Ученица Лесника. Полесские сказки

Глава седьмая

– …ну и нашли его потом знаешь где? Ни за что не догадаешься. Было в лесу дерево, которое громом расщепило, а оно потом снова срослось. Посередине ствола получилось сквозное дупло. И вот туда-то леший мужика и засунул, да так, что ни вперед ему, ни взад. Висит там, орет! Деревенские прибежали и стали думать, как его вызволить. Решили вырубить стенку у дупла. Сбегали за топорами, лестницу принесли, начали махать, а дерево-то и не рубится вовсе. Искры летят, как от железа. Наконец догадался кто-то сбегать в деревенскую церкву и принести святой воды. Окропили ею березу – мужик и выпал сразу. Вывалился, да как побежит! Только у самой деревни его догнали. С тех пор он позабыл, как в лесу ругаться.

После второй выпитой ими бутылки сторож разговорился. Рассказывал истории одну страшнее другой про козни нечистой силы. Двое сидевших вместе с ними у костра отдыхающих, семья, приехавшая из Минска, слушали открыв рты. Уха была давно съедена. В костре пеклась картошка.

Ирине и в институте нравились такие посиделки на природе. Выезды на практику в Подмосковье у них в лесохозяйственном были обычным делом в силу специфики обучения. Они оставались в лесу на выходные, спали в палатках, или располагались на туристических базах. Тоже брали с собой картошку, иногда мясо, или рыбу. Обязательно – гречку и тушенку. Жгли костер, пели песни под гитару и никто не задумывался о том, что лес полон иной, невидимой для них жизнью.

– …или вот еще жил тут неподалеку до войны кузнец. Матерщинник был – просто страх. В кузне когда работал, слова приличного не говорил, а пуще всего чертей любил поминать матом. Черти и сговорились ему отомстить. Притворился один чертяка молодым парнем, пришел в кузню и попросился в подмастерья. Кузнец его взял. На следующий день приходит туда же второй черт, уже в виде дряхлого старика и говорит: “Кузнец, перекуй меня на молодого!” Кузнец посмеялся только, но тут “подмастерье” ему сказал, что знает старый заговор про это и что можно попробовать. Начал он заговор читать, а “старик” полез в горн и вылез оттуда молодым. У кузнеца глаза на лоб вылезли. Побежал он домой, притащил свою жену старую и говорит “подмастерью”: “Читай заговор!” Тот опять начал читать и кузнец бабу свою кинул в горн. Она и сгорела.

– Ужас какой! – произнесла молодая женщина, сидевшая напротив Ирины и поднялась. – Пойду, проверю, как там Даша. Ей с утра нездоровится.

– Конечно ужас! – сторож усмехнулся. – А вот не ругайся где ни попадя. Нечисть этого дела шибко не любит и всегда отплатить старается.

“Нездоровится?” Ирина поглядела на Леся. Тот внимательно смотрел вслед ушедшей женщине и лицо у него было встревоженным. В костре громко треснуло сухое полено. Полетели искры. Лесь поднялся и пошел в темноту. Ирина последовала его примеру.

– Что? – тихо спросила она.

– Не понимаю… – так же тихо прошептал он. – Вроде и некому здесь пакостить…

– Объясни.

– Порча на ней. Неправильная какая-то. Непонятная, как будто с подбора. Но ведь некому… С города привезли, что-ли? Идем, посмотрим.

Они быстрым шагом пересекли поляну и Лесь потянул на себя дверь домика. Стоявшая у кровати женщина обернулась.

– Что с нею? – спросил он.

– Не знаю. Без сознания. Температура и дышит тяжело. Еще днем все в порядке было. Кошмар! Как-то до утра дотянуть и в Минск, в поликлинику…

Лесь тем временем, не обращая особого внимания на больную, осматривал комнату. Обошел ее, внимательно глядя на пол и заглядывая под кровати. Взглянул даже на потолок и пожал плечами.

– Не понимаю.

– Холодно… – сказала Ирина.

