Лицей 2018. Второй выпуск

Глава восьмая

Когда Стрельцова начинали поглощать кошмары, когда он начинал чувствовать, что вот-вот рот его взорвет крик, а из глаз брызнут ярость и слезы бессилия – от невозможности спасти, невозможности убить, – с периферии сна на выручку приходил голос Марины, убаюкивающий, ласковый, похожий на прибой мирного моря. Она словно обнимала его, оказывалась всюду и убеждала: “Артем, не бойся, не бойся, мой милый, маленький, Артем”. И кошмар, не исчезая полностью, делался просто плохим сном.

Так было и этим утром. Затем Маринин голос распался в молочном свете восхода. Стрельцов проснулся отдохнувшим, огляделся, вспоминая, где он. Комнату заполнило раннее робкое тепло. Дом был совершенно тих, безмятежен был и двор. Выглянув в окно, Стрельцов увидел, что хотя восток заполняется светом, ночь развеяна не полностью, со стороны поля на участок тянутся лоскуты тумана, но холод быстро теряет силу над землей, и несколько следующих минут должны покончить с ним.

Он оделся, убрал вещи, вынутые накануне, обратно в дорожную сумку, заправил постель, стараясь придать комнате нетронутый вид, будто его здесь не было. Он решил не встречаться с Кузьмой, пока не выяснит больше про его новый отряд. На улице, под длинной тенью дома, он наспех сделал зарядку. Едва закончив, услышал звук приближающейся машины. Стрельцов перешел в сад, нашел место, откуда под укрытием смородиновых кустов можно было просмотреть участок и часть дороги, залег на холодную траву.

Предчувствие не подвело его – приехал Кузьма с собакой и каким-то мужчиной. Заведя машину на участок, они вышли, закурили, стали разговаривать. Не было надежды услышать, о чем речь.

– Что же ты? Приехал к командиру и будешь прятаться? – усмехнулась Марина, лежавшая рядом.

– О чем они? Можешь подслушать?

– Нет, – подумав, ответила она, перевернулась на спину и смотрела в очищающееся небо сквозь ветви. – Слишком жарко, неохота идти. Но если хочешь, там сзади кое-что интересное.

Стрельцов аккуратно отполз вглубь теней, все еще владевших садом, аккуратно поднялся и, пригибаясь, прошел пару десятков шагов. На маленькой поляне между вишнями, грушевым деревом и старой айвой он увидел спящую в спальнике парочку.

– Похоже, кое-кто заигрался вчера, – шепнула Марина.

Максим очнулся и посмотрел на Стрельцова. Постепенно в его глазах выкристаллизовалась угрюмая злая угроза. Потом проснулась и Полина. Она словно не сразу сообразила, где находится, но когда увидела, кто смотрит на них, то издала сдавленный стон.

– Это папин гость, – прошептала она.

Максим вылез и встал в полный рост. Спал он в простых домашних штанах и майке, и теперь по его телу ходил озноб. Стрельцов с любопытством изучил фигуру парня, опустил глаза на девочку, потом сказал:

– Доброе утро.

Максим сделал несколько тяжелых шагов и остановился, закрывая собой Полину. Та выбралась, накинула куртку и осталась стоять на спальнике, босая, как и ее возлюбленный.

– Пожалуйста, не говорите папе, – чуть слышно пролепетала она из-за спины Максима.

– Полина, дай я сам.

– Это его сослуживец… – чуть слышно прошептала Полина, и глаза Максима пропитала ярость.

– Что ты “сам”? – спросил Стрельцов, делая вид, что не замечает боевой настрой парня.

Он разглядывал его жилистое тело. Ноздри Максима начали раздуваться, маленькие глаза почти потонули под выгоревшими бровями, кулаки сжались.

– Хочешь на меня напасть? – Стрельцов улыбнулся. – А потом?

Молчание.

– А потом? Убьешь? Спрячешь труп от Кузьмы? В его же саду?

– Максим! – Голос Полины задрожал.

– Подожди, Поля.

– Я вас вчера уже видел. Чего не вернулись в дом? – Они не отвечали. – Проспали? Что вообще происходит? Кузьма тебя невзлюбил?

