– Гражданка Липкина Никандра Александровна!? – полувопросительно, полуутвердительно произнес он.
– Капитан Липкина Никандра Александровна, – твердо ответила Ника.
– Вчера вами совершен полет. На каком основании? Кто отдал приказ? – продолжил он.
– Вчера проводились испытания новой радиостанции, – приказ отдала я сама, поскольку в тот момент была старшей на аэродроме.
– Где запись в полетном журнале? – сказал лейтенант и положил полетный журнал перед Никой.
– Не успели записать… – хмуро ответила Ника.
– Здесь армия, а не детский сад, барышня. И хватит уже врать. Вы вылетели на поиски самолета Николая Долина, который не появился в расчетное время на аэродроме базирования. Тем самым вы нарушили инструкцию и проявили самоуправство.
Ника молчала. Отрицать было глупо.
– Теперь о главном. Зачем вы напали на мирно летящие японские самолеты? – продолжил лейтенант.
– Что-о-о! – подскочила на месте Ника.
– Сидеть! – рявкнул лейтенант. – У вас что, со слухом плохо?
– Это они на меня напали! А я только защищалась.
– Да вы что? Экие злодеи! Только вот пленный японский летчик утверждает обратное.
– Он нагло врет! Я пыталась уйти…
– Может вам очную ставку сделать? Яша, приведи-ка пленного, – обратился он к сержанту, – да переводчика не забудь.
Через некоторое время вошли трое: невысокий японец в летном комбинезоне, сержант Яша и худенькая женщина азиатской наружности. Японец что-то сказал, переводчица перевела:
– Он спрашивает, где летчик, который его сбил.
– Вот она, – ответил лейтенант и кивнул на Нику.
Японец некоторое время таращился на нее, а затем быстро что-то залопотал на своем языке. А Ника вдруг тоже стала отвечать ему на его языке. Их разговор походил на эмоциональную базарную склоку.
– А ты чего молчишь, – вдруг вскинулся лейтенант на переводчицу. – Переводи, давай!
– Это нельзя переводить! Это неприлично! – ответила покрасневшая женщина.
– Здесь все прилично! – снова рявкнул лейтенант, – А ты, значит, еще и японский знаешь!
– Пусть ответит, – обратился лейтенант к переводчице, – кто из них на кого напал.
Переводчица обратилась к японцу. Тот что-то ответил.
– Что он сказал?
– Он сказал, что отказывается отвечать на вопросы, – ответила переводчица.
– Уведите, – приказал лейтенант сержанту.
Вся компания вышла. Ника с лейтенантом остались вдвоем.
– Плохи твои дела, барышня, – сказал он после некоторого раздумья. – У тебя нарушение инструкции, самоуправство, нарушение приказа не вступать в бой с японцами и, наконец, сбитый японский самолет.
Да еще, эти олухи пленного летчика притащили… Вот что с ним делать? В общем так, обстановка сейчас сложная, если японская сторона заявит протест по поводу воздушного нападения и сбитого тобой самолета, то тебя ждет трибунал. Чем он кончается, сама знаешь. Если японцы протест по поводу самолета не заявят, отделаешься взысканием и понижением в звании… Эх, Никандра Александровна, вы такая красивая женщина, шли бы вы лучше в гражданскую авиацию…
Вернулся сержант и положил перед Никой протокол допроса.
– Прочтите и подпишите, – сказал лейтенант.
Ника прочитала, но подписывать отказалась.
– Не буду я это подписывать, это же мой приговор, – сказала она.
– Может быть вы и правы, – задумчиво ответил лейтенант, – Яша отведи ее на гауптвахту, пусть посидит пока. Может и обойдется все. Протокол пока не подшивай. С японцем-то что делать будем? Ну, давай, уводи ее уже.
Яша увел Нику, но скоро влетел в кабинет лейтенанта как ошпаренный.
– Японец сбежал! – крикнул он с порога.
– Как сбежал? – воскликнул лейтенант и вдруг обрадовано хлопнул в ладоши. – А может оно и к лучшему! Ты протокол его допроса еще не подшил?
