Ветер над пропастью

– Палатка есть, – ответила Ника, – ружье у отца не берите, его надо купить. Продуктов много не надо, у нас дорога в один конец, обратную доставку я вам обещаю быструю и комфортабельную. Просто доверьтесь мне.

– Пусть будет по-вашему, хоть я и ничего не понимаю.

На этом они расстались до завтрашнего утра. Сергей отправился к родителям с блаженной улыбкой на лице. Голубоглазка его приворожила. Договориться о покупке лошадей было проще простого. Его друг детства держал конюшню, и лошадей можно было просто арендовать. Правда последние слова Ники наводили на размышления… Но постепенно его мысли приняли совсем другой оборот. Провести несколько дней наедине с такой прекрасной и такой таинственной женщиной… Это ли не приключение, о котором он мечтал в далеком детстве.

Родители, встретив его, вопросов не задавали, ведь городок был маленький, и они уже через час узнали, что их сын ушел с молодой и красивой женщиной.

– Что ж ты свою подругу от нас прячешь, – с укором сказала мать. – Приводи, познакомь, мы люди простые, но примем, как положено. А верно, что она постарше тебя будет? Не приведи бог замужем!

– Мама, ну что вы напридумывали! Никаких тайн от вас нет в нашем Кобельске! Вдова она. Старше меня совсем немного. Мы с ней завтра должны уехать на несколько дней, а там, если все сложится, я вас обязательно познакомлю. И все у нас будет, как положено, без всякого блуда.

– У вдовы, поди, дети есть?

– Нет у нее детей… Больше ничего не спрашивайте. Как приеду, все сразу узнаете…

Родители на этом расспросы прекратили, а Сергей, поужинав, ушел спать и сны ему снились один слаще другого…

На следующее утро Ника докупила недостающие продукты и стала поджидать Сергея. Он явился несколько смущенный, и она сразу задала вопрос:

– Нет продажных лошадей?

– Лошади есть, но дешевле взять в аренду…

– Сергей! Я забыла вчера тебе сказать, что деньги у меня есть в достаточном количестве. Я организовала и финансирую нашу экспедицию, ты ничего не должен тратить. Больше о расходах не беспокойся, идем за лошадьми. Как насчет карабина?

– Зачем нам карабин? У меня есть револьвер. Для тебя я тоже подберу оружие полегче.

– В тайге лучше карабин. Я в свое время неплохо с ним управлялась. Опять экономишь?

К обеду все было подготовлено. Лошади были навьючены, карабин приобрели у старшего брата Сергея, который ни о чем не спросил. Выехали из города открыто, любопытным Сергей объяснял, что едут на заимку поохотиться, порыбачить, побродить по осенней тайге. Никто никаких вопросов не задавал, да и какие могут быть вопросы, если молодой офицер едет на заимку с голубоглазой красавицей.

Погода путникам не благоприятствовала, небо затянуто облаками, моросил мелкий дождик. Накинув плащи, они двинулись неспешной рысью по проселочной дороге и, преодолев более сорока километров, расположились на ночлег. Проселок уже давно превратился в еле заметную тропу, а в сумерках выдерживать направление стало затруднительно. Ника установила палатку, а Сергей отыскал сухостой и смог разжечь костер. Лошадей стреножили и оставили пастись на небольшой поляне. Овес для них был, но пока решили его поберечь. Зверья поблизости не было, костер должен был отпугнуть крупных хищников.

Палатку Ника установила под огромной сосной, но от дождя и сырости это помогало мало. Укрыв провизию в палатке, – место позволяло, – они улеглись сами. Сергей лег с краю и здоровой рукой обнял Нику, что не стало для нее неожиданностью. Она не стала противиться объятиям, поскольку так было теплее, но когда его рука потянулась к груди, Ника решительно воспротивилась.

– Понимаешь, Сергей, я только что потеряла мужа в очень мерзких обстоятельствах. Еще и десяти дней не прошло. Во мне горит обида, злость, ревность, но любви во мне нет. Мы ведь не животные, чтоб заниматься этим без любви. Ты мне нравишься, и я считаю тебя порядочным человеком. Должно пройти время, пойми меня.