– Он нам запрещает! – ответила Полина. Максим немного расслабился и посторонился. Стрельцов глядел на него с дружелюбной полуулыбкой, стараясь не выглядеть так, будто насмехается. Он не верил, что мальчик сможет навредить ему, хотя и чувствовал в нем большой страх и решимость.

– Нельзя, чтобы он узнал, – продолжила Полина, надевая сандалии. – Он нас… он Максима убьет.

– Так и сказал?

– Он убьет Максима, а меня запрет или… я не знаю что! Не говорите ему, не говорите, пожалуйста!

– А почему вы здесь? Нас искать пошли? – спросил Максим.

– Пошел гулять. Кстати, Кузьма уже вернулся. Вы, ребята, проспали.

Стрельцов обернулся, пробуя увидеть за деревьями участок.

– Папа знает?..

– Не похоже. Стоял у машины, разговаривал. Может, еще не ходил в дом.

Полина облегченно выдохнула.

– Да, я ему не скажу, – сказал Стрельцов, делая вид, что обдумал свои слова, – но вы тоже должны держать рот на замочке, хорошо?

– В каком плане?

– Не говорите про меня.

– Почему? – Полина удивилась. – Вы же в гости приехали.

– И деду скажи, чтобы не говорил обо мне.

Максим перевел на девушку удивленный взгляд. Они молча переглянулись и пожали плечами.

– Что задумал? – спросил парень.

– Ты как добираешься сюда? – пропустив мимо ушей вопрос, поинтересовался Стрельцов.

– На машине. Ставлю в поле, подальше от дома.

– Сейчас Полина пойдет домой, постарается вернуться тихонько, пока ее не заметил никто. А ты меня отвезешь в санаторий. У вас тут есть, знаешь?

– Знаю.

– Вот, отвезешь, и заодно поболтаем.

Парочка снова переглянулась недоуменно. Наконец Максим кивнул Полине. Она спешно обняла его, поцеловала и бесшумно побежала через сад.

– Осторожнее! – негромко прикрикнул ей вслед Стрельцов. Девушка остановилась, чтобы обернуться. – И про меня ни слова пока. А я ни слова про вас. И дедушке скажи.

– За дедушку не знаю, он болтун, – ответила Полина. – А помнит все плохо. Может, сам забудет про вас.

Стрельцову это не понравилось. Полина исчезла за деревьями.

– Поехали, – сказал он, повернувшись к Максиму. Его голос больше не излучал теплоты – с парнем можно было не церемониться.

Они вышли с дальней стороны сада и ушли глубоко в поле, где на узкой колее стояла машина. Медленно поехали в сторону предгорий, чтобы выйти на окружную дорогу и, обогнув Край, выехать с другой стороны поселка, где у основания мыса, в хвойном бору, стоял санаторий.

– Рискуешь, – заметил Стрельцов. – Если Кузьма тебе велел держаться подальше, лучше не злить его.

– Я разберусь, – угрюмо ответил Максим после долгого молчания.

– Правда? Не думаю. Но рискуешь ты не своей шкурой – вижу, ты непуганый. А Полиной.

Максим повернулся, полоснул Стрельцова злым взглядом.

– А ты похож… понятно, что он невзлюбил тебя.

– Похож на кого? Что тебе понятно?

– На нас похож, – Стрельцов улыбнулся. – Но не был… там. Вот Кузьма и разозлился.

– Ты ничего не знаешь, – сказал Максим сквозь зубы. – И вообще, дядя, ты ни хрена не понимаешь. И Кузьма меня не знает. Ни о ней, ни обо мне вы не знаете.

– Да? Думаешь, первые вы, кто влюбился и кому родители запретили? – Стрельцов невольно улыбнулся, чем еще больше разозлил парня. – Ладно-ладно, не кипи. Я тебе не враг. Я ему не скажу.

– А что у тебя с ним? – остыв, спросил Макс. Они наконец выбрались с поля и поехали по трассе. – Зачем тебе прятаться?

– Я не прячусь, сюрприз хочу устроить.

