Любовь с первого лайка

Глава 3

Каждый четверг мы с Кармен встречаемся в «счастливый час»^[1] – с тех самых пор, как добыли поддельные документы на первом курсе университета, почти десять лет назад. Поначалу мы ходили в «Сигма Бургер Пай», бар студенческого братства за библиотекой, в котором волшебным образом позволяли платить за пиво университетскими купонами. Когда полиция его прикрыла меньше чем через семестр, мы переместились в «Крокодил Лаунж», где пиво стоило четыре доллара и с каждым заказом давали мини-пиццу. После выпуска мы перешли на новый уровень; сейчас мы в основном зависаем в винных барах и не вздрагиваем от цен на сырную тарелку. Так что не важно, что денек выдался адский – сегодня четверг. Время «счастливого часа». Традиция.

Ее очередь выбирать место, поэтому я бреду в Верхний Ист-сайд, чтобы встретиться с ней в «АОС Ист», французском винном баре. Мы там раньше не были, но у нас так всегда. Кармен не ходит в одни и те же заведения; ей слишком быстро надоедает. Этот бар нам обеим не по пути, но Кармен клянется, что винная карта того стоит.

Когда я захожу в «АОС Ист», мне кажется, что я перенеслась в Париж. Грязные кирпичные или выкрашенные в клюквенный цвет стены, вдоль них стоят книжные стеллажи с классикой, везде развешаны картины в золоченых рамах. На одной из стен гордо пестреет французский флаг, с потолка свисают лампочки на шнурах. За соседними столиками все говорят по-французски. Кармен за столиком у окна нельзя не заметить. Она в розовом комбинезоне и белых кроссовках, а в уши вдеты золотые серьги-кольца. В прошлом году она поменяла работу в отделе маркетинга древнего гиганта L’Oréal на относительно новый Тиндер и с тех пор придерживается расслабленного дресс-кода. Губы у нее накрашены малиновой помадой, она осторожно отпивает из бокала французское розе (единственное вино, которое признает достойным употребления). Когда она видит меня, ее брови взлетают вверх.

– Привет! Давай выкладывай подробности, – велит она.

Мы переписывались по поводу утреннего происшествия, но в личном разговоре все иначе. Сейчас она может изображать тошноту, когда я рассказываю, как Холден комментил меня в Инстаграме, может стянуть у меня с пальца кольцо, чтобы примерить. Официант приносит второй бокал розе, такого же, как у Кармен; по традиции мы заказываем друг для друга, если кто-то опаздывает, чтобы не пропустить предложение «счастливого часа».

– Так, но, если ты притворяешься, что помолвлена, разве тебе не нужен… жених? – спрашивает Кармен.

– У меня есть план! – объясняю я. – Что, если сделать вид, что я влюблена до безумия, но у него какая-то сверхсекретная работа и ему нельзя заводить аккаунты в соцсетях?

– Ну да, как тому консультанту, с которым ты ходила на свидание, – вспоминает она.

– Ну, по-моему, он это говорит девушкам, чтобы ни с кем из них не светиться в Инстаграме, но да, – говорю я. – Типа он работает на очень закрытый хедж-фонд, или на ФБР, или он миллиардер и считает, что он выше этого.

– Точно, их же кругом пруд пруди, – замечает она.

– А может, он пострадал при пожаре, лечится от тяжелых ожогов и пока просто не готов показать свое лицо? – спрашиваю я. – Нет, это, наверное, мрачновато. Может, он такой маргинал?

Кармен закатывает глаза.

– Ладно, ладно, серьезно, может, мне просто найти какого-нибудь молодого актера на роль жениха? – спрашиваю я. – Можно закинуть удочку, на Бродвее сразу найдется десяток подходящих кандидатов.

– Нет, – щурится Кармен. – Актеры ненадежные. И к тому же ты что, правда хочешь заплатить какому-то случайному чуваку с улицы?

Я пожимаю плечами.

