Она чувствовала себя, как будто она была бессовестная женщина, которой позвонила жена любовника, нашедшая ее контакт у него в телефоне! Бай Юй снизу вверх посмотрела на старшую сестру, глаза у нее были виноватые.

С точки зрения конфуцианской морали, все было хорошо и правильно, и Юй Ваньсин, конечно, ни в чем ее не упрекнет. Она ведь сама хотела, чтобы господин подарил свое внимание Юй-мэймэй. Но сейчас это не умеряло боли в ее сердце, как бы Юй Ваньсин ни старалась быть хорошей наложницей.

Юй Ваньсин прятала глаза и смотрела в пол, и Бай Юй тоже смотрела в пол.

Сян Юй! Бессовестная полигамная скотина!

Бай Юй молча взяла подругу за руку, а Юй Ваньсин вдруг улыбнулась ей.

– Это ничего, – сказала Юй Ваньсин, как бы даже пытаясь приободрить ее.

Улыбка у Юй Ваньсин получилась не очень радостная.

Но что Бай Юй могла поделать? Не может же она не пустить господина к себе в спальню. Она в душе пообещала больше ему не радоваться, и не улыбаться, чтобы не поощрять его интерес.

Черт, она не в первый раз себе это обещала!

Чертов Сян Юй!

– Я, наверно, не поеду, – прошептала Юй Ваньсин. – Я, наверно, заболела… Ты поезжай с управляющим У.

Бай Юй хотела сказать, что без Юй Ваньсин она тоже не поедет, но у нее было дело в городе, поэтому она молча кивнула.

Усадьба Саней находилась на шумной улице возле западного рынка. Широкая дорога перед домом была вытоптана волами и тяжелыми повозками с товаром. Это был шумный торговый район. Его обитатели всегда были заняты и не заботились о пейзаже. Лучшим украшением здесь были широкие ворота, способные пропустить много груза.

Только у входа в усадьбу Сань росли семнадцать кустов жасмина, на которых, уже виднелись молодые зеленые листочки. Это был единственный знак наступившей весны посреди красной пыли, поднимавшейся из-под колес.

Хозяин Сань был в прошлом капитаном в армии Чу, но в последнем сражении с Цинем копье раздробило ему колено, и он остался без ноги. Только тогда, после пяти лет бесконечных боев и армейских лагерей, вспомнил он о родном Учжуне – потому что больше идти ему было некуда. Еще он вспомнил о жене, от которой у него не было вестей все это время.

Он долго добирался в Учжун, прося милостыню по дороге, а когда добрался, узнал, что уже после его ухода в армию жена родила дочку и все это время растила ее и чинила одежду людям, чтобы заработать на пропитание.

Сань Чэн стал торговать тканями, а его жена шила одежду на продажу. Дела у них шли неплохо, потому что у Сань Чэна было много знакомых и все знали его как честного человека.

В трудах они забывали про голод, а в радостях забыли про печали.*[144]

У Саней родилось еще четверо детей.

Однако, печали и радости сменяют друг друга в жизни так же, как день сменяет ночь.

Жена Сань Чэна умерла во время родов. Сань Чэн остался один с пятью детьми. Старшая дочь была уже взрослая девушка, но она не хотела выходить замуж, потому что ей надо было помогать отцу в его делах. Сань Чэн с ней не спорил, но потихоньку мечтал найти для дочери работящего здорового мужа из небогатой семьи, который унаследует его торговлю тканями. Он сможет путешествовать с товаром и получать хорошую выгоду – получше, чем одноногий Сань Чэн, который был непригоден к долгим поездкам.

Когда Сань Чэн узнал, что к нему приехали из семейства Сян, он сразу прибежал с рынка домой. Дома он узнал, что младшая наложница Лу Сян-гуна хочет поговорить с его старшей дочерью и спросить ее совета о всяких штуках для шитья.

Правильно! Кто лучше его девочки Ай разбирается в таких вещах! Сань Чэн совсем не удивился. Он послал служанку, чтобы она привела Сань Ай в комнату, где ее ожидала молодая госпожа Бай, а сам предложил управляющему У чаю и угощений и, хромая, повел его в главный зал усадьбы.