– Извини! Я за эти два дня успел тебя полюбить, несмотря на все твои тайны. Я буду держать себя в рамках приличия.

– Мы не установили дежурства, наверное, это безрассудно. Сегодня рискнем так, а завтра будем спать по очереди.

Ночь прошла спокойно, утром быстро позавтракав, они отправились дальше. Тропа исчезла, и они выдерживали направление по компасу, к счастью больших рек по пути не было, а тайга была вполне проходима. Пообедали они сухим пайком, вскипятив на примусе чай. За день было пройдено чуть больше шестидесяти километров, и Ника стала узнавать знакомые места, не сильно изменившиеся за десять лет. Однако, дождь моросил не переставая, и к вечеру она стала покашливать. Сергей, заметив это, встревожился, и за ужином он заставил ее выпить два глотка самогона, флягу с которым он предусмотрительно взял с собой. Дежурство он взял на себя. Лошадям задал овса, чтоб придать животным сил, поскольку дождь и сырость донимали их тоже. Дремал вполглаза, через каждый час выходя из палатки, подбрасывая сушняк в костер.

Утром Нике стало хуже, хотя она старалась держаться изо всех сил. Они были почти на середине пути и о возвращении слушать не хотела. Дождь продолжался, плащи давно промокли насквозь, одежда была влажная. Женщина с трудом сидела в седле, Сергей свернул сырую насквозь палатку, загасил тлеющие угли костра и взобрался на лошадь. Движение путников замедлилось, Нику бросало то в жар, то в холод, несколько раз она чуть не выпала из седла. Даже лошадь, почувствовав неладное, старалась ступать мягче, иногда ржанием привлекала внимание Сергея. Сам же он не ощущал ни холода, ни сырости, ни усталости, сосредоточив свое внимание на любимой женщине, отвлекаясь только то, чтоб сверить маршрут движения с картой. Во время короткой остановки, он напоил ее горячим чаем, и заставил сделать глоток самогонки. От пищи она отказалась. Сам он ограничился сухарями с вяленым мясом.

Вечером, найдя относительно сухое место под огромными деревьями, Сергей поставил палатку, разжег костер, на котором постарался просушить носки. Затем, разложил на полу все оставшиеся сухие вещи, втащил в палатку Нику, которая временами заходилась в кашле, дыхание ее было хриплым, а лицо горело от сильного жара. Сергей, не раздумывая больше, раздел ее до гола, и стал растирать самогонкой, затем собрал оставшиеся у него и у нее сухие вещи, одел ее, а на ноги натянул еще теплые от костра носки. Влив ей в рот оставшуюся самогонку и накрыв относительно сухим своим бушлатом, он вышел из палатки и закурил. Растирая обнаженную женщину он не чувствовал никакого вожделения, только огромную нежность. Он подбросил в костер сухой ствол, когда-то большого дерева, сел неподалеку и задумался, глядя на огонь. Если бы ему неделю назад сказали, что он в сырую промозглую погоду отправится по тайге неизвестно куда, неизвестно зачем и неизвестно с кем, он бы не поверил. А теперь, он готов был на руках нести эту женщину к цели их путешествия.

Размышления его были прерваны жалобным ржанием лошадей, а затем он услышал громкий рык хозяина тайги. Сергей быстро метнулся в палатку и схватил карабин. Стрелять одной рукой было неудобно, особенно передергивать затвор, но чувство опасности ускорило его движения. Первый выстрел он сделал наобум, а четыре последующих ориентируясь на раздавшийся повторно рык. Очевидно, не все пули ушли в пустоту, поскольку послышалось взвизгивание и удаляющийся треск веток. Он вернулся в палатку, перезарядил карабин и подошел к лошадям. Животные вели себя спокойно, можно было и ему немного вздремнуть. Ника металась в бреду, иногда выкрикивала что-то непонятное, очевидно связанное с авиацией, иногда звала Вадима. Сергей старался укутать ее своим бушлатом и гимнастеркой. Сам он холода не чувствовал, все его чувства воплотились в одно, – любовь к этой женщине.

