Долгожданная встреча
Всё рано или поздно заканчивается. И прятки со Смертью тоже. Сколько бы Андреич не плутал, не менял работу, не ходил домой другими путями, не надевал тёмные очки, наконец-то на него вышли. А коли поймали, надо держать ответ.
Роковая встреча произошла вечером в пивной, куда Андреич с молодым напарником заглянули после работы пропустить по стаканчику. Они тихо беседовали, как вдруг напарник оборвал свои рассказ, хитро улыбнулся и стал смотреть на Андреича с такой нежностью и тоской, с какой смотрят друг на друга после долгой разлуки братья-близнецы, потерянные в детстве.
– Ну, привет, что ли, – сказала Смерть и отхлебнула из стакана, – ох, ты, гадость какая!
Андреич смотрел на изменившегося напарника, на лице отразился испуг.
– Ты что с ним сделала?
– Да ничего, взяла в аренду. Не против?
Андреич всё понял и опустил глаза. Попался! А Смерть принялась его отчитывать, как провинившегося юнца.
– Ты даже не представляешь, как всех нас измучил! На письма не отвечаешь, по повестке не приходишь! Я его у подъезда караулю, а он по верёвке на балкон забирается, как молодой! Звоню, дверь не открывает! Что за дела? Прям как маленький! Зачем мобильный отключил? Вдруг пожар какой?
Андреич молчал. Да и что тут можно сказать, уличённый в неповиновении высшим силам? Теперь его более-менее праведная жизнь вряд ли спасёт от справедливого наказания, а наказывают там серьёзно.
Тем временем Смерть попробовала вяленую рыбу, пожевала, глядя в потолок и удовлетворительно кивнула.
– А вот это неплохо. Не шедевр, конечно, но сойдёт. Ты чего притих? Допивай, да пошли.
– Куда? – тихо спросил Андреич, наивным вопросом пытаясь если не вызвать жалость, то, по крайней мере, сочувствие.
– А туда, где заждались! Нет, я всё понимаю, тебе здесь нравится, рыба вкусная и компьютерные игры интересные, но ты гость и срок давно вышел! Знаешь же, что время пришло! Чего кобенишься?
– Могу объяснить.
Смерть пошарилась по чужим карманам, вытащила карточку и поморщилась.
– Чем хороша наличность, к ней не нужен пароль. Угостишь рыбкой? В благодарность послушаю твою позицию, но не более.
– Угощу. Мне деньги больше не понадобятся.
– А королевская розовая форель здесь есть?
– Только жёлтый полосатик.
– И квас возьми тогда, а то ваше пиво в горло не лезет. Раньше вкусное было. А сейчас…
Андреич принёс рыбу, квас, фисташки, кириешки и охотничьих колбасок. На всякий случай присмотрелся к лицу напарника, не вернулся ли.
Нет.
– Ну давай, вещай, – разрешила Смерть и начала уплетать угощение.
– Да тут как-бы и ничего такого…
– Ну, вот видишь!
– Но у меня же внуки…
– Понятно.
– Это моё самое дорогое на свете.
– А-а, костлявая какая.
– Мне хотелось бы задержаться на год-два.
– А как же.
– Если можно.
– Нельзя.
– Ну почему?
Смерть отпила квас и посмотрела на свет через стакан.
– Да потому что! Сейчас самое важное, это внуки. До этого были дети. До детей жена. Ещё раньше две невесты, первая любовь и хэви-металл.
– Я его не слушал.
– Это для примера. А ещё раньше родители и, наконец, цветная вращающаяся игрушка над кроваткой! Видишь, всегда есть что-то самое дорогое в зависимости от возраста и личных предпочтений. А, кстати, чем тебе металл не угодил? Нормальная тема.
– Да при чём тут!… Я же про внуков говорю!
– А я говорю про истекшее время и штраф, который мне придётся заплатить за якобы непрофессионализм! Я же думала что ты сознательный человек, ответственный! А ты?
– А я любящий дедушка, который на всё согласен ради продления жизни!
– А тут что?
Смерть шумно открыла пакетик с фисташками, понюхала и подозрительно прищурилась.
– Это орехи, – сказал Андреич, – они только выглядят неважно, а так вполне вкусные.
