Рожденная магией

6

Мне бы не хотелось отвечать на этот вопрос, но друзья смотрят на меня с явной озабоченностью. Мне не удастся скрыть тот факт, что Скип своими насмешками практически вынудил меня прийти на кладбище.

Скип.

Скип? Неужели он…

Конечно нет.

– Я хотела проверить, как там поживает багряник. – И на этих словах я забываю, что привело меня в гостиную Джейкоба. Воспоминание об увиденном утром сбивает меня с ног. – Мои багряники! Их нашинковали. Фестиваль. Что мне делать?

– Эмерсон… – Джейкоб шокирован.

– Только ты так можешь, Эм, – смеется Джорджия.

– Узнать, что ты ведьма, а волноваться насчет фестиваля, – вздыхает Элоуин, явно отчаявшись услышать от меня нечто более соответствующее поводу.

Но кто, кроме меня, позаботится о фестивале? Может, в нашем городе полно волшебников, но что-то я не припомню, чтобы кто-то еще вызывался организовать мероприятия. И я не помню, чтобы кто-то исполнял свои обязанности, применяя магию. Хотя… Я всегда сомневалась, что Зандер действительно оклеивал плакатами отдаленные уголки нашего городка. Возможно, он применял магию, а не обходил пешком много километров по городу.

– Она права, – сдержанно произносит Джейкоб. У него есть веские основания, чтобы так говорить. Ведь я всегда права. – Люди ждут Эмерсон. С минуты на минуту она должна открыть свой магазин, как всегда вовремя, и изводить всех вопросами о вечерних мероприятиях.

– Я не извожу…

Джейкоб бросает на меня строгий взгляд, и я замолкаю. Я редко так делаю, но… его глаза до сих пор такие ярко-зеленые.

– Пока мы не поймем, что случилось, у нас нет времени на другие вопросы.

Но Зандер, вокруг которого все еще чувствуется не свойственная ему злость, мотает головой.

– Нам нужно знать. Почему ты решила проверить багряники, Эм? Именно утром, до восхода солнца, никому не сказав ни слова.

– Я оставила записку, – пытаюсь выкрутиться я.

Я перевожу взгляд с Зандера на Джорджию. А потом на Элоуин. И наконец на Джейкоба. Но никого из них мой ответ не удовлетворил. И это не справедливо, ведь только что я узнала и приняла тот факт, что они лгали мне долгие годы. Я напоминаю себе, что я – та девушка, которая принимает вызов и стремится навстречу приключениям, а не та, что с воплями бежит от них подальше. Или прячет голову в песок. Хотя сейчас оба эти варианта кажутся мне очень привлекательными.

Я прочищаю горло.

– Я просто хотела проверить, все ли на своих местах. – Это даже не ложь. А недосказанная правда. В тот момент я, наверное, считала, что обязана проверить деревья самостоятельно, а в итоге я ощутила себя полной дурой. Но я не собираюсь купаться в этом чувстве. Я не видела иного выхода.

– Потому что… – напирает Зандер, скрестив руки на груди.

Звучит так, словно он в чем-то меня обвиняет.

– Потому что я всегда все проверяю перед началом фестиваля, – надменно отвечаю я. – Ты меня не знаешь? Я – твоя кузина Эмерсон, и я славлюсь педантичностью с самого рождения.

– Правда? В шесть часов утра? Это больше, чем педантизм, Эм. Даже в твоем случае.

Он смотрит на меня с подозрением. И этот взгляд заставляет меня ерзать, хотя я точно не делала ничего подозрительного.

Я вздыхаю. Я мало знаю о магии, но хорошо представляю, к чему ведет этот разговор.

– Утром мне позвонили и… заставили волноваться, намекнув, что с багряниками что-то не так.

– Ты не сказала мне, что куда-то поедешь. – Упрек Джорджии, хоть и высказанный мягким тоном, немного меня ранит.

– Я оставила записку, – повторяю я.

– Кто тебе звонил? – спрашивает Элоуин. В отличие от Зандера она не сердится.

Я могла бы соврать. Могла бы наплести что-нибудь, но они слишком хорошо меня знают. И понимают, что я не теряю голову. Я собираю близких, и мы придумываем план.