Максим впервые слабо улыбнулся.

– Ну да… Странные вы люди.

Стрельцов не стал отвечать. Парень изредка косился на него, но он делал вид, что не замечает.

– Если нужна помощь, ты говори, – сказал Максим.

– Спасибо, все в полном порядке.

– Хорошо, – парень пожал плечами. – Но я не такой дурачок, как ты считаешь. Раз ты прячешься от собственного командира, или кто он там тебе…

– Не лезь не в свой вопрос, – твердо сказал Стрельцов, но примирительно улыбнулся. – Просто не лезь. Это между ним и мной. Я его давно не видел. Я должен… подготовиться.

– Тоже боишься, – предположил Максим. Стрельцов молчал: пустить его по ложному следу было разумнее, чем доказывать что-то. – Понятное дело. Он с приветом приехал. Только меня увидел, сразу набычивать стал. “Чей?”, “Откуда?” – Он неумело передразнивал низкий голос Кузьмы. – Тоже мне начальник… Но был такой момент, – добавил Максим, помолчав с минуту, – когда он так посмотрел, что я прям это… – Он глянул на Стрельцова в поисках поддержки, тот постарался изобразить сочувствие. – Я хоть и не это… не из боязливых и драться умею, но я понял…

Максим не договорил, но и без того имя Кузьмы смогло наполнить машину вязким предчувствием смерти. Стрельцов слабо кивнул, улыбаясь уголками рта.

– Что с ним там произошло?

– То же, что и со всеми. Война.

– Да вроде там уже тихо пару лет, разве нет?.. Так, почти приехали.

– Ты где живешь? – спросил Стрельцов.

– Раньше у них жил… даже вещи не забрал. Но, в общем, неважно, у меня и нет ничего. Есть дом в Кутаисе, но это далеко, не наезжусь к ней оттуда. Меня принял на работу пока один… за постой не плачу. Московский хрен какой-то.

– Хрен?

– Ну, не знаю, кто он. При деньгах. Думаю, может, педик даже. Хотя вроде жена есть. Приезжает туда-сюда, видел ее два раза. Тоже сучка. Но хоть молчит, а этот все время под нос бормочет чего-то, сам себя слушать любит.

– Ты с таким раздражением говоришь. Ну, так уходи, если тебя кто другой пустит.

Максим поморщился, но, вздохнув, признал:

– Да, нехорошо. Платит даже мне чуть. На бензин и на поесть… Но все равно. Что-то в нем противное, хочешь не верь.

Максим окончательно смутился и замолчал, уставившись на дорогу. За поворотом появился санаторий. Это был длинный трехэтажный корпус, ветхий на вид, потемневший почти до черноты, утопленный с трех сторон в густой зелени, столь плотной, что в панорамные окна стучали сосновые ветви. Со стороны подъезда для машин пространство было щедро залито асфальтом, но и там из трещин пробивалась трава. Максим подвез пассажира к самым ступеням.

– Что делает тут этот твой москвич? – спросил напоследок Стрельцов.

– Да рисует он. Художник.

– А что рисует?

– Честно сказать? Херню какую-то! – Максим вдруг засмеялся, высвободив, видимо, то, что давно сидело у него в голове. Засмеялся и Стрельцов.

– Ладно, бывай. И обо мне никому ни слова. Я тут пока разведываю.

– Понял, понял. Если что, обращайся, – Максим оставил свой телефон и уехал.

Стрельцов заселился и получил комнату на первом этаже в дальнем углу здания, куда пройти можно было и через центральный вход, и через пожарный. Он с удовлетворением отметил, что санаторий пустовал, – почти не было приезжих и персонала. За полчаса прогулки по этажам он насчитал всего троих гостей и уборщицу, меланхолично водившую пылесосом по одному и тому же месту на красном ковре.

Марина не появлялась, и Стрельцов, чувствовавший прилив сил и бодрости, решил дойти пешком до самого Края. По карте отсюда было около трех километров. Приняв душ, он отправился в путь.

