Русские были и небылицы

Койка и паны

На Деревенском наволоке жил <…> один житель – Койка. Паны-разбойники с Койкой ознакомились, к нему въезжали и Койку пока не трогали. Но полякам не нравилась жена Койки, злая и зубатая старуха. Вот они и собрались убить ее. Койка как-то ушел в лес, паны понаехали, а старуха догадалась, забилась под корыто и лежит. Паны искали-искали, не могли найти и говорят между собой: «Куда к черту девалась эта зубатая старуха!..» Старуха под корытом и не вытерпела: «Да, я словцо против слова ответить знаю». Паны вытащили старуху из-под корыта и убили.

Раззадорились, пошли искать и Койку; поймали и его хотели убить. Койка и говорит: «Что вам меня убивать, у меня ведь денег нету, я лучше вас отвезу к Надвоицам. Там богато живет Ругмак, у него денег много». Паны согласились. Койка посадил их в лодку и повез. Когда стали подъезжать к Надвоицам, Койка панам и говорит: «Смотрите, там много народу, надо подъехать скрытно. Я заверну вас в парус и скажу, что везу на мельницу хлеб». Паны согласились, Койка завертел их в парус и положил на дно лодки. Когда подъезжали к падуну, на Выг-реке, Койка выскочил из лодки на камень, лодку подтолкнул в падун и закричал: «Ну, теперь вставайте!» Паны вскочили и увидели, что перед ними падун; остановить лодку не могли, все в падуне потонули.

Койка знал, что на одном острове у панов деньги в котле закопаны, съездил на остров, выкопал котелок, а с Деревенского наволока переехал на то место, где теперь погост. Койкиницы от него и пошли.

Панское озеро

В смутное время паны, убежав из Москвы, пришли и в нынешний Лодейнопольский уезд. Однажды один крестьянин пошел на охоту и увидел, что навстречу ему идут больше тысячи вооруженных людей, а за ними тянется обоз. Мужичок, чтобы спасти своих однодеревенцев, решил пожертвовать жизнью и пошел им навстречу. Паны схватили его и начали пытать и спрашивать о местных богачах. Мужичок обещал указать богатство своих соседей, паны поверили, и крестьянин повел панов, отводя их от родного села все дальше и дальше. Настала ночь, и мужичок пришел на какую-то равнину. Панам показалась тут деревня, они и бросились туда. Только что паны отбежали от мужика, и вдруг он видит, что на равнине панов нет, а перед ним круглое озеро, которое и теперь называется в народе Панское. Мужик, подивившись, хотел было поживиться с панских повозок, но только приблизился к ним – они и провалились, и образовался теперешний Панской ручей.

Паны-утопленники

Шайка панов зашла в Мегру и требовала выкупа. Крестьяне придумали, чтобы отделаться навсегда от непрошеных надоедливых гостей, следующее. На озере, в семи верстах от села, они послали несколько человек опешить озеро, т. е. подрубить лед пешнями. А старики пришли к панам и говорят: «Мы, пожалуй, покажем вам свои богатства, так и быть». Паны обрадовались, и на другой день старики повели панов к озеру, указали на середину его и сказали: «Вот там наши богатства». Паны поверили и бросились на лед, и только достигли середины озера, лед подломился, все они и потонули. В Меграх до сих пор уверяют, что, если подойти близко к воде, из этого озера слышатся стоны утопленников, умоляющих вытащить их из воды. В дни поминовения усопших паны особенно жалобно стонут и молятся настойчиво, а если в эти дни очень близко подойти к озеру, то растеряешь свое платье и никак не выйдешь из озера до следующего дня.

* * *

В Колоденском приходе сообщают, что крестьяне одного отставшего пана поймали, приволокли на гумно и давай бить цепами, приговаривая:

– Лежи, пане; лягало-то (у цепа) оторвется, так убежим.

В Старо-Никольском приходе поляки проходили в летнее время, когда крестьяне были на сенокосах, а дома оставались одни дети. Теперь летом, когда взрослые уходят на работы и возвращаются только вечером, маленькие ребята с нетерпением ожидают их домой и под вечер кричат:

– Тятька да мамка, идите домой: были паны, да повыехали.

На берегу реки Шексны, близ села Ольхова, жили и разбойничали паны. В одном месте река Шексна, изменяя русло, отмывает берег; с отпавшей землей выходят громадной толщины дубовые деревья, находясь приблизительно около трех аршин от поверхности земли. Это будто бы остатки жилищ панов. Из этих дубов, отличающихся твердостью древесины, крестьяне делают лопатки для точения кос.