Смерть отложила пакет в сторону и задумалась. Андреич огляделся вокруг. Посетители пили пиво, беседовали, спорили о политике и все вернутся в свои семьи. Счастливчики! Но если бы они понимали, как им повезло не умереть сегодня и иметь возможность обнять близких ещё раз!
Потому что завтра уже может и не быть.
– А знаешь что? – очнулась Смерть. – Я дам тебе отсрочку, так и быть.
– Правда?
– И не на год-два, а на пятнадцать лет.
Слишком хорошо, что бы быть правдой, подумал Андреич, но душа возрадовалась, а сердце застучало сильней.
– А что взамен?
– Абсолютно ничего. Ты и так тут раскошелился. Можешь идти.
– Прямо сейчас?
– Да. Но позволь обрисовать тебе будущее, если хочешь.
– Да я как бы… Не горю таким желанием.
– Ладно, – равнодушно сказала Смерть, – свободен.
– Я просто не хочу ничего знать. Даже если будет плохо.
– Да-да, я поняла. Пусть будет сюрприз, как вы любите говорить. Иди, пока не передумала.
Смерть всё-таки взялась за фисташки, осторожно пережёвывая и оценивая вкус.
– Действительно, – одобрила она, – есть можно.
– Так я пошёл?
– Вали уже!
– А это…
– Напарника скоро верну. Он удивится твоему отсутствию, но что-нибудь придумаешь.
– Ладно… Спасибо.
Андреич отошёл от стола, не веря своему счастью. Пятнадцать Новых годов и дней рождения! Смотреть, как растут внуки и сами становятся родителями! И всё-таки его что-то терзало. Недосказанность и показушное равнодушие Смерти вселяло неуверенность и ожидание подвоха. Тут бы спокойно идти домой и больше не прятаться, не выглядывать из-за каждого угла. Пятнадцать лет! Но не может быть всё так просто!
Он вернулся к столу.
– Говори!
Смерть с сожалением посмотрела в пустой пакетик и вздохнула.
– Напомни, сколько тебе годков?
– А ты не знаешь! Семьдесят пять.
– Ого! Целых семьдесят пять! Неплохо. Плюс пятнадцать лет…. это у нас… итого…
Она посмотрела в вверх, высчитывая несложный пример. Издевательский тон даже не пыталась скрыть.
– Девяносто! Будешь долгожителем! Разрушенный временем, старческими болезнями и Паркинсоном, но долгожителем!
Она дала время Андреичу переварить услышанное.
– Станешь ходить под себя… Чего, «нет»? Станешь, станешь! Пропахнешь вонючими лекарствами, а после твоей всё-таки смерти всплакнёт разве что дочь, да и то – для приличия. Внуки лишь облегчённо вздохнут и нацелят внимание на освободившуюся квартиру, так как правильно составить завещание будешь уже неспособен.
– Так и будет? – тихо спросил Андреич.
– Будь уверен. Увы, крепкого старичка из тебя не выйдет, а вот гундящая развалина вполне. Овощем будешь, зуб даю.
– Ё-моё… Погоди, а если на пять лет?
– Ты что, торговаться вздумал? Смотри, я разозлюсь, королевской форелью не откупишься! Или пятнадцать или пойдём сразу, и поверь мне – этот вариант будет лучше и для тебя, и для семьи.
И всё-таки подвох!
– Ничто в этом мире не даётся бесплатно, – зло проговорил Андреич.
– Я тебе бесплатно предлагаю выбор, да и то – настроение хорошее. Для остальных бунтарей разговор короткий. Но ты же беспокоишься не столько о внуках, сколько о себе.
– Да с чего же?
У Смерти, точнее, у напарника, зазвонил сотовый.
– Да с того, что ты хочешь быть с ними. Ты! С ними! А они хотят быть и с тобой, и с родителями, и с друзьями, и погулять ещё! Их не будет – для тебя трагедия. Тебя не станет – они погрустят и вскорости забудут.
– Но…
– Да, ты хороший дед! И да, внуки тебя любят. Но они или погрустят, или вздохнут с облегчением. Выбирай здесь и сейчас, а то напарника уже дома ждут. И пойми вот ещё что – ты не умрёшь. Просто станешь другим и обретёшь новый мир. А я, так и быть, замолвлю за тебя словечко. Скажу, что сам пришёл с повинной. Главное, поддакивай и грустно кивай.
