– За такие слова, Ёлочкин, придётся ответить. Сейчас мы с тобой будем разучивать гамму си-бемоль-минор, и пока ты не исполнишь её во второй октаве – никакой помощи не жди! – мстительно отчеканила она.
– Раиса Михална, вы спятили? Какие бемоли?
Но старушка уже затянула означенную гамму, подобно стрелке метронома покачивая верхней частью своего туловища. Гоша закрыл уши ладонями, однако акустические свойства пустой лестничной площадки таковы, что не только ладони, но и шлемофон танкиста времён Второй Мировой навряд ли защитил бы слуховой аппарат от гнусного голоса ненавидимой с детства училки.
– Что ж ты за сука такая?! – закричал Гоша в междверную щель, стараясь обрызгать дурно пахнущей алкоголем слюной отвратительное лицо своей мучительницы. Но она лишь повысила громкость извлекаемых звуков… Долго ли, коротко ли, но молодой человек осознал неизбежное: либо он останется здесь навсегда, и достанут из темницы уже помешанного психа, потерявшего ту личность, к которой он привыкал все 39 лет своей унылой жизни, либо предстоит попытаться ему максимально точно исполнить предлагаемую этой безумной ведьмой гамму…
Не стоит удивляться, мои жаждущие объективной оценки сложившейся ситуации читатели, что более никто из жильцов прочих квартир, обслуживаемых коварным лифтом в рассматриваемом доме, не стал свидетелем этого запоздалого урока пения. Причина заключена в простом объяснении: в тот день по телевизору показывали антологию передач с участием одной известной актрисы, которая оказалась самой высокооплачиваемой проституткой во Вселенной по версии журнала "Роллинг стоун". Разумеется, не нашлось ни одного нормального человека, отказавшегося проанализировать сию информацию посредством дотошного изучения скопившегося на телевидении материала о ней… Исключением явились лишь Гоша и Раиса Михайловна.
Как вы помните, мы с вами остановились на единственной возможности, способствующей увеличению продолжительности жизни Гоши Ёлочкина – следовать неожиданному, незаконному, ненормальному в своей абсурдности уроку пения от бывшей учительницы. Заметьте себе, желание жить, сдобренное стандартной ёмкостью, вмещающей в себя полкило излюбленного человечеством алкоголя, дало положительные результаты! Через каких-то семь-восемь часов Гоша "на твёрдую четвёрку" исполнил требуемое Раисой Михайловной, в связи с чем робко поинтересовался:
– Раиса Михална, может быть, продолжим наш урок в домашней обстановке? Для этого вам надлежит позвонить куда следует и сообщить о потерявшем последнюю каплю самоуважения, сидящем в поломанном лифте, но при этом – обладающем неплохими навыками исполнения гаммы си-бемоль-минор человеке…
– Ах ты паскудник! Думаешь, коли мне за семьдесят, то я и не соображаю ни черта? Я тебя вызволю, так ты ж меня тотчас и укокошишь. Плавали, знаем!
– Но ведь я получил хорошую оценку, – заплакал Гоша, – чем проявил должное к вам лично (и музыке в целом) уважение!
Ситуация была патовой, иными словами, нерешаемой привычными для граждан, живущих пусть и в буржуазном мире, но обладающих социалистическим сознанием – поступками. Но лифт, тот самый лифт, который является, если вдруг кто-то из читающих эти канонизируемые в Светлом Будущем строки не понял – центровым персонажем нашего драматичного повествования, – вдруг начал движение! Что-то опять чихнуло в шахте, и Гоша начал стремительно отдаляться от издевательских (если не сказать – садистских) проявлений поведения Раисы Михайловны Блюм. Вы, верно, подумали, что Гоша в этот момент протрезвел от счастья? О, нет. Выпитое вдруг атаковало его сосудистую систему, и мы не исключаем: первопричиной выступила не долгожданная свобода от нотного рабства, но ускорение подъёма, равное обратному g (автор рекомендует не выспрашивать у читающих наше талантливое произведение случайных попутчиков ленинградского метрополитена о значении данной латинской литеры, но обратиться к школьному учебнику физики в той его части, где простыми словами рассказывается о сущности и величине ускорения свободного падения). Лифт летел вверх, обрывая тросы, противовесы и прочие свои кишки, нарушая гармонию гравитации и логическую цепь, которая, уверены, выстроилась в головах читателя, всеми силами пытающегося предугадать развитие сюжета нашего рассказа и при этом заметившего, что близится он к концу.
Авторский коллектив был бы неоправданно жесток, кабы не объяснил мотивы пожелания лифта окончить свою и Гошину жизни посредством уничтожения о верхнюю часть уже упоминавшейся шахты. Голос, внешний вид, последовательность прямой речи и действий, в конце концов, самое нутро Раисы Михайловны принудили эту, казалось бы, не обладающую интеллектом машину для перемещения в Y-направлении, – проявить оный. И да, теперь вы знаете (и никогда более не забудете), что лифт в вашем доме (перемещаясь в кабине коего, вы, ощущая чувство комфорта и защиты от внешнего мира, вызванное уверенностью в гарантированной приватности, почёсываете свои подмышки и прочие интимности, а при наличии зеркал – выдавливаете какую-то мерзость из лица) – обладает не только разумом, но и, в отличие от героя нашего поучительного рассказа, – мужеством.
– Хорошо рассказал, дед, – отреагировала публика.