– Ничтожная служанка почтительно видит госпожу Бай.

– Сань Ай-гунян.*[145]

Девушки раскланялись, Сань Ай всячески старалась показать гостье свое почтение.

Потом она распрямилась и посмотрела прямо в лицо Бай Юй. Никакого почтения в этом взгляде не было и в помине. В этом взгляде была неприязнь. Сань Ай быстро опустила взор.

Ее прямые героические брови и удлиненные раскосые глаза скорее подходили молодому воину из диких степей. Ее движения были стремительны, как полет вражеской стрелы. Бай Юй испуганно заерзала. Ей вдруг показалась, что она в заложниках у варваров на северной границе.

"Сян Чжуан, Сян Чжуан, – подумала она, ища взглядом, в какое окно можно выскочить при необходимости. – Цзецзе это все делает ради тебя."

Сань Ай дождалась, когда почтенная гостья, кивнет ей на место у стола, и села напротив. Она молчала и смотрела вниз, пока служанка накрывала стол. Лицо у нее было каменное.

– Сань Ай-гунян, – сказала Бай Юй, когда служанку отправили из комнаты. – Я пришла поговорить с вами об одном деле…

– Я знаю, по какому делу пришла госпожа Бай, – заговорила вдруг Сань Ай. – Госпоже Бай лучше не говорить об этом деле, уважаемой госпоже Бай лучше уйти.

Она сжала губы и упрямо уставилась в пол.

– Сань Ай-гунян, может быть, вы меня не так поняли? – спросила Бай Юй, немного растерявшись. – Я ничего плохого не имела в виду… Я хочу узнать ваше мнение об одном человеке…

– Ничтожная служанка знает, о ком вы говорите, и из какой вы семьи, – перебила ее девушка и криво усмехнулась.

Бпй Юй почувствовала неволькное восхищение. Она встретила молодую госпожу, которая не умела себя вести еще хуже, чем Бай Юй! Она посмотрела на собеседницу с теплотой, хотя все еще боялась, что та ее побьет.

– Я знаю, что слово Сянов в Учжуне – закон. Если второй молодой господин захотел меня к себе в гарем, ни я, ни отец ничего не сможем сделать… Вы считаете, я радоваться должна такой чести! – ненависть прозвучала в ее голосе. – Но только знайте, что я всем расскажу, что Сяны принудили меня нарушить дочернюю преданность! Я поклялась, что никогда не покину дома моего отца!

С последними словами Сань Ай треснула по столу кулаком!

Ай-гунян, что ж ты так нервничаешь? Поклялась, так поклялась. Сиди в доме своего отца, торгуй пуговицами, очень ты нам нужна! Бай Юй стало обидно за своего диди.

– Сань Ай-гунян, – сказала вслух Бай Юй. – Я что, похожа на сваху?

– Я что, похожа на генерала Сяна? – сказала она потом и гневно выпучила глаза, насупив воображаемые мохнатые брови.

– Ха-ха-ха! – не выдержала Бай Юй, мысленно нарисовав себе, как злится генерал.

Сань Ай перестала возмущаться и смотрела на нее с удивлением.

– Гм, – Бай Юй вспомнила о деле.

– Если бы Сян-гунцзы хотел вас заполучить, вопреки вашим желаниям, Сяны просто договорились бы с вашим отцом, правильно? И он не посмел бы им отказать. А я просто приехала шелк посмотреть… нитки, иголки… Я, знаете, вышиваю, редкая мастерица… льняное полотно у вас есть?..

– У нас есть отличный сычуаньский лен, – машинально ответила Сань Ай.

– То, что нужно! Сычуаньский лен – моя мечта… Так что не волнуйтесь, Сань Ай-гунян и спокойно исполняйте свой дочерний долг… И нет у моего диди никакого гарема, – добавила она. – Мой диди – самый преданный человек на свете, он не из таких, которые заводят три жены и четыре наложницы.* (三妻四妾)

Сань Ай вздохнула с облегчением.

Лед растаял в ее глазах, и она меньше теперь походила на вражеского солдата.

