На семейном совете мы не стали рассматривать вопрос об обмене Жижки, так как успели привязаться к нему. Кроме того, даже в случае совершения обмена, мы опасались непредсказуемости судьбы Жижки, если бы он больше никому не понадобился.
Несмотря на то, что мы подвели Феликса, он остался верен данному им обещанию обеспечить папе ликбез по воспитанию Жижки. Однако, вместо папы ему пришлось тратить свое драгоценное время на просветительские прогулки с собаками в обществе примитивного недоросля – его сына. Для Феликса это было скучным и бессмысленным занятием. Что касалось меня, то я считал большой честью для себя общение со столь многомудрым интеллектуалом. Я внимал его ученым наставлениям как проповедям и следовал им с религиозным тщанием. Сила его авторитета действовала на меня таким образом, что я даже пытался подражать его манерам поведения и речи. Разница в возрасте между нами составляла всего 5 лет, но я не чувствовал себя достаточно равным для фамильярного обращения к нему в единственном числе. Феликс же, как и Боря, будучи двадцатью годами моложе моего отца, беззастенчиво обращались к нему на "ты".
Несмотря на изначально холодное восприятие Феликсом моей персоны , наши прогулки со временем породили взаимную симпатию, перешедшую в дружбу, переплетенную с взаимными интересами, длиною в жизнь.
Благодаря Феликсу я получил Жижку, который помог нам справиться с болью от потери Рольфа. Он пленял своим детским обаянием, смышленностью и конечно же прекрасным телом, украшенным лоснящейся ярким блеском, иссиня черной шевелюры. Жижка обладал прекрасным аппетитом. Он радовался всему, что попадало к нему в рот. Окажись в его рационе верблюжья колючка, его куций хвост также радостно бы трепетал , как при обнаружении в его миске филе миньона из трех-звездного Мишлен ресторана. Жижка был настоящим весельчаком с причудливыми манерами. Он был первый, кто познакомил меня с удивительной хореографией подготовки к исполнению акта опорожнения кишечника и деловитой тщательностью выбора места для этого акта.
Вначале Жижка никак не мог определиться с выбором места и придирчиво искал более или менее подходящие. Его нерешительнось побуждала к спринтерским перемещениям в разные точки региона, покрывая большие расстояния, а сопровождавшему его компаньону, требовалась особая выносливость и спортивная подготовка, чего ему явно не доставало. С тяжелой одышкой, держась за поводок, я переводил дыхание во время кратких остановок и вновь задыхаясь мчался с надеждой, что следующая остановка окажется более продолжительной. Со стороны наша компания напоминала страдающую острой диспепсией пару, в безуспешном поиске ближайшего туалета. Когда, наконец, заветное место стало победителем финала, Жижка в классической позе, подобно винту аэроплана начинал вращение по часовой стрелке. Внезапно вращение прерывалось, и он замирал с выражением лица, отражавшим глубокий мыслительный процесс о том, как бы не растранжирить весь свой внутренний запас ради одного только места. Не меняя позы, он переползал на соседние участки, где рачительно делился своим внутренним миром с внешней средой. Позднее, я поймал себя на мысли, что автор "Собачьего вальса" рэ-бемоль мажор, был вдохновлен на сочинение этого легендарного произведения, хореографической драматургией этого физиологического акта в балетной постановке его собственного пса.
Благодаря Жижке, я погрузился в новый для себя мир собаководства, частью которого, как мне казалось, я стал сам. Я посещал выставки, дрессировочные сессии, свел знакомство со многими людьми, принадлежавшие этому миру. Эйфория от моей вовлеченности в этот мир омрачалась ощущением изолированности от него моего Жижки. Но сам Жижка подобными комплексам не страдал. Несмотря на отсутствие признаков его мужской состоятельности, он самоназначился альфа самцом и никому из титулованных кобелей спуску не давал, особенно в присутствии дам. Он превратился в отличного бойца и своим недокусом недокусывал столь мощно, что представители собачьих элит с идеальным прикусом напоминали хилых очкариков, перед лицом распоясавшегося хулигана. Он чувствовал свою силу и благодаря особой технике боевого искусства, одерживал верх даже над более крупным соперником.
Я никогда не поощрял собачьи стычки, но когда таковые случались я, естественно, рвался прервать боевые действия, но те несколько секунд триумфа Жижки, в глубине моей грешной души, удовлетворяли мой комплекс Жижкиной неполноценности. Из-за этого я прощал ему, то что он оставил меня за бортом главных событий в собаководстве, проносивших титулы и награды.
Жижка дал мне возможность поверить в себя. В то время чума собак уносила жизни многих. Лечение этого заболевания носило ритуальный характер использования лекарств, которые по эффективности сравнимы со средневековыми методами лечения такими, как кровопускание, препараты мышьяка, пиявки, экскременты жаб, заговоры и сжигание ведьм на костре.
