Как выглядит сей любовный треугольник сегодня? В этой книге судьба моей супруги, да и моя, к тому же. Моя «сломанная» судьба и любовь, что причинила мне столько боли, это, всего лишь поверхностная оценка моей жизни. Счастье, которое я имею, оно светится, изнутри, из души, которая даёт силы не только писать подобные книги, но и чувствовать своё счастье, как не потерянное, а пребывающее рядом, постоянное естество.
Что ж до третьей стороны моего любовного треугольника. Жизнь у этой девушки не сложилась. Она вышла замуж, но после развелась. У неё уже взрослые дети, которые, скорее всего, дают ей иное, материнское счастье. Но я, от всей души, желаю ей большего.
* * *
Век истинных потерь ─ в угоду ровных знаний,
Боль травит душу, чтобы в ней сойти с ума,
Влюблённый слеп, но сердцем, как сознанием,
Он ловит все прикрытые слова.
* * *
Я ВИНОВАТ, ЧТО ЖЕНЩИНОЙ БЫЛА ТЫ
Я виноват, что женщиной была ты,
А я с тобой мужчиной быть хотел,
Я виноват, что не был я богатым,
И что не мной был выбран мой удел,
Я виноват, что я на свет родился,
Что встретил образ твой и наскоро влюбился,
Я виноват, что в жизнь твою ворвался,
Я виноват, что в жизнь не вписался,
Я виноват, что быль была и небыль,
Я виноват, что ты со мной, где я бы не был,
Я виноват во всём, что не предвидел,
Я виноват, что при рождении тебя увидел.
Моя вина и в том, что я живучий,
В том, что живу, а рядом нет тебя,
Твой образ пламенный и сумасшедше-жгучий,
Красива слишком ты, и в том моя вина.
Свои ошибки я не залатаю,
Брешь пустоты настолько велика,
Ты для меня и ныне золотая,
Как Золоткой я звал тебя, всегда.
* * *
Если Вы чувствуете родственную связь с супругой (или с супругом), каковую имеете с родителями (откуда Вы вышли) или с детьми (куда Вы вошли), ─ душа «ваша» сделала то, чего, порой не может сделать, даже кровная структура. Вы соединили свою сущность с совершенно чуждым, Вам (по крови и генетике), человеком.
* * *
Едва ль накопится печаль,
Когда её стремглав распяли,
Под тенью вымершей вуали
Она разбудит чувства вновь,
Накормит досыта словами
И чувства мёртвые вдохнёт,
Живыми их назвать, едва ли
Я мог, коль плоть меня не ждёт.
Но дела нет ей до поэта,
Как верить лживости святой,
Сознанием я, схватив два света,
В одном живу – люблю в другом.
* * *
На какие безумия вдохновляет Любовь? Я открою то, что не у каждого человека уложится в сознании. Некоторые люди сочтут меня сумасшедшим. Это нормальная реакция. Они живут в своём миру. Я ж ─ не в своём. Меня понял бы, разве только Ромео, коль жизнь поставила бы ему условие, продолжать своё земное существование (иначе это не назовёшь) без любимой.
Через год (после «смерти» супруги) я поставил памятник на её могиле. Это не совсем обычный памятник, высеченный в форме сердца. Эпитафией к памятнику послужили стихи из «моей» книги «Исповедь с Вечностью ─ I». Я немного отредактировал текст, будто к ней обращаются все, кто её знал, тогда, как в книге я обращаюсь к ней от своего имени:
Как не хватает смеха,
Нам не хватает слёз,
И отдаётся эхом единственный вопрос:
«Где ты сейчас смеёшься?
Где ты сейчас грустишь?
И под какой звездой, ты, словно ангел спишь?»