Бай Юй ее понимала – семья Сань была из торгового сословия, наименее уважаемого из имущих классов, так что для Сань Ай стать наложницей в семействе Сян было большим почетом, милостью феодала. О том, чтобы сделаться фужэнь, она не могла и мечтать. Понятно, что для деятельной и хозяйственной Сань Ай, привыкшей решать торговые сделки и командовать рабочими, такая милость феодала была хуже каторги. Ей совсем не хотелось лишиться самостоятельности и стать прислужницей при господине и всем его семействе.

Но все-таки поведение Сань Ай показалось Бай Юй странным. Как-то подозрительно она разволновалась.

– Госпожа Бай, пожалуйста, простите меня, я вела себя неприлично, – пробормотала Сань Ай.

– Ээ… Ну да, ну да… – кивнула Бай Юй, с любопытством уставившись на собеседницу круглыми черными глазами. – Это ничего. Это я виновата, напугала вас.

– А вы… вы искренний человек… а я…

Сань Ай смущенно потупилась и начала теребить уголок скатерти.

(Сань Ай, теребит скатерть, мямлит:) – Понимаете, госпожа Бай…

(Бай Юй, выбирая на тарелке самую большую печенину, добродушно:) – Меня Бай Юй зовут…

(Сань Ай, теребит скатерть, краснеет:) – Понимаете, госпожа Бай… у меня в сердце давно есть один человек…

(Бай Юй:) – О? Сань Ай-гунян, вы уже просватаны?

(Мань Ай, совсем тихо:) – Нет… Я даже не знаю, кто он… Но он не такой, как другие мужчины… И кроме него я ни за кого больше замуж не выйду! Никогда!

Вся воинственность Сань Ай давно испарилась, ее прямые решительные брови, которые раньше напоминали знак 羊 "баран", опустились уголками вниз и стали похожими на знак 犬 "песик".

Сань Ай влюблена в мужчину, имени которого не знает? Как романтично! Сань Ай, ты точно не знакома с моим Чжуан-диди? Вы в психушке должны были лежать в одной палате.

(Бай Юй, доверительно:) – А сколько ему лет?

(Сань Ай, печально:) – Не знаю.

(Бай Юй, подается поближе:) – Хотя бы примерно? На вид?

(Сань Ай:) – Я его никогда не видела.

Бай Юй подавилась своей печениной.

(Бай Юй:) – Кхе, кхе, кхе… черт…

(Сань Ай, поднимая сияющие глаза к небу:) – Я только знаю, что душа его полна поэзии и сам он должен быть необыкновенным!..

(Бай Юй, сбитая с толку) – И вам это удалось установить… как?

(Сань Ай:) – Он присылает мне чудесные строки из стихотворений!

(Бай Юй:) – Да, да, очень хорошо, как интересно… (кивает головой, поддерживая задушевный разговор)

Секунда.

(Бай Юй:) – ПФФФФ! Кхе, кхе, кхе!.. (от неожиданности выплевывает чай на стол!)

Сань Ай уже убежала, даже не посмотрев на Бай Юй, которая чуть не откинула коньки от шока! Потом она прибежала. В руках у нее было дюжины две бамбуковых дощечек, а лицо сияло счастьем и смущением.

(Сань Ай, с воодушевлением:) – Вот, госпожа Бай, послушайте!..

"Его колесницы грохочут,

гремят они и грохочут,

Как будто удары грома,

Как будто раскаты грома!.."

– Вы слышите? Как будто раскаты грома, да?.. Так и слышишь… А вот это…

"В битву их кони помчались,

Израненные вернулись ,

Уздечки порваны, седла пустые…"

– Как будто все перед глазами… все погибли…

Глаза Сань Ай вдруг начали наполняться слезами.

– "Ты на севере, я на юге, буду присылать гусей…" Рапорт какой-то по снабжению, по ошибке, наверно, прислал… – пробормотала она, сморкаясь. – А, вот!

"Мне голову враг отрезал,

Но были храбры мы в битве!"

– Как трогательно! – прошептала она, прижимая к сердцу руки.

