Следующее задание оказалось столь же дебильно легким. Экзаменаторша достала рисунок – схему перекрестка, по углам которого были изображены бизнесы – банк, почта, Мак-Доналдс и химчистка. Потом достала четыре картонных квадратика на которых были изображены 20 долларовая купюра, письмо, пышущий жаром аппетитный гамбургер и рубашка на вешалке. Потом поинтересовалась, куда я с этими или за этими вещами собираюсь идти. Притворяться дурачком я еще худо-бедно умел. Притворяться же дебилом и идиотом я еще не научился. Поэтому я со вздохом рассовал картонные квадратики по нужным углам.

"СПЛЭНДИД [изумительно]" – радостно отозвалась тетка. После чего в моей ведомости появились еще четыре А.

По спине у меня пробежала дрожь, а на лбу выступил холодный пот. Я понял, то нужно предпринимать решительные меры. Следующее задание было из той же серии. Она достала приблизительную схему города исчерченную парками и кварталами. Указала мое начальное местоположение в виде аккуратного домика на берегу океана, конечный пункт назначения – небоскреб в даунтауне[центр города], находящийся где-то в пятидесяти кварталах от моего жилья и поинтересовалась как я собираюсь добираться до нужного мне небоскреба. В качестве альтернативных средств передвижения были представлены – пешеход, автобус, самолет и космический корабль. Я решил что космический корабль будет слишком "круто" и потому выбрал самолет. Внутренне я уже праздновал победу, предвкушая неуд, "эф", "фэйлд" в ведомости. Но не тут то было. Тетка лишь понимающе улыбнулась и начала подталкивать наводящими фразами к нужному ответу. Я делал вид, что не понимаю. Тогда она перешла к наводящим жестам. Выставив вперед ладошку, она покачивала ею у меня перед носом, сопровождая все это завываниями "У-у-у…" После чего недоуменно разводила руки и сообщала – "Но аэрпорт, но спэйс, но лэндинг".

Я упорствовал настаивая на самолете. Тетка тоже упорно гудела уже выделывая рукой фигуры высшего пилотажа. В конце концов я сдался. Наверное таки не зря моя жена вечно ругает меня за мягкотелость. Я в последний раз глубоко вздохнул и ткнул пальцем в автобус.

"Гуд" – облегченно сказала тетка и вывела в ведомости В.

