12.
– Что за херня? – режиссер трансляции негодовал. – Кто поставил этого старпера со звездой в центр картинки?! Поставьте перед ним детей, чтобы этого красного пентакля не было видно в кадре! Паноптикум!
На площадь вывели детей. Волонтеры, стараясь не мешать происходящему, выстроили деток перед героем со звездой.
Это не понравилось Алексею Афанасьевичу. Бесцеремонно раздвинув детвору, он вышел вперед, чтобы его было видно со всех сторон.
Режиссер грязно выругался.
– Вырежем его позже. – отмахнулся он в ответ на вопросительные взгляды ассистентов.
13.
Литургия уже заканчивалась, когда Она услышала в ухе знакомый мягкий бархатистый голос: «Он просит на причастие подойти».
Она кивнула как будто в никуда, но это видел тот, кому ее согласие предназначалось.
Когда на площадь вынесли чаши, началась суета и давка среди вип-гостей. На глазах у изумленного народа, наблюдавшего происходящее через плотное кольцо охраны, высокопоставленные гости, толкаясь, стали выстраиваться к чаше, которой причащал Патриарх. Алексей Афанасьевич с проворностью лани в два прыжка оказался в этой давке. Охранник одного из министров грубо оттолкнул Героя, расчищая путь своему хозяину к божьей благодати. Подоспевшая спутница едва успела подхватить возмущенного старика, уберегая от падения.
В следующую минуту к этой странной паре подошел клирик с группой монахов. Клирик молча приветствовал Ее и ее смешного спутника. Он старался выглядеть важным, но едва сдерживал смех, корча рожицы одними лишь глазами. Сопровождаемый монахами, Алексей Афанасьевич, надменно глядя на "великих", прошествовал вдоль очереди к Патриарху, даже не подумав пропустить вперед свою даму.
– Патриарх, между прочим, мой друг! – как будто походя проговорил он монаху, оказавшемуся к нему ближе других, но так, чтобы это слышали все вокруг. Но его никто не слушал.
Пропустив вперед пару суетливых старушек, Она подошла к Патриарху. Произнося свое имя, она вопросительно посмотрела ему в глаза.
– Спасибо! – одними губами произнес Святейший и улыбнулся.
«Нечего спасать. Есть только божественный свет и безграничная любовь Создателя!» – подумала Она.
14.
Внезапно Ее охватило беспокойство. Поднялся сильный ветер и в воздухе запахло смертью.
– В бутылке – не вода! – промелькнувшая мысль вырвалась словами наружу.
– Не понял?! – в ухе раздался напряжённый голос начальника службы безопасности Святейшего.
– Во сколько трапеза? – справившись с волнением, Она спросила как можно непринужденнее.
– Двенадцать. Сейчас – мощи.
– Я хочу приложиться к молельному камню, – это был сигнал к выходу из эфира, о котором знали только три человека.
Вынув микрофон из уха, она вложила его в руку сопровождавшего ее монаха.
15.
Митрополит бежал через площадь, раздвигая огромными ручищами попадавшихся на встречу людей. Она уже должна быть в комнате с артефактами. Она вышла из эфира, a это значит, что ситуация скверная. И, судя по выбранному ею месту для встречи, очень скверная.
16.
Пресс-секретарь заметно нервничал.
– С вами все в порядке? – Президент внимательно наблюдал за подчиненным.
– Вы же знаете, Михаил Михайлович, я всегда настороженно отношусь к большому скоплению людей.
– Ну это вы зря, – засмеялся Первый. – В конце концов, если кого-то и захотят там убить, то это не вас. Просто держитесь от меня на расстоянии, и вас не убьют. – Он хитро прищурился. – Ну, скажем, не сразу.
– Что значит: не сразу? – начавший было успокаиваться пресс-секретарь подпрыгнул в кресле.
– Ну как?! Если попытка удастся и меня убьют, – спокойно продолжил рассуждать Президент, – Начнется такой бардак, в котором вас наверняка сметут. Или вы надеетесь успеть уехать на свою запасную родину, Дмитрий Дмитриевич?
У пресс-секретаря задергался глаз.
– Еще и министр обороны не захотел поехать с нами, – пробурчал он.
– Ну, министр у нас все-таки шаман, и ему не очень нравятся православные обряды, хотя он и крещеный и даже храм задумал строить. Наверняка, это связано с очередной женщиной. Он у нас мужчина любвеобильный, a женщины требуют достойного содержания. И на стройке он с малолетства, знает, что можно списать. Много. – Первый снова засмеялся, вспомнив что-то, видимо, забавное.
– Но почему же вы не запретите ему, раз знаете?
– Кужгет много раз доказывал мне свою преданность. Зачем я буду лишать его радостей?
Преданность стоит много дороже денег. – Президент устало отвернулся к иллюминатору.