Наступило позднее утро, воздух пропитался жаром и пах смолистой хвоей. Вскоре дома стали кучнее, и Стрельцов свернул в первый попавшийся магазин, купил еды и позавтракал на обочине, в тени расцветающих деревьев, под отдаленный шум волн и птичий щебет. Подкрепившись, он шел еще минут десять и очутился на улице Мира, тянувшейся вдоль пляжа. Про нее он много раз слышал от командира-Кузьмы: в центральной части она превращается в парадную набережную поселка.

– Здесь что-то происходит, – Марина нагнала его, ее дыхание было тяжелым, будто она долго шла или бежала.

– Что это с тобой? – улыбаясь, спросил Стрельцов.

– Зря смеешься. Тут опасно, сверни куда-нибудь.

Вокруг было почти безлюдно. Стрельцов остановился и посмотрел на нее недоверчиво. Одета она была так, словно схватила первое, что нашла в его сумке, и сразу помчалась сюда.

– Ну хорошо. – Он свернул на узкую улочку, здесь уже точно никого не было. – Что происходит?

– В плохое место ты нас вытащил, разве не видишь? Тут опять война.

– Война? Ты, Марина, точно проснулась? Может, еще спишь и тебе снится?

– А может, это ты спишь?

– В смысле?

– Ну, может, это тебя убили на допросе? Может, это твой мертвый мозг перед тем, как умереть, произвел последнюю фантазию, и она о том, как ты приехал в Край? Или даже только о том, как ты проснулся сегодня и пришел сюда? Ты не думаешь, что этого всего давно нет и ты умер там вместе со мной или вместо меня? Может, я жива и не оплакиваю тебя? Может, это ты таскаешься за мной призраком, а не я?!

– Марина, прекрати! – Стрельцов зажмурился. Несколько секунд боль пульсировала в висках. Потом он пришел в себя, но девушки уже не было.

Стрельцов пошел дальше по набережной, но хорошего настроения как не бывало. Ему требовалось что-то, целиком подтверждающее, что он жив и находится в сознании.

– Я ведь знаю, что это мои мысли, а не твои, – начал было объяснять он, но в этот момент его взгляд остановился на парне, который сидел за столиком с девушкой и что-то оживленно рассказывал. Девушка была красивая и ухоженная – острый глаз Стрельцова не подводил в таких вопросах, – но ее собеседник был куда интереснее. Вместо руки у него был биомеханический протез, Стрельцов видел такие в Москве, в центрах реабилитации. Высокотехнологичная штучка.

Он перешел улицу и приблизился к кафе. Парочка сидела на открытой летней веранде. Парень говорил, а девушка слушала с полуоткрытым ртом, глаза ее выражали скорее ужас, чем интерес. Стрельцов постеснялся перебивать и решил сесть за соседний столик и подождать. Он косился на них, но его не замечали. Не обратили внимания на посетителя и официанты. Потом он услышал обрывки рассказа и все понял:

– …а в том месте нас простреливали как на ладони. Ну, я и вызвался их загасить… Пополз я, значит, по той канализационной трубе и застрял. Пять часов не мог выбраться, уже думал, всё, в говне сдохну. Но вылез. Живее всех живых, видишь? А потом добрался до их позиции и закидал зажигательными. Ох они орали!.. – Он зажмурился.

Стрельцов подумал: парень рассказывает о том, что делал совсем другой человек – солдат, у которого была задача и средства к ее исполнению, и для него непосредственно “убийства” не существовало.

– Ох орали!.. Не по себе мне стало, но куда деваться, понимаешь? – Парень посмотрел на девушку, но взгляд его, хотя и зачерпнул по дороге ее красоты, не остановился на ней. Он смотрел дальше, в прошлое. – Один выбежал на меня, здоровый такой, его только чуть огнем прихватило, я его пропустил, решил дать шанс. Может, он и выжил. А остальные там и сгорели, уж это точно. А наши поднялись, заняли этот чертов дом и оттуда смогли прорваться к вокзалу. В какой-то там по счету раз. Хорошо, вертушка прикрыла. Это, конечно, сильно выручило Кузьму, потому что к тому времени они там вторую неделю без подкреплений, без пополнений… Если бы укры окопались на другой части вокзала, у Кузьмы бы не хватило людей. Тогда бы всё, город, считай, мы не держим, понимаешь? Нас бы обратно в порт откинули. – Парень вернулся к ней и улыбнулся иным, живым лицом. В его взгляд вернулось обычное мужское желание, оно было менее страшным.