Теперь я понял что спасти меня может лишь чудо и потому решил просто плыть по течению. Я правильно назвал монеты достоинством в 5, 10 и 25 центов. Потом пересчитал высыпанную на стол мелочь, чем привел мою экзаменаторшу в неописуемый восторг. Затем я зашел в какой-то неопрятный магазинчик, где купил какую-то ерунду типа жвачки. Продавец тут же попытался меня "нагреть" со сдачей. Тем не менее я отверг монеты в 3 и 4 цента. Аналогичным образом я забраковал купюры достоинством в 7 и 8 долларов. Рассчитавшись таким образом с хитрым хозяином лавки я отправился в Мак Доналд. Предстояло теперь сложное задание – пообедать и затем съездить в центр города в иммиграционное агентство. В Мак Доналде я купил гамбургер, отсчитав за него 99 центов. Потом, густо намазав его бесплатным кетчупом отправился на остановку автобуса. Из подъезжающих к остановке автобусов я выбрал автобус с надписью "Downtown" на лбу. Здесь я попытался схитрить и получить неуд за попытку сесть в центральную дверь и проехать без билета. Но зоркая экзаменаторша заметив мои метания возле центральной двери остановила меня окриком "Ноу-ноу-ноу" и отправила на посадку вперед. Считать деньги, держа гамбургер в руке было неудобно. Поэтому я засунул его наполовину в рот и отсчитал положенные 85 центов за проезд. Надежда на то, что тетка экзаменаторша обратит внимание на капающий кетчуп и высадит меня из автобуса не сбылась. Она отнеслась к этой детали с пониманием и шлепнула мне очередную А. С горя я развалился на местах впереди предназначенных инвалидам. Тетка лишь кивнула и посоветовала следить за входящими инвалидами. Действительно на следующей остановке в автобус въехал мужчина в инвалидной коляске. Я поднялся, уступив ему все три инвалидных места и получив за это очередную пятерку. Поскольку я был уже сыт, то остатки гамбургера просто бросил на пол и прошел в середину салона. Там я обнаружил пустое кресло. С чувством выполненного долга я расположился в нем. Больше свое место я никому не уступал – ни входящим старикам, ни беременным женщинам, ни многодетным матерям. Дальнейшая поездка прошла без приключений. Перед нужной мне остановкой я дернул за веревочку, предупреждая водителя, что мне надо выходить и получив очередную А выбрался на улицу. Пройти предстояло совсем немного – не больше трех кварталов. Но здесь меня ожидали самые большие приключения. Во-первых, я заметил дерущихся школьников. Разнимать их я не стал и сразу позвонил в полицию. В конце второго квартала прямо передо мной, выронив свою палочку свалилась на землю какая-то старушка. Помогать, поднимать ее я тоже не стал, а просто вызвал "Скорую Помощь". Еще через квартал я заметил горящее здание с людьми молящими о помощи. Естественно проявлять чудеса героизма, вытаскивать людей из огня я опять-таки не стал и просто позвонил пожарникам. В результатах своей героической деятельности я уже не сомневался и потому с удовлетворением, но все же с некоторой грустью принял веер из трёх пятерок. Дальше я свернул в небоскреб с надписью INS и тем самым завершил очередную порцию экзамена.

На закуску предстоял поход в продуктовый магазин "Safeway". В результатах похода я уже не сомневался. Судя по всему моя экзаменаторша тоже не сомневалась. Этому легко обучались даже самые тупые и безграмотные приезжие эмигранты и нелегалы. На всякий случай она мне выдала картинки животных, мясо которых предстояло купить в магазине. Слона, кенгуру и тюленя я сразу отбросил оставив картинки курицы, коровы и рыбы, хотя в реальной жизни рыбу мы не покупали из-за дороговизны. Яблоки, салаты, молочные продукты я сыпал в корзину без меры, помогая тем самым дышащей на ладан американской экономике. Денег на покупку всего этого добра не хватило, но экзаменаторша все равно сунула мне А. Наверное за непосильный труд в деле спасения американского сельского хозяйства.

Я с грустью посмотрел на свое "Дело". Тетка подсчитывала результаты экзамена. Ведомость выглядела замечательно. В левой графе, как по струнке вытянулись значки А и лишь в соседней графе сиротливо отдыхала буковка В, полученная за попытку лететь в даунтаун на аэроплане.

Потом тетка тепло попрощалась со мной. Долго трясла руку, рассказывая как она рада тому, что эмигранты так гармонично вливаются в американскую жизнь, постигая по пути плоды свободы и демократии. Я молчал и лишь грустно кивал в ответ, представляя себе неприятные плоды этого блестяще сданного экзамена.

Возле вешалки с одеждой я решил слегка задержаться и посмотреть как же все-таки опытные товарищи сдают эти чертовы экзамены. Чтобы не привлекать к себе внимание, я делал вид, что медленно одеваюсь. Напяливал, а потом снимал перчатки. Одевал, а потом поправлял курточку, все поглядывая на опустевшее за мною место.

Наконец моя экзаменаторша ввела очередного клиента и усадила его на стул.

Клиентом оказался очень черный товарищ с курчавыми волосами, из-за чего я заключил, что он из Африки. Тем не менее тонкие, почти европейские черты лица подсказывали, что этот товарищ вероятно откуда-то из Северной Африки. Скорее всего эфиоп угнетенно-обиженный эритрейцами, или наоборот. Во всяком случае за все прошлые обиды он был награжден въездной визой в США, а также честью оказаться в этом экзаменационном зале.