Я не переправляюсь через реку и не бегу на кладбище еще до зари – без причины.

– Скип, – бормочу я.

И тут я понимаю, что никто не ожидал такого ответа. Они понятия не имели, что Скип имеет к этому отношение. Я вспоминаю, как самодовольно он общался со мной по телефону. И у меня появляется нехорошее ощущение. Я думаю о магии. О колдунах. Неужели это он послал за мной тех тварей?

Может ли он… призывать существ из ночных кошмаров и заставлять их выполнять его приказания? Тот же человек, который не в состоянии принять ни одного местного постановления?

Какая-то часть меня не хочет об этом спрашивать, потому что я вообще не хочу знать ответ. Но…

– Скип – ведьмак?! – Голос у меня довольно визгливый.

– Да, – простонала Джорджия. – Именно такой ведьмак, как ты думаешь. Он годами говорил всем, что его фамильяр – дух животного, который помогает магу в его делах, – это ягуар, но оказалось, что это всего лишь грустный маленький хорек, которого зовут Стефлемон. Знаешь, как парни любят придумывать, что у них якобы есть подружка, но она живет в Канаде? Этот якобы ягуар – примерно то же самое.

– Мы все считаем, что Скип стоит за нападением на кладбище? – Прочистив горло, она окидывает собравшихся взглядом. Она не спрашивает меня, а смотрит на Джейкоба, который погрузился в свои мысли.

Пора решать проблему так, как я решаю их всегда.

– А мы можем просто пойти к верховным ведьмам и сказать им, что у меня есть волшебные силы, и попросить их вернуть мне память? Если пойдем сейчас, то успеем решить этот вопрос до начала фестиваля. Я не открою вовремя книжный магазин, но ведь ведьмы меня поймут?

Я – ведьма. Жуткий Скип Саймон – ведьмак. Сара Вилди была настоящей ведьмой. Я как-нибудь привыкну к новым реалиям.

Все смотрят на меня как никогда раньше. Словно они знают больше меня и даже немного меня жалеют. Словно я блуждаю в темноте незнания. И вдруг я понимаю, что в принципе так все время и было, просто я этого не осознавала.

Бог бы с этими мыслями, сейчас не время.

– Мы не можем никому сказать, – тихо, но со стальной ноткой в голосе говорит Джейкоб. Это его обычный способ решения конфликтов – привычный для человека, который живет через реку от города и часто просто пережидает время. Я придираюсь к нему не потому, что у меня к нему чувства – никаких чувств нет!

Хотя если подумать, того, что было между нами в старшей школе, возможно, не происходило вовсе. Я делаю мысленную пометку, чтобы вернуться к данному вопросу позже, когда я буду одна и наконец выплесну накопившиеся чувства.

Но сейчас мне нужно победить в более серьезном деле.

– Что ты имеешь в виду? У меня есть сила, я – ведьма. Они что, не могут вернуть мне память? Если учесть, что в прошлом я не давала согласия на то, чтобы ее стерли. Потому что насколько я помню, я могу…

– Если тем человеком, который хотел тебе навредить, был Скип, то все не так просто, – предупреждает Элоуин.

– Почему?

Они все обмениваются взглядами: они явно что-то знают, и я чувствую себя аутсайдером. Словно ребенок. Ненавижу это чувство, но не представляю, как мне с ним бороться.

Пока не знаю.

– Джойвуды не просто стоят во главе Сант-Киприана. Они – верховный ковен всех волшебников во всем мире. Их снова и снова избирают правящими волшебниками. Править может только полный ковен, сообщество, состоящее из семи волшебников, во главе которых стоит Воин – один из видов волшебников, – терпеливо объясняет Джорджия. – Кэрол Саймон и есть Воин ковена, и поэтому фактически она стоит во главе всех волшебников очень долгое время.

Я пытаюсь принять этот неожиданный удар. Потому что Кэрол Саймон – жуткая женщина, одна из тех, в чью ведьмовскую сущность я запросто могу поверить. И она – мать Скипа. Так что да. Это действительно проблема.

– Она будет защищать Скипа, – заявляет Зандер так уверенно и с такой серьезностью, что я вспоминаю, как когда-то Элоуин за эту горячность считала его очень привлекательным. – Поверь мне. Ты будешь в опасности, если они узнают. Сначала надо понять, что именно там случилось.