Девушка с трудом кивнула. Было видно, что она растеряна и не знает, отвечать ли. Стрельцов, с одной стороны, посочувствовал ей, с другой – усмехнулся. По диктофону он догадался, что девчонка решила взять у ветерана интервью, а у того оказался длинный язык. Ну что ж, следует быть готовой. Наконец-то подошел официант и нехотя спросил, будет ли он делать заказ. Стрельцов попросил кофе. Когда официант ушел, парень уже, видимо, отвечал на следующий вопрос.

– Я Кузьму тогда не знал. Я до вокзала не дошел, в ногу ранили, а когда оклемался – уже другая задача была. Ну, то есть, его позывной я знал, и ребят его знал и видел, но непосредственно не общались. И вообще, у меня своя задача была. Я в разведку обычно ходил. Я юркий, видишь?

Он действительно был тощий и, вполне вероятно, юркий.

– В общем, меня ценили за другое. Короче, нет, мы там не пересеклись и под его командованием я тогда не был. Но мы делали общие задания, если ты об этом. Никто без припасов и подкреплений семь недель не продержался бы, даже он. Так что вокзал он удержал благодаря мне.

– Бой за Одесский вокзал, – упавшим голосом сказала журналистка, – считается переломной точкой одесской кампании. Именно после его захвата и удержания наступило временное перемирие. Как вы считаете, изменился бы ход боевых действий, если бы не удалось создать там плацдарм?

– Как я считаю? – Парень засмеялся. – А чего мне считать? Нам поручили взять, мы и взяли. Сама понимаешь, в основном мы всё и сделали. Местные бы хрен там что сделали. Некоторые профессиональные вояки из бывших укров тужились, и то… Слушай, я просто свое дело делал и зарабатывал, остальное мне малоинтересно.

– Но вы же понимаете…

– Давай уже на “ты”, Кать, – предложил парень, перегибаясь через стол и беря ее за руку. – И вообще, давай, может, сменим тему? Пойдем в сквер погуляем, я тебе мороженое куплю, а? Или на банане покатаемся?

– Мне надо… надо сбросить материал в компьютер и обработать! – Девушка поднялась, забрала диктофон и блокнот. – Поэтому извини. Давай не сегодня, это до вечера сидеть.

Она неуверенно улыбнулась. Парень тоже поднялся и почесал затылок пальцами протеза. Вид у него был недовольный.

– Я еще могу порассказать, если надо.

– На сегодня достаточно, – ответила Катя, закрывая грудь сумочкой, как щитом. Всем своим видом она давала понять, что мечтает убежать.

– Ладно, Катюх. Ты извини, если перегнул. Кузьма попросил тебе оказать “максимальное содействие”, понимаешь, вот я и…

– Понимаю, спасибо!

Он подошел к ней, попытался обнять и поцеловать в щеку, девушка отпрянула. Стрельцов с любопытством глядел на них, но в этот момент официант принес кофе, закрыв от него парочку, и спросил, хочет ли он заказать еды.

– Нет-нет, спасибо, вот, – Стрельцов кинул на стол две сотни и поднялся. За эти несколько секунд парень куда-то подевался, а девушка уже шла прочь от кафе.

Стрельцов поспешил за ней.

– Простите, – окликнул он, – простите! Постойте, пожалуйста!

– А? Да? – девушка глядела затравленно.

– Извините, я случайно услышал часть вашего интервью с тем парнем.

– А, это, – она покраснела. – Да он так, болтает.

– Нет, вы не понимаете, я сам оттуда. Я слышал, вы говорили про Кузьму.

Девушка часто водила по волосам рукой и смотрела не вполне сфокусированным взглядом, но постепенно успокоилась и вдруг поглядела осмысленно, будто узнавая что-то в Стрельцове, и улыбнулась.