Я напрягся, навострил ушки и приготовился слушать.

"Вот. Из. Ёр. Нэйм?" – услышал я знакомую фразу.

Ответа не последовало. Эфиоп тихо сидел, улыбался и внимательно следил за экзаменаторшей.

Поняв, что ответ на первый вопрос скорее всего не прозвучит, тетка также громко и раздельно выдавила из себя – "Хау. Олд. Ар. Ю?"

Ее слова вновь канули в долгое эфиопское молчание. Эфиоп все также сидел, улыбался, добродушно поглядывая на тетку начальницу. Наконец сообразив, что ответа ни на какой вопрос она не дождется, тетка сказала – "Бай, Бай".

Судя по всему он не понял даже этой простой фразы или артистично притворился, что не понял. Тогда тетка поднялась со своего места. Взяла эфиопа под локоток и повела его к выходу. Я выскочил вслед за ними, проскочил у тетки экзаменаторши за спиной и вышел из церкви на время превращенной в экзаменационный центр. Настроение было отвратное. Я уже представлял себя в большом зале – столовой дома престарелых, в окружении обитателей этого дома аккуратно расставляющим бумажные цветочки в вазочки на столах.

Оставалось единственное утешение – поход за одеялом, который хоть как-то должен был скрасить уходящий день. Нашел я это секретное Зойкино место без особых проблем. Даром что в Америке все пронумеровано, а улицы названные в честь героев тоже идут по алфавиту. Поднялся на второй этаж. На всякий случай постучал и вошел в небольшую комнату. За столом сидела какая-то татуированная девица в наушниках с полузакрытыми глазами и судя по тому как она качалась на стуле, слушала музыку. Завидев меня, она нажала на кнопку, остановив песню и опустила наушники на шею. Я попытался короткими фразами объяснить цель моего визита. Девица, ни о чем не спрашивая удалилась в заднюю комнату и вскоре появилась оттуда с одеялом через плечо. Я тут же отметил, что это самое одеяло явно отличалось от одеяла, что мы видели у Зои. Зойкино одеяло было красивое, добротное, цветное. То что вынесла мне девица напоминало неровно отрезанный кусок дерюги, которым укрываются бездомные. Я начал выяснять что-то насчет других красивых одеял. Девица долго не врубалась, но потом поморщив лоб что-то вспомнила.

"А-а-а, те цветные одеяла" – пробормотала она – "Так их давно уже разобрали."

"ВАШИ!" – подчеркнула она.

На вопрос не ожидается ли очередной завоз приличных одеял, она поморщилась и посмотрела на меня как на идиота.

Брать бездомное одеяло мне не хотелось, хотя возвращаться домой с пустыми руками, особенно после моего провала на экзаменах было совсем кисло. Девица заметив мои колебания тут же предложила второе одеяло. Естественно я не выдержал. Взял второе одеяло и начал упаковывать их в баул. Второе одеяло не помещалось. Тогда я решил вернуть все обратно. Девица наотрез отказалась их забирать, мотивируя тем, что даренные вещи обратно не принимаются. Пришлось уйти с баулом в одной руке и вторым одеялом через плечо. Вероятно я представлял собой достаточно интересную картинку, потому что редкие прохожие оглядывались, а машины замедляли ход. Я шел по грязной улице в сторону автобусной остановки, выискивая по дороге какой-нибудь мусорный ящик, куда бы все мое добро можно было бы выбросить. Неожиданно мне повезло. В проеме какого-то дома я увидел бездомного, устраивающегося на ночлег. Он вил себе уютное гнездышко как раз из тех самых одеял которыми меня одарили в Зойкином секретном месте. Я предложил бездомному мое добро. Он принял одеяла без особой благодарности. Этих одеял у него тоже был явный избыток. Обрадованный тем, что хоть здесь в чем-то повезло я налегке побежал в сторону автобусной остановки.