– Скип бесится, когда его уличают в неблаговидных поступках. И как в тот раз, Кэрол не даст тебе возможности говорить, – произносит Джейкоб.

Я пытаюсь вспомнить, как мне стерли память, но не могу. В голове пустота.

– Но я не помню, что было в прошлый раз, – говорю я Джейкобу.

Он выдерживает мой взгляд. У него такие яркие зеленые глаза! Он отличается от того Джейкоба, которого, как мне казалось, я знала.

Джейкоб поворачивается к Джорджии:

– Отведи Эмерсон в книжный магазин. Но сначала отмой ее и научи простому заклинанию. Мы с Элоуин позаботимся о багряниках. Нам нужно минимизировать ущерб. Зандер…

Но кузен мотает головой:

– Мне нужно выйти на смену на переправе, иначе отец начнет задавать вопросы. А нам пока лучше сохранить все в тайне.

– Чем меньше людей вовлечем, тем лучше, – соглашается Джейкоб. – Будь начеку. Следи за теми, кто будет искать признаки нападения на Эмерсон. Осторожность не повредит.

Я таращусь на Джейкоба, который по-генеральски раздает приказы. Прямо как я.

– Ты умеешь брать на себя ответственность, когда хочешь.

Мои слова ошарашили Джейкоба. Не знаю, почему они его так удивили. Все бросились выполнять его приказания. В этом мире он – главный, при том, что в мире людей я всегда считала себя самой деятельной. Судя по всему, в мире волшебников Джейкоб выполняет ту же роль.

Мне пора принять данность мира ведьм, но я не знаю, что делать с тем, что я теперь здесь не главная. Конечно, когда я освоюсь с магическим миром, то приму на себя роль руководителя. Это та роль, для которой я была рождена.

И эта мысль меня греет.

– Если мы не можем пойти к Джойвудам, у нас есть другие варианты, – говорит Элоуин, и хотя я не знаю, что это за варианты, судя по тону Элоуин, они никому не понравятся.

Так и есть.

– Нет, – твердо возражают Зандер и Джейкоб хором, и в воздухе повисает напряжение.

Кажется, Элоуин все равно.

– Он может нам помочь. Он все знает.

– Николас Фрост – предатель! – резко бросает Зандер. – Мне не нужна помощь предателя.

– Это трудный вопрос, – соглашается Джейкоб. – Фросту нельзя доверять.

Они говорят об этом человеке так, словно мы все его знаем.

– Кому?

Джорджия кладет руку мне на плечо, как она делала это на кладбище.

– Пойдем, Эм. Нам надо зайти домой до того, как мы отправимся в книжный магазин. Пусть они сами обсудят детали.

Я хмурюсь при мысли о том, что Джейкоб и Зандер – да и кто бы то ни было – будут решать вопросы без меня, но Джорджия крепче сжимает мне плечо, и я делаю шаг по направлению к двери.

И тут до меня доходит, что нам не обязательно идти к переправе, как мы делали это обычно.

– Так добираться удобнее, – поясняет она, и ее голос раздается у меня в голове.

И вот мы уже летим по воздуху. Как утром. Это не тот полет, который я представляла – как у Питера Пена, с распростертыми руками и парением. Никаких волшебных напевов, чтобы создать светящиеся огненные шары. Просто свист воздуха, секунда в невесомости, и вот ты уже там, куда хотел попасть.

Теперь мы в башне Джорджии. Она тут же убирает руку с моего плеча и быстро расхаживает по комнате: кристаллы стучат, шарфы развеваются, а ветряные колокольчики позвякивают у окна.

– Надо много успеть за короткое время, – бубнит она. – Скрыть твои глаза. Иначе все обо всем догадаются с первого взгляда.

– Может, я хочу, чтобы они поняли.

Потому что женщины должны заявлять о своей силе. Мы знаем, кто выиграет от их молчания, а в нашей семье так не принято. Джорджия мрачно качает головой.

– Это слишком опасно. Такого не должно было произойти. У тебя не должно было быть ни одного проблеска силы, и уж тем более ты не должна была сразить наповал нескольких существ безо всякой подготовки.