– Да, мы говорили про Кузьму, – признала она.

– Я служил там же, на той войне. Я приехал вчера, чтобы найти его. Можете мне рассказать немного о нем?

– Вот как, – Катя слабо улыбнулась.

– Я собираюсь с ним скоро встретиться, – Стрельцов поспешил улыбнуться в ответ. – Кстати, меня зовут Артем.

– Очень приятно. Катя.

– Рад познакомиться.

– Пойдемте. Не хочу, чтобы он нас увидел.

Они свернули в проулок, ушли подальше от кафе. Внезапно Стрельцов почувствовал, что за ними кто-то наблюдает, но решил не подавать виду. Может быть, просто паранойя из-за слов Марины?..

– Хороший мальчик, – сказала тем временем Катя, убедившись, что вокруг никого нет, – но явно с приветом. Рассказывает с наслаждением практически, как убивал, сжигал, калечил… Надеюсь, вы не такой? Выглядите нормальным.

– Я нормальный, – улыбнулся Стрельцов. Про себя он добавил: “Иногда кажется, что я умер и мне все это снится, но в остальном я полностью нормальный”.

– Я не совсем делаю интервью. Я пишу книгу. Точнее, хотела написать… Книгу-диссертацию. Но это, оказывается, тяжелее, чем я думала. Эти люди…

– А что с ним не так? – осторожно спросил Стрельцов.

– Нет-нет, не подумайте. Я с уважением отношусь к вашей службе, к вашему… подвигу. Но этот Никита… Черт, я не ожидала такого! У него ведь явно проблемы. А Кузьма сказал, что это “его парень”. Что же думать?

– Это как? – Стрельцов изобразил удивление.

– Как я поняла, Кузьма тут собрал целый отряд. Никита сказал, они тут будут… наводить порядок. Так и сказал. Мол, кавказцы распоясались, и Кузьме это не нравится. Я заметила вчера, когда только приехала, что он их недолюбливает. Ну, недолюбливает и ладно – мало ли. Но это не похоже на то, как обычно люди говорят… Они что-то собираются устроить.

Стрельцов удивленно посмотрел на нее.

– Вы же не затем приехали, чтобы к ним присоединиться? – испуганно спросила Катя.

– Нет-нет. Я просто хотел отдохнуть, тут же море, санаторий известный.

– А, да, санаторий, – растерянно кивнула Катя. – А я зачем-то в гостинице остановилась.

Стрельцову нравилось бродить глазами по ее худым плечам и ключицам, пока она впадала в задумчивость. Но когда она возвращалась и снова смотрела с осмысленным удивлением, как ребенок, он переставал глядеть на ее тело.

Катя смутилась и снова принялась поправлять волосы.

– Как тебе сам Кузьма?

– Интересный человек. Немного странный. Мне нужна еще хотя бы пара встреч, чтобы раскрыть его. Я вчера слишком резко оборвала интервью… Он мог обидеться. Но я почувствовала, что он начинает говорить какими-то лозунгами и мы уходим от событий.

– Не напугал тебя? Я тут слышал от одного человека, что он страшный.

– Мне показалось, он хочет позаботиться обо мне. Но этот Никита… напугал изрядно. А ведь Кузьма хотел, чтобы он защищал меня.

– Защищал? От кого?

– Сама не знаю, – Катя раздраженно дернула головой. – Взбрело ему, что мне нужна защита. Я отказалась. Мне нужна только информация.

– Ты знаешь, что за голову таких людей, как Кузьма, назначена награда?

– Украми?

– Да.

Повисла пауза. Страх девушки был смешан со странным возбуждением. Может, ей нравится быть вовлеченной в насилие, подумал Стрельцов.

– Я не ожидала, что все они соберутся вместе и он станет их командиром.

– Сколько их?

– По-моему, пятеро. Но герой из них только Кузьма.

– На войне все герои, – поправил Стрельцов. – Даже такие, как я, кто контракт отрабатывал, хорошие деньги получал. Попробуй для начала вернуться живым. Ты туда ездила?

– Еще нет…

– Может, ты хотела написать книжку, не заезжая туда? – спросил он насмешливо.