Утром, проснувшись, он сразу понял, что Ника спит спокойно, под бушлатом она вся промокла от пота. Дыхание было ровным, без хрипов. Сергей достал из мешка полотенце и осторожно обтер женщину, стараясь не разбудить. Затем, он вышел из палатки и закурил. Погода изменилась, облака исчезли, дождя как не бывало, начиналось яркое солнечное осеннее утро, правда, стало заметно холоднее, но зато исчезла промозглая сырость. Он оживил, потухший за ночь костер, поставил котелок с водой на огонь, бросил в него крупы и вяленого мяса. Природа оживала, даже лошади смотрели веселее. Вскоре из палатки вышла Ника и скрылась в кустах. Сергей снял с огня котелок, достал ложки и сухари, которые бросил в свое варево и размешал. Сзади подошла Ника:

– Спасибо тебе, Сергей, – сказала она, целуя его в небритую щеку. – Без тебя я бы не выжила… И не только я…

Сергей осторожно провел ей по лицу рукой. Женщина выглядела изможденной, но здоровой.

– Садись завтракать, – сказал он, – осталось уже недалеко. Завтра будем на месте. Я вижу здесь старую заросшую тропу.

– Я, кажется, тоже узнаю эти места, – ответила Ника, взяла ложку и начала с удовольствием поглощать еду.

В этот день они проделали не меньше семидесяти километров. Лошади бежали резво, а одежда быстро просохла на ветру. К вечеру, конечно, устали и люди и лошади, но цель была близка. Началось редколесье, а впереди маячили горы. Сергей внимательно осматривал окрестности, но нигде не заметил присутствия человека, о чем он и поведал Нике.

– И это хорошо, – улыбаясь, ответила она, – это просто замечательно.

Сергей пожал плечами и отправился искать сушняк для костра. Он уже не пытался понять что либо, всецело доверившись любимой женщине. Ночью решили не дежурить, людей поблизости нет, а о крупном звере предупредят лошади. Заряженный карабин был под рукой.

Обнимая Нику здоровой рукой, он спросил:

– Вадим, – это твой муж?

– Да, – ответила женщина. – Мы прожили восемь лет. За последние два года он сильно изменился, а я не особенно обращала на это внимания. Списывала все странности на его работу, да и сама слишком увлеклась воздухоплаванием, мечтала создать женскую лигу авиаторов, хотела совершить перелет из Владивостока в Японию, но не могла найти единомышленниц. А в результате рухнула семейная жизнь, да еще так мерзко.

– Спи, и не думай ни о чем. Я больше никому не дам тебя в обиду, – ответил Сергей, осторожно целуя ее в щеку.

– Завтра ты узнаешь все мои тайны, – сказала Ника и доверчиво положила голову ему на плечо.

Усталость взяла свое, и они моментально уснули. Утром Сергей проснулся, едва забрезжил рассвет. За ночь ничего не изменилось, день обещал быть ясным и солнечным. Он раскочегарил тлеющий костер и начал готовить завтрак. Настроение было прекрасным, даже можно сказать, что радость била через край, ведь его любимая женщина явно к нему неравнодушна.

Вскоре появилась Ника.

– Мы на верном пути, – сказала она. – Осталось километров двадцать.

Тропа стала заметнее, хотя свежих следов на ней не было. Позавтракав, путники двинулись вперед. Ника выглядела значительно лучше, чем вчера, да и сил явно прибавилось. Через два часа бодрого аллюра, она остановилась.

– В прошлый раз в этом лесу на нас напали неизвестные…

Она спешилась и медленно, осматриваясь на каждом шагу, двинулась вперед. Сергей тоже остановился, перехватил карабин поудобнее, но спешиваться не стал. Наконец, Ника успокоилась, запрыгнула в седло и поскакала вперед. Внезапно лес кончился, и открылась поляна, на краю которой начинался скальный массив, и в одной скале чернело отверстие, вход в пещеру. Ника направилась прямо к нему, спешилась и вбежала в пещеру, Сергей бросился за ней. Пещера была короткой, не более семи шагов в длину, и он увидел, как она ощупывает дальнюю стену.