– Нет еще…
– Давай-ка мне оба протокола, пусть полежат пока. Авось все обойдется. Не хочу я эту даму под расстрел подводить. Войны с японцами все равно не избежать, зачем нам истреблять своих пилотов, да еще таких асов.
Японская сторона относительно авиации протестов не заявляла, там хватало проблем с захватом сопки «безымянной». Ника отсидела на гауптвахте четыре дня и вернулась в расположение авиаотряда в звании лейтенанта. Приказ о понижении в звании подписал майор Кузнецов.
В августе в расположение авиаотряда прибыло пополнение: два опытных летчика и два «ишака», и у Ники и Николая работы убавилось. Однако ее добавилось у Сергея, который оборудовав самолеты радиостанциями, начал обучать летчиков работать с ними. Сами станции приходилось дорабатывать, поскольку требования были очень жесткие и к ударной нагрузке, и к перепаду температур, и к влажности.
Осенью, подготовив себе смену, Долин и Липкина, получили разрешение вернуться в Ленинград, для Одинцова разрешение не требовалось. Поскольку зимой количество провокаций резко сокращалось, разведывательные полеты сокращались тоже, кроме того сильный ледяной ветер также уменьшал летные дни. Таким образом, в ноябре Ника и Сергей после почти годового отсутствия встретились со старыми друзьями.
Александр Сычев, конечно, при содействии своего руководства, восстановил полигон, на котором когда-то тренировалась морская разведка. Теперь там тренировалось спецподразделение морской пехоты. К тренировкам он привлек своих старых товарищей и Илью Левитина в том числе, но, главное там занималась его четырнадцатилетняя дочь, Ника Сычева, которая, превращаясь в девушку, хорошела с каждым днем. И у нее уже наметился кавалер, Анатолий Левитин. В школе Ника преуспевала по всем дисциплинам. Пулевой стрельбой она больше не занималась, поняв, что благодаря своему природному дару, может попадать в цель из любого оружия и из любого положения. Рукопашному бою ее обучала мать и иногда тезка. Ника научилась плавать, только скалолазанию ее никто пока не учил.
Николай Долин и Ника Липкина продолжали осваивать и обкатывать истребители, поступающие на вооружение полка. У Сергея Одинцова работы было огромное количество по доработке и совершенствованию радиостанций. Необходимость радиосвязи в полете уже ни у кого сомнений не вызывала.
Наступил 1938 год, обстановка в Маньчжурии накалялась и весной Долин и Липкина, готовились вернуться в забайкальский авиаотряд. Ника и Сергей снова ехали вместе, а Николай, прощаясь с семьей, уверял жену, что в этот раз разлука будет недолгой. В начале мая они уже были в поселке Луговом.
В мае график полетов был довольно плотным, но в июне командование стало стягивать к Маньчжурии войска и авиацию. Был образован дальневосточный фронт. Разведывательные полеты продолжались, но не столь интенсивно. В июле начались бои за сопкой Безымянной, туда выдвинулся стрелковый полк. В районе озеро Хасан развернулось настоящее сражение. Бомбардировочная авиация дальнего действия летала в сопровождении истребителей. Аэродром нашего авиаотряда, война пока обходила стороной. Но полеты почти прекратились. Стояла послеобеденная удушающая жара. Вдалеке громыхали разрывы снарядов тяжелых орудий.
Ника зашла в палатку комсостава, и увиденная картина ей не понравилась. За столом сидели: Николай в расстегнутой гимнастерке с гитарой в руках и два лейтенанта – пилоты вновь прибывших «ишаков». Несмотря на табачную атмосферу, чувствовался запах алкоголя. Николай кивнул Нике, предлагая присоединиться к компании, и продолжил исполнение песни неизвестного автора:
Пусть уже мы не носим погоны,
Но храним офицерскую честь,
Оставляя подруг на перронах,
Успеваем молитву прочесть.
На просторах морских или суше
Остаемся России верны,
Может, мы не спасем наши души,
Но потомкам…
В этот момент вбежал дежурный связист и передал приказ командования немедленно вылететь двойке истребителей для сопровождения возвращающихся на базу бомбардировщиков. Все офицеры моментально выскочили из палатки.
