очках и вместо прически на голове имеющей скопище бигуди, и на всё тех же первых порах не допускали до себя мысль о признании мадам учёной в такой учёной степени.

– Если уж им так хочется быть ближе к науке, то пусть дезинфицируют колбы для опытов. – Вот в таком качестве видели мадам учёных все эти учёные мужи. И как показало время, они просчитались, как минимум, в случае с мадам Кюри для начала. Которая привела им такого рода доказательства своей учёности, что учёные мужи и возразить ничего ей не смогли, так они были шокированы умением мадам Кюри умело аргументировать и постулировать свои доводы в пользу своей учёности. – Я смотрю, вы тут все большие умники! – мадам Кюри с первых слов к высокому собранию учёных мужей, вогнала их в сомнение насчёт её слов и себя, не зная, как к ним отнестись. Начать в возмущении возражать, я мол, не такой большой умник, как мадам Кюри смела предположить, и значит принизить себя в глазах науки, или же промолчать, и тем самым признать правоту слов мадам Кюри. К чему, в общем-то, ведут оба варианта их ответа. И вот это-то больше всего и взволновало учёных мужей, уже подспудно почувствовавших, что с мадам Кюри бесполезно спорить, её не переспоришь.

Ну а если мадам Кюри перейдёт на личности, а личности учёных мужей, честно сказать, так себе и всё больше потрёпанные жизнью с наукой (с другими сферами жизни у них как-то не сложилось), то учёным мужам и противопоставить будет нечего суровой правде жизни, сквозящей в её словах. А ваше: «Всё относительно», – оставьте при себе гер Эйнштейн.

– Пусть уж лучше она будет учёной, нежели она пройдётся по нашей учёности и развеет мифы о нашей большой учёности. – Подытожили результат своих размышлений учёные мужи, после заявки мадам Кюри на членство в этом элитарном по учёности клубе.

Мадам Кюри же в свою очередь и не сомневалась в своей пока ещё не озвученной правоте, а также в том, что учёный совет, как он это делает обычно, когда дело касается её, поддержит её начинания. – Так если он учёный, то где спрашивается, его готовность к жертвам? Само собой со своей стороны, а не со стороны предмета своего изучения. – Кюри сделала необходимую поправку. – Учёный должен не бояться экспериментировать, бороться и искать, найти вожделенную панацею от всех болезней и не почивать на лаврах. Правильно я насчёт него говорю? – обратилась с вопросом к учёным мужам мадам Кюри, знающая за собой страсть к патетике и театральности. Что поделать, такая у неё беспокойная натура.

Ну а учёные мужи, вбитые в стулья заявленной экспрессией мадам Кюри, готовы уже эволюционировать в овации, если бы это было к месту, а так как пока мадам Кюри не обозначила, что к месту, а что нет, то они позволяют себе только с восторгом в глазах во всём соглашаться с мадам Кюри.

– Всё до единого слова бесспорно, и даже больше. – Искрят глазами учёные мужи, среди которых всё же выискался один отступник от общих правил поведения учёных мужей, – искреннего восхищения перед гением мадам Кюри, – и это, как не трудно догадаться, был месье Кюри. У которого, видите ли, имеются свои взгляды на мадам Кюри и на её жизненные постулаты и категории мысли, где некоторые из них ему кажутся слишком радиоактивными – под этим иноземным, а, по мнению учёных мужей, самим месье Кюри и придуманным для своего апломбу словом, он подразумевает некую нигде не квалифицируемую учёную избранность. То есть не всем умам для их никчёмного разумения доступно, что всё это значит. Что, по мнению совета учёных мужей, есть желание месье Кюри считать себя самым умным и более учёным.

И если уж быть откровенно честным, а это среди учёных мужей не всегда получается, в особенности на пути к своему открытию (все хотят быть первыми), то если бы не мадам Кюри, со своей безудержной энергией, которую скорей всего, от квантовал для себя месье Кюри и тем самым зарядился знаниями, то они бы и в счёт его не ставили – каждый первый учёный это учёный муж, и чем месье Кюри спрашивается, отличимо от них лучше. В общем, тьфу на тебя месье Кюри. Ну а то, что ты мадам Кюри расщепляешь на атомы, по твоему хвастливому выражению, сказанному в курилке, к которому ещё добавляется полный тщеславия вопрос: «А вы так можете?!», – то в этом случае учёные мужи, как люди от науки, где истина познаётся опытом, не собираются на слово признавать эту истину.