– Можешь предложить что-нибудь получше? – спрашиваю я.

– Могу, – отвечает Кармен. Глаза у нее опасно поблескивают. – Я об этом думала сегодня на работе, меня вдохновило шоу «Холостяк».

– Не поняла?

– Соберем в одном месте десять, двадцать, сколько угодно подходящих чуваков, и ты сможешь из них выбрать.

– Нереально. Как ты собираешься это провернуть?

Она улыбается.

– Куда реальнее, чем кому-то платить.

План, насколько я понимаю, такой: Кармен хватает мой телефон, открывает Тиндер и ковыряется в моем профиле, пока я не начинаю выглядеть как приманка для будущего степфордского мужа, кошачья мята для парней, у которых в честь дедушек называют больницы и которые про Хэмптонс говорят «там, на востоке». Хорошо, что она мне все объясняет в процессе, а то я бы обиделась, что она удалила из профиля почти все мои фотографии. Свайпит она как гонщик: молниеносно принимает жизненно важные решения, расшвыривая холостяков. Она прагматична, никакого великодушия. Думаю, она знает, что делает. Наверное, она знает какие-то приемы, о которых я не подозреваю, потому что к тому времени, как мы приканчиваем сырную тарелку, у нее уже готов пул ухажеров, которые наверняка считают, что должны войти в тридцатку «Форбс» моложе 30 или в список 50 самых завидных женихов от журнала Town & Country. Я не так уверена в себе. Она пускается в лихой флирт. Телефон она от меня закрывает, но я вижу, с какой дьявольской быстротой она печатает; потом она прижимает телефон к груди, запрокидывает голову и ржет. Машет, чтобы принесли счет.

– Куда мы теперь? – спрашиваю я.

– К Дориану. Это в двух кварталах.

Я невольно строю гримасу.

– Вот поэтому я тебе и не говорила! – замечает Кармен. Она уже вытаскивает из кошелька двадцатки и собирает вещи. – Двое парней уже подтвердили, что будут там, а если они окажутся отстоем, поспорить готова, мы наберем еще кучу, у них там гнездо.

– А они как… огонь? Годные? Купятся? – спрашиваю я.

Она строит рожу.

– Увидим. «Огонь» – понятие растяжимое.

Я снимаю кольцо и кладу его в кармашек кошелька на молнии.

Надо отдать Кармен должное: «Дориан» – выбор удачный, хотя сама я туда бы не пошла. Старый бар в Верхнем Ист-сайде, ненадолго снискавший известность в 1986-м, когда его упоминали в таблоидах в связи с «убийцей-старшеклассником» – парень из выпускного класса сидел здесь со своей подружкой, потом затащил ее в Центральный парк, изнасиловал и убил. Бар, конечно, из прошлых времен, но сейчас здесь ничего особо мрачного нет: на столах веселенькие скатерти в красно-белую клетку, на стенах черно-белые фотографии в рамках, на которых всякие кеннедиподобные чуваки играют в поло или ходят под парусом, рядом висят войлочные вымпелы Лиги Плюща. Такой городской бар для тех, кто вырос в этом захлебывающемся деньгами районе и всю жизнь здесь живет.

Мой первый порыв – двинуться к стойке за выпивкой, но Кармен меня останавливает.

– Тебя кто-нибудь угостит, – уверенно говорит она.

Я больше не нервничаю по-настоящему на первых свиданиях; первые пятьдесят, или около того, меня от этого отучили. Но при мысли о том, что я сегодня могу встретиться со своим будущим поддельным женихом, у меня мурашки по телу. Кармен была права: я чувствую себя Холостячкой. Должен быть какой-то простой выход из этого бардака.

Первый претендент появляется в потертых деревянных дверях. Человек-хаки представляется Китом. Зачесывает блондинистые волосы со лба пятерней.

– Слышал, ты ищешь спутника на свадьбу кузины в эти выходные? – спрашивает он.

– Это она ищет, – мурлычет Кармен. – Может, расскажешь немного о себе?