Я киваю так, словно ее слова имеют для меня смысл, а в глубине души я уже начинаю думать, что миру волшебников нужны большие перемены, потому что я всегда была могущественной. И не важно, какого цвета у меня глаза.

Но я оставляю свои мысли при себе, а Джорджия раскладывает вокруг нас кристаллы, зажигает свечи и шепчет что-то, напоминающее заклинание… Да, это оно и есть.

Ха-ха…

Когда-то я насмехалась над ней, закатывала глаза. Но все оказалось реальностью. Все происходит на самом деле. Я чувствую гул вокруг нас и внутри себя тоже.

– Разве ты не всегда была такой? – спрашивает чей-то голос. Он похож на голос моей бабушки.

Джорджия приказывает мне стоять в центре круга из кристаллов. Она тоже входит в него, встает рядом, глубоко дышит и берет меня за руки. Она выдыхает и смотрит прямо на меня.

– Мы произнесем небольшое заклинание, чтобы спрятать золотой цвет глаз. – Глаза Джорджии светятся. – Повторяй за мной, концентрируйся на том месте, откуда начнет распространяться жар. На энергии. Я тебя поведу, но ты сама произнесешь заклинание.

– Почему ты шепчешь, чтобы произнести заклинание, а когда летаешь – не делаешь этого? И почему мне надо произносить заклятие, хотя я убила адлетов одним словом «умри»?

– Есть несколько способов использовать силу, – отвечает Джорджия. Она старается тщательно подбирать слова. Чтобы я поняла сказанное как можно лучше. – Полет… это основы. Элементарно. Он внутри нас. Как бы объяснить получше… Слова, мысли, кристаллы – это атрибуты, благодаря которым ты раскрываешь свою силу. Магию для личных нужд в основном используют даже без применения слов, просто сконцентрировавшись. А магию для внешнего мира – заклятия, огонь, защитную магию – нужно претворять с помощью слов или атрибутов. Но эти слова и атрибуты не обязательно какие-то особенные. Ты сфокусировала свой страх и свою силу на адлетах, и когда произнесла «Умрите!» вслух, этого было достаточно, чтобы получить результат.

Я бы хотела, чтобы эти слова обрели для меня больше смысла, чем они имеют сейчас.

– А у вас есть руководство пользователя? – спрашиваю я, стараясь, чтобы мой голос не звучал раздраженно.

– Это не так просто описать в руководстве пользователя. Не волнуйся. – Джорджия тепло мне улыбается. – Мы тебя научим. Будешь практиковаться. Происходящее снова обретет для тебя смысл.

Произнося эти слова, она заплакала. Ничего себе.

– Ты чего?

Она старается изобразить улыбку.

– Мы всегда знали, что внутри тебя есть нечто такое, Эм, но не понимали, что с этим делать. Я не думала, что буду стоять перед тобой вот так, не скрывая свою суть, и мы будем теми, кто мы есть на самом деле. – Она мотает головой, стряхивая захлестнувшие ее эмоции, которые мне непонятны, ведь я в отличие от нее вообще не ждала этого момента. – Это были долгие десять лет.

– Я не знаю, как… творить чудеса, – признаюсь я, чувствуя, что тоже вот-вот расплачусь. Ненавижу признаваться, что чего-то не знаю или не умею.

– Эмерсон, – моя лучшая подруга стискивает мне руки, – может, ты и не знала, что ты ведьма. Но ты всегда творила чудеса.

7

Еще сегодня утром я думала, что знаю всё о Сант-Киприане и его жителях. Я понимала, что в жизни моих друзей есть некоторые аспекты, которыми они со мной не делятся, но была уверена, что никакие их признания меня не удивят. Я могла бы поклясться, что прекрасно знаю тех, с кем дружу.

Естественно, после нападения чудовищ и признаний моих друзей в том, что они волшебники, моя уверенность слегка ослабла.

Но это все еще мой город, фестиваль багряников – мое детище, и (если не принимать во внимание, что меня пытались уничтожить) я все еще несу за них ответственность. Я все еще Эмерсон Вилди, и даже если мне придется постоянно напоминать себе об этом, чтобы сохранить душевное равновесие и здравый ум, я так и сделаю.