– Точно! Холодно… Сильный кто-то сделал, раз даже ты почувствовала. но зачем!? И со мной связываться, считай у меня же дома… Откуда холод идет? Присмотрись.

– С полки. Вон с той.

– Ах ты!.. Теперь вижу. Вот оно что!

Он выглянул в открытую дверь и позвал:

– Микола!!

– Что? – донеслось снаружи.

– Я знаю, что у тебя сеть рыбачья есть. Волоки сюда.

– Зачем?

– Надо. Неси бегом, кому сказал!? А ты… – он повернулся к Ирине – приготовься.

– К чему?

– К тому! Посмотри на полку. Что видишь?

Ирина подошла к источнику холода. На полке лежала книга. Стругацкие, “Понедельник начинается в субботу”.

– Книгу.

– Еще что?

– Лист сухой. Карандаш. Пуля.

Пуля выглядела очень старой. Вся черная от времени, с еле различимыми полосами нарезов. Ирина протянула к ней руку и сразу отдернула ее. Пальцы обожгло прямо таки арктическим холодом, как будто к куску сухого льда прикоснулась.

– Не трогай!

Лицо у него стало злым.

– Это оно?

– Да. Нужно в костер бросить. Взять ее сейчас в руки – это смерть.

– Может быть, вместе с полкой?

– Не получится. Нельзя ее трогать. А не трогать – девчонка двух часов не протянет. Интересно, где они ее нашли?

– Пулю? – мать девочки недоумевающе глядела на Леся. – Вчера, на дне озера, когда рыбачили. Блесна зацепилась и на дне ее подобрали.

Лесь покачал головой.

– Лучше бы вы там на гадюку наткнулись, или на крокодила… Где там Микола?

Сторож вошел, легок на помине, держа в руках старую сеть.

– Ну вот. Зачем она?

– Выйди! И этого мужика прихвати, нечего ему тут. Ирина, раздевайся.

– Зачем?

– Затем! Еще одна любительница вопросов… Снимай одежду, говорю. Всю.

Ирина торопливо стянула с себя спортивный костюм, в который была одета, потом трусики. Лесь набросил на нее сеть и, не обращая внимания на отвалившуюся челюсть дашиной матери, начал обматывать ее сетью.

– Готово. Теперь запоминай: берешь пулю, выскакиваешь из домика, бежишь к костру и кидаешь ее туда. Все делаешь быстро. Поняла?

– Поняла. Беру и в костер.

– Да… Делай!

На этот раз холод был вполне терпим. Она схватила с полки кусочек металла, который показался ей гораздо тяжелее, чем выглядел с виду и кинулась в двери, успев заметить, что узлы на сети стремительно развязываются и та превращается в простую зеленую нить, падающую на пол. Чуть не сбила с ног заглядывающего в дверь сторожа, подбежала к костру, сунула руку в пламя и разжала пальцы.

Огонь взметнулся вверх, окрасившись оттенками синего и зеленого. В темное небо полетели искры. Ее отбросило и она больно ударилась копчиком.

– Сеть туда же!

Ирина торопливо стянула с себя наполовину уже распустившуюся сетку и швырнула ее в костер. На этот раз искр не было, пламя выглядело почти нормальным, если не считать маленького темного пятна внутри на углях. По тянувшейся в домик нитке пробежал маленький огонек.

– Все… На, держи.

Лесь протягивал ей ее одежду.

…

– Узел – это, как бы сказать, замок. Можно ветер им завязать, чтобы не дул, или удачу у человека. Но одновременно это и оберег, от той же самой порчи. Пока вся сеть не распустится, она до человека не дойдет, а распустить все узлы – времени много нужно и человек понять успеет: что-то неладно. Микола сам ее вязал, руками. Повезло нам. Но тут конечно силы в проклятье вложено было изрядно. Сколько пуля на дне лежала? И все равно силу сохранила. На полк бы хватило. Попади такая в танк – и он остановится. Ты запомнила свои ощущения?

– Да.

– Вот и не забывай. Мало ли, где и с чем столкнуться придется?

– Лесь, а кто это сделал?

– Пулю проклял?

– Да.