(М. Герасимов)

Жили два пана

Жили два пана: один – на Горском острове, за две версты на север от нынешнего села Горки, на Шинковом наволоке, или Шинковщине, а другой – в расстоянии версты от Шинкова наволока, к юго-востоку, на острове Коневце, на Агафон-наволоке.

У каждого пана был свой дом, обнесенный тыном с железными или медными воротами.

Вечерами, когда один пан ложился спать и у него запирались ворота, скрип ворот доносился до жилища другого папа; тогда этот пан запирал ворота и уходил на покой.

Когда паны покинули Горскую местность, ворота будто бы были брошены в озеро.

Горские рыболовы, таща свой невод около Шинкова наволока, часто смеются:

– Как бы, ребята, не задеть за ворота.

(ОГВ. 1894. № 61)

Панская сестра

На месте сосны (у деревни Ананьево) была похоронена панская сестра, и из косы ее выросла сосна; пробовали ее рубить, да не смогли.

Под этой сосной устраиваются гулянки на Петров день.

(Н. Харузин)

* * *

Я слыхал, как будто эти паны под часовней в деревне Ананиной похоронены. И тут старичок жил, их боялся.

(АКФ. 8. № 33)

Вот на котором месте у Ананиной часовни здесь будто паны похоронены. Был у Ананиной Латинов Алексей, так он их боялся. Как затемнеет, так он говорит:

– Проводите меня, я панов боюсь.

А был Иван Осипович, родственник, тоже боялся. И получалось у них: «Ты меня проводи, я панов боюсь, а потом я тебя провожу». Так и ходят провожать друг друга.

(АКФ. 8. № 60)

Панщина

(Из собрания И. Франко)

Как Каньовский учил людей через ворота ездить

Велел раз пан Каньовский поставить среди пустого поля ворота, а около них – несколько гайдуков с плетьми. Вот они и следят: кто едет полем напрямик и думает: «Мне, мол, какое дело, что стоят там какие-то ворота, где нет дороги». И как закричат гайдуки:

– Сто-ой!

Бедняга останавливается, видит, что это гайдуки помещичьи. А те враз к нему.

– Ах ты, такой-сякой, куда едешь? Разве не видишь, что тут наш ясновельможный пан ворота поставил? Ты как думаешь, зачем он это сделал? Зачем средства на это тратил? А затем, чтобы такие вот дураки, как ты, не ездили бы куда попало, а чтобы ехали через ворота, как полагается!

И стаскивают раба божьего с воза, раскладывают его среди поля, отсчитывают ему двадцать пять плетей да еще приговаривают:

– Это, чтобы ты знал, как за воротами ездить.

Панская чуприна

– Мужик, побойся Бога, спаси меня! – кричал, утопая, злой пан.

Увидел его мужик с того берега, пораздумал и говорит:

– Как же я вас, пан, спасать буду, ежели вас за волосья тащить надо, а вы ведь наш пан?

– Тащи, как хочешь, лишь бы от смерти спастись.

Мужик думает, думает, а тут сбежалось много народу, говорят:

– Да разве можно пана за чупрын хватать? Что ж он за пан будет, ежели его мужик станет за чупрыну таскать!

– Эге ж, – отозвался кто-то, – это не годится, чупрына панская не для того; это, пожалуй, только мужицкая чупрына, чтоб таскали ее паны, как хотят и куда хотят!

Так люди думали, гадали да на берегу разговоры вели, что делать. А пан все кричал:

– Кто в Бога верует, спасайте! – Кричал, да так и утонул.

Курганы

Курган Сторожевой

В старину бывали набеги.

Во время жатвы или другой работы стоит обычно казак с вехой на Сторожевом кургане и смотрит вокруг, потому что с него все видно. А как увидит, что идет орда, бросает веху на землю и бегом в Кодацкую крепость.

Люди в степи все поглядывают на веху. Как только увидят, что вехи нет – тоже бегут прятаться в крепость. Веху ту далеко было видно, потому что и веха высокая, и курган высокий.

(Из свода М. Драгоманова)

Медведь-курган

Старые люди рассказывают, что появились на этом кургане деньги. Но только начнут люди ночью копать, как тут же появляется медведь, становится на задние лапы, идет на людей и ревет. Понятное дело, явная смерть страшна, вот люди и убегают.

Поэтому и назван он Медведь-курганом.