– Хорошо. – Удовлетворяется увиденным на лицах учёных мужей мадам Кюри, а стоящее на лице месье Кюри ей ещё больше доставляет удовольствие – значит, она верные компоненты подобрала при готовке супа, и использованные щёлочи в скором времени пробьют дно в понимании месте Кюри, что эксперименты только в одном случае неуместны – их никогда нельзя ставить на собственной супруге. А если тебе так уж невмоготу, то ставь их на себе. В общем, чтобы вечером полученная им премия, которую ты вдруг решил один исследовать, лежала на столе. Мадам Кюри, зрительно убедив месье Кюри в бесперспективности своих потуг на собственные, единолично-эгоистичные взгляды на премию, возвращается к объекту их общего исследования, Леониду, и делает на его счёт заявление.

– Значит так. Вот что я на его счёт решила. Всё будущее Леонида будет зависеть оттого, какие мысли ему внушила пациентка Людвига, Безвестница. И если он на неё смотрит с профессиональным интересом, и в него даже на мгновение не закрылась мысль заглянуть под её покрывало, то Леонид ещё не потерян для общества в качестве врача. Но если же он, глядя на Безвестницу, только об одном и думает, то я даже и не знаю, что об этом негодяе думать. – С чем мадам Кюри, после краткого изучения выражения осунувшегося лица своего Кюри-супруга, наклоняется к своему зрительному прибору и начинается вглядываться в душу Леонида.

Ну а Леонид до этого момента даже и не помышлял, такого непристойного рода умные мысли думать против Безвестницы, и он если на то пошло, то был убеждённый однолюб и на этот счёт буквальный трезвенник. Правда, в тоже время он человек, со всеми своим рефлексами мыслей, которые не смогли не отреагировать на такую в свой адрес «заботу» и присмотр со стороны благочестия мадам Кюри. И Леонид себе позволил, правда, только задаться в эту сторону вопросом. – А почему, собственно, меня все в этом постоянно подозревают? Неужели, на нейронном уровне людьми чувствуется такая моя устроенность жизни, где я удовлетворённый жизнью только с одной гражданкой, не оглядываюсь по сторонам в поиске увлечений.

И хорошо, что тут о нём вдруг вспомнил Людвиг и с помощью своего вопроса прогнал все эти мысли. – Ну что, увидел? – спросил Людвиг.

– Всякую глупость. – С усмешкой ответил Леонид.

– И мне тоже самое видится, когда я вижу нетронутую рукой красоту. – Вздохнул Людвиг. После чего Людвиг вроде как взбодряется и риторически спрашивает Леонида. – А она, как думаешь, что видит? – И хотя Леонид многое надумал на этот счёт, он решает не распространяться, а лишь пожимает в ответ плечами. Чего как раз и нужно было Людвигу, у которого уже заготовлен ответ.

– А она не смотрит на нас, а она всем этим своим видом показывает, что она отлично видит, кто мы есть на самом деле такие. – Заявляет Людвиг, сам прищурившись, глядя на Безвестницу. И, пожалуй, Людвиг попал в точку, по крайней мере, по мнению Леонида. И только Леонид так подумал, как Людвиг своим неожиданным поведением с экспрессией, стопорит его в мыслях.

Так Людвиг наклоняется к Безвестнице, и с яростным выражением лица, громоподобно оглушает всех своим вопросительным обращением к Безвестнице. – Верно, я говорю?! – Что заставляет Леонида прищурить глаз, а другой рукой, а точнее пальцем руки, начать прочищать оглохшее ухо. После чего он задаёт свой насущный вопрос. – И что это сейчас было?

– Хотел разбудить в ней то, что в ней ещё живо. Ведь что-то в ней заставляет так по живому выглядеть. А это, – хочешь считать меня сумасшедшим, считай, – по моему убеждению, есть подаваемый нам сигнал от…скажем так, концентратора её живой сущности, или души, как кому привычней. – Людвиг в ожидании своего понимания посмотрел на Леонида. И Леонид его не подвёл. – Не сумасшедшим, а помешенным на идее фикс под воздействием внешних факторов. Что же насчёт сигналов, то и с этим я с тобой соглашусь. Их подают рефлексы через свои спазмы.