Этот отрывок, из «моей» книги, высечен на мраморной плите памятника, установленного на могиле моей супруги. Расскажу про один день, проведённый, мною, у её могилы. Быть может, Вы меня поймёте. А может, примите за сумасшедшего. Я высаживал цветы на могиле любимой и провёл немало времени в подготовке почвы для цветов. В процессе работы мне не давал покоя запах, исходящий из моих рук (я ковырялся в земле голыми руками). Принюхиваясь к этому запаху, я обомлел. Это был трупный запах, который испарялся из могилы и выходил на поверхность. Я не раз, в своей жизни, был на похоронах, и знаю, не понаслышке, как «пахнет» мертвец. Вы не поверите, но я вдыхал этот запах с таким умиротворением в душе, какой способен чувствовать профессиональный знаток высоких запахов мира духов. Я чувствовал в этом запахе живой образ любимого мной человека. Во мне отключилось осознание мёртвенности, которое, рано или поздно, ожидает каждое живущее на Земле существо. Этот запах был до такого безумия родным, и от одной мысли, что рано или поздно придётся мыть руки, мне становилось не по себе.
Я уехал домой, не помыв руки, перед выходом из кладбища. Всю дорогу домой я вдыхал запах, исходящий из моих рук, той же безумной любовью, какой вдыхал запах духов (сделанных из своих жертв) герой фильма «Парфюмер: История одного убийцы». Меня угнетала тоска от того, что, рано или поздно, эти руки, всё же придётся помыть. Дома я ел, этими же немытыми руками. Но потихоньку, моё сознание возвращалось в наш «правильный» мир, где все эти мои действия, начали казаться (уже и мне) не совсем адекватными. И я смыл этот «бред» любовного притяжения.
Сейчас мне кажется, что всё это происходило не со мной. Да и вряд ли сейчас меня удивит земля (с могилы моей любимой) своим запахом. Но тогда…
Я рассказал про один день, проведённый у могилы моей любимой. Понять меня мог бы, разве только Ромео, коль жизнь поставила бы ему условие, продолжать своё земное существование (иначе это не назовёшь) без любимой.
* * *
Возьму гитару в руки
И может быть, о чём-нибудь спою,
Спою о том, о чём я петь ещё хочу.
Есть много, много песен о счастье и любви,
Без них неинтересно,
И всё ж любовь хранить труднее,
Чем поддаваться злу и лести,
Ах, эти песни, без них нам не прожить,
Спою одну из них, спою, а вам – судить.
Как-то вечером я вышел к морю,
Море дышало волной, прибоем,
Может быть, мне это снилось,
Но откуда-то доносилась,
Песня что была так дика и мила,
Что удивить могла и мудреца, и осла,
В ней много было солнца, была и темнота,
В ней смех был громкий, была и тоска,
Кто-то пел и в песне его звучала,
Песня моря, песня шторма и у причала,
Разбитая шлюпка, а в шлюпке той, —
Парень с девушкой молодой,
Они целовались и как не трудно,
Друг другу улыбались в последнюю минуту,
Они расставались, но кому это нужно,
Ведь могли они стать женою и мужем,
Но дикие нравы, дикие споры,
Ведь не все мудрецы, кто-то должен быть и вором,
Украдено счастье, ради забавы,
И кровью красной залились цветы,
И петь уж трудно, и слушать не в силах,
Кому это нужно и кто просил,
Любовь и счастье, надежду и веру,
Измерять какой-то дикой мерой.
И времени осталось мало,
А песня ждёт счастливого конца,
Чего ж тебе глупец так не хватало,
Быть может эта песня про тебя.
* * *
В могучих дебрях пустоты земной,
Я шёл, на ощупь и всё время спотыкаясь,
Клял участь – незавидную и злую,
С тобою встреч ища, тебя ещё не зная.
На перекрёстке жизненных страстей,
На перепутье вечных разногласий,
Ты мне была, как никогда нужнее,
Как никогда я был в твоей лишь власти.
И каждый день, проснувшись ото сна,
Молил я Бога – участь мне облегчить,
Видать услышал Праведник меня,
Коль подослал тебя, ко мне навстречу.
Ты, ярким солнцем ворвалась в мой мир,
Звездою нежности пленительного счастья,
Я все свои печали позабыл,
Одолевали душу, уж иные страсти.
И так мы жили много-много лет,
И принимали всё, как должное, не зная,
Что жизнь земная так бурлит от бед,
Что неизвестно где найдёшь, где потеряешь.