– Видишь, какое дело… это я сам и сделал. В войну я для своих винтовки заговаривал, патроны, гранаты, но со своим знанием еще только осваивался, вот и не рассчитал. А главное: все время боялся, что кто-то сильнее меня явится от немцев по мою душу, поэтому пули эти как раз на знающих и заговорил. Мне ее в руки брать никак нельзя было. Обычного человека она бы долго убивала, а меня – мгновенно. От себя самого нет защиты. И оставить ее, как есть, тоже было нельзя. Вот так вот…

Лесь, ссутулившись, смотрел в костер и о чем-то думал. Потом сказал:

– Ты иди в домик, отдыхай. Не беспокойся ни о чем. Эти люди к утру все забудут, а Микола и сам знает, о чем болтать не след.

Глава восьмая

– Слышишь?

Лесь, всегда просыпавшийся на рассвете, поднял голову и посмотрел в окно. Над озером висела густая пелена тумана.

– Что? – спросила Ирина, высунувшись из под шерстяного одеяла.

– Ворон прокричал. Трижды.

– Что это значит?

– Это значит: к покойнику.

– А если бы цапля кричала?

– Цапля пусть себе кричит, сколько хочет. А вот ворон… Схожу, проверю, как там эта девочка. Все ли в порядке?

Ирина снова закуталась в одеяло, но сон уже пропал. Она поворочалась с боку на бок. Заснуть не удавалось. Тогда она села на койке и вдруг с удивлением увидела на пороге большую черную птицу. Та повернула голову и вперилась в нее немигающим взглядом.

– А ты еще кто?

Птица в ответ раскрыла крылья и вдруг на ее месте появился сидящий на корточках человек в черной одежде. Это произошло так неожиданно, что Ирина попросту остолбенела от удивления. Человек между тем медленно выпрямился, устало оперся о косяк и спросил:

– Лесник здесь?

– Что? Кто?

– Не бойся так. Я спросил: здесь ли Лесник?

– К-какой еще?.. – она не поняла сразу, о ком речь.

– Я здесь! – послышалось сзади. – Что тебе нужно?

Человек обернулся.

– Не мне. Норманн прислал сказать, что его срок пришел. Он зовет тебя.

– Я понял. Передай, что приду. Кого он еще зовет?

– Татарку. Я сейчас к ней.

Человек снова присел на корточки. Мгновение – и на его месте снова была черная птица. Ворон разбежался, захлопал крыльями и полетел сквозь туман, набирая скорость. Лесь проводил его взглядом и сказал негромко:

– Значит Норманн…

– Кто это был? – спросила Ирина.

– Ученик его.

– Что это значит?

– Как что? Ты же слышала: срок пришел. Умирает Норманн. И это плохо, потому что для него настоящего наследника нет. Наследник учителя – его ученик, но этот, которого ты видела, слаб. Сгорит он.

– Как же “слаб”? Он только что на моих глазах птицей стал.

– Ну и что? – Лесь пожал плечами. – Подумаешь, талант к оборотничеству! Такое многие умеют, да только зачем оно нужно? Девок пугать, разве что. Нет, он конечно тоже не слаб, но знания Норманна он не поднимет, уж это я вижу точно. Плохо… Ладно, пойду к Миколе. У него там в конторе телефон есть, позвоню в совхоз. Вызову Ивана на его “Ниве”. Не самим же ногами топать.

– А если…

– Воронами? Даже не думай. Сложно не обернуться, а разум при этом сохранить. Ты этого не сможешь. Мне сова, или тетерев в учениках не нужны.

…

– Норманн – самый старый из местных учителей. Рассказывали вам в школе про Рюрика?

– Это он что-ли???

– Нет. Но пришел он с ним.

– Тысяча лет!

– Больше. Как бы не две. Он, говорили, уже тогда был не молод. Все здесь обошел, а устроился на севере, в Новгороде. Ты думаешь, почему татары в свое время на Новгород и Смоленск не пошли?

– Из-за него?