Джорджия помогла мне произнести заклинание. Мы вместе проговаривали слова, она держала меня за руки и вела сквозь зарождавшиеся внутри чувства – они казались мне незнакомыми и хорошо забытыми одновременно.

Она поощряла меня, чтобы я повторяла слова заклинания вместе с ней снова и снова.

 
Ведьму спрячь от злого глаза,
Чтобы сущность не явить ни разу.
 

Но важнее всего здесь были именно чувства. А слова для них – лишь обрамление, костыль для разума, который помогает сконцентрироваться на магии, на конечной нашей цели.

Магия. Прямо здесь. У меня внутри.

– Хорошо, – ободряюще улыбается Джорджия. Она протягивает мне зеркало.

Я смотрю на себя в инкрустированное драгоценными камнями зеркало дольше, чем обычно. Двадцать восемь лет я видела это отражение и была уверена в том, что прекрасно знаю свою внешность и свой внутренний мир. Или…

Нет, я все-таки себя знаю. Несмотря ни на какую магию, я всегда была собой. И я буду держаться за эту истину, как за спасательный круг.

Мне нужны ответы. Так много ответов. На получение которых у меня нет времени. По крайней мере сейчас. Это не честно – но у меня впереди фестиваль. Нужно управиться с повседневными задачами. Может, меня и атаковали, но ведь Джейкоб меня спас, и теперь надо идти дальше. И кстати, потом я спасла нас с ним.

Джейкоб. Я верю в себя и в свой город, а значит, верю и в магию, которая является неотъемлемой частью нашей жизни. Но я не могу понять, что происходит, когда дело касается Джейкоба. Раньше я старалась думать о нем рационально, но сейчас…

У меня в голове мелькает кадр из фильма, где Супермен приземляется, как Джейкоб сегодня утром, и я краснею…

Я никогда не заливаюсь румянцем!

Может, в моих стертых воспоминаниях прячется нечто, к чему у меня нет доступа… и поэтому я чувствую неуверенность, когда дело касается этого мужчины.

– Неужели те воспоминания, которые у меня есть, – не настоящие? – спрашиваю я Джорджию.

Нахмурившись, она снимает хозяйственную сумку, которая висит на дверной ручке ее заваленной книгами библиотечной комнаты. Мы быстро спускаемся по лестнице, и Джорджия о чем-то размышляет. Ее рука скользит по перилам. Мы идем, хотя могли бы лететь. Лететь! Мы же можем летать.

– Я бы не говорила, что воспоминания «не настоящие». Тебе, например, кажется, что ты препарировала лягушку на уроке биологии, а на самом деле мы тогда практиковали заклятия или что-то магическое. Или ты помнишь простую прогулку на пароме до места слияния рек, а на самом деле мы произносили на палубе заклятия для слияния воды. Стирание памяти не меняет вещи в корне – просто вынимает оттуда детали, связанные с волшебством.

Мы спускаемся, и я убираю руку с перил лестницы, стараясь не касаться балясины с драконом – почему-то во мне сформировалась привычка, о которой я никогда не задумывалась.

«Добро пожаловать домой, Эмерсон».

Я не узнаю этот голос. Быстро оглядываюсь. Здесь никого нет, кроме нас с Джорджией.

– Джорджи, ты это слышала?

– Ага. Это Азриэль.

Она машет рукой в сторону деревянной балясины с вырезанным драконом. Его черные глаза из оникса поблескивают, но ведь это же не глаза, а просто куски кристаллов. Его пасть изогнута в той же ухмылке, что и всегда. И, глядя на него, я вдруг чувствую себя и жутко… и спокойно одновременно.

– Думаю, это какое-то заклятие, которое навели на него твои предки. Я немного покопалась в истории этой балясины, но ничего не нашла. У нас есть дела поважнее, – пробубнила она себе под нос, подталкивая меня через гостиную. Обычно я не такая послушная, но пусть на этот раз верховодит Джорджия.

Я убеждаю себя в том, что нормально реагирую на факт наличия имени у балясины. И на то, что она знает, как зовут меня. И на то, что балясина вообще со мной заговорила.

– Нужно придумать оправдание, почему ты не открыла книжный вовремя. Кто-нибудь обязательно спросит. Люди слишком тобой интересуются. – Она устремляется к двери и напоминает мне меня саму, а не Джорджию. Ее слова меня немного тревожат, и все же я должна быть польщена тем, что мой город, полный волшебников, интересуется мной так же сильно, как и я им.