И не понять мне – приобрёл, иль потерял,
Душа моя с тобой, а ты у Бога,
Не верю я в мучительный финал,
Не буду я расстрелянным с порога.
Ты просто раньше времени ушла,
В ту даль, в которой я ещё пребуду,
Гостеприимством ты пренебрегла,
А я ещё, чуток в гостях побуду.
* * *
Странное чувство ─ любовь.
Она спит ровным сном, пока её дыхание берегут;
Змеёй шипит, когда ей нагло врут,
И храбрым воином свои владения защищает,
Когда бы хоть один теряет атрибут.
* * *
КОГДА Б Я БЫЛ СУДЬБЫ СВОЕЙ ХОЗЯИН
Когда б я был судьбы своей хозяин,
Когда б года служили сердцу моему,
Когда бы ни любил так страстно, так отчаянно,
Ту женщину, что превратилась в яркую мечту,
Не ведал бы я боли и печали,
Не резало бы слуха моего,
Любви музыки нежные октавы,
И слов Божественных прекрасное тепло.
* * *
Женщины любят ушами. Ещё они устроены так, что им всё время надо говорить о любви. Я любил свою супругу не меньше, чем сейчас, когда её, уже нет среди нас, живых. Я посвятил ей много стихов, ещё при жизни. Чего стоит только одно признание, написанное в первый год нашего знакомства.
Влюблённый слеп. Но страсти зримый след
Ведёт его, где зрячим хода нет.
Низами
Признание
Позвольте вам преподнести букет,
Нет, ничего не требую в ответ,
Быть может глупо, но я глупостью живу,
Без вас, конечно, я вселиться в вас хочу,
Мой ангел, трепетные фразы воздаю
Обличию вашему и искренно хочу,
Быть вашей мукой, вашим счастьем и надеждой,
И тем, кем не был я до вас, но прежде,
Позвольте мне раскаяться пред вами,
Что в жизни мнимому воззванию
Я придавал значение,
Ах, что и говорить, не испытав
Разлук мучений и боль утрат,
Нам не дано раздуть души
Немеркнущее тление
И растрясти судьбы замолкнувший набат,
Всё было, чего не было, могло случиться позже,
И в сумрак мрачный погружался я бездумно,
Всё было так неискренно, тревожно,
И что тревожнее всего, я радость
Перестал вдруг находить в раздумье,
Но вот я встретил вас, как будто
Сон мой растворился,
И смысл непонятных фраз, в душе
Моей, внезапно прояснился,
Увидеть в день вас, лишь хоть раз,
Какое счастье и блаженство,
Прекрасный взгляд, столь дивных глаз,
Вам придаёт такое совершенство,
Что вас сравнить ни с кем бы я не смог,
И участи не зная, прошёл бы
Сотни, тысячи дорог,
Лишь только б знать, что вас я обретаю.
* * *
Но видать, естество женщины устроено так, что её всё время необходимо боготворить. Женщине необходимо, чтобы за ней ухаживали всю жизнь. Всю жизнь дарили цветы. Всю жизнь посвящали ей стихи. Моя супруга, иногда упрекала меня: «Я знаю, насколько сильно я тебя люблю. Настолько, что случись, что с тобой, я не проживу и двух дней. Но я не знаю, насколько сильно любишь меня ты». Если она так говорила, значит, я уделял нашей материальной жизни больше времени, нежели нашей любви.
Я попробую в этой книге исправить эту ошибку и отыграться за всех нас, мужчин, которых жизнь (в борьбе за выживание) заставляет забывать о любви. Простите нас, женщины…
* * *
Я вас не знал, насколько был безвинен
Мой образ жизни, что подвластен был, лишь мне,
Какой же сказки я запрет нарушил зримый,
Что утопаю ныне мудростью в огне,
Своей любви, ─ моя ли она вправду?
Быть может наложилась мне стезёй,
Работа, что всегда искала правду,
Землёй не упокоить сей покой.
Мой ангел, век ли тешить себя ролью,
Вдовца помех, раздора, суеты?
Но век ─ годами мечен, а не кровью,
В крови я утопил свои мечты.