Тогда бытовало мнение, что черные терьеры более устойчивы к возбудителю болезни, чем другие. Я жил с надеждой, что это не выдуманные слухи и эта напасть обойдет Жижку стороной. Но реальность оказалась иной. Жижка заболел, с уже знакомыми мне первичными симптомами, похожими на эту напасть. Из современных, для той эпохи методов диагностики чумы, у меня были только визуальный и религиозный. Я разуверился в целесообразности ожидания очередей на прием к ветеринарным эскулапам в компании посторонних нездоровых собак. Тем более, диагностический и лечебный потенциал не отличался от моего и строился на неприятных пророчествах. Поэтому я не стал дожидаться "синдрома жестской стопы" и сам взялся за дело, влепив Жижке первую дозу долгодействующего пенициллина.
К моему удивлению, у Жижки вскоре восстановился аппетит, нормализовалась температура и прочие респираторные неприятности. Казалось бы, полное выздоровление вопрос одного-двух дней, но охваченный победным энтузиазмом, я не прекращал лечения, пока не использовал все каноноческие средства. Это заняло заметную по продолжительности часть жизни Жижки, не понимавшего какого черта этот идиот отравляет ему счастливую молодость, пытая иголками и, пихая в рот всякую, дурно пахнущую горькую дрянь. Он сразу понял, что я зря строю из себя триумфатора и триумфальную арку за победу над чумой собак мне никто не поставит.
Моя вера в обретенную мною ветеринарную богоподобность и в отсутствие необходимости в формальном образовании для предоставления услуг по воскрешению собачьих Лазарей, исцеления прокаженных, парализованных и страдающих другими немощами псов. Силы природы и внутренные аптечные склады организмов исцеляли страждущих, несмотря на мои методы лечения, и тем поддерживали во мне мою репутацию ветеринарного мессии.
Моя ветеринарная практика носила благотворительный характер. Добро я творил иногда на собственные скудные средства, что способствовало высочайшему росту моей популярности среди экономных пациентов.
Я пребывал в состоянии ложного самомнения вплоть до очередного поражения в битве с чумой собаки моего приятеля, что привело к скандальному завершению наших приятельских отношений. Он в резкой форме критиковал мои врачебные амбиции и растоптал мою уверенность в том, что я вылечил Жижку именно от чумы, а не от какой-то другой пустяковой болезни.
Я был настолько потрясен этим открытием, что забросил свою практику и ушел в депрессивное безделие, из которого меня вновь вывел Жижка. Ему предложили платную работу ночного сторожа с напарником, коим он выбрал меня. Свои рабочие часы Жижка отрабатывал достойно, даже засыпая на работе, он не допустил ни одного проникновения злоумышленников на территорию завода. Все деньги за свой труд он щедро отдавал мне, оставляя себе лишь часть на пропитание.
Жизнь налаживалась, мы с Жижкой были довольны друг другом. У Жижки улучшилось качество питания, а у меня завелись средства, позволявшие успешно конкурировать за сердца юных дам, любивших мороженное и конфеты и даже любительниц кино, театральных спектаклей, выставок живописи.
Но вскоре наступили страшные времена. Мама ушла из жизни, а папа вскоре решил перепланировать свою. В его планах не было места ни мне, ни Жижке. Его мечта стать владельцем автомобиля стоила нам уменьшения жилой площади, где Жижке не доставало простора и он был отправлен в какой-то питомник. В наших с отцом отношениях образовалась глубокая трещина. Я не смог простить ему предательство Жижки, а себе малодушие, из-за которого мне не удалось настоять на своем, что считаю не меньшим предательством. После того, как я получил свою коммунальную коморку, желая вернуть Жижку, безуспешно искал по всему городу. Это чувство боли живет со мной всю мою жизнь.
После Жижки мне показалось, что я проклят немощью прожить с собакой всю ее жизнь и более 25 лет не решался обзавестись новой. Я перебивался прогулками с собаками Феликса, когда мы стали жить по соседству после моего вселения в новое жилье при разводе с папой. Это поддерживало во мне удовольствие от общения с этими дорогими для меня существами, но отравляло мое собственное существование, возвращением к мыслям о Жижке и моем гнусном предательстве.
Бонни, Пиллти и Егор Кузьмич
В своих сладких мечтах моя жена Неля видела, отнюдь, не меня, а пусть хоть самую ущербную но живность, желательно собачьего племени. Но кроме белочки (не путать с белой горячкой) и игрушечных медведей, о которых она до сих пор вспоминает с умилением, у нее никого не было. Но однажды великое свершилось. В качестве приза за успешный труд, заведующий кафедрой, где Неля работала в исследовательском секторе, наградил ее, прибившимся к нему на улице, беглым пекинесом. Эта награда возрадовала ее больше награды за окончание школы с отличием, красного диплома в университете и, собственной свадьбы, благодаря которой она получила меня, в качестве домашнего животного.