Младшая госпожа Бай выскочила из повозки, повалив на землю прислужника, который ставил для нее лестницу, и ворвалась на главный двор усадьбы.

Все слуги низко поклонились и остались стоять в позах, подозрительно похожих на средний старт бегунов.

Бай Юй подняла указательный палец, призывая к вниманию.

– Все готовьтесь к свадьбе! – провозгласила она.

– Бай Юй! Какая еще свадьба? – спросил позади нее низкий голос.

Как будто раскаты грома, выражаясь поэтически.

– Грандиозная! – гордо заявила Бай Юй. – Шикарная! Самая лучшая в мире!

Потом до нее дошло, кто спрашивает.

– Эээ… Маленькая такая, – поправилась она, съежившись. – Малюсенькая. Господин даже не заметит!

––

*[144] 发愤忘食，乐以忘忧，不知老之将至 "Преисполненный решимости, не помнит о еде, в радостях забывает о печалях и не думает о грядущей старости" – образ жизни, который Конфуций считал правильным

姑娘 гунян – обращение к незамужней молодой женщине

––

ГЛАВА 57. Весенняя ночь

Свадьба была шикарная.

Дули теплые ветры, на яблонях распускались белые цветы, – и каждый в поместье Сян знал, что это значит. Это значит, что военные действия скоро опять начнутся и времени терять нельзя! У Сян Чжуана уже наступил год молодого гуаня,*[146] ему давно пора было взять жену. Все обсуждали новость, что второй Сян-гунцзы берет фужэнь из незнатного и небогатого рода.

Обе семьи были семьями военных, поэтому все совершилось очень быстро – сваха, подарки и приданое со свистом летали между двумя усадьбами.

В самый близкий благоприятный для свадьбы день, усадьба утопала в красном шелке, как будто все закаты и восходы спустились во двор к Сянам.

Бай Юй смотрела на две высокие спортивные фигуры в черных с алым свадебных нарядах, стоящие плечо к плечу, и думала, что без ее помощи Сян Чжуан и Сань Ай не поженились бы, а так бы и писали до старости друг другу стихи на дощечках , обливаясь над ними светлыми слезами.

Интересно, может ли будущее теперь измениться?

Скорее всего, нет – так же, как разгром чуских войск при Динтао и гибель Сян Ляна все равно совершились, несмотря на то, что наложница его племянника осталась жива и Сян Лян задержался дома. Но может быть, чуть-чуть незапланированного счастья не помешают этому миру, полному лишений?!

Прояви немного понимания, Небесный Дао!

У Сань Ай не было матери. Некому было наставить ее, как служить господину, поэтому это дело было поручено Юй Ваньсин и Бай Юй. Чтобы побороть смущение девушки велели принести немного сладкого рисового вина, так что через некоторое время Сян Чжуан нашел свою молодую жену подробно информированной и в очень благодушном настроении, что способствовало осуществлению всех их планов в эту волшебную весеннюю ночь.

Бай Юй в это время, слегка пошатываясь, смотрела на луну, улыбалась и слушала, как справа и слева в разных половинах усадьбы мужское и женское население Учжуна поет песни и смеется.

"… Мы все одиноки, надолго мы стали в дозор,

В какую луну мы вернемся в родимый свой дом?.." – пели справа.

"…На службе у князя супруг далеко,

Не знаю, когда он вернется ко мне,

И где он теперь, и в какой стороне?.." – пели слева

Ветер кружил белые лепестки.

Мир полнился любовью.

– Ути-пути, какая милашка, – раздалось у нее над ухом.

Нет, в самом деле?!

Лиу-дажэнь,*[147] у твоих яиц исключительные регенерирующие способности!

Ты опять здесь!

И опять в жопу пьяный.

В небе была луна, а на земле был Лиу Бан, сиявший радостью встречи. Он рухнул на Бай Юй, которая еле устояла на ногах, и облепил ее, как сладкое бобовое тесто.