Что захлебнулось, то ушло к вам на подмогу,
Что всплыло, то на дно меня несёт,
Я брал от жизни много, понемногу,
А вышло так, что взял всё наперёд.
И горько плачу от избытка чувств и счастья,
Что прожил рай в семнадцать срочных лет.
Сильна ли участь ─ пропускать сквозь сердце свет,
Когда любовью слеп и зришь вселенной страсти?…
* * *
Нельзя природу-матушку губить,
Она имеет женское начало,
Нельзя над женщиною суд мужской судить,
Она всех душ является причалом.
Я сравниваю женщин с певчей птицей,
Что дорожит свободою своей,
Мужчин же ─ с птицеловами, им снится,
Поймать певца особенных кровей,
Чтоб услаждал он слух им на досуге,
Чтоб охранял он сон их дорогой,
С каких времён нам жёны стали слуги,
Нам, потакая в прихоти любой.
Пой, птичка, пой и наслаждай вокруг себя,
Всех трелью звонкою своей,
Ты рождена, быть матерью ума,
Пой, птичка, пой,
С тобой сравниться, лишь свирель,
Звучащая в владениях Божества.
Плох птицелов, чья птица в клетке чахнет,
Иль вырваться на волю так спешит,
Плох птицелов, чья клетка грустью пахнет,
Плох птицелов, что клеткой, а не птицей дорожит.
Нельзя природу-матушку губить,
Нельзя топить ковчег свой, боязливо,
Любая женщина, жизнь подарив,
Уже имеет право быть счастливой.
* * *
Давай на миг дань воздадим природе,
Ведь за окном такой прекрасный дождь,
Мне говорят: «Дожди сейчас не в моде»,
Мне говорят: «Промокнешь ─ пропадёшь»,
Какая чушь, какая ложь.
Что может быть прекраснее дождя,
Когда с души не сходит грусть-тоска?
Давай не будем тратить время на уныние,
На дикий крик несбывшихся надежд,
Давай не будем отвергать невинность
Красивых и молоденьких невест,
Вошедших в жизнь, как в тёмный лес.
Что может быть прекраснее любимой,
Когда в душе тоска лишь ощутима?
Давай на миг забудем о волнениях,
О том, что нас тревожит иногда,
О том, что в жизни есть мечты стремление,
О том, о чём поём порой тогда,
Когда душа мрачна, и грусть, как талая вода,
Стекает в глубь твоей души, и ты,
Усталым взглядом смотришь вдаль из темноты.
* * *
«Простите милая, я где-то видел вас», —
Привычным жестом парень изъяснялся,
Но девушка та помнила наказ:
«Знакомства мимолетного, подружка, опасайся».
В ней было, что-то, вроде волшебства,
Глаза её искрились ярким блеском,
Любой из нас в ней был бы без ума,
А парень тот не мог найти и места,
Где б успокоить он себя сумел,
Что всё не так уж сложно, как ему казалось,
И что она судьбой дана ему в удел,
И он хотел, хоть самую, хоть малость,
Быть рядом с ней и не быть чуждым ей.
Я б не сказал, что вечность пролетела,
Когда её вновь смог увидеть он,
Но счастью парня не было предела,
Стрелой амура был он поражен,
Ах, эти стрелы, им же нет и дела,
Они разят, разят, кого хотят,
Ах, если б вместе с болью вы вдохнули смелость,
Но эти стрелы муки лишь сулят,
И упрекнуть не терпится, ведь слово лишь за ней,
В её руках святое сердце бьётся,
Вопросов много, а ответ – кому видней?
По-моему тому, кому ответом быть придётся.
Что ж, эпилогом я рассказ свой небольшой закончу,
Довольно драм, трагедий и невзгод,
Но вы поверьте мне, однажды ночью,
Я видел их, целующихся, у моих ворот,
О, это был дуэт влюбленной музы,
Я вместе с ними радость испытал,
Поверьте мне, я не был им в обузу,
Я просто сильно счастья им желал.