Словно тьма заслонила солнце, так всё вокруг потемнело и стало тусклым. Бог с ними, с пятнадцатью годами! Каждый лишний день оценивался бы в сто крат дороже, знай, что он последний! Если бы ещё чуть-чуть пожить! Но когда перед тобой сидит сама Смерть и требует ответа, нет смысла долго думать, истерить и упрашивать.
Андреич вздохнул, вытер мокрые глаза, и они со Смертью направились туда, где нас с тобой, дорогой читатель, пока не ждут. И если бы он оглянулся, то увидел бы, как его тело упало на землю, а испуганный напарник стал звать на помощь.
Первая охота
Сегодня особый день – отец возьмёт Ярика на первую охоту в честь шестнадцатилетия. Да, не самый подходящий возраст для ношения ружья и стрельбы по живым мишеням, но надо же когда-то начинать. Всё лучше, чем пялиться часами в планшет. В семье растёт помощник, значит, надо взрослеть, помогать.
Несмотря на недовольство матери – мол, ещё маленький для такого, отец с сыном впервые вышли вместе из дома ранним утром, когда солнце ещё не показалось из-за сопки, а луг с его многочисленными обитателями только пробуждался. Ни капли сна не осталось в детских глазах – мальчик ещё затемно стал ворочаться в постели, с нетерпением ожидая пробуждения взрослых. И вот, они с отцом идут через луг, усыпанные росой, через сырой прохладный воздух и отец шутит, а Ярик смеётся и бегает взад-вперёд. День обещал быть замечательный, небо чистое, под стать дню рожденья, как раз для первого взрослого шага. Именно сегодня Ярику предстоит принять решение, на чьей стороне будет всю жизнь. Конечно, на стороне отца! Решение уже принято!
Тропинка довела до речного парома, на котором они перебрались на противоположный берег и, приняв как хороший знак от паромщика хорошие пожелания…
– Хорошей охоты, Ярослав!
– Спасибо!
…пошли по течению вниз, наслаждаясь умиротворённой водной гладью с одной стороны и высокими столетними соснами и запахом хвои с другой.
Солнце уже проглядывает сквозь стволы деревьев, будто нерешительно оценивает обстановку. Для ходящих по воде сейчас плохое время, они не видят охотников в зарослях высокой травы, но сами как на ладони.
Отец расчехлил ружьё и отдал сыну. Охота начинается, теперь главное быть внимательным и не суетиться. Волнение, как говорит отец, привычка вредная, не совладаешь с ней, она тебя поработит. Будь спокоен, хладнокровен, расчётлив и удача станет твоим верным союзником.
И будто в подтверждении этой бесспорной истины, появился он – ходящий по воде. Проповедник всепрощения и любви к ближнему. Апостол старой веры, предлагающий всем подставлять обидчику вторую щеку вместо адекватной обороны. Пудрящий мозги ищущим себя и сомневающимся. Но отец никогда не сомневался, и Ярик не будет.
Следуя точной инструкции – поймал цель, задержал дыхание, плавно нажал курок, Ярик поднял ружьё. Ствол надёжно упёрся в плечо, прицел захватил жертву, что быстро бежала по поверхности реки и тревожно оглядывалась. Ярик всегда хотел узнать, останется ли тело святоши на воде или потонет. Вот сейчас и узнаем.
Отец легко похлопал его по плечу.
– Стреляй, сынок.
Ночные записки дворника
20 мая
Допустим, вы работаете в детском саду. Это достаточно шумное заведение. Все кричат, смеются, спорят. А один ребёнок сидит в углу и плачет. И воспитатель с нянечкой ничего не могут поделать.
Записывайте.
Подходите к этому ребёнку и строго, но что б не напугать, говорите:
В моём садике не плачут.
Он смотрит на вас снизу вверх и… верит вам! Рёв прекращается, а вы важно так идёте по своим делам. Воспитательница смотрит на вас с уважением, нянечка с обожанием.
Но есть минус. Этот метод работает ровно один раз. Больше не прокатит.
Раньше меня часто спрашивали:
– Почему ты работаешь дворником? После армии сразу за метлу! Ты же молодой, здоровый, а занимаешься ерундой!