– Все! Мы на месте, – радостно сказала она и вышла из пещеры, увлекая за собой Сергея. – Распряги лошадей, больше они нам не понадобятся.

Но увидев напряженное лицо мужчины, добавила:

– Еще немного терпения и тайны закончатся.

Сергей стал распрягать лошадей, а Ника рассматривала камни в десяти шагах к востоку от входа в пещеру. Наконец она нашла то, что нужно, сдвинула один из камней и достала из-под него предмет, похожий на приплюснутое яйцо страуса.

– Иди сюда! – Крикнула она Сергею. И когда тот подошел, она сняла с шеи крестик.

Тот удивленно посмотрел на нее.

– Неужели ты веришь в бога?

– Сейчас и ты поверишь, – ответила она, вставила крестик в отверстие в верхушке яйца и слегка повернула его.

Послышался слабый щелчок, и яйцо распалось на две половинки, а в руках у Ники оказался украшенный изумрудами ключ. Лицо Сергея выражало крайнюю степень изумления.

– Это только начало, – продолжила она, – идем со мной.

И они пошли к пещере. Ника вставила ключ в отверстие в дальней гладкой стене, и открылся вход в уже известное нам помещение. Она вошла туда и втянула за собой мужчину. Со времени прошлого визита в убежище, – будем его теперь так называть, – ничего не изменилось. Тот же желтоватый свет с потолка, те же шкафы с одеждой и стол с неизвестными приборами. У Сергея был вид мальчишки, попавшего в пещеру Али-Бабы. Он осматривался и старался потрогать все, до чего мог дотянуться. Ника не мешала ему, наконец, ей надоело его бесконечное любопытство, и она потянула его в следующий зал.

– Сейчас мы войдем в кабину перемещения, и я объясню тебе суть происходящего, теперь ты сможешь мне поверить. Исследовать все, что здесь происходит, мы с тобой не сможем, у нас не хватит знаний, да и времени.

Они вошли в кабину, также как в прошлый раз с Верой, и сели на скамью за стол с большим экраном и приборами управления. Сергей сразу узнал поляну, перед входом в пещеру, на которой спокойно паслись их лошади.

– Теперь слушай меня внимательно и не перебивай. Мы с тобой находимся в кабине перемещении во времени. Вот этот ряд цифр – текущая дата: двадцатое октября 1930 года, а в верхнем ряду я устанавливаю двадцатое октября 1929 года. Когда я нажму кнопку «старт», мы с тобой окажемся в том самом месте, где мы были в то время, которое набрано в верхней строке. Естественно, что время изменится тоже. Те события, которые произошли за истекший год, мы, скорее всего, помнить не будем. Но это никто еще не проверял. Все вещи, с которыми мы соприкасались, так или иначе останутся там, где они были в указанную дату. Единственное исключение из этого правила, мой медальон и записка, которая там находится. В этой записке указана дата ареста моей подруги и событие его вызвавшее, я возвращаюсь в прошлое, чтобы его предотвратить. А тебе Сергей, придется еще раз прожить этот год, но у тебя не будет в памяти этих знаний, и соответственно ты ничего в своей жизни изменить не сможешь.

Сергей задумался и вдруг воскликнул в отчаянии:

– Но ведь тогда я потеряю тебя навсегда! Я ничего не буду помнить, о том времени, которое провел с тобой, а ты сможешь предотвратить измену и убийство твоего мужа!

– С Вадимом, я скорее всего разведусь, а убийство, конечно, предотвращу. А ты где служишь, Сергей?

– Наш полк расквартирован под Хабаровском, но меня после отпуска собирались перевести в Ленинград.

– Значит, мы с тобой там и встретимся. Ведь мне теперь придется перебираться туда.

– Еще один вопрос, – сказал Сергей. – А что будет с ними? – И он указал на экран, который показывал пасущихся на поляне лошадок.

– Наверное, если мне удастся изменить реальность, они окажутся в своих стойлах. Но, если честно, я не знаю. Сам видишь как здесь все не просто.

– А мы сможем сюда вернуться?

– Ты сможешь сюда попасть только со мной или с Верой.

– А она такая же красивая, как ты?