* * *
Две розы в райском саду садовник вырастил,
Две розы, время корни их сплело
В любовный умысел,
И наслаждаясь трелью соловья,
Купаясь в солнечных лучах,
Познали розы жизнь умов влюблённых,
Любовь таилась в нежных лепестках.
Но вот однажды, ветер, мимо пролетая,
Услышав песнь влюблённых,
Он позавидовал, в любви суть, не вникая,
И вырвал одну из роз, ей прошептав:
«Теперь ты будешь наслаждать меня
Куплетами, неведомого, мною, рая».
Немного просчитался,
Вырви обе, и то б не смог понять, то,
В чём душой он не силён,
Рождённый ветром быть,
В любви он ветреность искал,
Но прогадал, ведь корень был один у этих роз,
И жизнь задала им свой вопрос:
«Покуда не срастётесь вновь,
Могу ли доверять я вам любовь?
Она же, нежностью на ваших лепестках спала,
Где ей искать приют,
Когда в дыхании вашем тьма?
Покуда врозь, вы будете мертвы,
Соединившись, превратитесь в вечные цветы,
И лепестки прекраснейших созданий,
Наполнят сад любви Божественным дыханием».
* * *
На мелководье плавали две рыбки,
Одна другой так тихо говорит:
«Давай смешные сделаем улыбки,
Давай из смеха сделаем серьёзный вид,
Давай не будем в корни углубляться,
Не будем правду всем о правде говорить,
Давай не будем никогда стесняться
Своих желаний дерзких и интриг,
Ведь раз живём, и больше нас не будет,
Ведь не умрём мы оттого, что нас осудят,
Вперёд в полёт и будь что будет».
«Нет, ─ молвила подружка ей в ответ, ─
В себе я сберегу секрет,
Я дорожу своим неистовым желанием,
В себе хранить всю красоту сознания.
Да, может быть, немного я скучна,
Тем, что не пить мне горького вина,
Вина, своей вины перед гордыней,
Что не служила ей и не служу отныне,
Что мне не ведать мрака суеты,
Смешных обид, предательских интриг,
Я не служу порокам злых суждений,
И мне не ведомо злословья рассуждение,
Я чести смело посмотрю своей в глаза,
Я не посмею сделать то, чего нельзя.
Нельзя, отдав себя на поругание плоти,
Отвергнуть разум совершенства, как работу,
Нельзя жить так, как будто раз живём,
Нельзя жить мёртвыми, пока мы не умрём».
И может, долго б так они судили
О суете извечных разногласий,
Но спор завёл их в поле зрения удилищ,
Прервался диалог ума и страсти.
И может рок, а может Господа урок,
Но рыбка та, что хитростью слыла,
Попала сразу едокам на сковородку,
Другая же ─ отпущена была.
* * *
Два друга спор вели, насколько жены им послушны,
Насколько ум великодушный,
Супружеским сознанием терпим.
«Моя жена ─ твердил один, ─ во всём мне так послушна,
Что я в семье своей, не то что господин, а даже Бог,
И я, как Аладдин, с волшебной лампою в руках,
Ни в чём не ведом страх мне,
Я в жизни, жизнью не судим, доволен я вполне».
«Моя ─ твердил другой, ─ мне в жизни ─ госпожа,
Как я люблю, любить нельзя, но я люблю,
Моя стезя ─ быть ангелом супруге дорогой,
Ни в чем ей отказать не смею, я, будто в рай явился на постой,
Я перед ней благоговею и участию горжусь такой,
Что быть рабом её умею».
«Послушай, я понимаю, ума тебе всё время не хватало,
Но то, что ты твердишь, безумием попахивает, ─
Ему приятель отвечал в ответ, ─
Не скрою, есть в твоей судьбе секрет,
Но весь секрет, лишь в том,
Что ты заложником становишься любви,
И Боже упаси, тебе подругу потерять,
Не то, что другу, врагу не пожелаю такого счастья,
С небесами о любви болтать,
Не лучше ль в жизни брать, лишь то,
Что ты сумеешь донести до той черты,
Где уж не надо будет лгать,
Выкручиваться, взаймы прося мечты,
Ведь ты волшебником при жизни хочешь стать,