– А я от тебя ничего другого и не ожидал услышать. Ты ведь у нас во всём органичный человек, то есть ограниченный своими убеждениями в главенстве естества человек. – С недовольством заявил Людвиг.

– Если ты знал мой ответ, то зачем же спрашивал. – Удивляется Леонид.

– Надежда на вдруг. – Кратко ответил Людвиг.

– Ну, это вдруг, как я понимаю, не от меня зависит. Так что не обессудь. – Развёл руками Леонид. – А ты, значит, руководствуешься другими законами и правилами при подходе к своим пациентам? – спросил Людвига Леонид.

– Отчасти да. И это не только мне, но и им нужно. – Кивнув в сторону Безвестницы, многозначительно говорит Людвиг.

– Зачем? – удивился Леонид.

– Чтобы успокоить их душу. – Уже шепотом проговорил Людвиг. После чего он прикладывает палец к своему рту, типа подаёт сигнал «тихо», и со словами: «Она ещё там», – наклонившись ухом к Безвестнице, начинает прислушиваться. И всё это так выглядит странно, что Леонид и не знает, как на всё это реагировать. И если бы он не знал Людвига столько, что уже и не вспомнишь сколько лет, то есть достаточно, чтобы он числился среди тех, кто занимает заметную часть его жизни, то он бы давно покинул это помещение, и прямиком за санитарами, чтобы они скорей того успокоили.

Так проходит с минуту, а может и две, в общем, это крайне сложно замерить, и по прошествии этого времени, Людвиг выпрямляется и с многозначительным выражением лица подвигается к застывшему на месте Леониду, и тихо ему говорит. – Я её услышал.

– И что она говорит? – на том же звуковом уровне загадочности спрашивает Леонид. Людвиг заминается с ответом, смотрит на Безвестницу, затем возвращается к Леониду и говорит. – Разговоры по душам, в общем-то, ведутся не для того, чтобы о них рассказывать третьим лицам, но Безвестница разрешила. Она поделилась со мной, что её заставило здесь задержаться.

– И что? – всё больше удивляясь, Леонид уже во всю вовлечённый Людвигом в эту странную игру, не может удержаться и задаёт вопрос.

– Приставь стетоскоп к её груди и она сама тебе обо всём расскажет. – Шепчет в ответ Людвиг. И Леонид, как заворожённый было потянулся за стетоскопом, за который он даже взялся, и тут её пробивает осознание происходящего. И Леонид одёргивается рукой от стетоскопа и, отступив на шаг от Людвига, окидывает его критическим взглядом и в полный голос делает заявление. – А мне не нужно её слушать, я знаю, что она мне скажет на свой бездуховный счёт. Ничего кроме правды, о чём и как полагается говорить с людьми ушедшими в иной мир. Так ведь? – к видимому удивлению Людвига, обратился с вопросом к Безвестнице Леонид. Ну а так как ответ от неё не следует, то Леонид опять берёт слово.

– Ну а правда на её счёт такова, – обращается к Людвигу Леонид, – что она, как минимум, ворожея, или ведьма другими словами.

– И почему? – спрашивает Людвиг.

– Уж больно красота в ней живая и изо рта вкусно пахнет. – А вот этот ответ Леонида сбивает с толку Людвига, вгоняя его в растерянность, с которой он смотрит, то на Леонида, то на Безвестницу. Что начинает смешить Леонида, и он подкидывает дров в этот костёр непонимания Людвига. – Что не веришь, или не знаешь, что делать, принюхаться или нет?

– Нет. – Выпрямившись в уверенности лицом, сказал уже улыбаясь Людвиг. – Да и что это даст.

– Понимание.

– Понимание чего? – спросил Людвиг.

– Требуемого от тебя подхода к пациенту. У тебя, как я вижу, свой нестандартный подход к своим пациентам. Вот и они, видя, как ты неформально подходишь к ним, решили тебе отплатить взаимностью, и подают тебе сигналы, на что нужно в первую очередь обратить своё внимание при работе с ними. – Сказал Леонид.

– И что, по твоему мнению, означает этот поданный ею сигнал? – задался вопросом Людвиг, ещё полностью не уразумев происходящее.