Собственно на этом и кончился мой неудачный экзаменационный день. Вернулся домой, выслушал лекцию жены о том что всем удается сдать экзамены на нужную оценку и только у меня ничего не получается. Я в свою очередь пообещал, что в следующий раз она пойдет сдавать экзамены вместо меня. Потом взял учебник английского и ушел в спальню учить грамматику.

Ну а если интересно узнать что же в конце концов случилось, то я вас разочарую. Ничего особенного не случилось. Зойкины разведданные оказались просто слухами. Ни у кого, ничего не отнимали. Никого не отправляли клеить конверты и расставлять бумажные цветы в вазочки. Возможно, что было перепроизводство конвертов и дефицит бумажных цветочков. А скорее всего просто дали возможность спокойно доучиться на курсах и найти более-менее подходящую работу.

Ну и одеяло приличное мы тоже вскоре купили. Не хуже, чем у Зойки. Хотя конечно под бесплатным одеялом всегда теплее.

Странная компания

Очень правильно люди называют эмиграцию вторым рождением. Причем о своем первом рождении и о своих первых шажках человек естественно ничего не помнит. А глядя на старую черно-белую фотографию какого-то карапуза, держащегося за руки мамы, человек с некоей брезгливостью замечает – "Неужели это я?" Ну пусть не с брезгливостью, пусть с недоумением. Но во всяком случае никаких особых умилительных чувств человек к себе не испытывает и уж во всяком случае не пытается рассказать собеседнику о своем первом шаге, о своих переживаниях, страхах первому шагу предшествующим. Хотя бы потому, что человек ничего этого не помнит.

О первых шагах себя, эмигранта человек помнит очень хорошо. Причем чем больше он падал, чем больше шишек набивал, тем более интересными и умилительными становятся его воспоминания и рассказы. Я лично даже с неким сочувствием отношусь к эмигрантам, которым как когда-то казалось, повезло. Которые с ходу попали в какое-то приличное место, где впоследствии и просидели двадцать с лишним лет. Потому как вспомнить им обычно абсолютно нечего. Разве что по мелочи. Ну там компания через дорогу переехала, да кресло протертое от двадцати лет в нем сидения в конце концов поменяли. У меня же этих историй накопилось много. Выше крыши, что говорится. О каждой из них можно написать. А о многих из них какой-нибудь знакомый да скажет – "Так это ж обо мне. Со мной это случилось в таком-то вот году."

История же о которой я хочу рассказать в каком-то смысле уникальная, хотя я до сих пор не понял – смешная она или нет, поучительная или обыденная. Сами решайте.

В ту пору, примерно с полгодика после приезда я все еще постигал азы английского языка, а также азы науки трудоустройства в Америке. Вышел на столбовую дорогу, заглянул на американский свободный рынок. Попытался "продать" себя – в хорошем смысле этого слова, какой-нибудь акуле капитализма, желающей заплатить поменьше, а получить побольше. Технике самопородажи я уже был худо-бедно обучен. Покупаешь воскресную газету с объявлениями о работе. Подчеркиваешь все, что хотя бы отдаленно напоминает то что ты умеешь. В сопроводительном письме, написанном одинаково на все случаи жизни, вписываешь фамилию из объявления. Здесь желательно имена не перепутать. Сопроводительную бумажку с резюме в конверт. Марка, адрес компании, и вперед на почту в понедельник с утра. Авось твое письмо придет первым, авось его распечатают и даже прочитают. Тут собственно некогда задумываться над названием компании. Яблоко или слива. Микрософт или макрохард. Какая собственно разница. А уж расшифровывать или читать сокращенные слова – это уж совсем нонсенс. Так что на сокращение "DPI" я абсолютно точно внимания не обратил. Ди Пи Ай так Ди Пи Ай. Зачем думать, время терять. Все просто – конверт, письмо, марка, почтовый ящик. Почти что по Блоку – "Ночь, улица, фонарь, аптека."