И я отвечал:
– Не хочу писать ежегодные отчёты, там постоянно что-то не срастается и приходится подгонять цифры. Поймают – позора не оберёшься. А дворник – работа честная. Если грязно, значит не подметал. Чисто – подмёл, мусор собрал, траву скосил. Никого не обманешь.
– Раз ты такой тупой, чтобы работать в офисе, поезжай на вахту и зарабатывай по-людски. Могу устроить.
– Если только дворником.
– Ну тебя! – самая распространённая реакция.
Теперь я старый, двадцать пять стукнуло, и меня никто ни о чём не спрашивает. Привыкли уже.
Всю жизнь подметаю в детском саду. Менялись воспитатели, нянечки, разнорабочих так вообще не счесть, даже директор поговаривает об увольнении. А я всё подметаю и подметаю.
А по ночам, когда не спится – видимо, совесть мучает, в пустой однокомнатной квартире, больше напоминающей дешёвый гостиничный номер – делаю записи о том, что было, что видел. Пишущий дворник, звучит? Иногда перечитываю особо интересные моменты.
Вот, например…
Однажды был пойман с поличным. Мелкая кража, сразу после школы. Отметил выпускной, называется! Алкоголь – такая вещь, что призывает к подвигам, причём с полным отсутствием благородной цели. Через месяц меня ждала армия и, дабы не ломать жизнь, меня, горемычного, отправили на исправительные работы в этот садик. Почему сюда, а не в ЖЭУ, или на городскую площадь, об этом надо спросить двоюродного дядю, подполковника полиции, который решил оградить меня от общения с более взрослыми хулиганами. И, спасибо дяде, я нашёл своё место.
Честно отмахав метлой пятнадцать суток, на следующий день пришёл с заявлением на работу.
Рубен Аристархович, директор, внимательно всматривался в мои глаза, пытаясь найти издёвку.
– И какого хрена? – мягко спросил он вместо приветствия.
– Хочу у вас работать, – отрапортовал я, – мне понравилось.
– Дворником? – уточнил он, хотя в заявлении всё сказано.
– Хотел директором, но вы же не уступите.
Вообще-то он человек с юмором, за две недели мы здорово поладили, но сейчас даже не улыбнулся.
– А дальше учиться? Нет желания?
– Абсолютно никакого! На досуге покажу аттестат, кроме троек ничего не найдёте, да и те, в большинстве своём, завышенные. Просто не смогу никуда поступить, даже если бы хотел. Баллов не хватит.
– А если оплачу поступление? Отучишься на управленца, возьму завхозом. Потом меня сменишь. Идёт?
– Я не выучусь. Тупой потому что. Только дворник, только подметать.
Рубен Аристархович поизучал попеременно меня и заявление, ища подвох. Ну, действительно, кто же будет так шутить? Мне же действительно понравилось.
Плюсы? Загибайте пальцы! Дети бегают, птицы поют, атмосфера здоровая, свежий воздух, женщины на кухне накормят, мы даже привязались друг к другу. Нянечки, опять же, молодые-смешливые, глазки строят. Я же очень даже ничего. Отчитываться за год не надо. Чем плоха работа? Зарплатой? Социальным положением? Так я ни к чему не стремлюсь, ничего от жизни не требую. И не напоминайте, что там плывёт по течению, на меня давить бесполезно. Отец уже смирился и прекратил читать нотации заплетающимся языком. Хочу быть дворником! Всё! Руководить каждый дебил может, а попробуй подмести территорию так, чтобы комиссия подивилась, слабо?
И видимо директор это всё прочёл в моих глазах.
– После армии приходи, если не перебесишься.
– У меня ещё две недели! Вы же другого возьмёте!
– Возьму. И не одного. За год тут много людей сменится, а ты, возможно, поумнеешь.
Прошёл год, а я не поумнел ни на грамм, зато плац после меня был самым образцовым.
И вот я принёс новое заявление и все документы.
– Работай, коль так, – развёл руками директор.
Что ему ещё оставалось?
На радостях я оббежал весь садик, представился новым сотрудникам, напомнил о себе уже знакомым. Естественно, заглянул на кухню.
– Привет, бабаньки!