Неля нарекла его "Бонни" с призрачной надеждой, на то, что в ее жизни когда-нибудь появится и Клайд. Бонни действительно обладал рядом криминальных черт характера таких, как бреттерство (он ненавидел ротвейлеров), воровство, промискуитет и склонность к побегам. Неля решила не утомлять себя расследованием от кого сей колобок сбежал последним и усыновила беглеца, отринув навязчивые мысли моралитета.
Помятуя о свободолюбии Бонни, Неля выработала у всех домочадцев рефлекс заперых дверей. Обретенные мной, как и родителями Нели навыки, могли быть бы пригодиться для работы в качестве тюремных надзирателей.
Однажды, сама Неля допустила легкомысленную беспечность. Обладая прекрасным обонянием, она не смогла уловить чудодейственного аромата ферромонов, обостренных примесью эстрогенов собачьих обольстительниц. Из всего набора запахов, ее привлекло лишь кухонное зловоние, источаемое переполненным мусорным контейнером и она поспешила отправить его содержимое в дворовой мусоросборник. Для этого потребовалось открывание дверей. В то же время Бонни, привлеченный иными ароматами, воспользовался Нелиной оплошностью и прошмыгнул в распахнутую дверную щель и отправился на поиск, их источника. Сценарий его побега был тщательно спланирован по шпаргалке его духовного отца – Казановы, сбежавшего из венецианского узилища дворца Дожей .
Обезвоженная от слез, Неля дала мне указания написать и расклеять по всему городу объявления о пропаже беглеца с обещанием награды за возврат. На объявление за наградой откликнулись многие. Нам предлагали всех городских бездомных собак, котят, морских свинок, поступали звонки от пионерских организаций, занимавшихся поиском родственников, пропавших со времен 2-мировой войны. Откликнулись даже некоторые покинутые жены. Были многочисленные звонки от бывших владельцев Бонни с указанием перечня его имен перед побегами.
Спустя две недели мы выяснили, что он поселился неподалеку в семье с хорошим пансионом, в чьи планы не входило обзаводиться Бонни. Когда мы за ним пришли, он радушно, по-приятельски нас встретил, но не смог понять зачем мы тащим его назад. Он никогда не возвращался, в однажды покинутый дом, считая это плохой приметой .
Кое как отношения наладились. В результате длительного домашнего тренинга, мы обучили его реагировать на команду "ко мне!". В этом мы добились выдающихся успехов. В обмен на лакомство эта команда выполнялась в 99% cлучаев. Сбои случались только после плотного обеда.
Уверовав в послушании Бонни, мы решили убедиться его верности. Гуляя по крутым склонам парка "Отрады", решились спустить его с поводка. Дома он всегда благосклонно реагировал на призыв в обмен на угощение , но в тот раз он изобразил глухоту, слепоту и непонимание одновременнно и умчался за пределы досягаемости. Желая сохранить состояние нервной системы Нели не выше уровня панической тревоги, я отправился на соревнование с Бонни в многоборье по пересеченной местности. Я начал спринтерский слалом довольно бодро и расслабленно. Но вскоре во мне взыграла спортивная ярость, когда мчась за беглецом, я преодолевал колючие кустарники и буреломы, скатывался вниз со склона холмов, теряя обувь и достоинство, затем не обутым, взбирался на крутой подъем, принимая по пути грязевые ванны. Мой яростный призывный клич только увеличивал дистанцию между нами. Бонни понимал, что убегая от преследования, он спасает свою жизнь и безопасность.
В конце концов измотанный противник был настигнут и, пождав хвост смирился с неизбежным. Подобной физической нагрузки я не испытывал даже во времена своей спортивной карьеры и марш-бросков армейской службы. Поэтому и моих сил оказалось недостаточно для выполнения карательных действий в отношении негодника. С этой целью мне на помощь пришла, не терпящая насилия, Неля и довела дело до конца.
Мы съехали с квартиры родителей Нели на собственную, оставив Бонни в их владении по настоянию отца Нели. Оставшись на едине со мной, Неля загрустила под гнетом печальных мыслей о том, какого вольнолюбивого красавца, страстного любовника, сердцееда, умницы, пусть и склонного к изменам, она оставила ради уродливого бездаря и неумехи, с хозяйственными и мыслительной никчемностью. Каждая моя провинность возвращала Нелю к этим мыслям, которые она озвучивала, в не лестной для меня форме. Даже если забываясь, она случайно называла меня самым лучшим, я чувствовал, что участвую в соревновании, где главным моим соперником являлся Бонни.