Ну а дальше просто сидишь и ждешь. Как рыбак. Авось клюнет. Авось телефон зазвонит. Собственно сетовать не на что. Сам приехал. Такова жизнь. Таков свободный мир. Таковы акулы капитализма.

Тем не менее оказывается что все это, со скрипом да работает. Телефон позванивает, люди с тобой разговаривают, даже изредка назначают персональные встречи – так называемые интервью. А с тем самым Ди Пи Ай-ем мне вообще повезло. Позвонила секретарша, и сразу сообразив с кем имеет дело, громко, внятно, разжевывая каждое слово объяснила, что со мной хотят встретиться. Потом назначила время интервью и объяснила как найти компанию.

В назначенный день и час, даже хорошо заранее я прибыл на паркинг компании. С полчаса побродил по округе и за пятнадцать минут до начала интервью толкнул входную дверь. Этому меня обучили – мои, всё знающие знакомые эмигранты со стажем. Они поясняли, что прийти ровно за 15 минут до интервью это признак профессионализма. Впрочем, на мой "профессионализм" секретарша никакого внимания не обратила. Она в это время разговаривала по телефону, а мне лишь кивком головы пояснила, что она не слепая. Потом, закончив телефонный разговор, секретарша выяснила кто я такой и указала на десяток стульев расположенных тут же в приемной. Я уселся на один из свободных стульев и вздохнул с облегчением. Если не считать огрехи в переговорах с секретаршей, то первая часть моего похода-интервью окончилась успешно, почти что профессионально. Я рассматривал фойе-приемную этой самой настоящей американской компании, листал какие-то красочные журналы набросанные тут же на маленьком столике. Слегка удивлялся пустоте и тишине царящей вокруг.

Потом неожиданно, как бы сама собой открылась боковая дверь и в приемную въехал человек на инвалидной коляске. Перебросившись парой слов с секретаршей, он слегка развернул коляску и вращая руками колеса направился к выходу. Дверь опять же автоматически открылась и инвалид беспрепятственно выехал на улицу.

"Вот это да!" – мысленно восхитился я – "Вот она настоящая забота о человеке. Какое там к черту может быть сравнение с несчастными инвалидами из Советского Союза, прикованными к своим кроватям и квартиркам, если они таковые вообще имеют."

"Какие там еще работы" – продолжал думать я – "А затолкать инвалида в общественный транспорт под хамские вопли пассажиров. Одни лозунги кругом, намалеванные на красных транспарантах."

В очередной раз страна капитала демонстрировала свое гуманное лицо, чему я, все еще зеленый эмигрант продолжал радоваться и удивляться.

Я все также сидел, все также листал журналы, все также продолжал мысленно восхищаться доброй Америкой. Потом я вновь услышал звук автоматически открывающейся боковой двери, откуда вновь появился инвалид в коляске. Инвалидная коляска была явно посерьезней той, что я увидел с минуту назад. Я заерзал на своем стуле, пытаясь осмыслить происходящее. Теория вероятности тут явно не работала, или по крайней мере давала серьезный сбой.

Я посмотрел на стену за секретаршей. Там на стене здоровенными золоченными буквами было выведено слово "DPI", а слегка пониже его расшифровка "Disabled Programming Incorporated". Что такое "Programming" – я знал. Что такое "Incorporated" я не знал, но был просвещен знающими людьми, что на это слово обращать внимание не стоит. Что такое "Disabled" я забыл. У меня было такое чувство, что слово это я где-то встречал, причем совсем недавно, но не мог вспомнить где. Впрочем, о его значении я уже начал догадываться. Тем не менее я быстренько открыл свой все еще советский портфель-дипломат и извлек оттуда моего верного друга – потрепанный, зеленый англо-русский словарь 20-ти тысячник. Я спешно перелистывал страницы словаря, выискивая слово "Disabled", все еще в глубине души, надеясь, найти какой-нибудь синоним, альтернативу этому слову. Наконец-то я добрался то буквы "D", нашел слово "Disabled" и с грустью осознал, что альтернатив тут нет. Слово четко значило то, что оно значит. И тут же я вспомнил, что слово это я созерцал практически ежедневно. Конечно же. Пассажирский автобус. Передние места рядом с водителем. Места для инвалидов, безо всяких скидок на беременных женщин и многодетных матерей.