– Даже странно от тебя это слышать. Ты же сам совсем недавно выдвигал интересное предложение на её счёт. – Удивляется больше положенного Леонид.

– Это ты про что? – с сомнением глядя на Леонида, от которого можно сейчас ожидать всякую пакость, спрашивает его Людвиг.

– Всё о том же, – усмехается Леонид, – о твоём сказочном предложении, которое никогда не даёт сбоев и оживляет ещё и не таких принцесс.

– Ах, вот ты о чём. – Расплывается в улыбке Людвиг. – Я бы с удовольствием, но боюсь, что я фактурой не вышел, и при виде меня ожившая принцесса, тут же начав расплёвываться, ещё как пожалеет себя за то, что поверила во все эти сказки с оживляющим поцелуем, за которым, как ей говорили, всегда принц стоит, а не такое хамло, как я, которому для поцелуев только зады коров будут уместны. Ну и как итог всему этому выходу из сказочного бытия принцессы в настоящую действительность, олицетворением которой являюсь я, она меня так не пожалеет, что мне совсем скоро захочется оказаться на её спящем месте. И я не сомневаюсь, что безвозвратно.

– Это точно. Будут за три квартала обходить тебя стороной. – Согласился Леонид.

– И что же делать мне, горемыке? – спрашивает Леонида Людвиг.

– Что? – не совсем понимая, что от него хотят, спрашивает Леонид.

– Мне нужен свой, но только в духовном плане, Франкенштейн. – Сказал Людвиг, многозначительно посмотрев на Леонида.

– Я тебя понял. – Сказал Леонид задумавшись. – Хорошо, – после небольшой паузы сказал Леонид, – пока я готовлю на него документы, у тебя есть 48 часов.

– Я знал, что ты человек. – Людвиг несказанно обрадовался и, схватив Леонида за руку начал её трясти. И Леониду хоть и приятно такое проявление признательности со стороны Людвига, всё же он не может удержаться от того, чтобы не от комментировать эти слова Людвига. – Ну, спасибо хоть на этом, а то я уж начал сомневаться в своей человечности. Впрочем, как и в тебе. – Когда же первая волна эмоций поутихла, Леонид спрашивает Людвига. – И какие у тебя имеются на его счёт планы? – А вот об этом Людвиг, по всей видимости, и не подумал. Он всё думал, как убедить Леонида в том, чтобы он дал в его распоряжение поступившего пациента потерявшего память, и за этим как-то совсем упустил этот момент. Людвиг не то чтобы был зациклен на потусторонних явлениях, то есть жизнью за пределами нашего разума, чему содействовала его профессиональная занятость, а он тоже был не лишён честолюбия и искал для себя тему для написания диссертации, а затем получения учётной степени. А этот случай с потерявшим память пациентом, как нельзя лучше подходил для его исследований.

Так что ответом на вопрос Леонида было полное сомнений лицо Людвига, не решающегося сообщить Леониду о том, что он ещё не разработал концепцию по работе с этим пациентом. Ну а то, что он ему уже придумал концептуальное имя, мистер Икс, то это не такое уж большое достижение.

Что, видимо, понимается Леонидом, и он решает помочь Людвигу, задавая ему наводящие вопросы. – Ну, с чего-то ведь нужно начинать. – Сказал Леонид.

– Это верно. – Согласился Людвиг, почесав свой нос.

– Ну и что в его возрасте люди обычно делают? – спросил Леонид.

– Обычно сидят на диване у телевизора и набивают брюхо. – Не раздумывая о последствиях своего ответа, Людвиг с потрохами себя сдал Леониду, который, конечно, и сам не без такого греха, и его можно часто застать за тем же делом, но всё-таки такое его поведение перед телевизором, не входит в его ежедневные планы, предписанные привычкой.

– Это первая твоя ошибка. Если уж ты взялся за исследования, то твой взгляд на объект исследования должен быть максимально отстранённым от своего собственного я. – Сказал Леонид.

– Я понял. – Согласился Людвиг.

– А наш пациент всё-таки досиделся на диване, раз так у него всё с собой вышло. Только вышел за порог, как всё из него и вышло. – Усмехнулся Леонид.

– Кто знает, может у него от долгого сидения на диване в голове всё так подвинулось. – Предположил Людвиг.