– Да. С Татаркой у них старые счеты. Наверное рассчитаться и хочет перед смертью. Только учти: это для него она Татарка, а для меня и тем более для тебя – Княжна. Нас она старше настолько же, насколько Норманн старше ее и княжеский титул у нее самый настоящий.

– Они что, драться будут?

Лесь изумленно посмотрел на нее.

– Нет. С чего ты взяла? Чтобы сила не пропала, рядом должны быть знающие – вот это ему и нужно. А вот почему он именно нас с нею выбрал? Ее – понятно, она тоже с войной привыкла дело иметь. Они с нею схожи. Но меня?.. Я его и видел-то два раза всего. Один раз в сорок четвертом, в Минске, а второй уже после войны.

– Может быть, не ездить? Что, если это ловушка?

Он покачал головой.

– Нельзя. В такой просьбе не отказывают. И ловушкой это никак быть не может. Источник силы – земля. Хочешь где-то силу набрать – нужно туда и идти. А если знающего куда-то заманить и убить, то она рассыплется там, где он жил. Видимо все-таки Норманн тоже понимает, что ученик его не из лучших, а я молодой – вот и хочет со мной поделиться, а не с Шаманом, или Хозяйкой. Да что гадать? На месте все и узнаем от него самого.

Пока они ждали машину, Ирина сорвала и связала в букетик несколько веточек цветущего бессмертника и полыни, чтобы перебить запах бензина в дороге.

…

Ирина представляла себе какую-то Бабу-Ягу, или Пиковую Даму, как у Пушкина, но Татарка-Княжна оказалась совсем не страшной. Не старая еще женщина, с виду где-то между тридцатью и сорока, с черными, длинными, без единой белой нити, волосами. Лицо отнюдь не азиатское, глаза тоже не раскосые. На улице встретишь – от русской не отличишь. Самое обычное синее платье, самая обычная “шестерка”, за рулем которой она и сидела.

Княжна приглашающе махнула рукой. Лесь вышел из “Нивы”, подошел к ней, сел на переднее сидение “шестерки”. Они несколько минут о чем-то разговаривали. Видно было, как Татарка рассмеялась, Лесь высунулся и тоже махнул рукой Ирине: “Давай к нам!” Она подхватила свой рюкзачок, под клапан которого был засунут букет из бессмертника, подошла, села на заднее сидение.

Женщина спросила:

– Что, уже сама оберег может сделать?

– Да какое там?.. – отмахнулся Лесь. – Баловство одно пока.

– Какой оберег? – не поняла Ирина.

– Как какой? Вон там, у тебя на рюкзаке, что?

– Где? А, это! Цветы. Чтобы в машине запах гари перебить.

Татарка посмотрела на Леся. Тот улыбнулся и оба рассмеялись.

– Сама сделала, сама заговорила, сама не знает, что получилось.

– Зачем учить, если сама учится? – спросил Лесь, тоже улыбаясь.

Ирина скептически посмотрела на свой букетик. Оберег? Ну так-то да: она же и сделала его затем, чтобы вонь в машине не чувствовалась. Значит беречь. И что, вот это и есть волшебство? Вот так буднично?

– Не удивляйся, – сказал Лесь. – Когда человек хоть что-нибудь знает, умеет, и делает, как может, у него обязательно что-то получится. Не всегда то, что он хотел, но получится. А если талант есть, то получится, даже если не знает. В любом деле так.

“Шестерка” тронулась с места, не торопясь поехала по ленинградским улицам. Город проплывал мимо, словно громадный, старый корабль. В Москве у Ирины никогда не было такого ощущения. “Нива” Ивана держалась сзади, как привязанная.

– Плохой город, – сказала Княжна тихо.

Лесь молча кивнул. Спросил:

– Я закурю?

– Кури. Мне оставь. Тяжело здесь. Силен хозяин, очень силен.

По машине поплыл приятный мятный запах. Лесь отдал свою трубку Княжне, та затянулась и спросила:

– Как с твоим кашлем? Держишься?

– Держусь пока. Если из дома надолго не уезжать, то терпимо.

– Не поддавайся. Кто лечить станет, если ты под гору пойдешь?

