Вечные вопросы

Справедливость, лишение свободы и смертная казнь

Уголовное наказание, как принято считать, выполняет функции 1) воспитания преступника 2) ограждение общества от преступника 3) исполнение справедливости.

На практике, тюрьмы в большинстве стран не способствуют воспитанию преступников. Гораздо чаще они наоборот делаю из “оступившегося” человека закоренелого преступника. Происходит это из-за того, что условия пребывания в тюрьме совершенно не приспособлены для “воспитания”, но лишь для наказания. Но именно мысль о тяжелых условиях содержания в тюрьме удерживает многих от совершения преступления в первый раз или повторно. В тех европейских странах (например, в Швеции), где режим содержания в тюрьмах мягкий, для заключенного созданы условия исправления и даже развития, нет такого страха перед тюрьмой и потенциальные преступники легче принимают решение о совершении преступления.

Общепринятым считается также принцип соразмерности наказания преступлению. Он справедлив и именно поэтому способствует правильному восприятию наказания. Здесь не поднимается вопрос о том, что главное не наказание, а его неотвратимость, посему давайте оштрафуем убийцу, а укравшего кусок мыла в магазине давайте посадим пожизненно. Если бы это было так, это лишало бы людей какой-либо мотивации в плане наказания не совершать преступления: какой смысл соблюдать законы, в которых нет никакой разумной составляющей.

Когда же речь заходит о смертной казни, о принципе соразмерности наказания преступлению предлагают считать неработающим. Справедливым наказанием за умышленное убийство может быть только казнь. Но, говорят, во-первых, казнь лишит убийцу возможности исправиться. Во-вторых, возможны судебные ошибки, а исправить их будет уже невозможно. В-третьих, говорят, статистика показывает, что отмена смертной казни не повышает число преступлений, а ее введение – не снижает.

Пункт второй, возможность судейской ошибки, пока не будем подробно рассматривать. Скажем лишь о том, что разумеется, если есть малейшее сомнение в возможности такой ошибки, смертная казнь не должна применяться. Но во многих ситуациях такого сомнения нет и преступление надлежащим образом доказано множеством свидетельств.

По пункту первому, невозможности воспитания преступника, подвергаемого казни. Во-первых, это неправда. Он может искренне раскаяться в своем преступлении, то есть в известном смысле исправиться, но это не означает автоматически, что он не должен понести наказания. К тому же достоверно установить факт его исправления в этом случае будет невозможно. Но самое главное, важно помнить, что правосудие производит воспитательное воздействие не только на преступника, но и на тех, кто на свободе. А мы утверждаем, что воспитывает только такое правосудие, которое справедливо, то есть выносит соразмерные преступлению приговоры. Если закон или правоприменительная практика становятся более или менее справедливыми, это сказывается на снижении или росте преступности не “на следующий день”, а спустя известное время, когда всходы воспитательного эффекта, прорастут, возможно даже в другом поколении людей.

Тогда, могут возразить почему же (пункт третий) введение или отмена смертной казни не влияет на число преступлений?

Как было справедливо замечено, на число преступлений влияет в большей степени раскрываемость, а не суровость наказания. При этом чем серьезнее (с точки зрения наказания) преступление, тем меньше влияние оказывает его суровость, и большую – вероятность попасться. В этом и ответ. Мелкие преступления, совершаются, как правило случайно или дилетантами. Такие преступления реже планируются. Посему преступники, замыслившие такое преступление, в большей степени допускают возможность попасться. И если уж они допускают возможность попасться, то возможность понести наказание и его размер уже влияют на их решение совершать или не совершать преступление.

Человек, совершающий, скажем убийство (поскольку только умышленное убийство, по нашему мнению, является основанием для смертной казни) делает это, как правило, либо в состоянии страсти, алкогольного, наркотического опьянения, когда для него, что называется, море по колено, либо заранее все продумав, и будучи уверен, что не понесет наказания за свое преступление. Поэтому его и не волнует размер наказания: он уверен, что он его не понесет, иначе он бы его не совершал. И действительно, статистика говорит о том, что действительно подавляющая часть планируемых убийств не раскрывается, так что уверенность преступника в данном случае основана на знании фактов.

Многие религии говорят: милость выше справедливости. В каких случаях это так, а в каких нет?

Справедливость состоит в том, чтобы воздавать добром за добро и злом за зло и воздаяние это должно быть соразмерным совершенному нам добру или злу. Но нам трудно быть объективным по отношению к себе. “Милость выше справедливости” означает только то, что если мы не уверены в том, что наше воздаяние справедливо, нам лучше отдать больше добра, чем заслуживает человек, и заплатить ему меньшим злом, чем он заслуживает, чем наоборот.