И словно в подтверждение моим мыслям, боковая дверь вновь автоматически открылась и оттуда на электрической инвалидной коляске вылетел инвалид-лихач. Ювелирно управляя своей коляской с помощью ручки джойстика он пронесся в миллиметре возле моей ноги и направил свою коляску в сторону туалета.

Я был не то что раздосадован, но слегка разочарован, поскольку все же ожидал очутиться на своей первой работе в обычной нормальной американской компании. Впрочем, что от меня хотят и как все потом сложится я не знал и особых планов не строил.

"Что будет, то будет" – решил я, спрятал свой зеленый словарь в портфель и принялся терпеливо ждать. Еще минут через десять боковая дверь вновь открылась и оттуда появился невысокий седой старичок лет семидесяти. Доброго человека чисто по внешнему виду можно распознать сразу. Даже одного из тысячи. Этот старичок как раз был таким. Весь его внешний вид, его лицо и даже осанка словно светились добротой. Он сразу же направился ко мне и даже не просто протянул руку для рукопожатия, а обхватил мою ладонь двумя руками и долго тряс ее извиняясь за то что заставил меня так долго ждать.

"А почему вы не налили кофе?" – Поинтересовался старичок, при этом укоризненно взглянув на секретаршу.

"А я предлагала." – соврала секретарша.

"Конечно, конечно" – согласился старичок – "просто наш уважаемый соискатель еще не знает какой у нас замечательный кофе."

Он провел меня в какой-то закуток, где я плеснул себе в бумажный стаканчик черную жидкость.

"Это настоящий кофе, это не Мак Доналд" – старичок продолжал нахваливать кофе.

Что бы не обижать старичка, а вполне возможно моего будущего начальника, я отпил глоток и согласился, что кофе действительно гораздо лучше, чем в Мак Доналде, хотя по правде говоря Мак Доналдский кофе я до того дня не пробовал. Радостный, довольный старичок потом повел меня какими-то коридорами, пока мы в конце концов не добрались до его стеклянного кабинета.

"Аквариум и это очень здорово" – я отметил про себя еще одно преимущество американского образа жизни – "Это тебе не советский кабинет начальника за тяжелой дверью. Все на виду, все демократично. Пусть все видят как начальство работает."

Убедившись, что я удобно устроился в кресле, старичок сел сам и начал интервью. Для начала он еще раз просмотрел мое резюме. Американского опыта там был ноль, а советский опыт его, судя по всему абсолютно не интересовал. Потом он задал мне парочку простеньких вопросов. Вероятно для порядка и чтобы убедиться, что к тебе не явился какой-нибудь мошенник. После чего он начал описывать работу и компанию. Говорил он ясно, четко и просто. Так что я понимал почти все и радостно кивал в ответ, предвкушая что "если что" то и больших проблем с взаимопониманием с ним не будет. Старичок с гордостью описывал свою компанию. Из его рассказа я узнал, что DPI на самом деле не совсем настоящая компания, хотя чисто внешне она копирует настоящий американский Хай Тек. Существуют они на благотворительные средства таких крупных, известнейших компаний как IBM, Hewlett Packard и подобным. И главная идея тут дать возможность инвалидам почувствовать свою нужность, значимость, чувствовать себя полноценным членом общества ну и по возможности также принести пользу компаниям в виде каких-либо выполненных проектов.

"Тем не менее" – продолжал старичок и как мне уже казалось мой будущий начальник – "компании требуют какого никакого, а возврата своих денег. Проект, который начался должен быть закончен в установленные сроки."