Почему-то тогда мне казалось, что дворник должен быть развязным и весёлым.
– Антоха, ты, что ли? – удивилась старший повар, – Опять за старое взялся?
– Нет! Работаю официально! – торжественно объявил я и тут же осведомился. – Когда у нас обед?
– Как придёшь, так и накормим! – смеясь, пообещала повар. – Поможешь со склада картошку принести?
Начинается! Для таких целей должен быть грузчик!
– Я, по идее, подметать пришёл, а не овощи таскать.
– Не хочешь женщинам помочь? Какой же ты мужик?
– Исключительный.
– Тогда забудь про обед.
– А охранник не может помочь?
– Он-то как раз может и будет очень хорошо накормлен.
Коротко и ясно. Ну как тут откажешь?
И вот, одетый в рабочее, с новенькой метлой и в отличнейшем настроении я вышел на улицу. Понеслась!
И пока друзья познавали так называемую студенческую жизнь, то есть пили и сдавали сессии, я уверенно махал метлой, оставляя приятные взору чистые площадки, аллеи, улицы, веранды. Со мной здоровались родители, многие знали по имени, папы шутили, мамы восхищались «ответственному отношению к жизни, не то, что мой».
Товарищи-студенты после лекций заходили в гости, мы сидели на какой-нибудь веранде и ни один не посмел достать сигарету или бросить фантик. У меня было всё жестче, чем в армии и тюрьме, вместе взятых. Тут гуляют дети! Проверки, будь они неладны! Начальство надеется на меня! Ответственность, не то, что у них! Работа, это вам не учёба, заваленный экзамен не пересдашь! И, вообще, вы меня отвлекаете!
Я был в авторитете, пока друзья не окончили учёбу, устроились на работу и обзавелись семьями. Приобрели машины и нашли новых друзей, под стать себе. Наши встречи проходили всё реже, тем для бесед стало ничтожно мало.
– Звони, если что, – сказали мне напоследок и растворились в городском шуме.
И вот я, проснувшись однажды, понял, что остался один.
А когда человек один, он начинает делать опрометчивые вещи.
12 июня
Самое красивое место в нашем саду, это фонтан на пересечении двух аллей. Родители, приводя детей утром или забирая вечером, обязательно пройдут мимо этой достопримечательности. Здесь расположены несколько скамеек, вазоны с цветами, можно посидеть, послушать шум воды, отдохнуть. Но только летом, естественно. В сентябре фонтан отключают. Он ограждён так, чтобы дети ни при каких обстоятельствах не смогли упасть в воду или просунуть голову между прутьями без возможности вынуть обратно.
У любого воспитанника обязательно есть хоть одна фотография у фонтана. А вот в других садиках такого счастья нет. И это нас оправдывает, когда кто-то другой завоёвывает звание лучшего дошкольного учреждения или выигрывает грант.
– У вас есть фонтан? Нет? Тогда о чём разговор!
И это ещё не всё!
Сам сад расположен в бывшем доме для детей-сирот купца-мецената Романа Рубашкина. Огромное здание, в котором любой чувствует себя маленьким. По углам крыши расположены башенки, играющие декоративную роль, но создающие ощущение величия. Актовый зал самый большой в городе с высокими потолками и здоровыми окнами. Угадайте, где стоит самая громадная новогодняя ёлка? Ограда вокруг здания тоже отличается от стандартной сетки-рабицы и профлиста. Изысканные завитушки, лепестки, скрипичные ключи и орнаменты со всякими животными посередине каждого пролёта, будто ограда стоит вокруг художественного музея. А главные ворота и две калитки, это вообще произведение искусства со старинными фонарями, но они давно не работают.
В общем, заморочился этот Рубашкин, зато у нас самый крутой садик.
Насчёт опрометчивых вещей…
Много мам отводят своего ребёнка в сад. Пап тоже хватает, но мам больше. Так как я всегда кручусь где-то поблизости, наши встречи неизбежны. Одни здороваются и улыбаются, другие брезгливо не замечают, а кто-то всегда печален и задумчив, особенно осенью, когда сама природа намекает на недолговечность женской красоты и привлекательности. И плетётся этот кто-то аллеей под тихим листопадом, и всё хрустит под ногами, мельтешит перед глазами и падает на голову и плечи. Деревьев у нас много, и рябина, и черёмуха, и уже облетевший тополь, и самый противный – ильм, так что от нехватки листьев не страдаем.