(Из свода М. Драгоманова)

Настин курган

На этом кургане жила девка Настя. Держала она при себе целую ватагу казаков, но никто не знал, что она – девка. Говорят, у нее были маленькие усики, вот и принимали ее за своего брата – и несколько лет сходила она за казака. И лишь когда умерла, только тогда и узнали, что она – девка.

(Д. Эварницкий)

Курганы Близнецы

Откуда взялись здесь (в Екатеринославской губ.) курганы Близнецы? Давно это было: может, сто лет назад, а может, и больше. Жил здесь какой-то большой пан-воевода. И была у него молодая, очень красивая жена, которую он необычайно любил и берег как зеницу ока. Она отвечала своему мужу тем же. Но злые, завистливые бабы не могли этого стерпеть: подослали они к пану колдунью, и та колдунья нашептала в уши пану, будто жена его тайком встречается с другим молодцем, от которого и родятся скоро двойнята. Так оно и случилось: в самом деле, родила вскоре пани близнецов. Тогда воевода приказал их убить, отвезти в степь и там похоронить. Детей убили, отвезли в степь, похоронили одного рядом с другим и над каждым насыпали отдельный курган. Вот откуда появились Близнецы-курганы.

(Д. Эварницкий)

Горы, ущелья, камни

Ижгоры и Мяньгоры

В Толвуе и Кижах, заонежских селениях, есть ущелья, называемые Ижгоры и Мяньгоры. На этих горах некогда витали две сестры, то и дело делали, что блины пекли и с горы на гору перекидывали.

(Е. Барсов)

Хижгора

С Хижгоры видно Мяньгору. В Мяньгоре и Хижгоре жили хозяева. И одну сковородку перекидывали с горы на гору. На этой сковородке пекли блины те и другие.

(АКФ. 135. № 56–57)

Шли по Онежскому озеру корабли, и Петр I утром встал, вышел на палубу. Видит: гора, и говорит капитану:

– Вишь, гора!..

А ему послышалось по-другому, и так стали говорить: Хижгора. И пошло в народе, что там Хижгора, и назвали ее так – Хижгорой.

(АКФ. 135. № 52)

Чудесная страна

…Много веков назад новгородцы, плававшие по Студеному морю, видели на берегу чудесную богатую страну, но из-за непогоды не могли приблизиться к ней. Им слышалось, что люди неведомого племени стучат в горы, отделяющие их от мира, но не могут пробить эту преграду и дарят каждому, кто поможет им сделать лишнюю брешь, драгоценные меха, жемчуг и рыбу.

Новгородцы уплыли в глубь веков, скалы остались непробитыми…

(Н. Колпакова)

Драгоценный батожок

В прежние годы много было в наших местах и золота и серебра, да теперь-то уже не знают, где они лежат и попрятаны.

Шла раз по губе, мимо наволока, лодка с народом, а по берегу навстречу ей старичок идет, на киёк-то так и гнется от тяготы – очень уж старик тяжел и грузен.

– Возьмите меня к себе в лодку, люди добрые люди, – просит старик.

А ему в ответ из лодки:

– Нам и так трудно справляться, а тут тебя еще, старого, взять с собою.

– Понудитесь малость, возьмите меня в лодку, – большую корысть наживете! – опять взмолился старик, а рыбаки его все не берут.

Но рыбаки снова отказали ему.

Долго просил старик взять его в лодку, так и не допросился.

– Ну, хоть батожок мой возьмите – очень уж он тяжел, не по мне.

– Станем мы из-за твоего батога дрянного к берегу приставать, – отвечали с лодки.

Бросил тут старик батожок свой, он и рассыпался весь на арапчики-голландчики, а сам старик ушел в щелье от грузности, и щелье за ним затворилось. Ахнули тут лодочники, да поздно за ум схватились.

(В. Майнов)

Бес и Бесиха

На восточном берегу Онежского озера, верстах в двадцати к югу от реки Водлы, или, по местному названию, Шалы, находится небольшое селение Бесовец. Земляные владения бесовлян, прилегая одной стороной к Онежскому озеру, с другой обтекаются впадающею в то же озеро речкою Черною и имеют вид терассы, вершину которой занимает селение, тогда как скаты идут к озеру и речке. Берег озера недалеко от селения изгибается в правильный полукруг и образует пространную и красивую бухту, на оконечностях которой лежат два гранитных мыса, носящие, по изображениям на них, иссеченным неизвестною рукою и в неизвестное время, названия Беса и Бесихи…

Народное предание о мысах передает весьма незатейливую историю. Бес и Бесиха, нежные супруги, жили на берегу своим хозяйством; вдруг почему-то Бес задумал перенести дом свой подальше и, свив веревку, потащил мыс в озеро; но, вероятно, это превышало его силы: он успел оторвать только один угол, который с ним вместе и упал в воду. Поводом к такому пояснению послужила, конечно, огромная глыба гранита, выходящая на поверхность вод, на расстоянии нескольких десятков саженей от первого мыса.