В этом месте я слегка подивился своеобразному пониманию американцами слова "благотворительность", но вида попытался не подать. Тем не менее старичок заметил мои сомнения и начал пояснять.

"Вы же наверное заметили какой у нас коллектив. Люди не совсем здоровые …" – обтекаемо произнес он.

"Бывает, что человек работающий над проектом неожиданно надолго заболевает или еще того хуже …" – старичок страдальчески закатил глаза.

"Так что приходится нам иногда на работу принимать не совсем больных людей." – опять-таки обтекаемо произнес он – "Хотя конечно при приеме на работу преимущество отдается не совсем здоровым людям. Людям с физическими и прочими недостатками."

В этот момент мне пришла в голову мерзкая шутка по поводу того, что меня тоже можно было бы записать в категорию "Disabled", поскольку я ни говорить ни слышать толком не умею. Но естественно я промолчал и продолжал сочувственно кивать в такт рассказу старичка-начальника. Старичок же наконец добрался до самого главного – как выражаются здесь "Job requirements ".

"Самое главное здесь" – сообщил старичок – "что у работников здесь не только чисто физические недостатки, но также болезни влияющие на качество речи. Поэтому умение понимать и общаться с собеседником также является важным моментом в приеме на работу."

Потом старичок еще немного поговорил о компании в целом и сообщил мне, что он желает что бы интервью продолжили мои будущие работники сослуживцы, так называемые ко-воркеры. Потом он попросил меня немножко подождать и вышел из кабинета. Еще через несколько минут дверь в кабинет открылась и на пороге показался старичок-начальник толкающий перед собой какую-то особую инвалидную коляску на которой восседал инвалид – в перспективе мой сослуживец, ко-воркер.

Зрелище это конечно было не для нервных. По любому это заставило бы содрогнуться даже человека с абсолютно устойчивой психикой и железными нервами. Он был парализован практически полностью. Руки и ноги, если не безжизненно висели, то по крайней мере безжизненно лежали на каких-то подставках. Несмотря на подголовники, голова покосилась набок. Рядом со ртом торчала какая-то трубка, а к шее прикреплены какие-то датчики. Тем не менее, судя по веселым искоркам в глазах, инвалид находился в прекрасном настроении. Старичок-начальник представил нас друг другу и показал жестом, что можно начать. Через секунду непонятно откуда полились какие-то неразборчивые механические звуки. Я вертел головой ничего не понимая и пытаясь найти источник шума. Наконец я сообразил, что шум доносится из динамиков кресла, и что это не бессмысленные звуки, а речь моего ко-воркера, а бляхи на шее это не что иное, как датчики усилители превращающие звуки издаваемые инвалидом в как бы человеческую речь. Потом звуки затихли. Потом зазвучали снова и погромче. Видимо мой ко-воркер решил повторить свой вопрос. Естественно я не понимал абсолютно ничего из этого шумового потока. Я лишь бессмысленно переводил глаза с инвалида на старичка-начальника.

Наконец-то старичок решился мне помочь и повторил вопрос. Вопрос, как оказалось, был вполне конкретный и заданный по делу. Я ответил на своем вымученном "second language" английском. Инвалид, судя по всему тоже меня не очень-то понял, но судя по звукам полившимся из динамиков кресла решил продолжить. Интервью продолжалось в том же духе. Шумовую завесу после некой паузы переводил старичок, а я отвечал на своем "как умею" английском. Судя по всему мой инвалид ко-воркер раздражался все больше. Звуки доносящиеся из динамиков стали громкими и отрывистыми, а изо рта у него потекла слюна. Стоящий тут же рядышком старичок начальник заботливо вытирал слюну бумажной салфеткой, одновременно поглаживая по плечу и видимо успокаивая моего ко-воркера. Я уж совсем пришел в ужас от мысли о том, что вытирание слюней станет частью моих рабочих обязанностей и впал в ступор. Тут уже и старичок-начальник сообразил, что интервью зашло слишком далеко. Потому он поблагодарил нас обоих, хоть я и не понял за что, развернул коляску и повез инвалида ко-воркера назад к его рабочему месту. Вернулся он довольно быстро. Я втайне надеялся, что интервью на этом закончится. Тем не менее мне пришлось задержаться для встречи с другим товарищем.