Он разворачивается в мою сторону, пока Кармен шепчет мне на ухо:

– Я приведу подкрепление, – и ускользает.

– Ну, я сейчас получаю МВА, – начинает Кит.

– Круто, – киваю я.

Я не считаю, что это круто. Я изучала маркетинг и предпринимательство в бизнес-школе Нью-Йоркского университета, и студенты делились на два типа: первые, такие как Кит, хотели получить МВА, начать карьеру менеджера и всю оставшуюся жизнь трындеть на корпоративном птичьем языке; вторые, как я, хотели просто набраться знаний, чтобы запустить компанию и уйти из школы ко всем чертям.

– Да, неплохо, – говорит он.

– Ага.

– Ты не думала получить МВА?

Я уже готова бежать на поиски Кармен, когда она возвращается с двумя парнями в красных шортах. Они представляются Джорданом и Кайлом. Вскоре поступают три предложения угостить меня, а я отчаянно пытаюсь совместить почти одинаковые подбородки с именами. Не худший вечер четверга.

– Ты красивая, – говорит Джордан, придвигаясь ко мне на два дюйма ближе, чем позволено незнакомому человеку. – Знаешь, я кое-что понимаю в красоте. Мой дедушка был довольно крупным коллекционером живописи.

Кайл, сидящий рядом с ним, слегка сникает, словно уже слышал это раньше. Опускает голову и крутит соломинку в своем джин-тонике.

– В смысле, он задружился с Джексоном Поллоком, когда еще никто и не смотрел на то, что он там писал, – продолжает Джордан, не ожидая от меня ни ответа, ни вообще какой-то реакции. – Я бы мог тебя сводить в Мет^[2] как-нибудь, показать, что подарила им моя семья.

– Ммм, – неопределенно отзываюсь я.

Есть что-то очень печальное в том, что чувак считает, что ему дадут, только если он станет распинаться про достижения своего дедушки полвека назад.

Кайл набирается смелости вступить в разговор.

– А когда, говоришь, эта свадьба?

– Э… В субботу? В субботу вечером, – говорю я.

– В городе? – спрашивает он.

– В Гринпойнт, – отвечаю я, просто чтобы проверить, как они отреагируют на предложение смотаться в Бруклин.

Чтобы добраться туда отсюда, нужно пересесть с шестой линии на L, потом на С – практически невыполнимо.

Джордан морщит нос.

– Далековато.

– Мы к субботе будем уже там, на востоке, – добавляет Кайл.

– Всегда можем вернуться на самолете твоего дяди, – замечает Джордан.

– Только если не будет дождя, – говорит Кайл.

Тут они оба, и Джордан, и Кайл, весомо кивают и молча тянут джин-тоник.

– Простите, мне нужно… – Я не договариваю.

Они, похоже, не замечают, что я не закончила предложение. Кармен разговаривает с двумя парнями возле двери, я оттаскиваю ее в сторону.

– Простите, господа, мы на секундочку, – говорит она.

– Так, Крис Харрисон, давай-ка поговорим. Эти чуваки – пустышки, и ты это знаешь.

– Они сууууперзавидные холостяки, которые потрясающе будут смотреться в Инстаграме, и они достаточно тупые, чтобы не задавать вопросов, что бы ты ни затеяла, – возражает Кармен. – Разве ты не этого ищешь?

– Но они такие… скучные, – подвываю я. – Киту, Джордану и Кайлу не достаются розы^[3].

– Ага, потому что с твоим «художником в мучительном поиске, который три дня не мылся» у тебя всегда все зашибись.

Она насмешливо поднимает бровь.