И вот идёт она, Маргарита Семёновна с дочкой, а вокруг, будто червонное золото к ногам королевы и маленькой принцессы, летят листья и кружатся по асфальту, подхваченные лёгким ветром. Мне эта пара всегда нравилась, как и многие другие, и будь художником, обязательно изобразил бы их на холсте. Но вместо таланта живописца Бог одарил меня внимательными глазами. И я видел печаль этой женщины. У неё замечательная семья, но без особых чувств. Пора нежности и цветов прошла, зеркало с цинизмом отражает каждую новую морщинку, а так хочется внимания, какого-нибудь незатейливого комплимента, заинтересованного мужского взгляда, скользнувшего по открытым коленкам. Что бы кто-нибудь просто подал руки при выходе из троллейбуса и похвалил причёску.
В тот момент, не желая никому зла и без возможности предсказывать будущее, я крикнул, улыбаясь:
– Куда по мытому?
Видит Бог, я всего лишь хотел, чтобы женщина на миг отвлеклась от проблем.
И Маргарита Семёновна, действительно, расплылась в улыбке. Вначале это было лёгким удивлением, потом она расцвела весенним цветком, затем рассмеялась так, что дочка отошла в сторону, чтобы посмотреть внимательно на хохочущую маму.
Но рассмешил её не столько окрик, сколько листок на моей голове. Видимо, в совокупности это было очень забавно, хотя я почувствовал себя очень глупо. И, тем не менее, с этого дня мы стали общаться, сначала просто здороваясь, потом обсуждать некоторые события из нашей жизни. Этакая лёгкая беседа между двумя немного знакомыми людьми, ничего серьёзного. Но, как учёный-лингвист по знакам, выцарапанным на бересте, узнаёт быт древних людей, так и я из коротких, ничего не значащих предложений, воссоздал жизнь этой мадам.
Муж часто ездит в командировки. Очень важный человек, то ли правая рука губернатора, то ли левая мэра. Любовь завяла после рождения дочки, осталась привычка и ответственность. По вечерам, оставшись одна, Маргарита пьёт кофе или вино и слушает классическую музыку – странное по моим понятиям времяпрепровождение. Иногда читает, что не может не радовать. Она улыбается, беседуя со мной. Я новый сосед, с кем можно просто провести за беседой три минуты и не почувствовать головную боль от чужих ненужных проблем. Мне она нравится больше и больше. Красивая, взрослая, она смеётся над моими шутками и отмахивается:
– Да ну вас!
Потом уходит и, кажется, что продолжает улыбаться. И вот я прихожу домой, ужинаю и думаю, что она сейчас слушает, Чайковского под кофе или Моцарта под вино? Или Баха под «Маленьких женщин»? Будто для меня это имеет значение.
Однажды спросила:
– Можете повесить люстру? В комнате. Муж купил новую, но когда найдёт время… Я заплачу.
– Люстру, – пробормотал я с сомнением, – я, вообще-то… знаете… не умею вешать люстры.
– Совсем-совсем? – она расстроилась, будто я отказался от чего-то очень важного.
– Не доводилось как-то. Даже с триммером не могу разобраться, а мне траву косить надо. А тут целая люстра. Там же всё под напряжением, фазы всякие… Лампочку вверну. А больше… Я только метлой работаю. И граблями. И пишу немного.
Возможно, она впервые видела мужчину, не умеющего вешать люстры, но я такой.
– А попробовать не хотите? – спросила она с грустью. – Вместе мы что-нибудь придумаем.
Я не стал доказывать свою нетрудоспособность. Попробовать-то можно.
17 сентября
С началом листопада все поэты, расталкивая коллег локтями, наперегонки бегут в городские парки, чтобы ещё раз описать увядающую красоту природы. Уже миллионы стихов написаны, но они с завидным упорством строчат и строчат новые вирши, нацелясь на миллиард. Не понимаю эту поэзию, я больше по прозе специализируюсь. Это я так, к слову.