– Я не…

Стрельцов поднял палец. Что-то живое шелохнулось в тени подъезда в конце переулка. В этот раз он был уверен. Чей-то взгляд все это время следил за ними.

– Надо уйти отсюда, – голос Стрельцова изменился, стал холодным и сосредоточенным. – Возможно, кто-то наблюдает за нами.

Он взял ее за руку и повел за собой. Она возразила было, но Стрельцов снова вычерпнул из прошлого грозный взгляд, не терпящий возражений, и вынудил ее последовать приказу молча. Они быстро шли вверх по переулку, Катя поминутно оборачивалась.

– Откуда ты знаешь? – спросила она.

Стрельцов промолчал. Чутье редко подводило его. Это был такой же инструмент на войне, как нож, или винтовка, или спирт, – как все, что врастает в солдата, чтобы сохранить жизнь и приспособить к исполнению задачи, тогда как лишнее отмирает очень быстро.

В переулке не было ни людей, ни машин. Солнце припекало, заливая ярким белым светом асфальт и кусок набережной далеко внизу. Природа и поселок выглядели безмятежными. Не играла музыка, не смеялись дети. Но Стрельцов был убежден, что тишина обманывает его и, прыгая зигзагами меж теней, их кто-то преследует. Он ощущал на своем лице взгляд. Чутье сотни раз за прошедшие два года спасало ему шкуру. Укры работают неплохо, и если в поселок за ними приехал настоящий профессионал, то он умеет многое из того, что умеет и сам Стрельцов. Нельзя полагаться на авось.

– Пошли к тебе в гостиницу? – вдруг пришло Стрельцову в голову. Он остановился, обернулся к ней.

– Ну, я… – Катя немного покраснела. Видимо, все еще не поверила в угрозу и думает, будто это он заигрывает.

– Пойдем, не беспокойся! Это просто мера предосторожности.

Делая вид, что это игра, он слегка подтолкнул ее, и они быстро зашагали прочь. Близился полдень, тени стали меньше, но где-то прятался невидимый соглядатай. Стрельцов несколько раз вилял с улицы на улицу. То и дело он поворачивался к журналистке, улыбкой показывая, что все в порядке.

Налетел ветер, и в его порывах примчалась разозленная Марина. Она посмотрела на Катю с удивлением, переросшим в ревность.

– А я говорила, – вздохнула она. – Это была плохая идея! С самого начала.

– Не сейчас, Мариночка, не сейчас, – прошептал Стрельцов. Катя, торопившаяся поспеть за ним, пока не слышала, что он говорит. – Давай потом. Помоги нам оторваться.

– Это кто? Почему ты с ней таскаешься?

– Сначала оторвемся, потом будем выяснять. Она знает Кузьму.

– Ох уж этот Кузьма.

– Слушай, сейчас не до этого. Ты поможешь или нет?!

– Ты что-то сказал? – спросила журналистка испуганно.

– Нет.

– Кажется, ты с кем-то говорил.

– Нет-нет, просто думал вслух.

– Сюда! – воскликнула Марина, указывая на приоткрытую дверь старого трехэтажного дома, походившего на бывшую гостиницу.

Стрельцов не раздумывая свернул туда. От неожиданности Катя не сразу сориентировалась, и ему пришлось опять взять ее за руку и тянуть за собой, затем он лязгнул дверью.

– Наверх, – скомандовала Марина, которая уже поднялась на два пролета.

Лестница была совсем старой и крошилась под ногами. В здании, видимо, шел вялый ремонт, но ни одного рабочего не было видно. Лишь по небрежно наваленным в углу лестничной площадки стройматериалам становилось понятно, что здесь, бывает, совершаются работы.

На третьем этаже Марина выбрала единственную закрытую, но не запертую дверь и затащила их туда. В пустой комнате пол был завален хламом, а стены изрисованы граффити, помещение было погружено в полумрак, окна заколочены досками. Из коридора слабо тянуло краской.

Стрельцов закрыл дверь, приложил палец к губам. Катя попятилась в угол, вновь закрываясь сумочкой, и смотрела на него преданно и растерянно.