Я мысленно оцениваю несколько своих последних свиданий. Чувак, который позавчера оставил меня оплачивать счет. Еще был гитарист, который меня заигнорил после того, как я в десять вечера выпила эспрессо, чтобы не уснуть на его полуночном выступлении в Бушвике. Потом был тот милый лохматый кинокритик, который повел меня в забегаловку у себя в квартале на вечер пива за доллар и попросил оплатить счет на четыре доллара. И шея у меня до сих пор болит от того, как я упражнялась с фотографом, спавшим на двуспальном матрасе на чердачке своей крошечной студии; туда надо было заползать на четвереньках.

– Слушай, ты успешный предприниматель и вообще огонь. Тебе совершенно не обязательно связываться со всеми этими немытыми уродами, которых ты неизвестно где выкапываешь. – Она с надеждой поднимает телефон. – Лучшие еще в пути, честно. Дай мне двадцать минут, а потом уйдем, если случится катастрофа. Договорились?

Я склоняю голову вправо.

– Договорились.

Я обещаю дать плану Кармен шанс, и вскоре вечер становится веселее. Я бы не назвала его прямо отличным, но по крайней мере мне не скучно. Я знакомлюсь с продюсером, у которого подкаст о подкастах; с рыжим, который сообщает про себя только то, что ездит верхом; с моделью, который, похоже, убежден, что у нас тут кастинг; и с анестезиологом, который сразу кладет руку мне на спину и объясняет:

– Вот сюда я бы ставил эпидуралку во время рождения наших детей.

Я отползаю к тому концу стойки, где потише, чтобы собраться с мыслями. Я бы не стала встречаться ни с кем из этих парней по доброй воле. Но, исходя из нынешней своей ситуации, представляю, что мне мог бы показаться не таким уж отвратительным продюсер подкастов Айзек или конник Финн. Они в этой толпе самые интересные, от них не стынет кровь в жилах, и у них достаточно квадратно-подбородочного шарма, чтобы собрать кучу лайков в Инстаграме, если наши отношения перейдут на этот уровень.

– Можно задать вам вопрос?

Слева от меня прислоняется к стойке мужчина с джин-тоником. Модный, в темно-синем костюме и сиреневой рубашке с расстегнутым воротником. Скулы торчат под отпадным углом, волнистые темные волосы оттеняют карие глаза. Он похож на диснеевского принца, заблудившегося в магазине Ральфа Лорена.

– У вас тут какой-то кастинг? – спрашивает он.

– Что-то вроде того, – отвечаю я.

Я его не узнаю; он не из набора Кармен.

– А на что пробуются? – спрашивает он, махнув рукой в сторону толпы мужчин, собравшихся у середины стойки.

Я задумываюсь.

– На роль моего парня.

Он громко смеется, потом смолкает.

– Ой, вы всерьез, да?

Он запинается и смотрит на свои ботинки, чтобы скрыть улыбку. В других обстоятельствах я бы уже покраснела. Но сегодня выдался насыщенный день – я уже не в силах смущаться. Он собирается и протягивает руку.

– Я Блейк, – говорит он. – Рад знакомству.

– Элайза. – Я пожимаю ему руку очень крепко, как поставщикам, которые пытаются задрать цену.

– Расскажите о себе, Элайза. Может быть, я тоже захочу попробоваться.

Я выпрямляюсь и перебрасываю волосы через плечо.

– У нас с сестрой ювелирный бизнес. Магазин в Уильямсбурге.

– Ювелиры? Я тоже, – говорит он.

– Правда? А чем вы занимаетесь? – спрашиваю я.

Наша отрасль невелика; я не удивилась бы, встретив знакомых в Алмазном районе или на Сорок седьмой улице, но не в этом понтовом баре.

– Я основатель Bond and Time, – просто отвечает он, словно в этом нет ничего особенного. – Это вроде…

– Интернет-проката дорогих часов, – подхватываю я, краснея.

– Так вы обо мне слышали, – отзывается он, поднимая бровь.

Я издаю углом рта один из тех звуков, которые, наверное, не пристало издавать истинной леди.

– Слышала о вашей компании. Может, на каком-то мероприятии. Или подписана на вас в Инстаграме, не помню.

Я совершенно точно подписана на него в Инстаграме.