– Вот и верь после этого мужчинам! Кто три дня подряд твердил мне о своей любви? Не зря ваш город зовут Кобельском…

– Да я просто так спросил, мне кроме тебя никто не нужен…

Ника покачала головой и нажала на кнопку «старт». Мигнул свет…

– Одинцов! – раздался женский голос, и из белесого марева проступил образ пожилой женщины в белом халате.

Сергей поднял голову, выходя из забытья. Он находился в трехместной палате гарнизонного госпиталя. На него смотрела медсестра. Вся обстановка была ему знакома, да и медсестра тоже.

– Одинцов, собирайтесь к вам пришли. Да что с вами такое…

Сергей машинально натянул гимнастерку, пустой ниже локтя рукав не эстетично болтался. Нужно было спуститься в вестибюль, встречи с посетителями происходили там. Состояние было такое, словно шарахнуло электрическим током, и он постепенно приходил в себя. В вестибюле его ждал начальник штаба полка. Он неловко пожал его руку левой рукой, начштаба был тоже смущен.

– Слушай, Сергей, тут такое дело… В общем накрылся твой отпуск медным тазом. Пришло указание наладить устойчивую радиосвязь со штабом дивизии, а другого такого специалиста в полку нет, да и в дивизии вряд ли найдется. Так что извини, с отпуском придется повременить…

В голове Сергея мелькали какие-то обрывочные фразы, образы, всплыло вдруг милицейское удостоверение Никандры Александровны Липкиной. Вспомнились мать, отец, брат и подросшие племянники…

– Ну, что молчишь… Я тут тебе протез заказал, – продолжил начштаба.

– Ну, хорошо, я согласен, – ответил Сергей. – Что-то сегодня голова гудит, не пойму никак, что со мной…

– Это мы сейчас поправим, – обрадовался начштаба, потянул Сергея в сторонку и сунул ему в руку фляжку. – Только осторожно… Завтра тебя выпишут, тогда отметим, как положено.

Сергей сделал два глотка обжигающей жидкости и вернул флягу.

– Все, пока, тут к тебе еще посетительница есть, – сказал начштаба, исчезая в дверях.

В голове стало проясняться. Теперь он четко осознавал, что культя окончательно зажила, и завтра его выписывают из госпиталя. Из армии его не комиссуют, но и отпуска ему не видать. Придется заниматься радиотехникой полка, но это ему нравилось. Однако, это не все, произошло еще какое-то событие, причем очень важное. От этих размышлений его оторвал женский голос:

– Сергей! Я пришла с тобой поговорить, напоследок…

Перед ним стояла симпатичная девушка с гривой каштановых волос. Мало того, это была его девушка, и звали ее Зинаида, с ней он уже полгода жил в комнате офицерского общежития и собирался после госпиталя узаконить отношения. Но именно сейчас, он вдруг ясно понял, что не питает к ней никаких чувств. А девушка была напряжена и явно собиралась сообщить ему нечто важное.

– Зина, расслабься, давай в другой раз… – ответил он.

– Какой другой раз! – возмущенно ответила она. – Ты что, не понял? Я ухожу от тебя! Можно сказать уже ушла. Но уйти ничего не сказав, это не по комсомольски! И не думай, что это из-за твоей руки. Просто так сложились обстоятельства. Потянин любит меня и я его тоже. Мы зарегистрируем брак, и у нас будут дети…

– Ну и прекрасно, – ответил Сергей, – желаю вам больших успехов на этом поприще…

– Какой же ты чурбан! Я так готовилась к этому разговору, а ты… – Зинаида пошла красными пятнами. – Я даже думала, ты дашь мне пощечину…

– Ну, извини, рад бы да нечем, – и Сергей кивнул на пустой рукав.

Зинаида задохнулась от возмущения и не знала что сказать.

– Иди уже, Потянин заждался, – сказал Сергей, открывая дверь на улицу.

– Значит, уже замену нашел! – Вдруг взорвалась Зинаида, увидев, что к Сергею направляется медсестра. – Да она тебе в бабушки годится! – крикнула она, выбегая из госпиталя.

– Извините, – сказал Сергей, обращаясь к медсестре.