– А вот она! – Лесь посмотрел на Ирину в зеркало.

– С ней тебе повезло, но она еще не скоро в силу войдет.

– Я тоже долго осваивался, хотя сила мне сразу досталась.

– Вещи заморачивать лучше тебя никогда и никто не умел.

– Вещи портить много ума не надо.

– Не прибедняйся. У меня до сих пор в наградном пистолете твоя обойма. Вынуть ее лишний раз боюсь.

– Я и не прибедняюсь. Третьего дня как раз напоролись на один из моих старых сюрпризов. Ладно, хоть не погиб никто, вовремя спохватились. Долго еще ехать?

– Рядом уже. Смотри-ка!

– Да… Налетело стервятников.

Вдоль всей улицы, на которую они свернули, стояли машины. Частью пустые, но в большинстве из них сидело по одному, или по два человека.

– Зачем они здесь? – тихо спросила Ирина.

– А как обычно! Мелочь всякая кусочек оторвать пытается, – злым голосом отозвалась Княжна. – Чувствуют, что смерть рядом, вот и собрались. Если что-то упадет, они подхватят. Но рановато они слетелись.

– Разве вы не можете их выгнать?

– Нет смысла, – сказал Лесь. – Много званых, да мало избранных, а этих и не звал никто. Пусть себе ждут неизвестно чего.

Они вышли из машины, прошли немного по набережной, по направлению к синим куполам Троицкого собора, потом свернули. С уличной скамейки навстречу им поднялся ученик Норманна. Кивнул, повернулся, пошел впереди, к неприметной серой двери. Та открылась перед ними. Короткая лестница… Еще одна дверь без всяких украшений…

– Они пришли, – сказал их проводник.

– Знаю.

Голос звучал негромко, но Ирине показалось, что от него вздрогнули стекла в рамах.

– Здравствуй, Старый Медведь, – сказала Княжна, первой входя в большую комнату.

– Давно уже не медведь, – отозвался сидевший в большом кресле, лицом к окну. – Не берсерк, все в прошлом. Ты это знаешь, Татарка.

– Княжна.

– Ваши князья для меня не старше молодой травы.

Ирина не видела его лица, только копну седых волос, да большую руку на подлокотнике.

– Хорошо, что вы пришли. И хорошо, что успели. Подходите, не бойтесь.

Они подошли, обступив кресло. Норманн медленно поднял голову, посмотрел прямо на нее. Сказал:

– Единственная дочь в семье, некрещеная, талант есть, да еще и девственница. И ты встретил ее совсем молодым. Раз в жизни такое бывает… Ты хоть сам понимаешь, как тебе повезло, Лесник?

– Понимаю.

– У Рагнара когда-то была такая же золотая ель. Ее имя было: Аслауг. Я видел, как она вышла к нему, одетая в сеть. Но он был глупцом. Растратил силу на ерунду и умер, так и не поняв, где ошибся. Ты знаешь, что такое “викинг”, девочка?

Он обращался к ней. Ирина ответила:

– Знаю.

– Не знаешь. “Викинг” – это поход по морю. За славой, за добычей, иногда торговый. Когда-то очень давно я ушел в свой последний викинг за Хрореком и не вернулся. Эта земля имеет странное свойство делать своими детьми тех, кто сюда приходит. Вот она, – вздохнув, он кивнул Княжне, – хороший пример. Пришла и осталась. Все, кто был тогда со мной, давно вернулись. Пора и мне.

Лесь провел рукой перед его лицом.

– Можно отсрочить немного, если хочешь.

– Не хочу. Свой конец оттягивай, а для меня два дня ничего не решат и ничего не изменят. Для него и для вас тоже. Так чего ждать? К тому же я очень устал.

Норманн посмотрел на своего ученика.

– Знаю, что скажете. Да, он слаб. Нужно было отказаться, но тут уже я проявил слабость. Не хотелось одному уходить. И все-таки был и есть шанс, что он примет наследство и останется жить. Теперь слушайте меня внимательно…

Он впился взглядом в Леся.