– Летим я и лейтенант Липкина, – сказал Долин, застегивая гимнастерку.
– Товарищ майор, вам нельзя лететь, – хмуро сказала Ника, – да и этим тоже, – кивнула она на лейтенантов.
– Разговоры отставить! В машину! – крикнул майор.
Ника добежала до своего «ишака» и запрыгнула в кабину. Долин уже выруливал на взлет. Тройку тяжелых бомбардировщиков они увидели в указанном квадрате. Ника шла ведомым, и хотя рация работала неустойчиво, старалась информировать Долина о происходящем в небе и на земле. Бомбардировщики радиосвязи не имели и полагались только на приборы и зрение. Ника хорошо видела, что вокруг бомберов вертится юркий японский истребитель, он был один, но это не облегчало ситуацию, поскольку бомбардиры израсходовали свой боекомплект и только один из них огрызался короткими пулеметными очередями. К моменту подхода истребителей, японец подбил один самолет, и тот, задымив, с воем пошел вниз. Экипаж успел эвакуироваться и в небе раскрылись три белых купола.
Долин сразу же вступил в бой, но юркий японец не подставлялся, и бежать не собирался. На оборот он ловко прятался за нашими же бомбардировщиками. Нику поразило такое нахальство, а Николай впал в ярость и начал совершать ошибки. Пилоты бомберов, чтоб облегчить работу истребителям, увеличили расстояние между собой. Но хитрый японец стал прятаться за тем, который не мог стрелять. Долин уже дважды промазал и только благодаря страховке Ники, остался цел. Ника атаковать не могла, поскольку шла ведомой. Наконец Николай выбрал момент для атаки, – не зря говорят, мастерство не пропьешь,– вышел снизу и открыл огонь. Но день у него сегодня не задался. Пулемет дернулся и умолк. Заклинило его или кончился боекомплект, значения уже не имело, поскольку японец такой подарок не упустил и ответил быстро и точно. Николай вывалился из горящего самолета, раскрылся купол парашюта, но Ника этого не видела, поскольку в этот момент влупила в японца половину всего боекомплекта. Мысленно она отметила точку на карте, где произошел этот короткий, но тяжелый бой. Краем глаза она видела раскрывшиеся парашюты Николая и японского летчика, затем услышала взрывы их упавших машин.
Далеко лететь ей не пришлось, эстафету приняли два полковых истребителя и Ника, помахав крыльями, направилась в обратный путь. Вернувшуюся Нику встретили неласково.
– Как погиб командир? – хмуро спросил начальник авиаотряда майор Кузнецов.
– Он сбит, но не погиб. Я видела его раскрытый парашют, – не менее хмуро ответила Ника.
– Место запомнила?
– Так точно.
– Бери двухместный «ишак» и вперед. Без командира не возвращайся.
Несмотря на наступающие сумерки, Ника вылетела. Она успела приземлиться в нужном месте до того, как совсем стемнело. Далеко на юге виднелось зарево и доносилось громыхание пушек. Найти человека в темноте можно, только если он что-нибудь зажжет. Поэтому Ника оставалась у самолета, оглядывая окрестности. Сама она приготовила пистолет, но зажигать огня не собиралась из соображений безопасности, где-то тут бродит японский летчик. Время шло, луна скрылась за облаками и наступила кромешная тьма. Ночь была невероятно теплой, и Ника устроила себе лежку под самолетом у фюзеляжа. Слышался громкий стрекот цикад, звуки дальнего боя затихли, какой смысл, стрелять в кромешную тьму. Спать она не собиралась, ведь приземлившийся самолет должны были видеть и слышать, оставалось ждать. Если кто-то поблизости есть, то он себя проявит. Из-за облаков выглянул полумесяц, слабо осветив окрестности. В плоскость крыла ударил камень. – Японец, – подумала Ника,– Николай бы сразу вышел. Придется мне выходить, – решила она.
В слабом свете нарождающейся луны, беззаботно потягиваясь, Ника вышла из-за фюзеляжа самолета. Из травы слева выскользнула невысокая фигура с ножом в руке. Ударить японец, не успел, нож вылетел из руки и тотчас последовал удар в голову. Пока он был в отключке, Ника связала ему руки и ноги и усадила, прислонив к колесу, забрав, естественно, пистолет. Вскоре японец очухался.