– Да, ладно, – ответила она, – и не такое видывали. Вот что, Одинцов, зайдите к хирургу, завтра вас выписывают.

– Есть, – по-военному ответил Сергей и отправился в указанный кабинет.

Хирург долго осматривал его и не только культю, он проверил работу всех конечностей. Наконец, закончив осмотр, он придвинул ему пачку папирос.

– Закуривайте!

Сергей левой рукой, ловко вытащил папиросу и не менее ловко зажег спичку. Он закурил, и тут взгляд его упал на календарь. Двадцатое октября 1929 года. Дата почему-то вызвала удивление.

– Хорошо, – сказал хирург и закурил сам. – Навыки управляться одной рукой появляются даже быстрее, чем я ожидал. А сейчас примерьте.

Он достал из стола протез, на котором была натянута черная кожаная перчатка. Сергей внимательно рассмотрел его конструкцию, а затем быстро закрепил его на культе, управляясь одной рукой.

– Прекрасно! – удивленно воскликнул хирург, – обычно такую сноровку приобретают, после нескольких месяцев пользования, а у вас она как будто врожденная. Господи, какую глупость я сморозил. Ладно! Завтра я вас выписываю. Сегодня можете идти отдыхать. Протез заберите с собой.

Сергей вернулся в свою палату. До отбоя он общался с соседями по палате, шутил, вспоминал свою работу на радиостанции. Ночью ему снился странный сон: осенняя тайга, мелкий моросящий дождь и черноволосая голубоглазая женщина удивительной красоты.

Ника вдруг вздрогнула, словно от удара током. Из белесого марева проступило крыло самолета, ровно гудел двигатель, ее руки крепко держали штурвал. Скоро должен показаться аэродром летной школы Ленинграда. За спиной в пассажирском кресле сидел Борис Слепцов. Ника была в полном сознании и помнила весь путь от самого Вольска, за исключением, пожалуй, пары секунд, когда она вдруг отключилось, а затем тотчас восстановилась.

Ника посадила самолет, вырулила к ангарам и заглушила двигатель. Борис выбрался из кабины и отправился по своим делам в областное управление НКВД. До завтрашнего утра летчица была совершенно свободна, она собралась идти в гости к Левитиным, но вдруг почувствовала, что произошло какое-то важное событие. Голова слегка кружилась, мелькали воспоминания: тайга, моросящий дождь, мужчина на коне с карабином в левой руке… На груди она почувствовала посторонний предмет… Медальон! Вот оно что! Ника быстро сняла медальон, открыла и прочитала записку. Значит, она вернулась в прошлое, почти на год назад. Вера еще в Мурманске, хотя возможно уже переехала, это можно узнать у Левитиных. Тут она бросила взгляд на обратную сторону и замерла. Вот значит как, спасаем не только семью Сычевых, но и свою собственную. Вот это да! Двух зайцев одним выстрелом…. Веру с Александром спасаем однозначно, а для этого всего-то нужно передать ей записку. Дальше она все сделает сама, вряд ли ей понадобится помощь. А вот что делать с Вадимом? Чтоб спасти наш брак, надо было уходить в более ранние годы. Если хорошо подумать, то они с Ниной уже встречаются. Значит, после убийства Вадима, я решила брак не спасать, а спасти только Вадима.

После всех этих размышлений, Ника отогнала самолет в ангар и отправилась в гости к Элле и Илье. Только там она могла узнать новости о Сычевых. С Верой она столкнулась в парадном, где жили Левитины, за руку с ней шла шестилетняя девочка, полная тезка Ники. Подруги обнялись и в один голос воскликнули: «Медальон!».

Далее, Ника вручила Вере ее записку, которая была прочитана с обеих сторон. У Левитиных подруги пробыли не долго, оставили Элле маленькую Никандру и вышли на улицу, прогуляться и обсудить текущую ситуацию, которая требовала серьезного осмысления.

– Вера, тебе первое слово, твоя проблема очень серьезна, – сказала Ника.