– Лесник, я видел во сне бесцветное пламя, пожирающее леса и убивающее все живое. Мертвый лес, но в то же время живой. Желтая хвоя и желтые листья. Человеческие смерти. Мертвые города. Мне было страшно. Что это значит, я не понял, раньше никогда с таким не сталкивался. Разбираться придется тебе.

Синие глаза уперлись в Княжну.

– Татарка… Часть того, что мы взяли во время последней войны, вернется на свое место после моей смерти. Рейху не долго быть разделенным. Германцы поднимутся вновь. На этой земле многое изменится и от тебя зависит, что будет дальше. Все ли вы поняли? Теперь ты! Давай руку.

Только сейчас она обратила внимание на стоящий у кресла меч. Не очень длинный, обоюдоострый, из тускло-серой стали, с простой крестовидной рукоятью и тяжелым оголовком. Правая рука Норманна легла на рукоять меча, а левую он протянул к ученику. Тот сделал шаг вперед.

За окнами старой ленинградской квартиры потемнело. На город обрушился сумрак и лишь купола хорошо видимого отсюда Троицкого собора все так же светились бирюзой на фоне неба. Прогремел раскат грома. Ирина видела, как под невидимым грузом ученик упал на одно колено, попробовал выпрямиться, но не смог. Княжна подхватила его под плечо, но было видно, что и ей не под силу его удержать.

– Где же ты, Одноглазый? – прохрипел старик. – Так и знал, что скальды все врут…

Княжна тоже рухнула на колени под невидимым грузом. “Им бы талисман, защиту какую-нибудь!” – подумала Ирина. – “Да ведь у меня же он есть!” И, не долго думая, она бросила ученику свой рюкзак с букетом из бессмертника и полыни. Тот вытянул левую руку и подхватил его. Гром ударил так, что казалось: дом сейчас провалится в ад, а за ним и весь город.

Она пришла в себя, лежа на полу. Перед лицом торчали длинные ворсинки мягкого ковра. Вставать не хотелось. Ирина спросила сама у себя:

– Все кончилось?

– Да, – ответили сзади.

“Знакомый голос…”

– А как там Ворон?

В ответ рассмеялись сразу два голоса.

– Слышишь? Вот тебя и окрестили. Теперь никуда не денешься.

– Хорошее имя. Ты-то как?

– Сейчас вспомню, как вставать.

Снова смех. Да это же Лесь и Татарка угорают. Смешно им, значит и правда все хорошо. Чего-ж так болит-то все? И почему-то пахнет кровью и дымом пожара.

…

Вчетвером они перенесли тело на деревянный баркас и опустили носилки между скамеек. Потом выбрались обратно на причал. Ворон остался, отвязал швартовочный канат, поднял парус. Когда баркас медленно тронулся и поплыл к центру озера, он подпрыгнул в воздух, мгновенно обернувшись птицей, чье имя теперь носил и несколькими взмахами крыльев оказался на причале, рядом с ними. Требовательно каркнул.

Княжна расстегнула молнию на большой сумке, вынула из нее короткий лук с натянутой тетивой. Короткий скрип… Лесь поднес свою зажигалку к намотанной на наконечник стрелы веревке. Выстрел. Огненная черта в темноте. Парус охватило пламя и быстро побежало вниз, к заполнявшим баркас дровам. Старый викинг отправился в свой последний поход.

Сумрак между ними и горящей лодкой вдруг сгустился в призрак дракара. Скалила зубы драконья голова на форштевне, медленно поднимались и опускались весла, за укрепленными на бортах щитами мелькали головы гребцов. С корабля раздался громкий рев боевого рога и все исчезло, только пылал вдалеке огонь, отражаясь в озерной воде.

– Лесник, ты помнишь, о чем он говорил? – спросила Княжна.

– Конечно.

– Я погощу у тебя немного. Надо подумать, что там за огонь такой бесцветный. Ты как, не против?

– Не против.

– Тогда сейчас и поехали. Чего время зря терять?

Она ловко зажала лук под коленом и сняла с него тетиву.