(ОГВ. 1858. № 37)

Девичья гора

В нескольких верстах от города Пудожа крутой курган над рекою Водлою поныне носит название Девичьей горы. В старину бродили здесь паны, или литва, и недавно еще, говорят, находили серебряные копеечки, принадлежащие панам, которые были очень богатые. Одна девушка (крестьянка ли или принадлежавшая этим панам) по какому-то случаю бросилась с крутого берега и погибла в волнах Водлы. Вот почему курган этот называется Девичьей горою.

(ОГВ. 1841. № 41)

Шведский камень

В деревне Поросозеро был когда-то крестьянин бойкий и сильный, – главный из его потомков и ныне называется королем. Он много раз бил шведов. Однажды толпа из двенадцати человек явилась в Поросозеро отыскивать крестьянина-силача, который, не теряя присутствия духа, сам явился перед толпою и говорит: «Я знаю и укажу вам его; вы поезжайте на лодке, я же пойду по берегу пешком; когда схвачу его, то и позову вас». Крестьянин отправился по берегу к известной ему крутой скале, где глубина воды достигала трех саженей. Здесь он остановился и кликнул шведов, ехавших в лодке; но лишь только они причалили к берегу, наш мужик схватил лодку за нос и опрокинул ее; некоторые из шведов тотчас утонули, других он послал ко дну ударами аншпуга. С того времени скала эта называется Шведским камнем.

(ОГВ. 1863. № 40)

Немецкая щелья

Мальчишкой я был – бабушка пугала:

– Вон из скалы торчит камень, будто сапог, немцы там придавлены! Немецкий сапог виден!

Это было давно, лет триста прошло. Ходили в то время в Поморье шведы, немцами их еще называли. Пришли они как-то летом – Кемский острог сожгли, Вирму взяли, а Сумский Посад и не поддайся.

Ну, немцы Вирму разграбили, церковь была (старше нонешней, хорошая тоже церковь, в роще стояла, столбы витые в трапезной!), ее разграбили и сожгли дотла, а роща до сей поры есть.

Ушли шведы по зимней дороге, стали в лесу делить награбленное… Пили, ели, отдыхали. Да вдруг на них щелья и упади с неба – сразу всех и накрыла. Только одна нога в сапоге торчать осталась, да и та закаменела.

(АКФ. 125. № 103)

Немчи окаменели

Там вон за Кильяками-то, в Кузовах, есть луда такая, варака, а зовут ту вараку Немецкой. Так тут, вишь, немчи кашу варили, и, стало быть, шли они на Соловки, чтобы монастырь ограбить. Варят это, значит, немчи кашу, да и похваляются: кто, выходит, больше ограбил, у кого денег больше. Один этак влез на вараку-то, увидал монастырь вдали, что картину писаную, да и пригрозил. Завидно, вишь, стало, что хорош больно монастырь-от, да и казны его счесть нельзя. Пригрозил немец: «Завтра, мол, красоты твоей не видать станет, всю по камушку разнесем».

Да, видно, вражьим было это попущением – Божьим-то изволением: немец как сказал слова те свои, так и стал камнем, и товарищи-то все до одного в камни оборотились. Знать их теперь всех по той вараке: в сумерек проедешь – так ровно бы люди: вся почесть гора уставлена понизу. Так, выходит, все немчи и стали камнями!..