Милость не отменяет справедливости когда нам дано судить посторонних. Она не отменяет справедливости и когда нам дано судить о том и тех, кто имеет отношение к нам. И она означает, что мы в случае неуверенности должны “округлять” плату в пользу других за свой счет.

Это относится и к смертной казни. Милость не отменяет ее, но она безусловно недопустима, если есть сомнение в виновности. И конечно, она допустим только за умышленное причинение смерти другому – это соразмерно.

Справедлив ли ссудный процент

Что об этом думал нобелевский лауреат П. Самуэльсон (“Экономикс”). Аристотель, пишет он, полагал, что “несправедливо начислять положительный процент за пользование ссудой”. Такой же точки зрения придерживалась христианская церковь в средние века, а также ислам по настоящее время. Впрочем и в средневековой Европе и в исламском мире люди находили способы обходить эти ограничения.

Самуэльсон так оправдывает ссудный процент.

Ситуация первая. Некто берет деньги для того, чтобы вложить их в дело и получить процент. Значит за то, что кредитор дал эти деньги, а не вложил их сам в дело и не получил выгоду, он должен получить возмещение. По мнению Самуэльсона, это справедливо. При этом не имеет значения, что предприниматель, взявший деньги, как минимум должен будет провести некие организационные мероприятия, требующие его сил и времени.

Ситуация вторая. Некто берет кредит просто для того, чтобы потратить его на свои потребительские нужды (например, хорошо поесть или на лечение), а не вкладывать деньги куда-то, чтобы получить выгоду. Справедливо ли брать с него процент? Да, справедливо, считает Самуэльсон, ведь какая тогда кредитору выгода давать ему деньги, если он может дать их предпринимателю или сам вложить в дело?

За скобками остается еще пара нюансов. Во-первых, кредитор, в общем случае – это коммерческий частный банк и дает он не свои деньги, а те деньги, которые ему передали на хранение. Во-вторых, наличие процента терпимо даже чисто с точки зрения экономики лишь в случае (и это прекрасно объясняется самим Самуэльсоном), когда в экономику постоянно внедряются инновации, повышающие производительность труда, в противном случае процент должен постоянно снижаться, доходя до нуля (в ситуация кризиса экономики наличие ссудного процента усугубляет действие кризиса).

Разумеется, разумно взимать некую сумму за услугу хранения денег (при этом у владельца депозита должна быть возможность наложить запрет на выдачу его денег в качестве кредитов другим людям, а сама стоимость услуги хранения не должна быть пропорциональна сумме, переданной на хранение), за осуществление кредитных операций (по факту совершения этих самых операций) и, конечно, в качестве страховки при выдаче ссуды на случай невозврата.

Что такое красота?

Всегда есть искушение определять красоту, используя язык метафор и гипербол, а не рациональные определения. Также есть искушение, определяя, что такое красота, позволить себе быть более субъективным, чем в определении других, более “серьезных” понятий. Именно поэтому, наверное, в определении красоты разных мало совместимых определений больше, чем в определении любого другого из важных вечных понятий.

Исходя из позиций материалистической философии, сразу отвергаем идею о том, что понятие красоты “априорно”, существует до всякого опыта и как платоновские идеи открывается нам лишь по мере нашей готовности принять откровение.

Понятие красоты и красивого приходит к нам из личного опыта. Красота – это обобщение ощущаемого нами как приятное до уровня образов, но после вычитания из этих образов того, что понимается нами как полезное. То есть красота – это приятное, относительно которого мы не уверены, что оно полезно.

Оно не полезно, но ассоциативно связано нашим опытом с тем, что нам полезно в наибольшей степени. Неслучайно многие маленькие дети считают своих матерей самыми красивыми: нет никого и почти ничего полезнее матери, но маленькие дети еще не думают о пользе, они просто пользуются матерью.

Те потребности, которые для людей как единого биологического вида, как представителей одного общества или социальной группы одинаковы, обуславливают общее в восприятии красивого. То, в чем потребности разнятся, обусловливает расхождение в таком восприятии.

Вероятно, в большей степени восприятие красивого формируется в детстве, пока человеку самому не приходится думать о проблемах полезности. Формируется что-то вроде ядра восприятия красивого, которое по большей части бессознательно видоизменяется и трансформируется под воздействием подросткового и взрослого положительного или отрицательного опыта, ассоциативно связанного с этим ядром: что то добавляется к нему, что-то уже не кажется красивым.