– Никакого Садовского я не знаю, пока. Значит, ты верно рассчитала точку возвращения. Садовского придется ликвидировать, до того как он подставит Александра, я сама займусь этим. В будущем ничего не изменится, если он умрет на полгода раньше. Если мне понадобится твоя помощь, я сообщу тебе через Василия. Он вызовет тебя посредством телеграфа. Теперь твое слово.

– Не знаю, что и сказать. Моя приписка к твоей записке – полный шок. Моя семейная жизнь рухнула, и ничто ее спасти не может. Вадима можно спасти, но нужно ли? Я еще ничего не решила, но эта проблема только моя и твоя помощь не потребуется.

– Ну, раз мы все обсудили, возвращаемся к Элле, ей говорить ничего не будем. Незачем грузить их нашими проблемами. Я даже не знаю, стоит ли говорить Александру. Он в чудеса не верит, помогать мне не будет, а вот помешать может.

– А я не представляю, как общаться с Вадимом. Ведь он уже изменяет мне, теперь-то я это понимаю…

Послушай, у меня возникла мысль. Раз уж я свободна от моральных обязательств, а ты еще с Садовским не знакома, то я могу отвлечь его на себя, тогда твоя проблема решится без всякого криминала. С Вадимом я разведусь и перееду в Ленинград, свою ласточку отдам в летную школу и сама туда устроюсь инструктором. Как тебе такой вариант?

– Мне Садовский пока ничего плохого не сделал. Решай сама, в крайнем случае, вернемся к первому варианту.

– Значит, так тому и быть, – усмехнулась Ника. – Теперь мы не амазонки, а интриганки какие-то.

Элла встретила их накрытым столом, а через некоторое время пришел из школы Никита. Парню было четырнадцать лет, но он уже твердо решил идти по стопам отца и готовился поступать в мореходное училище. Его младший восьмилетний брат, Анатолий, играл с маленькой Никой.

– Мне в последние дни стали снится такие страшные сны, – сказала вдруг Элла, – словно должно произойти что-то плохое.

– А мне снились тюремные казематы, допросы и всякая другая гадость, – поделилась воспоминаниями Вера.

– Теперь, надеюсь, кошмары кончатся, – добавила Ника.

Женщины беседовали еще некоторое время, затем Сычевы ушли домой, а Ника осталась ночевать у старых друзей, чтоб завтра с утра отправиться на аэродром.

В летную школу она пришла значительно раньше Слепцова и сразу отправилась на поиски начальника, Андрея Петровича. Тот уже сидел в своем кабинете и Нике не обрадовался. Их отношения оставались напряженными и после отъезда Липкиных в Вольск. Чем была вызвана неприязнь, сказать трудно. Возможно частным самолетом, возможно знакомством с начальником районной ЧК Василием Дятловым, или другими причинами, неведомыми Нике, однако она без колебаний и трепета вошла в его кабинет.

– Андрей Петрович, – с порога начала она, – как вы отнесетесь к тому, что я подарю вашей школе свой самолет?

– Во-первых, школа не моя, а государственная, а во-вторых, с чего бы это вдруг? Чего-то сотворили непотребное, или налоги непосильные? А может с Василием Дятловым проблемы?

– Давайте оставим в покое наши «внутренние органы», – равнодушно ответила Ника.

– Ну, извините! Не верю я в безвозмездные благодеяния. Объяснитесь, что вам нужно взамен.

– Вы, как всегда правы, Андрей Петрович! Причина проста и банальна, я развожусь с мужем, переезжаю в Ленинград, отдаю школе свой самолет и хочу получить место штатного летного инструктора.

– Самолеты нам нужны, толковые инструкторы тоже. Ваши личные дела меня не касаются. С жильем помогать не стану, живите, где хотите.

– Значит, договорились? Через неделю ждите.

– Договорились.

Ника шутливо отдала честь и вышла из кабинета. Она успела прогреть двигатель и вырулить на взлетную полосу, пока появился Борис Слепцов. Он забрался в кабину, блаженно улыбаясь, радуясь солнечному осеннему дню, не догадываясь о грядущих неприятностях. Впрочем, о них никто никогда не знает заранее, иначе их бы вовсе не было.