Он пожимает плечами.

– Я к этому не имею отношения. Социальные сети – это не мое. У меня даже аккаунта нет. Этим занимается пиар-агентство. Как по-вашему, они справляются?

– Вы могли бы увеличить число подписчиков и вовлеченность, – говорю я.

Когда-то, несколько лет назад, – наверное, во время ретроградного Меркурия, – когда жизнь пошла кувырком, я недолго встречалась с несколькими парнями вроде Блейка – они носят костюмы, которые можно отдавать только в сухую чистку, и пользуются особенным парфюмом. Я поняла, что им в глубине души нравится, когда их тычут носом в недочеты. Так что я смотрю в оба и жду ответа.

Он медленно кивает.

– Принял к сведению. Так почему вы вдруг проводите кастинг на роль своего парня?

Я прикидываю, не сказать ли ему правду. Блейк не кажется похожим на придурков в шортах, собравшихся у стойки. К тому же он коллега, предприниматель. Уверена, он на все бы пошел, чтобы добиться успеха в бизнесе. Я почти готова рассказать, какой план мы с Кармен придумали, но потом теряю самообладание. Он слишком милый, чтобы все портить.

– Мне нужен кто-то, чтобы пойти в выходные на свадьбу к подруге, – выдаю я.

– Тогда очень жаль. Я на выходные уезжаю из города, – говорит он.

Отпивает из бокала, а когда убирает его от губ, я вижу, что он улыбается.

– Но в другие выходные я здесь. Надеюсь, меня это не исключает из числа претендентов.

У меня все обрывается в животе.

– Не обязательно.

Блейк вынимает из кармана жужжащий телефон, раздраженно смотрит на экран и переводит звонок на голосовую почту.

– К несчастью, мне пора, – говорит он. – Но знаете, я бы очень хотел, чтобы мою кандидатуру рассмотрели. Может, как-нибудь сходим куда-нибудь?

Улыбка у него самая искренняя из тех, на какие можно рассчитывать при таком нелепом сценарии. Я чувствую то же, что и любая девушка, ощутившая себя красивой, значимой и важной: как будто съезжаю с вершины американских горок – недосягаемая, победившая и безупречная.

Я беру его телефон и забиваю в контакты свой номер. Фамилию не пишу – слишком легко отследить. Пока я просто Элайза. Возвращаю телефон, и, когда Блейк его забирает, мне подмигивает блестящий циферблат часов.

– Рад знакомству, Элайза, – говорит Блейк.

На долю секунды я задумываюсь, не придвинется ли он ко мне, чтобы обнять или поцеловать, но он проходит мимо и смешивается с толпой. Коль скоро мне нужен поддельный жених, который не станет спрашивать, почему это я в Инстаграме помолвлена, Блейк может оказаться моим джекпотом. Теперь остается только убедить его.

Глава 4

Щелк. Полыхает вспышка. Щелк. Теперь другая. Щелк.

Я вцепляюсь в левую ягодицу, чтобы лучше чувствовать металлический табурет, к которому прислоняюсь, опасно балансируя на шпильках серебряных ботильонов. Невероятно, но письма, которые я разослала, сработали. Мою историю подхватили ювелирные блоги и свадебные сайты, а потом я поймала рыбу покрупнее: женский журнал. Все вышло само собой, я об этом и мечтать не могла. Онлайн-редактор Elle, судя по всему, подписана на «Украшения Бруклина» в Инстаграме и прямо загорелась идеей напечатать материал о моем бизнесе и, да, о моей помолвке. И вот, не прошло и недели, все воплощается в жизнь.