– Какую бы магию ни использовал Скип, он поставил блок в пространстве. Поэтому никто из нас на этой стороне реки не слышал твой зов о помощи.

– А я вас и не звала. – Как я могла кого-то звать, если пыталась «проснуться» и была напугана?

На меня нахлынули воспоминания о темном мареве и красных глазах, но я постаралась от них избавиться.

Остановившись у входной двери, Джорджия оборачивается ко мне.

– Ты звала. – Она хмурится еще больше. – Все ведьмы так могут. Это даже не сила… а связь. Мы с тобой связаны. Даже после того, как тебе стерли память, связь не оборвалась. Ты этого не осознаешь, поэтому не контролируешь так, как мы. Мы бы услышали твой зов. Но большую часть атаки мы ничего не чувствовали. Мы с тобой на одной волне, так что ощутили бы первыми. Как и всякий раз, когда Сьюзен Мартингейл, у которой магазинчик на главной улице, залавливает тебя, чтобы поговорить о горшках с цветами, – ты тоже зовешь на помощь. Настоящая атака должна была вызвать всех нас. И это плохо, что такого не случилось.

Она распахивает входную дверь, и мне ничего не остается, как взять свою сумку – которую я приготовила заранее и поставила на банкетку в коридоре, потому что я собираюсь еще с вечера (все же так делают?) – и выхожу за ней на улицу. День сегодня солнечный, воздух прохладный, и все же стоит настоящая весна.

– Слишком много вопросов, – бубнит она, и я знаю, что она говорит сама с собой, как делает всегда, когда готовит очередной большой исследовательский проект. Она бухтит что-то про фокусировку внимания и одну цель. Я же ее знаю. Хорошо знаю.

– Нам надо придумать, какая сила небесная заставила Эмерсон Вилди опоздать с открытием магазина, – ворчит Джорджия себе под нос. Мы переходим на тротуар. – Потому что кто-нибудь да спросит.

Я нарушила свой обычный распорядок дня: со мной произошли сверхъестественные события, на меня напали монстры, а я обычно действую по заранее заготовленному плану, и ничто, кроме совсем уж удивительных обстоятельств, не способно нарушить мой график. Но я не могу сосредоточиться на том, как мне оправдать свое опоздание, поскольку что-то не так с брусчаткой под моими ногами. Камни, которыми выложена пешеходная часть, неровные на вид, но подошвами я этих неровностей не чувствую.

Джорджия берет меня за руку.

– Здесь повсюду маскировки. Если хочешь увидеть сквозь наведенный морок, произнеси слова: «Покажи мне то, что спрятано», – и ты увидишь настоящую брусчатку.

Настоящую брусчатку. Маскировка. Заклинания, которые я могу произносить, потому что… я ведьма. Я чертова ведьма!

Я мотаю головой, но ее слова яснее не становятся. Это что-то на ведьмовском языке. Я просто повторяю то, что она мне сказала и…

Камни мостовой неожиданно меняются. Они вроде бы все те же, но все-таки не те. Старые камни, потрескавшиеся и потертые, которые, казалось, мне так хорошо знакомы, на самом деле ровные и почти блестящие. Словно их положили только что, а не несколько веков назад.

– Оправдайся тем, что у тебя были обязанности поважнее. – Мы быстрым шагом идем к моему книжному, все еще обсуждая мое беспрецедентное опоздание. Но я не могу отвести взгляд от брусчатки. – Может, ты кому-то помогала. Скажешь, что у Джейкоба на ферме что-то стряслось.

Я фыркаю и тут же забываю о брусчатке.

– По-моему все знают, что я буду последним человеком, которого Джейкоб позовет спасать ферму.

– Что-то с переправой? Ты же родственница Риверсов. И их соседка.

Я мотаю головой.

– Мы же не хотим, чтобы дядя Зак врал ради меня.

Джорджия глубоко задумалась.

– Твой дядя не пришел на помощь. Но он в это время был на пароме – на воде.

– Ты его знаешь: он не остановит отправку паромов, если погода позволяет.