Не очень люблю убирать листья осенью. По мне так – пусть кружатся по воздуху, шуршат под ногами, собираются у бордюров, лежат, запутавшись в траве. Осень без опавших листьев теряет привлекательность, шарм, да и вообще, весь смысл. Будь моя воля, с сентября по октябрь все дворники отдыхали бы за счёт государства. Но, человек предполагает, Бог располагает, а дворник по уставу должен содержать в чистоте вверенную ему территорию.
Поэты говорят о красоте природы, влюблённые осыпают друг друга листьями, у психов период обострения – каждому своё. А я мету улицы, оглядываюсь назад и вижу новую работу, что заботливо подкидывают мне деревья. Вот спасибки-то! А так хочется после работы посидеть у фонтана, кивать проходящим родителям и жалеть, что рядом нет кофе-автомата. Раз в месяц я бы раскошелился на стакан эспрессо, но после многочасового махания метлой понуро иду домой через парк, подсчитывая приблизительное количество дней до полного прекращения листопада.
– Не привязывайся ко мне, – сказала она вечером в кровати под голой лампой, с которой мы сняли старую люстру, а новую повесить не смогли.
Ночной ветер лизал окно, но шум на улице был тише стука наших сердец в квартире.
– Почему? – пробормотал я, ещё не придя в себя от того, что мы натворили.
– Когда тебе двадцать, а мне тридцать, это нормально. Но когда тебе будет сорок, как ты будешь смотреть на меня?
– Сначала дожить надо…
– Ничего не надо! – оборвала она тихо и жёстко. – Просто лови момент, потому что не уверена, что пущу тебя ещё раз. Наиграешься со мной и бросай. Я тебя брошу без раздумий. Ради дочки и семьи – брошу. Ищи ровесницу, а я только на время.
– Думаешь, это неправильно?
– Думаю, мой сегодняшний вечер лучший за последние насколько лет.
– А если кто узнает?
– Не им меня стыдить. Лишь бы ты под раздачу не попал. Поэтому и говорю, чем быстрее порвёшь со мной, тем лучше для нас. Я пока на распутье.
Но быстро порвать не получилось. Слишком хорошо нам было вместе, да и простое общение, лишённое разговора о семейных тратах и спорах о проведении отпуска, давало нам возможность просто наслаждаться друг другом. Я не часто оставался у неё на ночь, но даже встреча в садике уже доставляла удовольствие. В одно и то же время я старался быть на аллее, по которой она отводила и забирала дочь. Становясь просто знакомыми, мы, тем не менее, словами, жестами, улыбками давали друг другу понять, что близки, у нас есть тайна, интимная, нежная, пусть без будущего, но есть.
Так прошло три года.
25 сентября
Самое неприятное для дворника в осеннее время… нет, не холодные монотонные дожди, листопады без перерыва и перекура, засыпающие следы трудов у тебя за спиной. Не ветра, первые заморозки и некоторые «умные» папы, кидающие бычки в наш фонтан. Сдаётесь?
Голуби!
Да-да, голуби, чтоб им было пусто!
Эти крылатые твари шумно летают в ветвях черёмухи и поедают старые ягоды, и мне не жалко, но крыльями обрывают сухие листья, и те спешат обречённой толпою упасть на землю, то тут, то там, прямо на чистое. Воробьи такого беспорядка не устраивают. А ещё эти голуби подходят к наметённой куче листьев и не найдя ничего хорошего, взлетают, разметая весь мусор вокруг, будто мстят за что-то. Не успел собрать, считай, пропали старания даром. Материшься, берёшь метлу и наметаешь обратно. А они ходят вокруг, бросают ехидные взгляды и хихикают. Стараются подойти ближе и махнуть крыльями. И, вроде, невелик ущерб, но на лицо целенаправленная диверсия, что очень обидно.
Красивые птицы, но такие падлы!
Листопад начал сбавлять обороты. Уже можно было подмести аллею, оглянуться и увидеть идеальную чистоту без единого упавшего листочка. Теперь листва собиралась в определённых местах. Одни деревья облысели не хуже нашего директора, другие только-только принялись осыпаться, как штукатурка у главной двери.
– Антон! – кричал Рубен Аристархович из окна своего кабинета. – Мастерком владеешь?
– Кем?
– Стену можешь выровнять? Раствором?
– Нет!
– Это как масло на хлеб намазать! Не сложнее!
