«Уважаемые пассажиры, вас приветствует авиакомпания «Аэрофлот»…», – доносилось из громкоговорителей, а я, давно уже, как положено, пристегнутый, пытался решить очередную задачку обрисовавшуюся с утра.

На мое «доброе утро» Маша сразу же безо всякой артподготовки пальнула:

– А знаете, Сергей Сергеевич, Вам сегодня опять тот пионер звонил. Снова просил кое-что передать.

Я даже вздрогнул, услышав ее слова. Но постарался взять себя в руки и максимально беспечным голосом спросил:

– И что там у нас на сей раз?

– А вот, пожалуйста, Сергей Сергеевич, я все записала, – протягивая мне лист бумаги, – Голос уж точно был тот же самый. Я его узнала.

Не глядя, взял листок и прошел в кабинет. Не хотелось при Маше читать, чтобы не разжигать в ней следовательский интерес, оценивающий мою реакцию во время чтения. И правильно сделал, потому как, взглянув на старательно написанный текст, я прочел следующее:

«Нет, счастье не приходит даром – за все приходится платить!» И восклицательный знак на конце. Зачем она поставила восклицательный знак?

Ну, и как, интересно, я мог реагировать на такое? То, что это слова из песни Кузьмина уж пояснять никому не приходится. Конечно, иначе отчего бы весь сыр-бор разгорелся? Но смысл, какой смысл в нее заложен? Вот самый главный вопрос, на который я усиленно пытался отыскать ответ, наблюдая в иллюминатор, как вид на взлетную полосу аэропорта Домодедово сменился вначале видом окрестностей Домодедово с высоты птичьего полета, затем живой топографической картой Московской области, а после и вовсе преобразовался в заоблачную картинку, которая из собственно находящихся со всех сторон облаков и состояла.

Итак, начинаем все сначала: в мой офис звонит неизвестный, представляется «пионером» и просит передать мне фразу из песни Кузьмина «Сегодня в нашем клубе будут танцы, все будут модными, как иностранцы». Я, полагая, что из четырех возможных кандидатов в авторы звонка Феликс и Мишка, в силу определенных причин, звонить не стали бы, связываюсь с оставшимися Стасом и Ёриком и выясняю, что они тоже не имеют к нему никакого отношения. Узнав, что на следующий день в клубе «Б-2» состоится концерт Кузьмина, и, сопоставив эту информацию с текстом переданной фразы, я, идя по ложному следу, отправляюсь на концерт с целью предполагаемой встречи со звонившим. В клубе танцы были. Модные, как иностранцы, тоже были. Но никакой встречи не произошло. Назавтра я разговариваю по телефону с Феликсом, который подтверждает свою непричастность к звонку и предлагает всем нам, «пионерам», собраться через неделю на малой для нас и на большой для него родине. За несколько часов до моего отлета на встречу с друзьями звонит тот же неизвестный и просит передать мне Кузьминовскую фразу «Нет, счастье не приходит даром – за все приходится платить». Пытаясь понять смысл, который закладывался в переданный тест, я делаю вывод, что его (смысл) следует трактовать из целей, которые мог преследовать звонивший. А они (цели), исходя из содержания фразы, могут быть как шуточными (посмеяться над розыгрышем), так и весьма серьезными, вплоть до угрозы жизни («за все приходится платить»). Хотя, последнее больше из мира фантастики, нежели реалий. Если бы мне захотели угрожать, нашли бы сотни других способов, нежели посредством моего «пионерского» прошлого.

Что у нас остается: некто дважды пытается разыграть со мной одну и ту же шутку. И этим некто может быть только Мишка. Больше, получается, некому. Ну, ничего, попаду на место, посмотрю ему в глаза, и там уж разберемся.

10

– Уже все собрались, как я понимаю?

– Да. Ты же у нас больше всех занятой, понимаешь ли. Стас вон еще в пятницу приехал, – по-доброму ворча, Ёрик завел мотор и повел лодку по водной глади, а в лицо сразу пахнуло тем особым духом свободы, который уносит далеко-далеко в небытие все заботы и проблемы, ту назойливую повседневную суету, тот вечный жизненный гон, вырваться из которых, казалось, можно было бы только лишь вместе с самой смертью.

Оказывается, этот, знакомый еще с детских лет, запах чистой, живой, настоящей природы никуда не исчезал. Вот он. Вдыхай его, наслаждайся. Это ты просто загнал себя в свою городскую клетку и не хочешь из нее выбираться, как будто боишься ее потерять.