“Рай” на Земле

“Раем” на Земле мы назовем общество, в котором максимизируется счастье всех людей. Если какие-то религии понимают рай по-другому, оставим это на их совести. Тем более, что мы используем для нашего понятия кавычки. “Коммунизм” в нашем понимании, также имеет отличный от нужного нам, смысл. Может быть, “Справедливое общество” подходящее название, ведь справедливость – это условие для максимизации общественного счастья?

Как с практической точки зрения должно быть устроено Справедливое общество?

Это общество, как мы понимаем должно быть основано на перечисленных выше принципах, то есть оно, во-первых, должно награждать трудящихся по труду, во-вторых, наказывать преступников соразмерно их преступлению и делать это неотвратимо, в-третьих, все люди в нем должны изначально иметь равные возможности во всем, в-четвертых, управлять обществом должны те, кто в данный момент может это делать лучше всех и управлять они должны в общих интересах.

Здесь как-будто чего-то не достает. Должно ли Справедливое общество быть социальным государством? Вытекает ли из понятия справедливости необходимость заботы о тех, кто не может сам о себе позаботиться? Ведь детям, старикам, инвалидам и прочим уязвимым слоям населения по справедливости нужно дать столько, сколько они зарабатывают, то есть во многих случая, нисколько.

Нет, понятие справедливости не включает понятий социального государства, милосердия и благотворительности. Но для нашего “рая” все это нужно – ведь без этого мы не получим общества, в котором все будут счастливы.

Можно было назвать наше общество “Справедливое и милосердное общество”. Когда-то именно так понимался термин “Социализм”, но с тех пор значение этого термина сильно размылось и местами исказилось. Так что, вроде, нужно придумывать новый. Или не нужно? Может попробовать вернуть термину “Социализм” его изначальный смысл?

Будем называть уравновешенным общество, в котором соблюдаются принципы справедливости, указанные выше. Неуравновешенным – соответственно то общество, где они не соблюдаются.

Будем далее называть гуманистическим те общества, в которых обеспечивается право на жизнь, то есть обеспечивается достойный социальный минимум для всех, в том числе для тех, кто не может обеспечить этот минимум своим трудом. Не гуманистическими будем называть будем называть остальные общества.

Тогда теоретически возможны четыре вида общества:

– Неуравновешенное не гуманистическое

– Неуравновешенное гуманистическое

– Уравновешенное не гуманистическое

– Уравновешенное гуманистическое

Четвертый тип общества мы и будем называть социалистическим, вернув таким образом термину “социализм” изначальный смысл – то есть общество, построенное на отношениях братства людей.

Суть социализма, происходящего от слова “товарищество”, во-первых, в отсутствии эксплуатации одними людьми других (то есть в распределении по труду, справедливом распределении), а, во-вторых, в обеспечении права на жизнь для всех (обеспечение всем трудоспособным права на труд, несовершеннолетним – на получение профессии, нетрудоспособным – права на социальную помощь).

Почему почти все мыслители отождествляли социализм, то есть братство людей, с общественной собственностью на средства производства?

Почему социализм означает общественную собственность на средства производства?

Социализм – это братство людей, братство возможно только при честных, справедливых взаимоотношениях. А честные, справедливые отношения между людьми возможны только тогда, когда один не эксплуатирует другого.

Но если есть частная собственность на средства производства, где собственник сам определяет размер своей доли в добавленной стоимости, у него всегда есть соблазн завысить эту долю выше стоимости своих трудозатрат по управлению, то есть взять часть из реальной зарплаты работников и добавить ее к своему доходу.

Чтобы не было такого соблазна, правила оплаты его труда должны быть установлены и для того, кто владеет/руководит предприятием и сделать это должна власть, отражающая интересы всех трудящихся.

Самый простой способ для государства добиться этого – забрать собственность и управление себе.

Представим, что есть бизнес, собственник которого – не государство, а частное лицо. Как государство может минимизировать эксплуатацию по отношению к работникам и при этом не лишить предпринимателя-руководителя заинтересованности в развитии производства? Очевидно, установить ограничение на оплату труда руководителя, скажем, установить соотношение между максимальной зарплатой руководителя и средней зарплатой по предприятию – например не больше трех средних по предприятию зарплат. Но это оплата труда руководителя. А если владелец не руководит? Единственный способ не позволить ему эксплуатировать чужой труд – это не платить ему ничего. Но какой тогда для него смысл владеть этим предприятием? Никакого. Следовательно, собственником может и должно быть государство или коллектив трудящихся.

Итак – социализм означает общественную собственность на средства производства.

