Казалось, что в пространстве, лишенном какой-либо поверхности, стоявшая человеческая фигура левитировала, но шагала так грациозно и спокойно, будто невидимые ступени поддерживали ее на этом пути. Гордо подняв голову, неизвестный в черном костюме, тускло освещенном одинокой звездой парившей вдали, учтиво положил руку на сердце, изображая поклон. Поэт заметил, что на правом безымянном пальце, светилось красным надетое кольцо. Вписанная в круг перевернутая пентаграмма.

– Вы наконец дошли. Что же, Смерть… скажи, что привело вас сюда?

Шепот на ухо:

– Ни в коем случае не проси его снять кольцо. Я думаю, ты уже понял, кто это. В кольце – вся изначальная мощь. Оно – печать. Если снимет – ты увидишь существо, в триллионы раз могущественнее и злее Самаэля.

– О да, мои друзья! Многие, многие просили меня явиться им в зените славы! Моим верным слугам я не отказываю в этом удовольствии. Ты убил себя, верно, смертный? Но нет… нож не касался твоего сердца. Ты просто при жизни призвал Смерть. Ведь так?

Человек в костюме подошел совсем близко. Кольцо призывно блеснуло вновь.

– Я люблю безрассудных. Вы горды и отчаянны. Ты никогда не думал об отчаянных? Никогда общие корни с "отчаянием" не заставляли тебя подумать, почему это слово столь опасно для живущих в любви?

– От-чаяние… задумывался, почему нет… тот, кто отчаялся, лишен надежды. У он уходит от чаяния, по-русски – от надежды. Ведь так?

– Безусловно верно. Ты мог бы быть очень талантливым учеником. А теперь ответь, почему ведет в погибель?

– В любви нет отчаяния. Лишь вера и надежда.

– И снова совершенно верно. А почему?

– Отчаяние убивает не хуже ножа. Я знаю это. Можно умереть, не познав смерти. Так говорил мой друг. И я с ним согласен.

– Ты называешь Смерть другом? Это еще более безумно, чем я ожидал. Скажи же мне… ты видел ее истинный облик? Хотя бы раз?

– Нет. Это ни к чему.

– А мне кажется, тебе будет интересно, кто ведет тебя в другой мир. Явись нам, слуга Единого!

Поэт обернулся вправо, и увидел ее. Небольшая, хрупкая девочка, с черными, как смола волосами, и глазами, лепестками сирени. Тонкие, худые руки, были хорошо сложены, хотя сначала поэт ожидал увидеть скелет. Девочка с босыми ногами подошла ближе.

– Ты наконец получил ответ, мой друг. Теперь ты видишь, кто я, и как выгляжу. Хорошо, что он показал тебе это. Я многолика, и не лгала тебе в тот день. Я буду любой, стоит тебе только представить меня иначе.

– Значит, это я вижу тебя такой?

– Можно и так сказать. Но он скажет лучше.

Поэт снова обернулся к собеседнику.

– Спасибо, что отвлекшись, не забыли обо мне. Это так больно, быть забытым? Не правда ли, человек? Она все верно сказала. Будет такой, какой ты захочешь. Ты видишь ее в таком облике. Мирном и теплом. Ибо она подарила тебе мир.

– Скажи мне, пока еще есть время на разговоры. Я верно понял, кто ты? Ты ведь читаешь мысли, даже не отрицай.

– Невозможно ответить на этот вопрос односложно. Ответь на него сам. Кто я? Пламя, огонь, и погибель? Или очищение и покаяние? Как ты думаешь?

– Не ставь его в тупик. – девочка прижалась к ноге своего спутника. – Он не может этого знать. Это слишком трудно.

– Помолчи. Его разум еще чист. Ты рано привела его.

– Но как же? Теперь уже ничего не изменить. Я сам решил умереть. Жизнь покинула меня. – поэт смотрел на кольцо, не отрываясь. – Я понял, что ошибался.

– Выбрав пустоту вместо страдания? Да, ты ошибся. Но я дам тебе последний шанс. Вы еще не дошли до Единого, и твоя судьба пока не решена. Ты можешь обрести вечный покой или вечное страдание.

– Но?

– Ты действительно сообразителен. Да, можешь и правда считать это сделкой с совестью, как тебе и показалось. Ты самоубийца, хотя и не сделал этого своими руками. Я могу дать тебе вечность, но взамен… величайший грешник умрет прямо сейчас. Без дальнейшего шанса на покаяние. Решай.