– Шел бы к своим пешком, – назидательно сказала Ника по-японски. – Зачем на самолет позарился. Не хочу я тебя убивать, но ведь ты не отвяжешься.
– Это опять ты! – завопил вдруг японец.
Затем последовали выражения, которых Ника не знала. Зато она узнала своего пленника, это был тот самый японец, которого она сбила в прошлом году.
– Слушай, чудило, я тебя сейчас развяжу, и ты иди к… куда хочешь, – сказала она. – Я прилетела за своим командиром, ты мне не нужен.
– Там твой командир, – мотнул головой японец, – спит. Я не стал его убивать, самураи спящих не убивают. Я воюю в небе!
– Ладно, иди с богом, – сказала Ника, развязывая японца, – нож и пистолет я тебе не отдам.
– До встречи, – сказал японец, растирая руки, и вдруг неожиданно представился, – Куросава.
– Никандра, – удивленно ответила Ника, – может и встретимся. Два раза встречались, третьего не миновать.
– До встречи, Никандра… – повторил он, исчезая во мгле.
Как только начало светать, Ника отправилась в направлении, указанном японцем. В полукилометре от самолета она обнаружила спящего летчика. Николай открыл глаза и тотчас вскочил на ноги.
– Идемте, товарищ майор, карета подана.
– Кажется в этот раз, вы не нарушили инструкцию, товарищ лейтенант, – сказал Долин.
– Я не нарушила, нарушил начальник авиаотряда, впрочем, с начала боевых действий эта инструкция утратила силу.
– Так ты прилетела в сумерках?
– Да, таков приказ, и велено, без тебя не возвращаться.
– Идем, зря ты отошла от самолета, где-то здесь сбитый тобой японец бродит.
– Причем, тот самый японец, которого я сбила в прошлом году.
– Откуда знаешь?
– Познакомилась. Куросава его зовут.
– Ты его отпустила?
– Слушай, Николай, самолет двухместный! У меня приказ привезти тебя, насчет японца, приказа не было. Не убивать же его! Он, кстати, тебя видел и не убил.
– Да, ладно, черт с ним. Только никому не рассказывай.
Вскоре летчики подошли к самолету, запустили двигатель, за штурвал села Ника, Долин не спорил. Через час они были в расположении авиаотряда.
В начале августа вторгшимся японским войскам было нанесено поражение, граница восстановлена, а в середине августа было подписано перемирие. Авиаотряд в полном составе вернулся в место своей дислокации.
Началась спокойная размеренная жизнь в Ленинграде, но сколько она продлится никто не знал. В мире все явственней пахло порохом. Германия наращивала армию, Япония не успокоилась после поражения и собирала силы в Маньчжурии. Но наших героев это пока не касалось. Сергей Одинцов активно работал на своем предприятии, где наращивали выпуск радиостанций для самолетов и для танков, а вечером посещал курсы радиотехники, восполняя нехватку знаний. Ника свободное время проводила на полигоне, где обучали морской спецназ. Ей было чему обучить подрастающее поколение. Но саму ее начала мучить ностальгия, захотелось побывать в пансионате, где воспитывалась с детства, в усадьбе тетки, в своей усадьбе… Она поделилась своими мыслями с Верой, но понимания не встретила. Вера была занята работой на полигоне, где они вместе с Александром внедряли новое оборудование, чтоб повысить эффективность упражнений. А муж, Сергей, уже давно звал ее в Южнобельск, погостить у родителей, которые уже сильно постарели. В результате Ника объявила, что уезжает одна в путешествие по местам своей юности. Сергей выразил свое недовольство, но отпустил, поскольку сам ехать пока не мог. Ника отправилась в путь пятнадцатого ноября, сев на поезд до Павловска, объявив, что вернется не позднее пятнадцатого декабря.