Я впервые снимаюсь для журнала, и, честно говоря, все совсем не так, как я себе представляла. Я понимаю, журналы сейчас переживают не лучшие времена, я и не ждала, что меня частным самолетом отвезут на уединенный пляж на Мальдивах, а моим макияжем по дороге займется Пэт Макграт, но я ожидала чего-то большего. Нас с фотографом и репортером засунули в комнатку, где раньше, наверное, был чулан. Стены ободранные, повсюду раскиданы фототехника и одежда. Прическу и макияж мне делала женщина, которую вызвала по телефону через Glamsquad редактор отдела красоты. Одежду мне, правда, подобрали ничего себе – редактор отдела моды ждала меня с полной стойкой, когда я приехала, и мне разрешили выбрать. Я спросила, почему все в белых, серых и серебряных тонах, и она пожала плечами, как будто это само собой разумеется: «Чтобы оттенить ваше кольцо, конечно». Я натянула серые кожаные легинсы, тонкий, как пух, белый топ и белый жакет, с которого свисали серебряные «молнии». С утра мы полчаса обсуждали, какие принести аксессуары. В итоге принесла свои любимые браслеты, плоские серебряные серьги-обручи и простой кулон с бриллиантом на серебряной цепочке, все от «Украшений Бруклина»; они мило смотрятся, не отвлекая внимание от кольца.

Фотограф, хрупкая женщина со сложной цветочной татуировкой, змеящейся по одной руке, отрывается от камеры.

– Можете передвинуть руку? Положить обратно на бедро?

Ох. Ладно. Она предложила, чтобы я небрежно положила левую руку на бедро, чтобы на фотографиях было видно кольцо. Я передвигаю руку. Фотограф улыбается. Щелк.

Я не модель; я никогда не мечтала стать моделью; никогда, ни на секунду не воображала себя моделью, честно, даже во время особенно сочных сезонов «Американской топ-модели». И все-таки что-то во всем этом – в съемке, в интервью, в редакции снаружи, где куча редакторов может создать тренд или запустить успешную марку одной статьей, – кажется неизбежным.

Меня всегда спрашивают, каково такой девушке, как я – выросшей среди яхт в самом живописном приморском городе, – было переехать в Нью-Йорк. В смысле: чего ради от такого отказываться? Когда я училась в школе, мама, папа и Софи в уик-энды ходили на нашей яхте в море, когда погода позволяла. Они это любили. Но дело в том, что у меня морская болезнь. Меня не просто мутит, меня тошнит до изнеможения. Поэтому, когда вся моя семья уплывала, я зависала в бутике Хелен со стопкой глянцевых журналов, тщательно изучая каждую страницу. Мне нравились модные развороты и интервью знаменитостей, но привлекало меня не это. Нет, я оторваться не могла от статей об интересных женщинах – о шикарных женщинах, делавших карьеру в городах вроде Нью-Йорка и Лос-Анджелеса. Как сказала Диана фон Фюрстенберг, вышедшая замуж за принца и создавшая многомиллионную компанию задолго до тридцати: «Я не очень знала, чем хочу заниматься, но знала, какой женщиной хочу стать».

Я знала, какой женщиной хочу стать. Знала, что хочу делать что-то значительное, что-то, что приведет меня на этот табурет перед фотографом, чтобы меня дожидался журналист, желающий взять у меня одно из тех интервью, которыми я зачитывалась, когда была подростком с морской болезнью в Портленде.

Когда я устраиваюсь поудобнее, фотограф подходит ближе, переходя от общих планов к крупным. Я глубоко вдыхаю, перекидываю волосы через плечо и улыбаюсь так широко, как только могу. Щелк, щелк, щелк, щелк, щелк. Я выдаю то, что, надеюсь, сойдет за роскошный уклончивый сдержанный взгляд. Щелк. Касаюсь рукой с кольцом подбородка и игриво смотрю в сторону. Щелк. Женщина, которой я хотела стать. Щелк. Женщина, которой я становлюсь. Щелк.