– Ты так думаешь? – спросил Леонид.

– Нет. – Ответил Людвиг. – А думаю я, что надо его вывести на прогулку.

– И куда? – спросил Леонид.

– Рекомендуется поводить его по знаковым местам, они типа способствуют возвращению памяти. – Сказал Людвиг.

– И кто это рекомендует? – следует вопрос Леонида.

– Психоаналитики из кино. – Ответил Людвиг.

– Ну, раз так, то я не сомневаюсь в успехе. – Сказал Леонид. – Ну и куда ты намерен с ним пойти? – спрашивает Леонид.

– Для начала куда-нибудь перекусить. – Следует ответ Людвига, в котором Леонид не сомневался. – А там по обстоятельствам. – Добавил Людвиг.

– И по каким? – всё не унимается Леонид.

– А вот по этим. – Заявляет Людвиг и, засунув в карман руку, достаёт оттуда кольцо.

– Что это за кольцо? – не сводя своего взгляда с кольца, спрашивает Леонид.

– У нашего мистера Икс выпало из кармана, когда я его препровождал в палату.

– А вернее? – спросил Леонид.

– Я с ним после нашего разговора у тебя, в кабинете, ещё немного переговорил на месте его размещения. И он из того, за что можно зацепиться, нашёл у себя в кармане это кольцо. – Сказал Людвиг, протягивая Леониду кольцо. Леонид берёт кольцо и начинает изучать его. – Как думаешь, камень настоящий? – разглядывая камень на кольце, спросил Леонид.

– Настоящий, я уже сделал его оценку. – Сказал Людвиг.

– И насколько?

– Настолько прилично, что из этого можно делать соответствующие выводы.

– Надеюсь не те, какие я по своему недоразумению, подстрекаемый моей жаждой наживы, могу сделать? – с долей иронии задался вопросом Леонид.

– Это только сопутствующий фактор, который не будет лишним. – Сказал Людвиг.

– Своими опасностями? – многозначно вопросил Леонид.

– Лишняя мотивация не помешает. – Более чем уверенно заявил Людвиг. Леонид же ничего не отвечает, а он вдруг замечает на внутреннем ободе кольца гравировку и принимается её читать. Прочитав её, Леонид переводит свой взгляд на Людвига и спрашивает его. – Ну и что ты думаешь по поводу гравировки.

– Лучше бы он написал там адрес, куда в случае пропажи кольца следует обращаться. – Заявил Людвиг.

– Да, это бы облегчило наш поиск. – Согласился Леонид. – А кроме этого, есть какие мысли? – спросил Леонид.

– Наш мистер Икс, несомненно, весёлый человек, раз пытается иронизировать так на чей-то счёт. – Сказал Людвиг.

– А ведь это мысль. – Догадливо ответил Леонид.

– Ты это о чём?

– Если он гравирует на кольце с таким предупредительным посылом надпись: «Смотри, не перепутай», – то это определённо под собой имеет некие основания для своей реализуемости. – Начал рассуждать Леонид. – И если откинуть в сторону характерную свойственность нашего мистера Икс, – почему, кстати, мистер Икс? – Леонид отклонился от хода своего рассуждения, задав сам себе вопрос, на который он не стал ждать ни от кого ответа и продолжил свои размышления. – Ладно, потом. – Отмахнувшись от возможных ответов на это вопрос, Леонид продолжил свои размышления. – И как говорится, нет дыма без огня, то получается, что у той, кому предназначалось это кольцо, имелась своя вероятность возможности перепутать, или впасть в заблуждение насчёт дарителя этого кольца.

– И как это возможно, если, конечно, сильно не порадоваться в ресторане накануне? – вопросил удивлённый Людвиг.

– Пока не знаю, – принявшись прохаживаться вдоль столов, задумчиво сказал Леонид.

– Думаешь, что кольцо имеет какое-то отношение к тому, что с ним случилось? – спросил Людвиг.

– Теперь думаю. – Посмотрев на Людвига, сказал Леонид.

– Тогда пойдём наверх. Там по свежее думается. – Предложил Людвиг.