(Лиу Бан, расплываясь в пьяной улыбке:) – Хе-хе…

(Бай Юй, отталкивая его руку с правой сиськи:) – Лиу-дажэнь, я бы вас попросила…

(Лиу Бан, задушевно:) – Ммм…

(Бай Юй, отталкивая его руку с левой сиськи:) – Лиу-дажэнь, с точки зрения конфуцианской морали…

(Лиу Бан, вдумчиво поднимает красивые брови, как бы готовясь возразить оппоненту:) – … Иди к дяде…

(Бай Юй, отталкивая руки Лиу Бана с правой и левой сисек, обеих половинок задницы, ляжек, бедер, подмышек и живота:) – Да, твою мать! Сколько же у тебя рук, алкоголик?!

У Бай Юй было такое впечатление, что она борется с осьминогом!

(Лиу Бан:) – Хи-хи-хи…

Лиу-дажэнь, Лиу-дажэнь, что же ты себя совсем не бережешь?

Вся Поднебесная с надеждой смотрит на тебя и на твое бесценное хозяйство, а ты так неосторожно себя ведешь!

А династию Хань кто будет зачинать?!

Кто знает, что станет с Поднебесной, если вычеркнуть 400 лет ее истории?

(Бай Юй:) – Лиу-дажэнь, на секундочку… дай, я дотянусь… у нас там за забором, бамбуковые палки стояли…

Лиу Бан глупо улыбнулся и ослабил хватку.

– Бабам! – Лиу Бан получил бамбуковой палкой по лбу!

В его удлиненных глазах появились непонимание и обида.

– Сейчас, подожди, – заботливо сказала Бай Юй. – Еще раз на всякий случай… а то ты не успокоишься…

Бабам!

Бай Юй замахнулась в третий раз, но в этот момент не очень трезвая, но сильная мужская рука ухватила ее посередине туловища.

Ой!

– Ой!… Господин… Почтительно вижу господина, – подхалимски забормотала Бай Юй, пытаясь изобразить радостную встречу супруга, который застукал ее, когда она избивала его побратима бамбуковой палкой.

Она болталась у Сян Юя в руке, палку он у нее отобрал.

– Бабам! – бамбук сломался об голову Лиу Бана, Лиу Бан упал на землю.

– Мгм, – сказал Сян Юй.

Сян Юй с непроницаемым выражением, не обращая внимания на поверженного противника, ушел, унося под мышкой Бай Юй.

Все затихло.

На усадьбу опускалась весенняя ночь, один цунь которой – как сто цуней золота.

Среди веток жасмина залился трелью первый соловей. Он пел о любви и звал свою подругу.

Молодой самец болотной совы поймал гадюку, оторвал ей голову и, бесшумно махая пышными крыльями, понес в гнездо, в подарок любимой.

Утки чомги раскрывали хохолки и танцевали брачный танец на темной глади озера среди отражений звезд.

Жеребец Пегий, отправленный гулять на выпас, положил морду на спину красивой белой кобыле, потерся об нее и стал подталкивать к кустам сирени, усыпанным лунными цветами.

В лесной чаще трещали и падали деревья, это влюбленный слон бежал к подруге.

В горах большой панда ел бамбук. Потом заснул.

Инь и ян клубились в весеннем воздухе, кружились, смешивались, ласкали и звали друг друга. Небо и земля слились в гармонии, и до утра в мире наступили покой, счастье и благополучие.*[148]

Бай Юй пальчиком водила по лицу мужчины, лежавшему на спине.

– Ну что ты делаешь? – сказал Сян Юй со вздохом. Он прикрыл глаза.

– Сейчас… Тише…

Бай Юй обрисовала его широкие твердые губы, щеки, впадины под выступающими скулами, все контуры его смуглого гладкого лица.

"Веки твоих глаз струятся, как вода".

Когда глаза у него были открыты, они были смешными и круглыми, похожими на светлые лесные орехи, выросшие в тени. Когда он опускал веки, они изгибались, как волна, набегающая на песок. Бай Юй, прикусив от старания кончик языка, провела подушечкой пальца по изгибу его полуприкрытого глаза и по маленьким ресничкам на конце, которые трогательно смотрели вниз.