Вернувшийся старичок сел за свой стол и куда-то позвонил. Это уже давало надежду на встречу со здоровым, или относительно здоровым сотрудником. Действительно, вскоре дверь отворилась и на пороге появился высокий молодой человек, прибывший сюда без посторонней помощи на "своих двоих". На первый взгляд он был абсолютно здоровым молодым парнем. Но как только он начал говорить, по тому как он дергался и нервно подхихикивал я тут же сообразил что здесь он тоже "свой". Разговор с ним, тем не менее, протекал гораздо лучше и приятней, чем с первым инвалидом. Хотя поначалу, все еще в шоке от первого разговора я часто переспрашивал и отвечал невпопад. Потом я потихоньку освоился и разговор превратился уже в нормальную беседу. Молодой человек что-то спрашивал. Я что-то отвечал. После чего он делал какие-то пометки на листике бумаги. Однако понять нравятся ли ему мои ответы или нет, понял или не понял, удовлетворен ответом или не очень – все это по его лицу понять было невозможно из-за постоянно бившего его нервного тика. Впрочем, глядя на удовлетворенное лицо старичка-начальника можно было сделать вывод, что я реабилитировался и все идет совсем неплохо.

Вдруг в какой-то момент молодой человек попытался что-то записать на листе бумаги. Но шариковая авторучка перестала писать. Он напрягся, попытался расписать авторучку. Ничего не получалось. Ручка лишь царапала бумагу, оставляя на ней бесцветные борозды. Он уже абсолютно забыл о моем существовании, царапал и рвал бумагу раздражаясь все больше и больше. И вдруг он неожиданно изо всех сил трахнул ручкой об стол. Пластиковые осколки разбитой авторучки разлетелись по кабинету, а молодой человек уже совсем сорвавшись вдруг начал кричать на старичка. Я сидел на стуле не зная что предпринять. Бежать, уносить ноги, спасать старичка … Впрочем, вспышка гнева у молодого человека продолжалась недолго. Через несколько секунд он перестал кричать и просто начал навзрыд плакать. Еще через какое-то время рыдания перешли в тихие всхлипывания. Старичок-начальник вытащил бумажную салфетку, подошел к парню и начал тихонько говорить что-то, успокаивая и поглаживая его по спине. Парень взял из руки старичка салфетку и уже почти успокоившись вытер глаза. Потом он посидел еще немного, беззвучно выслушивая старичка. Потом поднялся и не прощаясь, глядя в пол пошел к двери. Дверь закрылась. Старичок прошел к своему месту. Но прежде чем сесть он беззвучно развел руками, словно обращаясь ко мне и поясняя без слов – "Сам видишь каково мне, с кем приходится работать."

То ли больше сотрудников для интервью не было. То ли старичок решил, что с меня достаточно. Но больше он никуда не звонил, никого не приглашал.

Мы еще немного поговорили ни о чем. Он поспрашивал меня о жизни в Советском Союзе, но без особого интереса. Судя по всему чисто из вежливости. Потом, говоря мне всевозможные комплименты, выпроводил меня на улицу.

С пол часа я еще бродил по окрестностям, пытаясь прийти в себя от шока. Вообще-то у меня склад характера оптимистичный. Воспринимаю вещи с юмором. Люблю анекдоты, пусть даже "черные". Но то что сейчас произошло, черный юмор явно перетягивало. Сплошная черная дыра.

Потом я потихоньку пришел в себя. Сел в свой старый, видавший виды Шевролет. Завел его. Правда не с пол оборота, как обещал жулик автодилер, продавший мне этот автомобиль. А лишь с десятого. Потом тихонько выехал на улицу, доехал до хайвэя и покатил домой.