Съемка заканчивается, и я запираюсь в кабинке туалета, чтобы переодеться в свое: в короткую черную юбку и самый Elle-вский предмет гардероба, который у меня есть, – белую блузку с высоким воротником и тонкой вышивкой. Я знала, что мне подберут одежду для съемки, но мне хотелось прийти стильно одетой, как будто я тут своя. Я стою босиком на холодном кафеле, и мне не хватает сверкающих ботильонов-небоскребов, которые на мне были во время съемки. Хотела бы я, чтобы мои обычные черные сапожки до щиколотки поднимали меня чуть повыше. Но потом я вижу свое отражение в зеркале, и ко мне возвращается уверенность: вид у меня такой, как будто меня пропустили через Фотошоп. Каким-то образом визажист вылепила мне скулы и заставила сверкать глаза. У волос есть объем.

Тейлор, репортер, ждет меня в коридоре. Одета она шикарно – винтажные джинсы Levi’s, леопардовые лодочки – и у нее афрокосички ниже лопаток. Когда она придерживает передо мной дверь на площадку перед лифтами, я смотрю на ее руку: кольца нет. Хороший знак. Будем надеяться, это означает, что она не станет задавать бесконечные вопросы о моем женихе. Может быть, речь пойдет исключительно о компании.

Она ведет меня вниз за кофе. Я прохожу за Тейлор по кремовому гранитному кафетерию с высоченными, вдвое выше обычных, потолками, мы наливаем себе по чашке и садимся за круглый столик.

Когда мы усаживаемся, она просит разрешения записывать разговор. Я напрягаюсь: вот-вот история моей «помолвки» впервые окажется в чужих руках. Я могу проконтролировать только то, что говорю сама, – мне придется тщательно выбирать слова.

– Конечно, записывайте, – говорю я.

К моей радости, Тейлор задает вопросы, которые, как мне всегда казалось, и должен задавать репортер. Я рассказываю ей, как мы с Софи путались у родителей под ногами в магазине, наблюдая, как они вели дела. Рассказываю, сколько нам дала Хелен: вдохновение, знания, представление о будущей карьере. Объясняю, что, когда не стало бабули и дедули, нам в наследство достались солидные деньги, которые мы получили в свое распоряжение, когда нам исполнилось по двадцать пять. И тогда у нас возник план – мы начнем совместный бизнес.

В ту осень я поступила в Нью-Йоркский университет, чтобы изучать предпринимательство и маркетинг. После выпуска устроилась на хорошо оплачиваемую, но убийственно скучную работу в продажах. Могла уходить из офиса ровно в пять, чтобы читать книги о стартапах, посещать лекции предпринимателей и закапываться по шею в изучение ювелирного дела. Я написала бизнес-план и подала его на конкурс, где предлагали начальное финансирование стартапов. Тем временем Софи работала графическим дизайнером в Портленде и жила с родителями, чтобы не тратить лишнего. Она переехала в Нью-Йорк изучать бриллианты и дизайн украшений в АГИ (Американском геммологическом институте). К тому времени, как нам исполнилось двадцать пять и тридцать, мы были готовы: Софи умела создавать прекрасные вещи, у нас хватало средств на два года, и мы подписали договор лизинга на магазин в Бруклине.

Тейлор задает умные вопросы – о трудностях открытия своего дела, о том, как Софи создает украшения и как мы так быстро собрали такую верную толпу поклонников в Голливуде и в Инстаграме. Я рассказываю ей свою любимую историю о том, как Меган Маркл однажды надела наш кулон, всего через месяц после того, как мы открылись. Как многие политики и королевские особы, она использует моду как инструмент дипломатии; когда они с принцем Гарри куда-то ездят, она надевает вещи от местных дизайнеров. Кулон от «Украшений Бруклина» висел поверх платья от Келвина Кляйна под пальто от Майкла Корса. Как только нашу марку опознали и назвали модные журналисты всего мира, наш бизнес взлетел. Жизнь изменилась навсегда.

– Теперь о вашем женихе. Как его зовут? – спрашивает Тейлор.

Она так гладко вставляет этот вопрос в разговор, что я бы тут же назвала имя, если бы оно было.