Сян Юй вздохнул. Он расправил плечи и поерзал, чтобы почесать спину. Бай Юй показалось, что в кровати у нее развалился сытый тигр. Кто-то давно говорил ей, что нельзя близко подходить к Сян Юю и что смотреть на него нужно через решетку в зоопарке, но сейчас это был домашний тигр, совсем не злой. У нее проснулось желание потискать его и почесать ему за ухом.

Бай Юй, не отрывая взгляда от его светлых карих глаз, потянулась ладошкой к его щеке. Как будто она правда дрессировала большого зверя.

– Ты доиграешься, – тихо предупредил мужчина.

Бай Юй, широко раскрыв глаза, продолжала тянуть к нему ладонь.

– Цап! – Сян Юй чуть не схватил зубами ее пальцы!

– Ай!..

Бай Юй подскочила от испуга и отдернула руку, но тут же снова полезла к Сян Юю. Он опять щелкнул зубами и чуть не укусил ее!

– Ай! Ха-ха-ха!

Сян Юй тоже негромко засмеялся.

Бай Юй протянула руку, но тут же опустила ее. Улыбка исчезла.

Его смех как будто окунул ее сердце в холодную воду.

Он так же смеялся с Юй Ваньсин.

Ей больше не было весело, когда она подумала о Юй Ваньсин.

Бай Юй опустила глаза и замолчала.

Потом она вдруг, неожиданно для себя, сказала:

– Господин, тебе обязательно снова идти на войну?

Сян Юй открыл глаза и посмотрел на шелковый полог над кроватью.

– Ты не поймешь, – сказал он потом. – Не надо тебе об этом думать.

"Я не пойму? Я очень хорошо понимаю! Царства идут друг на друга, это ты ведешь их. Миллионы людей ждут твоего слова. Ты – это и есть история, ты – это война. Конечно, ты не остановишься. Только я еще знаю, как это все закончится… Сяны, почему вы все такие?! Кто из вас умер в своей постели?! Жестокие и сильные не умирают своей смертью, так учит Дао. Я не хочу, чтоб ты умер, Сян Юй."

Он помолчал, вздохнул и сказал:

– Я должен вернуть то, что потерял дедушка.

Сяны, вы все сумасшедшие!

Даже поражение царства Чу в войне с Цинем, когда все другие царства уже сдались ему, вы взвалили на себя! Как будто Цинь воевал не с шестью китайскими царствами, а с твердолобым кланом Сян!

Ты думаешь, ты такой великий, Сян Юй, можешь один все исправить!

Бай Юй сложила руки на груди генерала Сяна и оперлась о них подбородком. Она молча смотрела на него, печаль была в ее взоре.

Сян Юй, который лежал, запрокинув лицо, и смотрел в потолок, скосил на нее глаза.

– Бай Юй, ты умеешь гадать? – спросил он.

Бай Юй моргнула.

– Я знаю, что хочет узнать господин, – ответила она со вздохом. – Я уже гадала. Господин ждет назначения от Хуай-вана. Господину не понравится назначение.

Сян Юй, как ты не поймешь в своей дубовой башке, что они ненавидят и боятся тебя?! Пока ты воюешь за всех на севере и на западе, в Пэнчэне главный враг – ты! Хуай-ван не поставит тебя командовать армией Чу. Тебя назначат помощником главнокомандующего.

– Но это ничего, – продолжала Бай Юй. – Господин все изменит к своей пользе.

Потому что ты не умеешь быть вторым, Сян Юй. Ты убьешь главнокомандующего и сам поведешь войска. Ты все правильно сделаешь.

Сян Юй отсутствующе кивнул, как будто тоже это все знал.

– Господин, – потом сказала Бай Юй, – не верь Лиу Бану.

Он усмехнулся.

– Лиу Бан человек низкого воспитания и несдержанный, но он никогда не предаст побратима, – сказал он.

Ты!… Сян Юй, где твои глаза?! Он уже сговорился с Хуай-ваном! Ты будешь на севере сражаться с армией Циня, а Лиу Бан в это время займет циньскую столицу, оставленную без защиты, и объявит себя победителем! Лиу Бан и Хуай-ван уже предали тебя, а ты все еще им веришь! Сян Лян тоже погиб потому что верил союзникам из Ци, которые бросили его! И еще – потому что отказался убить командиров, которым обещал свою защиту.