– Знамо, – самодовольно отвечал тот, – я ведь ещё пацаном Аркаше Гайдару прививал уважение к литературе через стрельбу из рогатки по евангелию. Что ж, твоя очередь, Тимофей…
Тот мужичонка, которого длиннобородый дядечка назвал Тимофеем (потому что это было его имя), обычно рассказывал о процессах принятия пищи и всякой кулинарии. Вот и сейчас, проглотив скопившуюся в ротовой полости слюну, он озвучил только что придуманный стих.
БОРЩ
Я бестрепетно ждал борща
(это дёшево и питательно) —
мне лакей с час назад обещал
раньше прочих клиентов подать его.
Я сказал: "Нету времени больше
ожидать!" Он ответил, что быстро
только кошки родят, а мой борщик
варят лучшие специалисты…
А ещё через час я ушёл
(пища, к слову, была не готова).
Заводите, ребята, жён
и питайтесь борщами дома!
– А сам-то ты женат? – полюбопытствовал рядовой Пономаренко. Его крайне интересовали жёны, да и вообще – слабый пол в целом.
– Нет, я холостяк, – грустно ответил Тимофей и снова сглотнул.
– Жалко, – произнёс Серёжа – ему очень хотелось узнать кое-какие подробности изнутри семейной жизни. – А расскажите что-нибудь про женщин! – попросил он следующего рассказчика.
Сидящий в дальнем углу мужчина с признаками Базедовой болезни хитро – насколько мог – прищурился и заговорил.
Доминанта
Существует мнение (автор не знает, является оно следствием многолетних вычислений специализирующихся на изучении теории вероятностей математиков или же порождено статистическими наблюдениями), что у каждого человека в мире существует (или когда-то существовал) двойник.
Маша Кошкина, с одной стороны, ненавидела многосерийный художественный фильм "Гостья из будущего" по причине своей удивительной схожести с девочкой, сыгравшей в нём Алису Селезнёву, но в вместе с тем была благодарна судьбе за эту внешнюю идентичность.
К своим тридцати годам Маша изрядно уже устала отвечать на вопросы, краткий перечень коих мы не поленимся привести ниже:
– Скажи, Алиса, а это правда, что коммунизм победит и боевые терминаторы станут работать уборщиками в результате конверсии ввиду прекращения войн?
– Если космические пираты смогли атаковать такой стратегический объект, как Институт Времени, то почему же они не свергли действующее правительство Объединённой Земли на радость придерживающейся либеральных взглядов интеллигенции?
– Научатся ли в когда-нибудь в будущем российские рок-музыканты играть на присущих жанру музыкальных инструментах и писать мало-мальски приемлемые стихи?
– А когда изобретут самозарождающийся коньяк, будет ли принят закон, ограничивающий его самозарождение физическими лицами в домашних условиях?
– Если гомосеки вымрут, то кто будет сниматься в кино?
– Присоветуй: скупать доллары, юани или советские рубли?
– Можно ли при помощи миелофона отучить кота ссать на обувь в прихожей?
– С развитием технологий – станут ли порнофильмы осязаемы?
И так далее…
Алиса (извините, Маша, разумеется!) уже неоднократно пыталась сменить имидж, дабы избавиться от бремени своего популярного прототипа: она отращивала длинные волосы, переставала одеваться в советскую школьную форму, неделями не разговаривала на выдуманном дельфиньем языке, но всё тщетно… Как только начинала чувствовать потерю интереса к своей персоне, она тотчас возвращалась к образу героини всеми любимого советского кинофильма, мучаясь доминантой Алисы Селезнёвой и отсутствием собственной личности. Машу подкупало количество поклонников среди мужчин (а иногда и женщин) в диапазоне от десяти до семидесяти лет с беспрекословным их ей подчинением (при виде визуализированной мечты своих самых тайных эротических переживаний они теряли способность постигать разницу между кинопостановкой по мотивам повести Кира Булычёва и реальным миром).
Конечно же, хотела она повстречать человека, который полюбил бы не образ Алисы, а именно её, Машу Кошкину, поэтому время от времени и редактировала всеми доступными способами внешность… Ирония заключалась в том, что, лишая внешний свой вид канонизированного образа Алисы, она полностью теряла и уже ставшее привычным общественное внимание, ибо ничем примечательным её натуральный внутренний мир не обладал…
Мы не берёмся предполагать, до чего довело бы Машу вынужденное раздвоение личности. Но случилось нечто из ряда вон: на нашу с вами планету высадились самые настоящие космические пираты и начали устраивать свои пиратские непотребства, перевоплощаясь в приличных граждан и оперируя имеющимися в их боевом арсенале бластерами. И когда стало понятно, что ни полицаи, ни армии, ни даже духовенство передовых государств не в силах противостоять внеземной угрозе, представитель ООН позвонил Маше прямо на телевизор во время просмотра ею познавательной передачи про кенгуру.
– Здравствуйте, Алиса, – поздоровалось появившееся на экране лицо незнакомого негра.
Маша удивилась немного, но сочла увиденное психической аномалией, вызванной некачественным вином.
– Алиса? – повторил негр. – Это не розыгрыш и не отзвуки приближающегося маразма. Я действительно сейчас разговариваю с вами по спецсвязи из штаба Ассамблеи. Меня зовут Дэн Дэн. Не удивляйтесь, мои родители Стив и Маргарет Дэн решили назвать меня Дэном – на их взгляд, это было смешно.