– И то верно. – Согласился Леонид, выдвинувшись на выход. Людвиг же окидывает взглядом помещение своего до жути родного отделения. После чего подходит к столу с Безвестницей, внимательно смотрит на неё и, подмигнув ей, говорит. – Значит, и глазом не моргнёшь, если надо будет. Что ж, считай, что это зачёт, и ты сдала экзамен на профпригодность. – Людвиг делает задумчивую паузу и добавляет. – А насчёт всего остального, то это всё было шутка. Но как понимаешь, что в каждой шутке есть своя доля живительной искренности. И вот от твоего чувства юмора и правильной оценки этой шутки, и будет зависеть, оживёшь ты или нет. – После чего Людвиг накрывает лицо Безвестницы покрывалом и покидает отделение вслед за Леонидом, оставляя за собой до чего же тяжкую тишину, что лишний раз и не пошевелишься под её сводами. Особенно, если ты оказался здесь, не как все здесь находящиеся на столах уже безжизненные люди, не по своему желанию, а их обстоятельства непреодолимой силой привели сюда, а ты сюда забрался по собственному желанию и главное, разумению, и затаился в одном из подсобных шкафов, где тебя по заверению Антипа, никто не обнаружит.

– Вроде всё затихло. – Прислушиваясь к исходящим из вне звукам, шепчет Антипу Иван.

– Подожди. – Срезает его Антип, вглядываясь в темноту, в которую погрузилось помещение отделения, после того как ушёл Людвиг.

– Что, думаешь, оживёт. – Иван пытается на иронии расшевелить Антипа, который вдруг одёргивает его. – Смотри. – И Иван, придвинутый Антипом к щели между дверками шкафа, онемевает от увиденного зрелища подъёма Безвестницы, и всё это в свечении непонятно откуда взявшегося здесь, отблеска ночного, ближе к лунному света. Возможно, что это свечение имело человеческую природу возникновения – осмысливание происходящего невольными зрителями её подъёма, этой мыслью подсветило подъём Безвестницы, чтобы всё выглядело более мистически и страшно (значит и страх участвовал в этой подсветке).

Ну а Безвестница и поднимается со своего места не самым обычным способом, а каждое её движение выверено и как будто автоматизировано. Так вначале с неё каким-то удивительным способом сползает покрывало (Иван, уже после додумывая, догадался как это вышло – она его руками подтянула вниз), при этом продолжая лежать, не двигаясь, в одном положении. После чего она, видимо прочувствовав, что никого здесь кроме неё и другой нежити нет, как-то особенно ровно приподымается верхней частью своего тела. Поднявшись до самого верхнего положения, Безвестница опять замирает в одном положении и начинает прислушиваться и возможно присматриваться. При виде чего у Ивана сразу возникают тревожные ассоциативные мысли. Сейчас она призовёт к себе всякую нечисть, в число которой входят разного ранга вурдалаки и черти, и, наклонившись к ним вопросит: Чуете?!

А эта вурдалачья сущность само собой чует всякую душу жизнью наполненную, – она всякой ахинеей и её источником, страхом пахнет, – и по первому приказу готова её растерзать. И вурдалаки и упыри сразу свои носы в сторону шкафа, в котором Иван с Антипом поместились, воротят и, жаром ярости через свои ноздрища выдохнув, молвят: Чуем!

– Так принесите мне на блюдечке их глазницы. Я из них себе суп отварю. Они очень наваристы, когда лишнего видят. – Оглашает приговор Ивану и Антипу не просто какая-то Безвестница, а самая что ни на есть ведьма Валькирия.

Правда у Антипа в отличие от Ивана не всё так мрачно осмысливалось при виде вглядывающейся в темноту Безвестницы, он так сказать, был более приземленней что ли. И ему вдруг решилось, что Безвестница, как человек здесь новый, решила не терять за зря время, и осмотреться по сторонам и представиться перед теми, перед кем можно будет представиться. Вот она и вглядывается в темноту, чтобы усмотреть всех этих людей. И это желание Безвестницы не просто её причуда, а её к этому мотивирует необходимость осознания своего нового качественного состояния. Ведь она ещё толком не уразумела, что физическая жизнь её покинула, а к новому существованию она ещё не приспособлена. Вот ей и хочется поскорее с людьми бывалыми и знающими, пока они не разложились на свои атомы, обсудить своё будущее, или хотя бы узнать новые правила своего без оболочного (а это не без облачное) существования.