– О… он… я… – я запинаюсь и напряженно улыбаюсь. – Он очень оберегает свою частную жизнь. Я бы предпочла не упоминать его имя.

– Интересно. Вы кажетесь очень публичным человеком, – замечает она, сверяясь с заметками. – Раз уж делитесь своей жизнью с сотней тысяч подписчиков в Инстаграме.

– Мне нравится объединять клиентов и поклонников «Украшений Бруклина», и да, это отчасти означает, что я делюсь какими-то событиями своей жизни, – произношу я так спокойно, как только могу. – Я открываюсь ровно настолько, насколько мне комфортно.

– Но почему не открыть имя вашего жениха? – нажимает Тейлор.

Я отпиваю кофе, чтобы выиграть время.

– У него свои причины держаться в тени. Возможно, он покажется на публике, когда ему будет удобно, со временем.

Следующий шаг очень важен. Мне нужно направить разговор в правильное русло.

– Значение имеет только то, что я встретила чудесного человека, мы очень счастливы, и, кроме шуток, может быть, взглянете на кольцо? Серьезно, он не прогадал. Я бы хотела вам побольше рассказать об этом кольце…

Тейлор слушает, как я рассказываю, что на мне оригинальное изделие «Украшений Бруклина», которое Софи создала, используя камни израильского поставщика, он раз в сезон приезжает в Нью-Йорк с камнями, рассованными по карманам и примотанными к обеим ногам. Я отмечаю, что кольцо соединяет две особенности, так любимые нашими клиентами: три камня в оправе и классический бриллиант круглой огранки. Добавляю, что мы также предлагаем менее дорогие варианты таких колец для невест с ограниченным бюджетом. Я подталкиваю Тейлор к тому, о чем хочу прочитать в статье: о своей работе, а не о жизни.

После интервью Тейлор провожает меня в вестибюль. Мне осталось разыграть последнюю карту, чтобы сделать так, чтобы она написала ту статью, на которую я надеюсь. Я вынимаю из сумочки черный бархатный мешочек.

– Я вам принесла небольшой подарок, – говорю я, протягивая ей мешочек.

Она развязывает черный шнурок и вытряхивает содержимое мешочка на ладонь. Я подарила ей тоненький браслетик из золотой цепочки с маленьким опалом.

– Это же ваш камень по гороскопу? – спрашиваю я.

Я подготовилась.

Она тронута.

– Да, какое чудо. Спасибо огромное, – выдыхает она.

Я помогаю ей застегнуть браслет, и мы обнимаемся на прощание. По-моему, мне сегодня все удалось: от фотосессии и интервью до подарка. Я выдыхаю, впервые за два часа. Толкаю вращающуюся дверь величественного вестибюля и выхожу на оживленную Восьмую авеню. В двух кварталах слева виднеется Центральный парк; деревья покрылись свежей зеленью. Справа ко мне движется толпа туристов. Я прижимаюсь к стене здания, чтобы просмотреть уведомления в телефоне: поток писем, лайков в Инстаграме и сообщений – два от Кармен, одно от Блейка.

«Привет, незнакомка. Нашла пару на свадьбу подруги?»

Я ничего не могу с собой поделать – губы у меня разъезжаются в довольной улыбке. Когда-то моим первым порывом было бы написать: «Да! Как прошли выходные? Как съездил?:)». Но почти десятилетие свиданий в этом городе научило меня растягивать интерес, как ириску: чем меньше энтузиазма демонстрируешь, тем дольше сможешь удерживать внимание мужчины. Я строго отмеряю ответ.

«Да».

«Так кастинг сработал?»

«Ха. Вроде того».

«Облом. Это значит, я не могу тебя никуда пригласить?»

Обожаю свою жизнь.

«Я этого не говорила», – набираю я.

Сегодня первый за эту весну день, который уже намекает на приближение лета. Солнце льется сплошным золотым потоком на мои голые ноги. Я нажимаю «Отправить». И смотрю, как всплывает ответ.