Контрольный срок истек, Ника не вернулась. Прошли новогодние праздники, Сергей отправился на поиски, вернулся почерневший и измученный через две недели. Ники нигде не было, и ее никто не видел. Поскольку она была военнослужащей, и отпуск ее кончился, ее начала искать военная контрразведка, однако и тут результатов не было. Ее видели в поезде, но в Павловске она, как будто, не выходила. В начале марта, однажды вечером, Одинцов пришел к Сычевым.
– Вера Александровна, – сказал он, – у меня к вам есть разговор.
За столом собралось все семейство Сычевых: Вера, Александр и Ника.
– Я исчерпал все свои возможности по розыску моей Ники, – продолжил он. – Вы знаете, что я не верю ни в богов, ни в чертей, ни в колдовство, ни в волшебство. Хотя наша с ней встреча десять лет тому назад, как раз из разряда чудес. Видения, ее и мои, сохранившиеся в наших умах, подтверждают это. Она очень подробно рассказывала мне о существовании некого убежища, где есть кабина перемещения во времени. У меня есть даже карта, где указан маршрут к этому убежищу. Причем два варианта маршрута: через Староникольск и через Южнобельск. Скажите что-нибудь, по этому поводу Вера Александровна.
– Все, что вы сказали, Сергей, правда, – ответила она, – хотя мой муж в это не верит, что касается дочери, то ей уже шестнадцать, пусть она сама скажет.
– Я верю во все, что мне рассказывали мама и тетя Ника, моя тезка, – полыхнув зеленым взглядом, ответила девушка. – Я считаю, что мы немедленно должны отправиться туда, чтоб вернуться на полгода назад и не допустить отъезда Никандры Александровны.
– Хоть меня и не спрашивают, – сказал Александр, – но выскажу свое мнение. Я много раз слышал эту красивую дальневосточную легенду, но, находясь в здравом разуме, поверить в нее не могу. Я глубоко сожалею об исчезновении Никандры Александровны и готов сделать все, чтоб найти ее. Если моя жена считает, что для этого надо отправиться в указанную точку на карте, я готов сопровождать ее.
– Я именно это и хотел услышать, – сказал Сергей. – Очень рад, что у моей жены есть настоящие друзья.
– Должна заметить, – сказала вдруг Вера, – что в кабине перемещения поместится не более двух человек.
– Насколько я понимаю, – ответил Александр, – все кто находится вне кабины, также переместятся в то место и то время, которое будет указано на пульте управления кабины перемещения.
– Значит, состав нашей экспедиции не ограничен, – радостно сказала Ника.
– А ты уже включила себя в ее состав, – усмехнулся Александр.
Второй сдвиг во времени
В состав экспедиции вошла семья Сычевых, в полном составе, и Сергей Одинцов. Вопрос с отпусками Сергея и Александра был решен, оба их получили, хоть и с большими трудностями. Конечно, можно было просто уехать, ведь это путь в один конец, а возврат будет в ту точку, где об отъезде речи быть не может. Но поскольку путь к убежищу занимает почти две недели, при современной телеграфной и радиосвязи, их могли перехватить по дороге. Анатолий Левитин, младший сын Эллы и Ильи, очень хотел присоединиться, но, по долгу службы, должен был отправиться в плаванье по северному морскому пути.
Итак, в середине мая тридцать девятого года, подготовившись ко всем превратностям дороги, путешественники сели на поезд до Хабаровска, заняв одно купе. Маршрут выбрали через Южнобельск, там легче было нанять лошадей и приобрести оружие. Одинцов мог сделать это не вызывая ненужных вопросов, да и окрестную тайгу он знал хорошо.
Провести десять суток в вагоне, даже с выходом иногда на перрон, это не просто. Ника слонялась по вагону, разглядывая в окна станции и полустанки. Поначалу все казалось новым и интересным, но на четвертый день новизна превратилась в обыденность. Поэтому, когда какой-то военный из крайнего купе пригласил зайти в гости, она не отказалась. Да и чего опасаться девушке, прекрасно обученной рукопашному бою, к тому же имеющей холодное оружие, спрятанное на лодыжке. Впрочем, советского офицера опасаться, вообще, не следовало.
В купе сидели два лейтенанта НКВД и пили чай. Ника присела на скамью. Один из лейтенантов сбегал к проводнице и принес еще один стакан с чаем и сухое печенье.