Тут нужно заметить, что общественная стоимость включает не только государственную, но и кооперативно-колхозную, то есть общую собственность коллектива людей на средства производства, при помощи которых эти же люди и осуществляют производства продукции. Кооперативно-колхозная собственность может быть очень эффективной в области производства сельхозпродукции, предметов народного потребления и оказания услуг. Члены кооператива/колхоза сами на демократических основах управляют его работой и получают доход в зависимости от размеров своих трудозатрат.

В остальном, на практике, социализм – это государственный капитализм плюс социальное государство. Экономическая эксплуатация государством граждан должна быть при этом нулевой или настолько близкой к нулю, насколько это возможно. Изъятия части зарплаты государством должно равняться стоимости государственных услуг (с учетом государственных расходов на их осуществление) и отчислениям в социальные фонды, направленные на повышение качества жизни самих людей.

Если степень эксплуатации, то есть доля оплаты труда работников, которую забирает государство, будет таким же или бо́льшим, чем при частной собственности на средства производства, то это не справедливо, это никакой не социализм и это экономически неэффективно.

Но кто ограничит государство как собственника в степени эксплуатации работников? Очевидно, это может сделать только само государство. И единственное условие для этого – личные качества тех, кто государством управляет. Править должны лучшие – и самые умные и самые лучшие по своим человеческим качествам, то есть лучшие по степени своей приверженности справедливости.

Нужно ли запрещать частную собственность при социализме? Крупное производство и системообразующие предприятия должны быть государственными. Но если мелкий и средний частный бизнес в условиях рынка оказывается более эффективным на данном этапе, если он готов платить работникам зарплату выше, чем государство, то запрет такого бизнеса не выгоден ни работникам, ни государству. Государство на данном этапе должно рыночными методами конкурировать с частным бизнесом и, если это в итоге приведет к исчезновению частного бизнеса, значит так тому и быть.

Но нужно ли ставить целью полную замену частной собственности на общественную? Безусловно, ведь частная собственность на средства производства означает эксплуатацию одного человека другим. Та ниша (главным образом, производство продуктов, потребительских товаров и оказание услуг), которую сейчас занимают частные сельскохозяйственные, производственные предприятия и предприятия услуг, должны в будущем занять кооперативы и колхозы, в которых работники сами и являются коллективным собственником.

Страна уже проходила это при коллективизации сельского хозяйства: государство сначала должно само организовать колхозы и кооперативы и оказывать им материальную и помощь до тех пор пока основная часть потребительской продукции, продуктов и услуг не вытеснит с рынка частный бизнес. После этого частный бизнес (кроме семейных и единоличных предприятий, где исключена эксплуатация), должен быть запрещен.

Крупные торговые частнособственнические сети, так называемые ритейлеры, уже сейчас могут быть национализированы. Они не дают никакого экономического преимущества по сравнению с государственными торговыми сетями, но при этом в силу своего монопольного положения на рынке могут держать завышенные цены, что снижает реальный уровень доходов населения и отрицательно стимулирует производство.

Государству должны принадлежать вся земля, все недра.

Во-первых, потому что они не являются продуктом чьего либо производства и поэтому владение ими каким-то частным лицом не справедливо.

Во-вторых, потому что владение ими какими-либо частными лицами неминуемо приводит к возможности ограничивать конкуренцию.

Итак, все недра и земля должны принадлежать государству. Также у него, безусловна, должна быть монополия банковской деятельности.

Земля (и недра) по своей природе не являются собственностью ни кого-то из людей, ни какой-либо группы людей, ни народа в целом. Она может быть или собственностью всех людей земли или ничьей. Первый вариант ведет к невозможности ее использования в условиях многих государств. Второй вариант посему единственный практически осуществимый в обозримом будущем: люди должны использовать землю и недра как чужое имущество, любезно предоставленное им (Богом ли, природой ли) во временное пользование.

Стоимость земли, как справедливо указывал Маркс, должна быть исключена из расчета себестоимости любых продуктов труда. То, что не произведено трудом человека, не имеет стоимости. То, что в реальности земля и недра имеют стоимость – лишь отражение того факта, что группа людей имеет механизм лишить остальных возможности беспрепятственно ими пользоваться.

Рента, получаемая за землю и недра, получаемая владельцами земли, как и рента за использование денег, выплачиваемая банкам в виде процентов – это деньги, частично или полностью исключенные из экономического оборота, и поэтому тормозящие развитие экономики в целом.

Еще одно следствие того, что земля узурпирована ограниченным кругом лиц и в силу этого имеет высокую меновую стоимость (при нулевой фактической) – скученность, существующая в большинстве крупных городов. Скученность делает нормальную жизнь в них невозможной, заставляет людей постоянно вторгаться в личное пространство друг друга, делает их нервными и озлобленными.