Что у вас у всех с мозгами, Сяны?! Вы же стратеги! Вы должны быть коварными, твою мать! Почему понятие предательства не умещается в ваших упрямых головах?!

Бай Юй смотрела в спокойное лицо Сян Юя.

В любой момент придут новости из Пэнчэна, и он уедет, и больше она никогда его не увидит.

Потом он погибнет.

– Не надо тебе больше говорить о Лиу Бане, – сказал Сян Юй.

Конечно! Теперь он решил, что Бай Юй неприязненно относится к Лиу Бану, потому что тот полез к ней обниматься. Она никогда ничего не могла объяснить!

Она безнадежно вздохнула и положила щеку ему на широкую грудь.

Большая ладонь, лежавшая у нее на изгибе спины зашевелилась. Сян Юй задумчиво потер ей поясницу большим пальцем.

Дыхание Бай Юй грело ему грудную мышцу, ее губы касались кожи.

Долго так продолжаться не могло – он повернулся, так что она съехала с него на кровать, и лег на нее.

Бай Юй была уже уставшая после весенней ночи, но горячее напряженное тело мужчины, прижимавшееся к ней, передавало ей избыток желания, ее сердце забилось, мышцы у нее внутри тоже натянулись и тело выгнулось ему навстречу, как луна, которая уже клонилась к горизонту, но все еще отражала свет солнца.

Сян Юй приподнял бедра и протиснул ладонь между ними. Он поласкал под рубашкой ее маленький круглый животик, потом провел пальцем по одной из ложбинок в основании ноги, которая уводит в мягкую податливую глубину между ляжек.

Бай Юй смотрела на его серьезное сосредоточенное лицо с опущенными ресничками в уголках глаз, и, чтобы спрятать улыбку, обняла его за шею руками и прижалась лицом к груди.

Его член легко вошел в нее и двигался медленно, словно волны, тихо набегающие на песок теплой ночью. Там, где внутри они соприкасались, разливалось непередаваемое томящее чувство, которое затопило чресла, распространилось дальше по животу и коленям, а потом она вся утонула в нем.

Соловьи замолкали в зарослях жасмина.

Чомги переплели длинные шеи и затихли у прибрежных камышей.

Сян Юй молча смотрел на Бай Юй.

Бессовестная девчонка получила свое удовольствие, залезла на него и в ту же секунду заснула, как на лежанке!

Это так ты служишь своему господину?!

Бай Юй во сне победно ухмыльнулась, причмокнула и выпустила струйку слюны господину на рубашку.

Сян Юй перевел взгляд на потолок.

Он лежал и думал.

Юй Ваньсин была, как ясная звезда, которая вселяет в душу покой и освещает путь, а эта маленькая смешная дочка Бай была, как горячий огонек, который невозможно удержать в ладонях.

Юй Ваньсин была благородной и сдержанной, а у этой дурочки все было наружу и она лезла повсюду, так что даже было непонятно, как она жива оставалась, пока он за ней не смотрит.

Они обе были хорошие девочки.

Он вспомнил, как солдаты поют "В какую луну мы вернемся в родимый свой дом?" Впервые он подумал, что дом – это место, куда мужчина хочет вернуться.

-–

*[146] год молодого гуаня = 20 лет, мужчине пора жениться

*[147] 大人 дажэнь, господин (обращение) (букв. "большой человек")

*[148] 道德经 из "Книги Дао" (не позднее 4 в. до н.э.)

"Дао вечно и безымянно. Хотя оно ничтожно, но никто в мире не может его подчинить себе. Если знать и государи могут его соблюдать, то все существа сами становятся спокойными. Тогда небо и земля сольются в гармонии, наступят счастье и благополучие, а народ без приказания успокоится."

"Дао рождает одно, одно рождает два, два рождают три, а три рождают все существа. Все существа носят в себе инь и ян, наполнены ци и образуют гармонию."

––