Что для неё, имеющей в физической жизни не самую последнюю по физической привлекательности оболочку, имеет не малое значение. Должна же она, в конце концов, знать, на что она всё это своё совершенство должна променять. Это для какой-нибудь страхолюдины, этот вопрос решённый, не требующий даже обсуждения, – она, не задумываясь, променяет свою уродскую одёжку на феерическую бестелесность, – тогда как всякая красота и совершенство всегда разумны, и ей крайне нужно знать, ради чего такие жертвы.

– Вот вы мне скажите, – немедленно спросит Безвестница первое поднявшееся лицо сугубо сутулого и зрелого мужчины, который и сам с перепоя ещё понять не может, как и где он сейчас оказался, а от него уже требуют разумения, – как там, в после телесном жизненном пространстве, происходит самоидентификация личности. И это для меня вопрос не праздный, а наиважнейший. Я хоть человек и либеральных взглядов, но всё же крайне выраженная индивидуальность и с ней я не собираюсь ни с кем делиться.

– Нашла у кого спрашивать, – единственное, что мог бы ответить сутулый гражданин с перепоя, для которого вопрос самоидентификации тоже сейчас встал крайне остро. Что с одной стороны облегчает его адаптацию к новым условиях его бестелесной жизни, а с другой стороны…А он и не помнит, что было с той стороны, и значит, он готов принять новую для себя реальность. – Так вот значит, что является условием для перехода в иное измерение своей реальности, – уразумел сутулый человек с перепоя, – иная осмысленность себя. – И сутулый физической реальностью и мыслью человек, в один момент выпрямляется и тут же расстается со своей сутулой реальностью, переходя в другое своё измерение, где он всегда прям и справедлив.

Сама же Безвестница не осталась без своего ответа и собеседника. И если сутулый человек с перепоя, так насчёт себя ускорившись, покинул их и эту реальность, то это не такая уж и большая потеря для общества, как сейчас и всегда считал расположившийся в одном из отсеков холодильника, один весьма видный из-за своего большого роста либерал, в один момент поднявшийся при своём упоминании Безвестницей. – Я с вами полностью согласен, – выбив ногами дверь холодильника, а затем выбравшись из него, заявил этот нос крючком, видный либерал, с самой либеральной фамилией Выходцев (к ней прилагалась по либеральному дворянская приставка – из низов, но в повседневной, после выборной жизни Выходцева, она не упоминалась). – Несомненно, этот вопрос требует обстоятельного рассмотрения. – Втыкая палец чуть ли не потолок, заявил Выходцев.

– А то я их отлично знаю, – многозначительно подмигнув Безвестнице, проговорил Выходцев, – устроят там у себя какой-нибудь плавильный котёл, – и само собой, не в том в ожидаемом грешниками качестве, – и соединят меня в какое-нибудь одно, не просто с человеком с другими талантами, чем у меня, – он склонен к бичеванию своих пороков, а я не столь самокритичен, и считаю, что для начала нужно изменить мир вокруг нас, – а с человеком совершенно с другими взглядами на меня, где нет места моим мыслям. И это ещё самое малое. Когда он может даже оказаться моим антагонистом с диктаторскими наклонностями – я не хочу прогибаться под изменчивый мир, а этот прямо диктатор, да тот же Замуссолини, только тем и занимается, что меня под себя прогибает; и мультикультурные ценности здесь не причём.

– А меня с какой-нибудь уродиной возьмут и перепутают местами. – Ну а Безвестнице нет никакого дела до столь высоких материй, и она ещё приземлённо мыслит. А от Выходцева прямо никакой помощи, и он как будто не замечает, какой сложности вопросы встали перед Безвестницей. И он только посмотрел на муки страданий Безвестницы, в сердцах сплюнув: «Вот ещё проблема», – повернулся к Безвестнице спиной и принялся руками сворачивать горы, а может шеи своим невидимым противникам, вставшим на его пути и мешающим ему во всю свою ширь разойтись.

Ну а Безвестница, видя, что здесь ей помощи не найти, откидывает с себя клеёнчатое покрывало, спускает на пол ноги, как оказывается, не босые, а на них надеты белые кроссовки, – а сама она к удивлению Ивана и Антипа, одета в медицинский комбинезон неизвестной расцветки, – после чего встаёт на ноги и прямиком направляется на выход.