Лодка, петляя по плавням, вырвалась на простор лимана и направилась к находящемуся посреди водоема островку. Выйдя на берег, я сразу же попал в горячие объятия товарищей, в коих, хоть и был изрядно потрепан, но получил должное наслаждение.

– Ну, ладно, ладно вам. Вы еще слезу смахните, словно барышни в кисее. Пойдем, Серег, я тебе все покажу, пока к доброму «Бургунскому» не приступали. Потом, сам знаешь, будет не до этого, – потянул меня за рюкзак Ёрик.

Следуя за ним, я восхищенно наблюдал за приятелем. Высокий, ловкий, юркий, не даром всю жизнь играет в нападении, шагая широкими шагами, он так мне напоминал того Ёрика, пацана, с которым мы еще в прошлом веке голодными студентами делили банку кабачковой икры и батон хлеба. Как будто и не было этих двадцати с лишним лет. И только взгляд выгоревших рассудительных глаз выдавал в нем давно уже не мальчика, а весьма уверенного в себе, знающего жизнь не понаслышке мужа.

Островок был совсем крошечным. Приблизительно, метров сто пятьдесят в длину и около семидесяти в ширину. На нем располагались сделанные из древесного сруба три жилых домика, дом-ресторан (как определил его Ёрик), баня с мостиком, уходящим в воду, и, чуть в сторонке, стояла еще маленькая сторожка. Все строения были снабжены электричеством, вырабатываемым дизельным генератором, и оборудованы всем необходимым для проживания.

– И кто же такую красоту соорудил? – восхитился я.

– Как кто? Жулики, конечно. Это же у нас, считай, служебная база. Мы сюда круглый год областные комиссии возим. В милиции же по-другому не бывает. Проверки за проверками, да плюс бесчисленные отчеты, только и успеваешь встречать, да отчитываться. А жуликов ловить времени и не остается. Ну, пойдем к костру. Мишка, наверное, уже уху состряпал.

Если Мишка варит уху, значит, это будет самая вкусная уха на свете. И вообще, если он что-то делает, то делает это весьма основательно. Он просто не может как-нибудь. Лучше уж вообще никак не делать, нежели как-нибудь. И такой подход по жизни во всем. Что порою нас, надо признать, в юности весьма раздражало. Если за тобою заходят друзья, чтобы идти гулять, ты что делаешь? Бросаешь все дела, оперативно одеваешься, и вот вся компания уже бредет по улице. У него же на сборы уходило от получаса до полутора. Потому что надо было обязательно, пока тебя ждут твои друзья, почистить зубы, принять душ, высушить голову, идеально погладить ранее выглаженную одежду, поговорить по телефону минут десять с отцом (он жил отдельно), одеться, повертеться у зеркала и, наконец, сказать, что готов. В конце концов Мишкина квартира стала стартовой площадкой для всех наших похождений. Тогда же сотовых не было. А место встречи всегда было известно – у Мишки. Мы ничуть не удивились, когда он, бросив работу в налоговой инспекции, открыл собственный салон-парикмахерскую. Причем единственным мастером в этом салоне изначально был он сам.

Сделаю маленькое пояснение. Когда ты дорастаешь до того возраста, в котором мама с папой не имеют уже никакого отношение к формированию прически на твоей голове, ты понимаешь, какую стрижку хотел бы иметь и прилагаешь все, чтобы она на ней появилась. Но все тщетно. В твоем населенном пункте, хоть и районном центре, всего три парикмахерские, и сколько бы ты не просил мастеров в них, они все равно все сделают по-своему, как их научили в совковом училище. Видя такое безобразие, Мишка, не умеющий делать что-либо плохо, тренируясь на наших головах, самостоятельно, без каких-либо школ, книг, курсов, освоил ремесло парикмахера. Причем, делал настолько искусные стрижки, что мы на некоторые годы забыли дорогу в парикмахерскую. Теперь же у него большой, самый престижный в районе салон красоты, в котором работает уже много мастеров. И весь районный бомонд считает за честь иметь на голове творение именно Мишкиных рук. Понятно, что он открывал свое дело, прежде всего, из побуждений делать то, что он хотел делать. И делать это основательно. Но мы с ребятами подозреваем, что была еще и другая побуждающая причина – его неудержимая тяга к слабому полу. А поскольку он мастер как мужской, так и женскойй прически, то его душа ловеласа получила огромное поле для деятельности, причем параллельно с основной работой.