(С. Максимов)

Священные камни

В Ильешах, столь известных петербургским православным жителям, тысячами отправляющимся туда на Ильинскую пятницу по Балтийской дороге, <…> возле самой часовни стоит развесистая старая береза, служащая, как священная, предметом благоговейного почитания. В кору ее, на некоторой высоте от земли, врос булыжный камень так глубоко, что теперь едва приметен. По легенде, это – тот самый камень, который был брошен озлобленным дьяволом в убегающую от его соблазнов Пятницу, спасавшуюся на этом дереве. А возле дерева, у самого корня, есть другой камень, который привлекает главное внимание всех богомольцев. Это – тот камень, на который уперлась стопою Пятница, чтобы быстро вскочить на дерево, и оставила тут глубокий след стопы своей. Вода, скопляющаяся здесь, признается народом за слезы праведницы, плачущей о людских прегрешениях. Эта вода врачует от всяких болезней, и преимущественно глазных, точно так же, как и песок и мелкие камушки, рассыпанные на этом святом месте, и как церковный колокол, под который во время благовеста становятся глухие в надежде исцеления…

Подобного рода камни, существующие во множестве, пользуются благоговейным почитанием не только среди православного населения, но и в католическом мире, причем суеверное воображение народа создает целые легенды о происхождении этих камней, окружая их ореолом святости. Так, например, подобного рода камень указывают в Почаевской Успенской лавре. Такой же камень, называемый «стопою», с изображением креста и славянской надписью, в течение не одного столетия усердно лобызают поклонники в местечке Лукомле (Могилевской губ.). В церковь, сохраняющую изваяние Пятницы, во вторую пятницу после Пасхи собирается до трех тысяч богомольцев из соседних губерний (Могилевской, Витебской и Смоленской) и находящийся здесь камень-стопу, о котором не сохранилось даже легенды, и на котором уже нельзя разобрать стершуюся надпись, почитают не менее самого образа. В Ярославской губернии около часовни, близ села Федоровского, лежит камень с круглыми углублениями, собирающими дождевую воду. Эта вода считается целебной и ежегодно (11 сентября) привлекает массу богомольцев. На месте, где стоит часовня, спал некогда благочестивый человек, которому явилась во сне преп. Федора Александрийская и повелела построить на том месте часовню. Проснувшись, благочестивый человек святой жены уже не видел, но заметил на камне следы ее ног. Также на камне следы ног оставил Зосима Соловецкий, в сорока верстах от села Белое, на Мсте, в Боровичском уезде (Новгородской губ.), отдыхавший здесь на пути в Новгород, куда он шел для исходатайствования у веча владельческой записи на свой пустынный остров (27 сентября сюда ходят к «камню» для поклонения).

(С. Максимов)

Следы на камнях

Рядом с Таржепольской часовней Святого Николая, прямо против входа в нее, под густой елью, лежит камень, на котором ясно виден отпечаток человеческой ступни левой ноги.

Таржеполы любят указывать на этот след и толкуют его как знак особого благоволения пророка Илии к ним, а также и к жителям села Машезера, твердо веря, что след оставлен пророком Илиею, который будто бы когда-то ходил по их местности. «У нас, – говорят они, – пророк Илия ступил левою ногою, а потом, сделав огромный шаг, ступил правою ногою уже в Машезере, от чего и остались следы на камнях; больше же нигде не ступил, так уж было угодно ему – Угоднику Божию!» – не без некоторой гордости прибавляют они…

По преданию, св. пророк Илия совершал путь от Таржеполя в Машезеро один, а по сказаниям машезерским – вместе со святителем и чудотворцем Николаем. Однако в дороге святые путники расстались: св. Николай направил свои стопы в деревню Лососиное, где во имя его и построилась часовня, а пророк Илия достиг Машезера, где ему угодно было иметь монастырь в честь своего имени и оставить след своей правой ступни на одном камне.

(Н. Шайжин)

Один он такой, как странник, был-шел. Думали, он такой старичок какой-то. Вот он сел туда – они испугались: что он будет делать? А он говорит:

– Я здесь буду оприселяться.

– Ты что это строиться будешь, дак поля жалко.

Вот его взяли и прогнали. Говорят: «Уходи».

Вот он пошел, и тут, где родничков наделал, пошел он по деревне.

В деревне лежал камешек. Он на этот камень ступил ногой, след оставил и пошел дальше.

– Вот, – говорит, – живите ни серо ни бело. А я ухожу, найду место.

Шел он, до Реки дошел. Это где волость – Река. Дошел до Реки, свернул в лес. Там такой горбышок нашел, определил – хотел монастырёк поставить. Не понравилось: место сырое.

…Дальше пошел в сторону. И вот идет – о дорогу все роднички. Потом там сделал тоже много родников и там тоже оставил следы – знак, что он был тут.

Вышел на большую дорогу. Эта дорога не зарастает. Вот куда он шел – не зарастает лесом, как на тракторе проехано.

Пошел дальше, дошел до Ошевенска. Там монастырь был построен.

(АКФ. 128. № 25)