Очередной наш рабочий уволился. Забивать гвозди, рубить мясо, двигать мебель и латать дыры в стенах стало некому. Все заняты, а вот я будто прогуливаюсь с девушкой под руку по засыпанной листвой аллее! Ещё голуби не дают покоя! Да и я не умею!
– Показать, откуда у меня руки растут?
– Антон! Ну ё-моё, сделай доброе дело!
– Вы потом мне на шею сядете всем коллективом!
– Так! – заорал директор, и это уже серьёзно. – Быстро подошёл ко входу!
– Сразу бы так, – проворчал я, прислонив метлу к дереву, – а то «доброе дело», «хлеб на масло». Будто моей зарплаты хватает на масло…
Завхоз, добрая душа, уже приготовила раствор. Директор торжественно вручил мне мастерок, всем видом показывая, что верит в меня.
– Закончишь, иди домой! – сообщил он, будто я постоянно хочу смыться пораньше.
– Лучше премию выпишите, давно масло не мазал на хлеб.
– А я тебе предлагал дальше учиться. Зарабатывал бы по-человечески. Специальность нам не нужна, работать мы не любим.
Что верно, то верно, но всё же…
– Взяли бы на полставки, я бы всё тут сделал.
– Справишься, возьму, так и быть.
Я посмотрел на мастерок, им бы большущий кусок торта подцепить, было бы здорово.
– Рогатку в руках держал? – спросил Рубен Аристархович. – Значит, разберёшься.
Рогатка, вещь интуитивная. Увидел и сразу всё понял. А тут…
Я зачерпнул из ведра раствор, и он тут же плюхнулся на землю.
– Не могу на это смотреть, – завхоз ушла, стараясь громко не смеяться.
– Смотри, – сдержанно сказал директор, – берём вот так и – хоп! На стену. И размазываешь.
– Вот сами и делайте, – предложил я.
– Давай в том же духе. Марафет наводить не надо, но постарайся, чтобы красиво. Ну, некому больше!
– Да понял я!
Как бы я не отмахивался от не моей работы, всё-таки – если взялся, то на совесть. Всё шло вкривь да вкось, капли раствора летели во все стороны, да и сам устряпался, но для первого раза, как мне показалось, вышло неплохо.
Вот только директор был со мной не согласен.
1 октября сего года
Так как у меня «руки растут не оттуда», а дел много, срочно взяли нового сотрудника. Тот заплатил за медкомиссию, благополучно прошёл её, отработал месяц, получил зарплату и – внимание! – отправился в запой на скоростном поезде под откос! Директор в лютом бешенстве хотел уволить его по статье, но в последний момент смилостивился, глядя на это недоразумение с поникшими плечами и виноватым взглядом.
А теперь, дамы и господа, поиграем во «Что, Где, Когда?». Вопрос к знатокам:
– На-хре-на?
Не сказал бы, что я очень огорчился такой потере.
Мы сидели в актовом зале, ждали директора. Раз в месяц он устраивал нам разбор полётов. Одних хвалил, других ругал, озвучивал проблемы и оглашал планы на будущее. Меня эти разговоры редко когда касались, но я всегда со своим коллективом. Весь день шёл снег, первый настоящий в этом году, не какая-то там порошка. Все знают, как я ревностно отношусь к работе и, глядя на меня, вымотанного, уставшего и смотрящего в одну точку, женщины принялись меня жалеть. Есть у них такая привычка.
– Не надо мужчину жалеть, – запротестовал я, – от этого он мельчает и тянется к дивану, где его ждут газета, пиво и футбол по телевизору.
Я знаю, о чём говорю. После смерти мамы все жалели моего отца. Его навещали, утешали, наливали. С такой нахлынувшей заботой он не справился, во что это вылилось, я, по-моему, уже говорил. Но женщины этого не знали и поэтому засмеялись.
– Ну, как не жалеть? – спросила Светлана Тимофеевна. – Первый снег и такой мощный.
– Как и в прошлый год, и всегда. Плох тот дворник, что убоится снега, ибо малодушием своим смущает коллег и развращает коллектив.
Иногда становлюсь красноречивым и несу всякую чушь. Выгляжу глупо, зато все смеются. Я вскочил с места и, махая руками, принялся развивать тему.