К вечеру уставшая, как всегда после длинного перелета, Ника, приземлившись на аэродроме в Вольске, высадила своего начальника, отогнала самолет в ангар и отправилась домой. Вадим был уже там. Встретил ее как обычно, ужин был разогрет и стоял на столе. Он что-то рассказывал, но Ника слушала в пол-уха, погруженная в свои мысли.

– Ты совсем меня не слушаешь, – наконец сказал он.

– Извини, устала очень. Боковой ветер, да и холодно. Я иду спать, не обижайся…

– Понимаю…

Ничего ты пока не понимаешь, подумала Ника, укладываясь на супружескую кровать, как на смертное ложе. Некогда любимая кровать, ее мечта, стала вдруг противной до омерзения, и она с трудом подавила в себе желание уйти спать на скамью, стоящую у дальней стены. Вадим явно чувствовал неладное, вышел на улицу курить, потом осторожно вошел и лег рядом, не делая никаких поползновений. Нику, притворившуюся спящей, это злило и радовало одновременно. Впрочем, она действительно устала, целый день таская тяжелый штурвал, и уснула быстро. Ночью ей снова приснился молодой офицер, у которого вместо кисти правой руги был протез, они ехали по таежной тропе, сквозь моросящий дождь. Проснувшись, Ника вспомнила сон и поняла, что это действительно было в будущем. Странно говорить о будущем – было. Но когда они с Верой побывали в убежище, вся их жизнь стала странной и сейчас они проживали то, что было прожито когда-то.

Вадим уже ушел на работу, он что-то почувствовал и решил отложить объяснение с женой до лучших времен. А Ника уже придумала план, как вывести мужа на чистую воду. План был прост и коварен, как рыбацкая снасть. Для этого надо было усыпить бдительность Вадима. Это было несложно, но противно. И Ника отправилась на работу. Борис, увидев ее, предложил на сегодня выходной, но женщина, сославшись на проблемы с двигателем, отпросилась слетать в Балбино, где ей пообещали продать новый карбюратор. Вадим, сидевший рядом, конечно слышал весь разговор. Затем Ника поманила его в коридор, где никого не было, беззаботно улыбаясь, приластилась к нему и прошептала:

– Не сердись, милый, я к вечеру вернусь, и ты получишь все, что я тебе задолжала за две ночи…

Вадим улыбнулся, поцеловал ее в щеку и сказал:

– Будь осторожна, я жду…

Ника вышла на улицу. Моросил мелкий дождик, задувал порывистый ветер, облака висели ниже ста метров, погода была явно не летной, но Вадим давно перестал быть летчиком. Женщина отправилась на аэродром, прогрела двигатель и взлетела, сделав круг над городом. «Надеюсь, он меня услышал» – подумала она, и повела самолет на посадку заглушив двигатель. Затем, она отбуксировала самолет в ангар, и не спеша стала проводить профилактические работы. Через два часа она, также не спеша, отправилась домой. Вадим всегда обедал дома, а вот Борис Слепцов брал обед с собой.

Ее расчет оказался верным, она застала Вадима и Нину в супружеской кровати, только что завершивших процесс. Оба они выглядели безмерно удивленными, и в первые минуты не могли произнести ни слова. Нина натягивала на себя покрывало, а Вадим оглядывался в поисках штанов.

– Вот, что голубки, – хрипло сказала Ника, – ваши радости закончились. Я развожусь с тобой, Вадим, и возвращаюсь в Питер. Со Слепцовым разбирайтесь сами. Я ему сама ничего говорить не буду, но если спросит – отвечу. Будьте осторожны, он мужик горячий, может и пристрелить.

– А разве ты с моим мужем не … – вдруг визгливо крикнула Нина.

– Я с твоим мужем не… – равнодушно ответила Ника, – а сейчас убирайся отсюда.

Через час она была уже в управлении, Вадим пришел следом.

– Что так быстро? Погода, – спросил Борис.

– Нет, не погода. Я увольняюсь, товарищ начальник, развожусь с мужем и возвращаюсь в Питер.

– В чем дело? Рассказывай. Я еще в Полете почувствовал, что что-то не так.

– Борис Николаевич, – ответила Ника, – я вправе не рассказывать о своих личных делах.