Я всегда гордилась своими родственниками и тем, как преданы они своему делу, как точно соблюдают они расписание отбытия паромов.

Но Джорджия мотает головой.

– Я не про расписание. А про то, что в момент атаки твой дядя был на воде и все равно не услышал твой зов. Кто бы ни послал монстров, он скрыл свое деяние от всего магического мира, иначе многие в городе почувствовали бы их атаку и пришли бы посмотреть, что происходит. Больше людей ощутили бы твой всплеск силы.

Всплеск силы. Я смотрю на свои руки. Сила. И я не имею ни малейшего понятия, как она работает. Впервые в жизни я в таком невыгодном положении. И что мне с этим делать? Только упрямо грести вперед. Разве не так нужно поступать всегда? Что ж, именно так я и делаю всю жизнь.

Мы наконец дошли до книжного, и, глядя на знакомое здание, я прогоняю мысли о силе. Не важно, во сколько городских или торговых проектов я ввязалась, книжный магазин остается моим самым любимым занятием. Ради бабушки, ради истории города, ради всех нас.

Я спрашиваю себя, могут ли ответы быть там, где они всегда и бывают? Просто сейчас в них больше волшебства, чем обычно. Если магия есть во всем Сант-Киприане, значит, она есть и в моем книжном. Магия здесь. Должна быть.

К тому же всю жизнь я думала, что моя бабушка – просто волшебница, так что…

– Моя бабушка была ведьмой, – шепчу я.

Джорджия довольно улыбается и все же быстро оглядывает улицу – хочет убедиться, что никого, кроме нас, здесь нет.

– Конечно, была.

На секунду я обрадовалась, что была права, но вдруг меня подкосило чувство утраты. Бабушки здесь нет, и она не сможет ничему меня обучить. И Ребекки нет рядом. А родители оставили нас, своих заблудших дочерей, здесь, на континенте, совсем одних.

– Ребекку изгнали, – хмурюсь я. – Бабушка умерла. – Даже сейчас мне больно говорить об этом. Но я продолжаю: – Но мои родители?..

Вздохнув, Джорджия отпирает входную дверь, и мы заходим внутрь.

– Они работают с кристаллами в Германии. Там находится важная колония ведьм, и как Наставники – так мы называем учителей, – они передают мудрость будущим поколениям.

– Передача знаний – не слишком благовидный предлог для того, чтобы бросить дочерей, свой город и всю нашу жизнь здесь.

Джорджия рассказала, почему они уехали, но не объяснила, почему они меня не навещают и едва выдерживают короткие телефонные разговоры.

Я всегда пыталась с ними сблизиться, но после бабушкиной смерти я решила наконец выстроить личные границы. Я перестала ждать, что они захотят со мной увидеться. Что они будут со мной.

– Они могущественные, выдающиеся волшебники, Эм. И у них родились две дочери, у которых совсем нет силы – это их сломило. Фактически это приговор для их рода, и они оба тяжело это приняли.

Звучит драматично и… как-то по-ведьмински. Приговор для рода. Это объяснение мне подходит. Я знала, что стала разочарованием для своих родителей. Никогда не могла понять, почему я была их позором. А теперь понимаю. И что еще лучше – они ошиблись.

Может, новая информация примирила меня с тем, что они меня бросили?

– Думаешь, кроме нас никто не знает, что произошло? – спрашиваю я, зажигая свет и включая компьютер. Но когда загудел блок, я посмотрела на свои руки. Не смогла сдержаться. Я изменила цвет глаз и убила мистических тварей. На что еще я способна?

Что-то во мне заставляет меня вспомнить слова Джорджии, сказанные перед тем, как мы вышли из дома.

– Ты сказала, что я звала тебя. – Я произношу это с сомнением. – И что все вы меня слышали, хотя я была там, за рекой, на старом кладбище.

– «Слышали» – не совсем верное слово. – Она смотрит на меня из-за прилавка. – Скорее, мы тебя почувствовали, но и то лишь тогда, когда битва закончилась. А так быть не должно. Мы должны были ощутить такую серьезную атаку, как нападение адлетов. – Она говорит это так, словно на меня набросилась Годзилла. Или Снежный человек. Я сглатываю чуть громче положенного. – Мы должны были ощутить твои страдания и боль Джейкоба. Но их словно заблокировали, хотя это невозможно.