Нормальное для жизни количество жилого пространства может достигаться в городах с застройкой не выше пяти этажей. Но такая застройка будет «экономически невыгодной» для фактических владельцев земли, пусть это и позволит людям чувствовать себя людьми чуть в большей степени.

Итак, еще раз. Земля и недра по природе своей не принадлежат никому из людей, не будучи никем из них созданными. Они или ничьи или принадлежат всем. Пока земля разделена границами допустимо считать землю и недра принадлежащими всем гражданам страны. Таким образом, и доходы от земли и недр принадлежат всем гражданам в одинаковой степени.

Частной может быть лишь собственность, полученная собственным трудом. Но это никогда не может быть ни земля, ни водные ресурсы, ни свет ни воздух.

Симеон Новый Богослов, Девятое «Огласительное слово» (взято из книги С. Г. Кара-Мурзы, «Гражданская война в России»):

«Существующие в мире деньги и имения являются общими для всех, как свет и этот воздух, которыми мы дышим, как пастбища неразумных животных на полях, на горах и по всей земле. Таким же образом все является общим для всех и предназначено только для пользования его плодами, но по господству никому не принадлежит. Однако страсть к стяжанию, проникшая в жизнь, как некий узурпатор, разделила различным образом между своими рабами и слугами то, что было дано Владыкой всем в общее пользование. Она окружила все оградами и закрепила башнями, засовами и воротами, тем самым лишив всех остальных людей пользования благами Владыки. При этом эта бесстыдница утверждает, что она является владетельницей всего этого, и спорит, что она не совершила несправедливости по отношению к кому бы то ни было.»

Далее там же:

«Дьявол внушает нам сделать частной собственностью и превратить в наше сбережение то, что было предназначено для общего пользования, чтобы посредством этой страсти к стяжанию навязать нам два преступления и сделать виновными вечного наказания и осуждения. Одно из этих преступлений – немилосердие, другое – надежда на отложенные деньги, а не на Бога. Ибо имеющий отложенные деньги… виновен в потере жизни тех, кто умирал за это время от голода и жажды. Ибо он был в состоянии их напитать, но не напитал, а зарыл в землю то, что принадлежит бедным, оставив их умирать от голода и холода. На самом деле он убийца всех тех, кого он мог напитать.»

 

Де-юре у нас государству принадлежат “Газпром”, “Роснефть”, “Российские железные дороги”, крупнейшие банки (например “Сбербанк” и “ВТБ”). Но де-факто их деятельность лишь в малой степени совпадает с теми функциями, которые возложены на государство.

“РЖД” – естественный монополист, де-юре принадлежащий государству. Целью государства в области железнодорожных перевозок должно быть снижение их себестоимости с целью развития производства и внутреннего туризма в стране, ускорения освоения Сибири и Дальнего Востока. Но стоимость перевозок только растет. Почему так происходит? Почему такое руководство “РЖД” продолжает находиться “у руля”?

То же касается банковской деятельности. Государство заинтересовано в низкой ставке банковского процента для развития экономики и роста покупательской способности населения, но Центробанк держит процент высоким, а государственные банки еще и добавляют к этому проценту свою непомерно высокую маржу. Почему так?

Причины всего этого, в основном, две.

Первая. Государственные предприятия являются государственными лишь формально. Все крупные “государственные” предприятия являются акционерными обществами, в которых, как правило государству принадлежит 51 % акций. Но государству ли? Как правило, скажем, процентов 5 действительно принадлежит государству, а остальные – другой “государственной компании”, в которой тоже 51 % процент принадлежит еще одной “государственной” компании. И так далее. Не трудно сообразить, что для двухуровневой системы фактическое владение государством акциями может быть при этом чуть больше четверти, при трехуровневом – чуть больше 1/8, четырехуровневой – чуть больше 1/16. То есть фактически государство не является в этом случае владельцем, хотя на словах таковым считается.

Причина вторая. Все эти естественные монополии являются хозрасчетными коммерческими организациями, цель которых – получение прибыли. Их не волнует решение общегосударственных проблем, их волнует только прибыль. Зачем “РЖД” снижать стоимость перевозок, ведь ее цель – не развитие страны, а собственная прибыль, а ее сегодня проще получить повышая цену.

Менеджмент крупных государственных компаний назначает себе и получает зарплату зачастую больше чем получают прибыли владельцы частных компаний. Являясь на бумаге наемными менеджерами, они фактически владеют предприятиями, за исключением того факта, что не могут законно передать их по наследству. Возможно, пока.