– Посиди с нами, – сказал он, – четвертые сутки едем, одни и те же рожи вокруг. Хоть одно приятное личико довелось увидеть. Ты ведь из третьего купе, едешь с родителями?
– Да.
– Как звать-то.
– Ника.
– Я, Иван. А полное имя у тебя как звучит?
– Никандра. Никандра Александровна. Еду с родителями в Хабаровск.
– Странное имя, редкое…
Тут со второй полки спрыгнул еще один военный. Капитан НКВД.
– Мне знакомо это имя. Я встречал в тридцать седьмом летчицу Никандру Александровну Липкину.
– Это моя тетя, но не настоящая, просто они с моей мамой подруги с детства, и я зову ее тетей. Мы с ней тезки. Мама меня в честь ее назвала. Только она пропала, мы едем ее искать.
– Да… Опять влипла во что-нибудь. Ведь говорил ей, чтоб переходила в гражданскую авиацию.
– Вы ее знаете? Расскажите? – попросила Ника.
– В тридцать седьмом пришлось ее арестовать. Нарушила инструкцию, нарушила приказ. Сбила двух японцев, а в приказе ясно значилось, – в бой не вступать. Спасала своего командира. Четыре дня под расстрельной статьей ходила. Отделалась понижением в звании. Другие за такие подвиги героями становятся, а у нее все не так. В тридцать восьмом тоже сбила японца и тоже едва под арест не угодила, опять командира своего прикрывала, а тот пьяный был, подлец. Я и тогда дела заводить не стал. А сейчас-то что случилось?
– Она пятнадцатого ноября прошлого года поехала к себе на родину, села на поезд в Ленинграде до Павловска, и больше ее никто не видел.
– Где Павловск и где Хабаровск, вы не в ту сторону едете девушка.
– Мы уже все обыскали и в Павловске и у нее на родине. Остался один вариант…
– Да… А мы в Забайкальск едем. Японцы никак не уймутся. Опять боев на границе не избежать. Ты вот, что Никандра, если, вдруг помощь какая понадобиться, обращайся. Меня зовут Семен, фамилия Григоренко. Твоя тетка хорошая женщина: и умная, и красивая, и летать умеет как никто, только очень невезучая.
Истории о сбитых японцах Ника уже слышала, от Николая Долина, правда, они звучали иначе и капитан НКВД там не участвовал. Но то, что тетка уехала на дальний восток капитаном, а вернулась лейтенантом, был непреложный факт, который ей никто объяснять не стал. Ника ничего не стала рассказывать родителям о капитане, они оба почему-то не любили то ведомство, где он служил. Офицеры из крайнего купе вышли в Иркутске рано утром.
Ника, прогуливаясь по проходу, машинально заглянула в крайнее купе, где раньше ехали военные.
– Заходи! – сказал, сидевший там пожилой мужчина.
Ника зашла.
– Малолетка? – спросил он.
– Мне шестнадцать! – удивленно ответила Ника.
– Сколько берешь?
– Чего?
– Много не дам! – продолжил он, закрывая за ней дверь. – Раздевайся!
– Зачем?
– Хватит придуривать, – ответил он и, схватив Нику за руку, дернул к себе.
Девушка ударила его ребром ладони другой руки, не сильно, но мужик захрипел. Ника встала и вышла из купе. Вернувшись в купе родителей, она забралась на верхнюю полку и постаралась забыть о происшествии. Однако скоро дверь купе открылась и заглянул тот самый мужчина.
– Ваша? – спросил он ткнув пальцем в Нику.
– Наша, – напряженно ответил Александр. – А в чем дело?
Мужик не ответил и закрыл дверь.
– Так, в чем дело? – снова спросил Александр, обращаясь уже к дочери.
Ника нехотя рассказала о разговоре в крайнем купе и о том, как она его покинула. Отец встал, намереваясь продолжить разговор, но был остановлен женой.
– Не ходи. Инцидент исчерпан. Наша дочь может сама за себя постоять. Не хватало только, чтоб нас ссадили с поезда!
Сычев нехотя сел на место.