– Может, нам все показалось? – спросил Стрельцов у Марины. Она пожала плечами. Оба прильнули к двери и сосредоточились на тишине за ней.

Стрельцов закрыл глаза. Это место напоминало войну: многие дома в зоне боевых действий были такими же покинутыми. Изуродованными, испещренными осколками и пулями. Интересно, подумал он, слово “война” давно не подходило столь близко. Ее как бы и не было за пределами Одессы, ведь люди здесь живут лишь тем, чем кормят их новости…

– Стрел, не начинай, – шепнула Марина.

– Что?

– Не начинай философствовать! Сосредоточься!

Стрельцов не стал спорить. Вернуть концентрацию было и вправду непросто. В комнате было душно, морской воздух не поступал сюда. Он понял, что голова кружится, затылок пронизывала острая боль.

– Артем! – кричала Марина. – Ты должен собраться! Сейчас опасно, не время раскисать, слышишь!

Ее голос был таким близким и реальным – Стрельцов готов был поклясться, что если только протянет руку, то почувствует ее кожу, сможет взять за руку. Вдруг безумная надежда, как сквозняк, освежила его, и, собрав силы, он шагнул к ней, но свалился, когда попытался прикоснуться.

Он увидел, что Марина глядит на него с болью и сочувствием, но ничего не может сделать. Это было как в тот день. Что тогда было? Среда или воскресенье? Кого он обманывает? На войне не было дней, не было ночей – был счет. Тик-так – сердце бьется, можно жить. Тик-так, есть команда, и ее надо исполнить, больше ничего. Приказы чередовались, и важно было только их исполнение. Простые, лаконичные: “Убей”, “Следи”, “Наблюдай”, “Отступаем”. Но все же чаще прочих первый. Все хотели смерти, все пришли за смертью, чтобы полюбоваться на нее, потанцевать с ней!

Катя помогла ему подняться. Марины нигде не было.

– Сколько времени прошло? – спросил Стрельцов. – На сколько я отключился?

– Не знаю. Может, на секунду. Что с тобой? Неужели нам действительно надо было лезть сюда?

Он сел посреди кучи хлама и огляделся. Ему стало лучше, но легкое головокружение не проходило.

– Душно. Извини, что-то я… не в форме.

Он посмотрел на дверь, силясь увидеть Марининым всевидящим взором то, что творится по ту сторону. Но девушка больше не появлялась.

– Там тихо, – прошептал он наконец.

– Вроде того. Может, тебе показалось? – робко предположила Катя.

– Нет-нет, послушай… Награда назначена. Укры многих доставали. На фронте, в тылу, даже в России. Посидим еще.

Катя глядела недоверчиво, но любопытство играло в ее глазах, заряжая взгляд сладким возбуждением. Они просидели в молчании друг напротив друга минут десять. Ему нравилось разглядывать ее, а она делала вид, что не замечает.

– Может быть, оторвались. Пошли.

Стрельцов и Катя вышли на отбеленную солнцем улицу. Они здесь были как на ладони, но никто не смотрел. Прохожих не было, беспечно дремлющими казались домишки частного сектора, утопленные в сочной зелени.

– Безопасно, – выдохнул Стрельцов.

– Точно? – Катя слабо улыбнулась.

– Эй, я не шутки шучу. Надо быть настороже, ясно?

– Не шутки, – подтвердила она, но все еще улыбалась.

– Дурочке нравится, что ты приволок ей войну, прямо как под заказ, – с ненавистью прошипела Марина.

– Пошли, провожу тебя в гостиницу.

По пути он изучал поселок, людей: местных и приезжих. На центральной улице велись приготовления к Дню Победы. Перед входом в гостиницу они расстались. Стрельцов оставил ей свой номер телефона. Попросил не говорить Кузьме об их знакомстве, и она загадочно кивнула.

– Дура, – сказала Марина ей вслед.

Стрельцов улыбался.

– А ты – ходишь по тонкому льду, – повернулась она к нему. – Либо делай дело, либо поехали отсюда.

– Нет, рано. Довольно на сегодня. Пошли, выспимся наконец.