Я не вполне понимаю слова Джорджии про «блокировку», но она выглядит очень обеспокоенной, и я стараюсь придать своему лицу такое же озабоченное выражение. Обычно я успокаиваю ее и убеждаю, что все в порядке, но сейчас все не так, как обычно.

И хуже того, внезапно я осознаю, что мне… кто-то нашептывает.

Я озираюсь в поисках источника голоса. Сердце колотится, словно вот-вот вновь появятся монстры, и я уже высматриваю красные огоньки, притаившиеся за столиком приоритетной выкладки с новинками книг.

До этого момента я даже не думала, что битва может повториться снова. У меня пересыхает во рту.

«Ты победила их, хотя даже не пыталась это сделать».

Что правда, то правда. Именно так. Я прислушиваюсь к шепоту, и он уже не кажется мне угрожающим. Жутковатый, странный, словно струйка холодной воды, стекающая по спине. И хотя от него бегут мурашки по телу, он явно не несет в себе угрозу.

Я делаю глубокий вдох – шепот словно зовет меня. Приглашает выйти из-за прилавка и пройти в глубь магазина. Я едва слышу, как Джорджия окликает меня по имени, словно нас разделяет преграда или стекло.

«Эмерсон, Ребекка. Рожденные в первый и последний день года».

Моя бабушка стоит там, где обычно был стенд с историей штата Миссури. А мы – семилетняя Ребекка и восьмилетняя я – стоим перед ней. Я знаю, что мне именно восемь, потому что в то лето я настояла на том, чтобы носить очки, хотя они были мне не нужны. Это не мое воспоминание. Или это не совсем воспоминание. Кажется, в тот момент бабушка читала нам сказку «Миссис Свинка-Хрюкл». Но сейчас она не читает… а говорит с нами. Дотрагивается до наших лобиков. Нашептывая, как это делали мои друзья в доме Джейкоба.

«Кровь от моей крови. От моего сердца к вашему».

Я не просто вижу эту сцену так, будто смотрю кино – словно этого со мной никогда не было. Наоборот, я ее чувствую, будто это происходило на самом деле. Словно это воспоминание. «Настоящее воспоминание», – утверждает что-то внутри меня. И видение насквозь пронизано магией. Как сквозь вату я слышу, что Джорджия зовет меня, но мне хочется остаться здесь. С бабушкой. С Ребеккой, которая стоит с широко раскрытыми глазами и что-то говорит мне, еще совсем девочке, на нашем с ней тайном, никому не понятном языке. И магия кажется мне чем-то таким знакомым, как привычный запах или ощущение.

Слеза катится у меня по щеке, и бабушка оборачивается ко мне, взрослой Эмерсон Вилди. Она протягивает мне руку, но она слишком далеко, и все же я чувствую ее прикосновение к своей щеке и кончик ее пальца, который смахивает одинокую слезу. Чувствую так, словно она и правда здесь, рядом.

Со мной.

– Бабушка, – шепчу я, и в моем голосе звучат грусть потери, растерянность и тоска по близкому человеку.

«Будь сильной, горошинка. Ты же Вилди».

Они исчезают – и бабушка, и мы с Ребеккой, и я чувствую руку Джорджии на своем плече.

– Эмми. Эм! – Она в недоумении встряхивает меня. – Дыши.

Я делаю вдох и понимаю, что легкие у меня горят. Будто я тонула. Я с жадностью втягиваю воздух.

– Я видела…

– Ничего ты не видела! – яростно прерывает меня Джорджия. И вдруг я с запозданием понимаю, что совершила ошибку. – Помни, Эмерсон, ничего ты не видишь. И ничего не знаешь.

– Но…

– Ничего! – выпаливает Джорджия.

Дверной колокольчик тренькает – в магазин пришел посетитель. И впервые за всю мою карьеру владельца магазина я хочу отправить покупателя восвояси. Особенно увидев, кто именно зашел.

– Эмерсон. Я так волновалась. Ты не открыла магазин вовремя. – Мейв Мейтер стоит передо мной, сжимая в руках несуразную сумочку в виде головы панды, и смотрит на меня со странным победным блеском в глазах.