– Не надо заходить в купе к незнакомым людям, – строго сказал он дочери. – Ты уже почти взрослая девушка. Это может быть неправильно истолковано.
Однако, инцидент не был исчерпан. В Благовещенске в вагон вошла группа милиционеров и направилась прямо в купе Сычевых.
– Предъявите документы, – потребовал старший группы.
После проверки последовали вопросы, на которые отвечал Александр.
– Куда следуем?
– В Хабаровск!
– Цель поездки?
– К тетке на блины! – раздраженно ответил Сычев.
– Шутим, значит, – равнодушно ответил старший. – Пойдемте с нами в отделение, нужно уточнить кое-что. Женщины могут остаться.
Стоянка поезда была почти час и Александр с Сергеем, не особенно напрягаясь, вышли из вагона в сопровождении милиционеров. Однако, время стоянки заканчивалось, а мужчины не возвращались. Мать и дочь нервно ходили по перрону. Наконец, раздался сигнал к отправлению поезда.
– Возвращаемся в вагон, – скомандовала Вера.
Женщины вернулись в купе, поезд тронулся. Через десять минут в купе вошел запыхавшийся Одинцов.
– Александра передали военным, и они увезли его в комендатуру, – с горечью произнес он.
– Все одно к одному, – вздохнула Вера. – Теперь назад пути нет. Только вперед!
Через несколько часов, тот же самый мужик заглянул в купе и с довольной ухмылкой кивнул Нике.
– Если хочешь увидеть отца, загляни ко мне вечером.
Одинцов вскочил на ноги, но Вера резко осадила его.
– Она придет, – ласковым голосом, ответила она мужику. Но если бы он взглянул в ее глаза, полыхнувшие зеленым огнем, то закрыл бы свое купе на амбарный замок и спрятался под лавку.
Но мужик смотрел не в глаза, а совсем на другие места, поэтому спокойно удалился, довольный и уверенный в себе.
– Ника, – сказала Вера дочери, – ты уже достаточно взрослая девушка. Сама накосячила, сама и исправишь!
– Да, мама, – ответила она.
До Хабаровска было уже недалеко. За окнами вагона стемнело. Ника мягким, кошачьим движением спрыгнула с полки и пружинистой походкой отправилась в крайнее купе. Вера остановила, дернувшегося было вслед, Сергея. Через пятнадцать минут она вернулась.
– Что так долго, – недовольно сказала Вера.
– Окно не открывалось, пришлось устроить его на нижней полке. Тяжелый, гад. Сказала проводнице, чтоб до Уссурийска не тревожила.
– Зря засветилась у проводников.
– Да ладно, спишут на сердечный приступ, – ответила Ника и забралась на верхнюю полку.
Вера вздохнула и стала сочинять записку в медальон. Получилось вот что:
15 ноября 1938 года, Ника собралась навестить свою родину и одна села в поезд в Ленинграде до Павловска. С тех пор ее никто не видел. Поиски ничего не дали. 15 мая все Сычевы и Одинцов отправились в «убежище». 25 мая Александр был арестован в Благовещенске, остальные отправились дальше. Вера. 26.05.39.
– Надеюсь, что все понятно написала, – сказала она сама себе и спрятала записку в медальон.
Ночью поезд прибыл в Хабаровск. Сергей, оставив женщин на перроне, ушел к кассам. Вернулся он не скоро, но с билетами. Пригородный поезд до станции Петрищево уходил рано утром. Ждать оставалось недолго. Путники перебрались на нужную платформу. Вещи пришлось перетаскивать в два приема.
Перед обедом прибыли на место и Одинцов пошел искать извозчика. Вместе с багажом они с трудом разместились в пролетке. Прибыв в город, он решил сразу отправиться к родителям, чтоб лишний раз не светить в городе своих гостей. Места у родителей было достаточно, он представил женщин, как своих хороших друзей, чем ввел мать в некоторое сомнение. Однако, сообщив, что они прибыли буквально на пару дней, а затем отправляются дальше, сомнения рассеялись.
Следующие два дня были потрачены на приобретение продуктов. С лошадьми договориться было не просто, но, в конце концов, деньги решают все. Отдав за аренду почти все свои сбережения, он привел мерина и двух кобыл во двор своих родителей.
– Деньги не жалей, – сказала ему Вера. – Все вернется назад!
Сама она расставалась с ними без малейшего сожаления. А Ника постоянно намекала Сергею, что не мешало бы добыть карабин.
– Да знаю я, – ответил Сергей. – В тайге без карабина хана. Только сейчас не двадцатые годы, за хранение карабина можно срок схлопотать, это же не охотничье ружье. Попробую у брата одолжить.
К вечеру второго дня карабин он принес и десяток патронов к нему. Кроме того у Веры был маузер, привезенный с собой, а Нике, после долгих размышлений она дала маленький четырехзарядный браунинг.
Двадцать девятого мая рано утром тройка всадников выехала из города. Никого на своем пути они не встретили, никто не любопытствовал, куда они собрались. А что любопытствовать, если все уже и так знали, что однорукий Сережка Одинцов обзавелся новой пассией, привез ее показать родителям и падчерицу заодно. Падчерица, шестнадцатилетняя девица, красоты редкостной, одни глаза могут с ума свести. А теперь эта троица отправляется на заимку справлять медовый месяц. В доме Одинцовых за последние два дня под разными предлогами побывали десяток соседей, знакомых и не очень знакомых людей.
Перед отъездом отец сказал Сергею:
– Дело, конечно, не мое, но ты бы поостерегся ехать на заимку. Лихих людей нынче много бродит по лесам, да и в городе есть. Знаешь ведь как наш город в народе называют, а на твоих женщин у многих зуд… Сам ведь понимаешь…
– Можешь не опасаться отец. Все будет нормально.
– Ну смотри… Я предупредил… Завтра пошлю брата, чтоб проведал тебя.
Конечно, всадники на заимку не свернули, а продолжили путь по проложенному на карте маршруту с максимально возможной скоростью. На ночлег разбили палатку, костра не разводили, воспользовались примусом. В этот раз у каждого был спальный мешок и от холода никто не страдал, но дежурство установили по три часа каждый и для Ники никаких поблажек не сделали при молчаливом одобрении матери.
Шпаны немало было в любом городе, а уж в Кобельске то ей как не быть. Вот трое друзей подельников: Бирюк, Иван и Буряк решили тоже на другой день навестить заимку. Проведать, так сказать, однорукого с его бабами. Ну, зачем ему одному две бабы. Ему, небось, и одной-то много. А чтоб большого шума не делать, выбрали время позднее, почти ночное. Но уже на подходе к заимке, Бирюк вдруг остановился.
– Стойте, кореша! А ведь там нет никого!
– Откуда знаешь, еще с полверсты ехать! – ответил Иван.
– Да чую я. Пустышку тянем!
– Не умничай, спешиваемся и вперед по-тихому.
Через полчаса озадаченные подельники молча курили на лавке перед покосившейся избой.
– Интересно, куда он их повез, – сказал Буряк.
– Надо быть дураком, чтоб городских баб тащить в такую избу, – добавил Иван.
– Давай здесь заночуем, а завтра их догоним. По следам пойдем, – сказал Бирюк.
– А жрать ты что будешь? – поинтересовался Иван.
– На заимке запас всегда есть, – ответил Бирюк. – С бабами он далеко не уйдет.
– Ладно, утром видно будет, – подытожил Иван приложившись к фляге.
К вечеру следующего дня, отправившаяся в погоню троица, с удивлением обнаружила, что однорукий с женщинами движется гораздо быстрее, чем предполагалось.
– Предлагаю вернуться, – сказал Буряк, – они идут куда быстрее, чем мы думали, причем идут неизвестно куда.
– Согласен, – ответил Иван, – возвращаемся…
Одинцов, конечно, предполагал, что вслед им мог двинуться любознательный народ, поэтому и старался в первый день пройти как можно дальше. Женщины оказались гораздо выносливее, чем он предполагал, поэтому и во второй день пути ему удавалось держать темп. Примус позволял экономить время на разведение костра, погода благоприятствовала путникам, но лошадям требовался отдых.